Текст книги "Путешествие Магеллана"

Я. М. Свет. ПЕРВОЕ КРУГОСВЕТНОЕ ПЛАВАНИЕ. Вступительная статья

Имя Антонио Пигафетты неразрывно связано с историей первого кругосветного плавания. Этот провинциальный дворянин волей случая стал историографом предприятия Магеллана, и его записки по праву считаются одним из наиболее ценных документов эпохи географических открытий.

Сын богатого патриция, уроженец Виченцы – древнего, погруженного в дремотный покой города, чьи судьбы были связаны с судьбой дряхлеющей Венеции, Антонио Пигафетта прямо из покоев старого фамильного палаццо попадает в Барселону, а оттуда в Севилью – порт, из которого десятки испанских кораблей отправлялись в недавно открытые заморские страны. Он становится участником экспедиции Магеллана, пересекает три океана, видит цветущие берега Бразилии и унылые, погруженные в молочный туман утесы Огненной Земли, попадает на острова Тихого океана, мерзнет в холодных водах Южной Атлантики, изнывает от жары в Индийском океане, терпит неимоверные лишения и голод, участвует в ожесточенных схватках с туземцами на берегах неведомых земель и возвращается с горстью моряков, переживших мытарства трехлетнего плавания, совершив первое в истории человечества путешествие вокруг света.

Его записки – не хроника бесстрастного летописца и не дневники вдумчивого ученого-исследователя. Это беглые заметки наивного и любознательного человека, страстного искателя приключений и наживы.

Пигафетта ничем не отличается от своих современников и сверстников – рыцарей знатных и худородных, с дворянским гербом или без него, которые кинулись в новооткрытые земли в поисках легкой добычи.

Быть может, многим из них он уступает в знаниях, способностях, энергии и предприимчивости. Вместе с тем ему чужды фарисейские приемы летописания, свойственные многим «заслуженным» историкам. Он не рядит своих спутников в одежды ратоборцев «христианской цивилизации», не извращает факты в угоду предвзятым концепциям. Разумеется, далеко не все, что видит он на своем пути, может он понять и объяснить, о многом не упоминает, хотя порой с излишней подробностью описывает мелочи, с подкупающей непосредственностью ведет он свой немудреный рассказ. Вчитайтесь в его записки – и перед вами раскроется одна из наиболее ярких страниц хроники великих открытий.

В глазах историков и географов события бурного века открытий рисуются как эпизоды грандиозной героической эпопеи: в солидных трудах и исторических романах, в журнальных статьях и школьных хрестоматиях они поют осанну подвигам «Одиссеев нового времени», раздвинувших границы старого мира, приобщивших к «благам европейской цивилизации» колоссальные территории Нового и Старого Света. Достаточно, однако, ознакомиться с подлинными записями, которые вели эти прославленные Одиссеи, чтобы лишний раз убедиться, насколько справедлива была характеристика, данная Марксом в XXIV главе «Капитала»: «Открытие золотых и серебряных приисков в Америке, искоренение, порабощение и погребение заживо туземного населения в рудниках, первые шаги к завоеванию и разграблению Ост-Индии, превращение Африки в заповедное поле охоты на чернокожих – такова была утренняя заря капиталистической эры производства. Эти идиллические процессы составляют главные моменты первоначального накопления».

В течение XV столетия пиренейские державы – Испания и Португалия – выходят на путь широкой заморской экспансии: в обеих странах особенности их внутреннего развития и географического положения определили необходимость и возможность поисков новых земель и новых морских путей; в социальных битвах XV в. и в Португалии, и в Испании феодальная знать потерпела поражение в борьбе с королевской властью, опиравшейся на города, и там, и здесь процессы объединения страны шли в условиях Реконкисты – непрерывных внешних войн с маврами, которые шаг за шагом вынуждены были уступать земли Пиренейского полуострова, захваченные ими в VIII столетии. В Португалии эти войны закончились в середине XIII в., в Испании – лишь на исходе XV в.

Реконкиста породила рыцарство, класс, который жил и кормился войной и по мере ее завершения мало-помалу терял свои экономические позиции.

Когда захвачены были последние мавританские земли на юге полуострова, алчное и неуемное в своем стремлении к обретению легкой добычи рыцарство бросилось на поиски новых источников дохода: в них остро нуждалась и молодая, еще не окрепшая буржуазия, и королевская власть.

Обстановка, сложившаяся в том же XV в. В Передней Азии и в восточной части Средиземноморского бассейна, препятствовала установлению прямых связей между Западной Европой и богатейшими странами Дальнего и Среднего Востока, к которым устремлялись помыслы искателей наживы. Монгольская империя распалась, закрылись прямые торговые пути, проложенные в XIII в. по сухопутью из Европы в Китай и Среднюю Азию. На Балканском полуострове и в Малой Азии утвердились турки, которые преградили европейским купцам путь, ведущий через главные ворота Востока – Византию (Византия была захвачена турками в 1453 г.). Правда, оставалась еще свободной южная дорога в Индию через Египет и Красное море, но вся транзитная торговля, которая велась через Александрию с Южной Азией, находилась в руках венецианцев.

Найти новые пути к землям Востока – такова была задача, которую настойчиво стремились разрешить в XV в. во всех западноевропейских странах, и в первую очередь в Португалии и Испании, расположенных на полуострове, далеко выдвинутом в воды Атлантики.

Португалия первая начинает эти поиски. К 1415 г. относится ее первый захват, совершенный в Африке, а за 83 года, которые отделяют этот захват от экспедиции Васко да Гамы, португальские мореплаватели открыли и освоили новый морской путь из Европы в Индию, в обход Африканского материка. Рабы, пряности, золото, слоновая кость на португальских кораблях (а в непрерывных морских походах португальцы создали новые типы кораблей, приспособленные для дальних плаваний в открытом океане) стали доставляться в портовые города Португалии – Лагуш, Лиссабон, Порту. Задолго до того как флотилия Васко да Гамы появилась у берегов Индии, Португалия обрела богатейшие источники в Африке.

В последней четверти XV в., когда завершилось объединение Испании, эта страна вступила в соревнование с Португалией. Но португальцы готовы были любой ценой удержать свои приобретения в Африке и исключительные права на плавание открытым ими путем, который проходил вдоль западных берегов этого материка. В 70-х годах XV в. Португалия и Кастилия[1]1
  Объединенная в 1479 г. Испания состояла из двух королевств – Кастилии и Арагона. В 1469 г. кастильская инфанта Изабелла вышла замуж за арагонского наследного принца Фердинанда. Спустя пять лет Изабелла сменила на кастильском престоле своего слабоумного брата Энрике IV, а в 1479 г. на арагонский престол вступил Фердинанд. Личная уния арагонского короля и кастильской королевы в условиях того времени явилась фактором, который содействовал окончательному объединению страны.


[Закрыть] вели между собой войну, которая завершилась крайне невыгодным для Кастилии Алькасовасским мирным договором 1479 г. По условиям договора, санкционированного в 1481 г. папой Сикстом IV, Португалия резервировала за собой монопольные права на торговлю в Атлантическом океане, к югу от принадлежащих Кастилии Канарских островов.

В 1487 г. португалец Бартоломеу Диаш обогнул мыс Доброй Надежды и вышел в Индийский океан. Таким образом, путь в Индию был уже фактически проложен португальскими мореплавателями – побывавший со специальной разведывательной миссией в Абиссинии португалец Ковильян в 1488 г. сообщил португальскому королю Жуану II, что от восточных берегов Африки до Индии остается совсем немного, да при этом воды Индийского океана хорошо известны арабским мореплавателям и не таят в себе каких бы то ни было опасностей. Алькасовасский договор лишал испанцев возможности пользоваться уже более чем на три четверти открытым путем в Индию. Разумеется, испанские мореплаватели менее всего склонны были считаться с пунктами договора. Но морские силы Португалии были настолько внушительны, что из опасения столкновения с ними испанцы предпочитали соблюдать условия невыгодного для них соглашения.

Испанским кораблям оставалась только одна возможность достичь берегов Индии и Китая – для них открыт был путь на запад через неведомый океан. Следуя этим путем, Колумб в 1492 г. открыл первые американские земли.

В марте 1493 г. Колумб вернулся в Испанию, а спустя месяц папа Александр VI, выполняя требования испанских монархов, объявил все новооткрытые земли кастильским владением. С апреля по октябрь 1493 г. Александр VI подписал четыре буллы о заморских делах. По требованию Изабеллы и Фердинанда он не только подтвердил права Испании (Кастилии) на земли, уже открытые Колумбом, но и объявил, что все моря и земли, расположенные к западу от линии, намеченной в Атлантике, в 100 лигах (около 600 км) к западу от островов Зеленого Мыса и Азорских островов, отныне должны принадлежать Кастилии.

В 1494 г. по компромиссному кастильско-португальскому договору, подписанному в Тордесильясе, обе державы наметили новый демаркационный рубеж в Атлантическом океане: в 370 лигах к западу от уже упомянутых островов (т. е. приблизительно вдоль 50° з. д.). К востоку от нее была португальская, к западу – испанская сфера заморской экспансии.

Вести о плаваниях Колумба, Кабота, Веспуччи, да Гамы вызывают в Европе лихорадку открытий. Слухи о золоте, рабах, пряностях, жемчуге, дорогих и редких породах дерева, о тучных и плодородных землях, о богатых городах Индий Восточных и еще неизведанных возможностях Индий Западных волнуют и возбуждают искателей наживы, которые устремляются за океан в надежде на быстрое и легкое обогащение.

Летопись открытий – это прежде всего убийственный обвинительный акт против новой общественной формации, которая зарождалась на костях и на крови истребляемого и порабощаемого населения Америки, Африки и Азии.

За короткий период времени от первого плавания Колумба до путешествия Магеллана почти полностью были истреблены индейцы на Антильских островах – этом опытном поле испанской колонизации Нового Света. Здесь, на Эспаньоле (Гаити), Кубе, Ямайке, была выработана жестокая система эксплуатации труда коренного населения, которая по мере завоевания Южной и Центральной Америки распространялась на огромные территории.

А открытия и завоевания шли невиданно быстрыми темпами. Они были настолько стремительны, что уже во втором десятилетии XVI в. португальцы и испанцы, двигаясь в противоположных направлениях, вышли к берегам Тихого океана.

Португальцы, направляясь на восток, в 1505–1510 гг. создали опорные базы в Индии. В 1509 г. португальский флот в битве под Диу разгромил морские силы венецианско-египетской коалиции. Захватив в 1511 г. Малакку и вырезав ее население, португальцы проникли в воды Малайского архипелага и на Молуккские острова – родину пряностей.

Нашему читателю-современнику трудно представить себе, какое значение придавали европейцы XV в. гвоздике, перцу, мускатному ореху. Эти ныне заурядные товары вплоть до появления португальцев в Юго-Восточной Азии доставлялись в Европу чрезвычайно сложным и долгим путем: арабские купцы скупали пряности у мелких царьков на Молуккских островах, на Целебесе (Сулавеси), Тиморе, Яве и перепродавали их товары в Ормузе или Александрии венецианцам. Затем уже на венецианских кораблях пряности доставлялись в Италию, Францию, Испанию, причем венецианцы, которые сами закупали перец или гвоздику у арабов по цене, втрое превышающей обычные цены на рынках Юго-Восточной Азии, при продаже получали колоссальные барыши. Ведь монополия торговли пряностями принадлежала им безраздельно.

Весть о проникновении португальцев к самому источнику сказочных богатств – берегам Молуккских островов, носивших заманчивое название Островов Пряностей, возбудила лихорадочную активность испанских искателей наживы.

Венецианцы после битвы при Диу не могли и мечтать о восстановлении своих былых позиций на Востоке. К тому же в 1514–1516 гг. они получили еще один удар: турки овладели Египтом и накрепко закрыли единственный путь в Индию, которым могли еще пользоваться венецианские купцы.

Венеция от этих ударов не смогла оправиться. В середине XVI столетия она становится второстепенной державой, уступая Испании, Франции и Турции пальму первенства даже в пределах Средиземноморского бассейна. Но испанцы менее всего склонны были считать успехи своих соперников окончательными. В 1513 г. испанский авантюрист Васко Нуньес Бальбоа пересекает Панамский перешеек (на восточных берегах которого испанцы основывают первые поселения в 1508 г.) и открывает Южное море – Тихий океан. Известие об этом открытии обнадежило и утешило его соотечественников. Причины этих, быть может не вполне обоснованных, упований и надежд заключались в одном «географическом» заблуждении, в котором пребывали вплоть до завершения Магеллановой экспедиции все европейские мореплаватели.

Как известно, Колумб, открывая первые американские земли – Багамские острова, Кубу и Эспаньолу (Гаити), считал, что он уже доплыл до восточных берегов Азии. В 1503 г., излагая в своем письме королю и королеве Испании результаты предпринятого им четвертого плавания, он отметил, что открытые им на восточном берегу Центральной Америки земли лежат в десяти днях пути от Ганга. До Колумба дошли слухи о большом море по ту сторону центральноамериканского перешейка. Он сравнивал открытую им землю с Апеннинским и Пиренейским полуостровами, предполагая, что расположенное на западе и все еще неведомое море является заливом, который врезается в Азиатский материк. Верагуа (нынешняя Панама) казалась ему выступом этого материка, отделенного от Большой земли сравнительно узким заливом.

Открытие Бальбоа ни в коей мере не могло поколебать эту теорию, хотя в 10-х годах XVI столетия земли, открытые Колумбом и другими мореплавателями в западной части Атлантики, склонны были рассматривать не как часть Азиатского материка, а как группу крупных островов, лежащих между Европой и Азией. Но водные пространства к западу от новооткрытых американских земель казались ничтожными по ширине по сравнению с Атлантическим океаном, который всего лишь двадцать лет назад впервые пересекли каравеллы Колумба.

Испанские мореплаватели полагали, что Молуккские острова расположены совсем близко от Верагуа. Но достичь Островов Пряностей можно было только в том случае, если бы удалось найти проход, ведущий из Атлантического океана в Южное море.

Испанцы не сомневались, что проход этот скоро будет открыт, а как только это случится, кастильские флотилии, следуя западным, и, как представлялось тогда, самым кратчайшим, путем, дойдут до Молуккских островов и изгонят оттуда ретивых португальских конкурентов. При этом в Испании искренне считали португальцев, захвативших Молукку, узурпаторами и нарушителями Тордесильясского договора.

В Севилье в Главном архиве Индий – ведомстве, созданном в 1511 г. для управления всеми новооткрытыми землями, и в Casa de Contractacion – Торговой палате, учрежденной в 1503 г. для руководства морскими и торговыми предприятиями, старательно изучали карты мира, на которых нанесены были контуры Южного моря и земли, открытые португальцами в Азии.

И чем больше космографы и астрологи трудились над картами, тем охотнее приходили они к мысли, что португальцы «незаконно» присвоили себе право на Молуккские острова. В Тордесильясе в 1494 г. демаркационный рубеж был проведен только через Атлантику – ведь тогда еще никто не предполагал, что вскоре потребуется провести подобную же разграничительную линию в противоположном полушарии. Но в 1513 или 1515 г. испанцам казалось несомненным, что Малакка, Ява и Китай лежат на незначительном расстоянии от земель, открытых Колумбом, а следовательно, Молуккские острова должны лежать в испанской сфере, далеко к востоку от вероятного направления демаркационного рубежа, намечаемого в антиподах.

На самом деле этот рубеж проходит по 134° в. д. и, разделяя на две почти равные части Австралию, пересекает Новую Гвинею, проходит к востоку от Молуккских островов и через остров Сикоку, Амурскую область и Якутию направляется в арктическую зону Северного полушария. Но кто же мог до путешествия Магеллана предполагать, что Южное море окажется таким широким!

Следует отметить, что как раз в эти годы в Испании все более нарастало чувство разочарования в уже открытых землях. Для всех было очевидно, что Антильские острова, карибские берега Южной Америки и Верагуа с Дарьеном по своим богатствам не могут сравниться с землями Индии, Китая и Сипанго (Японии), за каковые были они приняты Колумбом. Здесь найдено было мало золота, пряностей же, если не считать скверного местного перца (ахи), не удалось обнаружить вовсе. Коренное население Антильских островов к 1515 г. было почти истреблено, а вся система эксплуатации новооткрытых земель – добыча руд, плантационное хозяйство, разведение скота – основывалась на применении труда закрепощенных или обращенных в рабство индейцев.

Испанские колонии на Эспаньоле, Кубе, Пуэрто-Рико, Ямайке, Дарьене находились в жалком положении. Острова Пряностей грезились всем кастильским рыцарям наживы, о них и о несметно богатых странах Востока, где, как у себя дома, распоряжались португальцы, страстно мечтали и севильские купцы, и полунищие кастильские идальго, и незадачливые кубинские плантаторы, и министры короля Фердинанда, казна которого оскудевала с каждым днем.

Пройдет еще несколько лет, и Кортес завоюет Мексику. Минует еще полтора-два десятилетия, и другой завоеватель, Писарро, покорит богатейшее государство инков. Тогда золотые и серебряные реки потекут в Испанию (менее всего, правда, обогащая эту страну).

Но накануне выхода в плавание экспедиции Магеллана в Испании ничего не знали о богатствах Мексики и Перу. Поэтому в то время, в 10-х годах XVI столетия, и перед организаторами новых заморских предприятий, и перед жадной златолюбивой вольницей, готовой отправиться хоть на край света в поисках добычи, стояла задача, требующая быстрого и эффективного разрешения. Необходимо было во что бы то ни стало найти проход в Южное море и, следуя им, добраться до Островов Пряностей и вытеснить оттуда португальцев.

* * *

Поиски пролива, через который, следуя западным путем, можно было бы попасть в Индию и Китай, велись упорно и настойчиво со времен Колумба. При этом не только испанцы, но и португальцы, англичане и французы проявляли немалый интерес к этим поискам.

В 1494 г. Колумб, выйдя из Изабеллы, гавани на северном берегу острова Эспаньола (Гаити), проследовал в западном направлении вдоль южного берега Кубы. Он не дошел, однако, до западной оконечности этого острова и повернул обратно, заставив экипаж под присягой подтвердить, что Куба не остров, а часть материка. Вплоть до своей кончины Колумб был убежден, что Куба – это восточная окраина китайской провинции Манго, или Maгo.

Как уже указывалось выше, в четвертом, и последнем, своем плавании Колумб искал на атлантических берегах Центральной Америки проход, который мог бы его привести в море, омывающее Индию.

Англичане и португальцы искали этот проход у берегов Лабрадора. Однако особенно рьяно велись поиски на юге. В 1503 г. флорентиец Америго Веспуччи представил португальскому королю Мануэлю проект экспедиции, которая должна была пройти в Юго-Восточную Азию, обогнув Землю Св. Креста (Вера-Круш), т. е. Южно-Американский материк, северную часть которого открыл в 1498 г. Колумб, а восточную, выдающуюся далеко на восток оконечность (Бразилию) – португалец Кабрал (в 1500 г.).

Веспуччи полагал, что, подобно Африке, новооткрытая земля сужается к югу и что в ее южной части может быть обнаружен пролив.

Этот проект был разработан вскоре после возвращения из плавания в Южную Атлантику. Веспуччи, плавая в 1502 г. под португальским флагом, зашел далеко на юг и открыл суровую и безлюдную землю, расположенную, по его словам, выше 52° ю. ш.

Веспуччи удалось снарядить новую экспедицию, но, дойдя до Бразилии, он с грузом красящего дерева вернулся обратно в Лиссабон, не предпринимая поисков прохода у южноамериканских берегов.

Вскоре Веспуччи перешел (или, точнее говоря, вернулся) на испанскую службу и совместно с выдающимся мореплавателем Висенте Яньесом Пинсоном и опытным кормчим Хуаном де Солисом разработал план экспедиции, которая должна была достичь Португальской Индии. При этом поиски пролива, которым следовало пройти к Индии, компаньоны-предприниматели намерены были вести у берегов Центральной Америки.

В 1508 г. Висенте Яньес Пинсон и Хуан де Солис вышли в путь. Экспедиция эта была, однако, неудачной. Солис, обвиненный в плохом руководстве предприятием, был по возвращении в Испанию посажен в тюрьму. После того как ему вернули свободу, он предложил свои услуги португальскому королю и некоторое время состоял на португальской службе.

В 1512 г., т. е. именно в тот год, когда в Испании узнали о появлении на Молуккских островах португальцев, президент Индийского Совета Хуан де Фонсека предложил Солису возвратиться на испанскую службу и возглавить экспедицию, которая должна была отправиться к Молуккским островам восточным путем, в обход Африки.

Этот план не был приведен в исполнение, так как отправка крупной флотилии португальским морским путем чревата была серьезными осложнениями для Испании.

Солис, назначенный главным кормчим Кастилии, разработал проект поисков юго-западного пути в Азию и в 1516 г. вышел в плавание к берегам Южной Америки. На 35° ю. ш. он вступил в широкий и глубокий залив, который сперва показался ему проливом, ведущим далеко в глубь материка.

Но по мере продвижения вперед Солис замечал, что вода в этом «проливе» становится все более пресной. Солис открыл не вожделенный проход в Южное море, а устье могучей реки Парана, по недоразумению названной Ла-Плата – серебряная река. На берегах Ла-Платы Солис в 1516 г. сложил голову в стычке с индейцами.

* * *

Незадолго до открытия Солисом Ла-Платы португальская экспедиция вела поиски пролива на южноамериканских берегах.

Об этой экспедиции имеется краткое сообщение в брошюре на немецком языке, вышедшей около 1515 г. и озаглавленной «Письмо о новых вестях из бразильской земли» (Copia der Newen Zeitung aus Presillg Landt). В ней один из португальских агентов торгового дома Фуггеров в Аугсбурге сообщал, что 12 октября 1514 г. на остров Мадейра прибыло два португальских корабля под водительством «самого выдающегося кормчего Португалии». Эта экспедиция приблизительно на 40° ю. ш. открыла и обогнула мыс, подобный мысу Доброй Надежды, и за этим мысом был расположен пролив, напоминающий Гибралтарский, который тянется от одного моря до другого, так что нет ничего легче, как этим путем достичь Островов Пряностей.

Несомненно, в период 1500–1516 гг. португальцы не раз предпринимали попытки отыскать этот пролив. Но материалы всех заморских экспедиций король Мануэль хранил за семью печатями, и разглашение их каралось смертной казнью. Даже морские карты выдавались кормчим португальских кораблей с обязательством непременной и немедленной сдачи их в казну по возвращении из плавания. О том, что такие экспедиции снаряжались, имеется косвенное свидетельство Пигафетты. Пигафетта указывает, что Магеллан был твердо убежден в существовании пролива (на юге Южно-Американского материка), ибо он видел такой пролив на карте Мартина Бегайма.

Бегайм, немецкий космограф и картограф, долгое время провел в Португалии на государственной службе и умер в 1507 г. Вполне вероятно, что Бегайм незадолго до смерти мог составить карту, на которую нанесены были контуры «пролива», бывшего на самом деле каким-нибудь заливом, глубоко вдающимся в аргентинский берег и «открытым» португальскими моряками.

На глобусе Иоганна Шёнера 1520 г. пролив этот показан под 43°. Мы увидим дальше, что мнение о существовании этого пролива разделял Магеллан.

Однако желанные Острова Пряностей оставались для испанцев по-прежнему вне пределов досягаемости. Осуществление замыслов Веспуччи, Солиса и безвестных португальских мореплавателей выпало на долю Фернана Магеллана.

Этот маленький человек с жесткой бородкой и холодными, колючими глазами, сухой, сдержанный и молчаливый, олицетворяет суровую и бурную эпоху великих заморских предприятий, эпоху, когда в поисках золота и пряностей люди пересекали неведомые моря и, на каждом шагу рискуя жизнью, преодолевая безмерные трудности, покоряли, обрекая на голод и разорение, открываемые ими земли.

Магеллан – типичный представитель плеяды рыцарей чистогана, до дерзости отважных и неразборчивых в средствах. Он один из наиболее энергичных вожаков полупиратских, полуторговых предприятий и один из наиболее талантливых организаторов поистине феерических разбойничьих экспедиций, в ходе которых за одно столетие границы издревле известного мира переместились от атлантических берегов Европы и восточных рубежей Передней Азии к островным дугам Малайского архипелага и исполинским горным цепям Анд.

Колумб возглашал хвалу золоту, он, открывая новые земли, грезил о золотых залежах, жемчуге, корице, флотилиях, груженных рабами и красящим деревом.

Магеллан мечтал о пряностях Молуккских островов, о несметных богатствах Малакки и легендарных городов Китая.

Вся его жизнь была своеобразным подвижничеством. Но он терпел лишения и подвергался смертельным опасностям, одержимый острым и жгучим желанием обогащения.

Магеллан начал свою деятельность как матрос и солдат экспедиции Франсишку Алмейды, посланной в 1505 г. для утверждения португальского господства в Индии.

25-летний дворянин из португальского захолустья, гористой и бедной области Тразуш-Монтиш (что по-португальски значит «за горами»), попадает в Индию. По дороге в эту страну он принимает участие в разграблении африканских городов Килоа и Момбаса. Так в пиратском набеге начинается его военная карьера. В Индию Магеллан попадает как раз в то время, когда португальцы, перебросив достаточные вооруженные силы на берег этой страны, приступают к завоеванию в ней опорных пунктов и баз. Он сражается и на море, и на суше, получает тяжелые ранения в морском бою у Каннонора (1506) и, оправившись от ран, отправляется с небольшим португальским отрядом в Софалу, арабское поселение на восточном берегу Африки, которое португальцы превращают в одну из своих укрепленных баз на морском пути Лиссабон – Индия.

Здесь, в грязном городке, где на зловонном рынке арабские купцы торгуют черными рабами, перцем и слоновой костью, где тропические болезни косят непривычных к африканскому климату европейцев, Магеллан собирает сведения о караванных тропах, ведущих во внутренние области Африки, о золотых россыпях, местоположение которых тщательно скрывают арабы, о силах местных царьков и вождей. Через некоторое время Магеллан возвращается в Индию, в город Кочин, резиденцию вице-короля Индии Алмейды. Он участвует в знаменитой битве у острова Диу 2–3 февраля 1509 г., отважно сражается с арабами и венецианцами и снова попадает вместе с партией раненных в этом бою португальцев в Кочин.

Весной 1509 г. он отправляется к берегам полуострова Малакка на флотилии Диогу Сикейры, которому король Мануэль поручил собрать сведения о богатых странах, лежащих между Индией и Китаем. Благодаря мужеству Магеллана и его друга Франсишку Серрана флотилии Сикейры удается избежать гибели в гавани Малакки. В водах Малайского архипелага Магеллан не раз принимает участие в пиратских нападениях на арабские и китайские суда.

В январе 1510 г. Магеллан возвращается в Кочин. За это время на посту вице-короля осторожного и медлительного Алмейду успел сменить стремительный в своих действиях Афонсу Альбукерке, который прибыл в Индию с широкими планами завоевательных походов и дальнейших морских экспедиций.

Осенью 1510 г. Альбукерке штурмом берет город Гоа, который отныне становится столицей Португальской Индии.

Летом 1511 г. Альбукерке захватывает Малакку, город, который португальцы по праву считали ключом к Китаю. Магеллан сражается и под стенами Гоа, и в Малакке. Однако никакой награды за свои боевые подвиги он не получает. Альбукерке не склонен жаловать угрюмого и смелого в суждениях воина, нередко позволяющего себе открытую и резкую критику мероприятий и планов вице-короля.

В 1511 г. Магеллан участвует в экспедиции Антониу де Абреу, посланной из Малакки к Молуккским островам. Флотилия Абреу дошла до островов Банда, где в изобилии произрастали мускатные орехи. Скупив огромное количество орехов, Абреу поспешил возвратиться в Малакку. Только один корабль под командой Франсишку Серрана отправился дальше, к Молуккским островам. Серран высадился на острове Тернате, родине лучшей в мире гвоздики, и здесь надолго обосновался, сделавшись советником местного султана. С Серраном Магеллан состоял затем в переписке. Мы увидим дальше, что сведения, полученные Магелланом из Тернате, оказались для него далеко не бесполезными.

Между тем на целых два года следы Магеллана теряются. Арагонский историк XVI в. Архенсола сообщает, что Магеллан побывал на каких-то островах, расположенных в 600 лигах (т. е. около 3000–3500 км) от Малакки. Будучи там, он переписывался с Серраном, который якобы звал его к себе на остров Тернате.

Один из испанских историков XVI столетия, Овьедо, указывает, что Магеллан, отправляясь в свое знаменитое плавание, оставил в Главном архиве Индий записку, в которой упоминалось о его пребывании в Восточных Индиях и на Островах Пряностей.

Неизвестно, однако, побывал ли он в этих краях сам или собрал о них сведения, находясь в Малакке. Бесспорно, что в конце 1513 г. Магеллан появляется в Португалии.

Его сбережения погибли: их присвоили себе наследники одного португальского купца, с которым вел торговые дела Магеллан. Его родовое поместье было разорено. Магеллан снова поступает на военную службу и сражается в Марокко. Он становится жертвой интриг собственных соратников и, несмотря на отвагу, проявленную в боях, не только не получает благодарности, но и навлекает на себя немилость командующего португальской армией. Король отказывает ему в пенсии, темные слухи о бесчестных сделках с «маврами» сопутствуют Магеллану после его возвращения из Марокко.

Вероятно, в 1515–1516 гг., вернувшись в Лиссабон, Магеллан разработал свой проект плавания юго-западным путем к Островам Пряностей. Этот проект был категорически отвергнут королем Мануэльм, и Магеллан оставил Португалию. 20 октября 1517 г. он прибывает в Севилью, с тем, чтобы осуществить свой замысел на службе у испанской короны.

В Севилье Магеллан попадает в колонию португальских эмигрантов. Он знакомится здесь с комендантом севильской крепости Алькасар, старым португальским воином Диогу Барбозой, и с его сыном Дуарте, впоследствии участником кругосветного плавания.

На дочери Диогу Барбозы Магеллан женится в 1518 г. В Севилье он встречает своего старого знакомого португальца-астронома Руй Фалейру, одного из лучших картографов того времени, и продолжает совместно с Фалейру разработку своего проекта. Диогу Барбоза рекомендует Магеллана видному должностному лицу Индийской торговой палаты Хуану де Аранде. Начинаются долгие переговоры об осуществлении проекта Магеллана.