Текст книги "Греческая рапсодия"

Глава пятая

То, что это утро, она почувствовала сразу.

Бесконечное картофельное поле, по которому следовала вприпрыжку за дедом, стараясь не отставать и в точности повторять его движения, вывалилось из детской памяти впервые и неожиданно. Ей даже показалось, что руки, которыми она некогда доставала из земли клубни картофеля, сейчас по локоть вымазаны грязью влажной почвы, как бывало, когда она, пятилетней девчушкой выходила со взрослыми в поле. На лето родители привозили её в Цалку, где Деечка с другими детьми наслаждалась деревенской жизнью, не подозревая, что когда-нибудь эти воспоминания нахлынув, выведут её из болезненного состояния, отодвинут темноту и помогут пересечь грань небытия. Несколько раз она открыла и закрыла глаза, освобождая их от навязчивой нависшей пелены, и, когда размытые очертания предметов стали приобретать чёткие контуры, окончательно открыла их. Поближе поднесла руки и увидев их сияющую чистоту, слабо улыбнулась. Приснится же…

Наконец увидела палату, залитую солнечным светом, и тихая радость, войдя в измученное тело, стянутое панцирем боли, заполнила, захлестнула, пропитала энергией её клетки. Женщина улыбнулась утреннему свету, про себя оценивая новизну ощущений от пробуждения. Попытка потянуться, расправить конечности вызвала сильную боль. Тут же покрылась бледностью, слабость накатила волной, смывая крупицы только что обретённой силы…

Сестра, следившая за больной, покачала головой: – Нет, не надо. Пока рано, милая.

– Так захотелось потянуться, – хрипловатым шёпотом выдохнула Дея.

– Рано ещё, не торопите события, – ловкими движениями рук медсестра принялась приводить больную в порядок.

Ласково приговаривая, что «всё будет хорошо,» мягко протерла лицо и руки больной влажной салфеткой, убрала с живота пузырь со льдом, проверив повязку на шве, слегка приподняла изголовье кровати, чтобы было удобно лежать, и только после всех манипуляций сообщила, что звонил муж, интересовался и пообещал скоро подъехать.

– Хорошо, я так немного полежу, с приподнятой головой.

– Полежите, завтра начнём потихоньку двигаться. Залёживаться не дам…

Медея усмехнулась, прикрыв глаза погрузилась в размышления. Её мучил вопрос – что у неё? Врачи в открытую не произносят диагноза. Когда она рассказала о симптомах и ей провели тщательное обследование, консилиум врачей рекомендовал в срочном порядке ложиться на операцию. Тогда ей объяснили, что обнаружена доброкачественнная опухоль в виде полипов на тонкой кишке. Отсюда потеря в весе, тошнота, слабость… Ужас охватил в ту минуту, но не будучи размазнёй она пыталась взять себя в руки.

Теперь, когда операция позади, она может трезво, без паники и волнения оценить ситуацию. Ей сделана частичная резекция тонкой кишки. Сделана традиционным способом – открытым надрезом. Всю операцию и мучения послеоперационной терапии она ясно представляла и исподволь настраивала себя на терпение и выдержку.

Другого пути не было. С этим понятно! Дея знала, что должна пройти реабилитацию и постараться избежать осложнений, вызывающих послеоперационный сепсис и расстройства пищеварения. Она готова глотать растворы и питательные смеси сколько необходимо, но вот диагноз её волновал. Правду ли сказали врачи или слукавили, чтобы успокоить на время? Если у неё злокачественнная опухоль – ей конец… Не сразу, нет… это она тоже знала, в мучениях, в боли, в постепенном угасании…

Перед глазами вдруг предстала Виктория, её тетя, сестра отца. Последние дни жизни молодой женщины, умирающей от рака – мучительные, горькие, тягостные – окончились в их доме. Мама ухаживала за ней, делая всё, не по предписанию врачей, – их рекомендации уже были бесполезны, – а по велению сердца. Вика этого заслуживала, добрее человека она не встречала…

Воспоминания о смерти тёти вызвали у Деи слёзы. Неужели генетическая предрасположенность? А что если – да, ведь это действительно конец… От этих мыслей стало плохо. Противная внутренняя дрожь растеклась внутри, проступив на коже холодным потом… Она нажала на кнопку вызова. Появилась Рита. Её внимательный взгляд уловил состояние больной.

– Медея, нельзя волноваться, ты же знаешь… Что случилось?… Вот к тебе родные пришли…

– Мама, сядь поближе, – Дея проглотила подступивший к горлу ком и указала на стул рядом, – хочу спросить, чем болела Вика, я помню смутно…

– Успокойся, доченька, что ты её вспомнила, давно это было… – Янис переводил тревожный взгляд с жены на тёщу, не понимая о чем речь.

– Она ведь тоже от рака умерла, моя тётя? Дея смотрела на мать не мигая.

– Почему тоже. Больше никто не умирал…

– Но Вика! – от напряжения Дея покраснела.

– Успокойся, к тебе это не имеет отношения, у тебя нет онкологии, – Жанна говорила тихо, но уверенно.

– Почему ты так уверена? – Дея напряженно всматривалась в мать.

– У тебя отличные врачи, я им верю…

– Врачи могут ошибиться… могут скрыть…

– Хватит, довольно себя травить, Дея, давай сменим тему, – не выдержал до сих пор молчавший Янис.

Наклонившись к жене, привлёк, поцеловал в щёчку, – Не надо вспоминать плохое…

Пока он что-то нашептывал ей на ушко, Жанна тихо вышла в коридор. Она села у открытого окна, вдохнула свежего воздуха. Ныло сердце… Достав из сумочки таблетки валерьяны, забросила парочку в рот. Сказывалось волнение последних дней. Возраст не тот, здоровье не то… Вздохнула, провела рукой по коротко стриженным волосам, словно пыталась привести в порядок спутанные мысли.

Что делать? – В который раз она спрашивала себя. Что она может сделать, чтобы помочь дочери преодолеть болезнь? И возможно ли это? Она ни в чем не уверена– ни в диагнозе, ни в Дее, ни в самой себе… А если болезнь наследственная, неужели её девочка обречена! Ужас, ужас! С ума можно сойти!

Муж звонил каждый день. Жанна в разговоре с ним старалась найти нужные слова, увиливая от прямых ответов о состоянии дочери. У него тоже со здоровьем не очень… Она надеялась, что ещё всё обойдется и Дея поправится, зачем раньше времени причинять страдания.

Дмитрий Иванович с выходом на пенсию наконец-то мог осуществить свою давнюю мечту. Он родился в Цалке, а Цалкский район – единственное в Грузии греческое административно-территориальное образование.

Подвергаясь в течение столетий религиозному и национальному притеснению, часть греков, проживающих в северо-восточных вилайетах Османской империи вынужденно отказывались от родного языка и приняли анатолийское наречие турецкого.

Но во все времена турецкий язык осознавался этими людьми как чужой, навязанный. Не владея греческим, они всё-таки признавали его родным, ввиду обострённого этнического самосознания и исторической ностальгии.

Вплоть до девятнадцатого века греки массово переселялись, оседая в грузинских сёлах. Отсюда тот странный факт, что практически все сёла Цалкинского района имеют турецкие названия.

Потомки людей, спасшихся от уничтожения, проживали в Цалке, расположенной в южной части Восточной Грузии на высокогорье, в Цалкинской долине и на Триалетском плато.

Под конец советского периода Цалкский район считался одним из самых продуктивных сельскохозяйственных районов Грузии, с высоким уровнем жизни. На плодородной почве люди работали охотно, самоотверженно, красиво. Результатами своего труда снабжали всю республику, развозя богатый урожай в большие города.

Греки говорили на турецком и русском языках – эдакое турко-русское двуязычие. На преобразованном, видоизменённом турецком, в котором большая часть заимствования из греческого, говорили между собой, но оказываясь в высоких сферах общались на русском. Особенно образованные люди. К достижениям мировой культуры, в том числе и к древнегреческой, греки района приобщались через русский язык. Этот процесс был обоюдным – знание языка позволяло цалкинцам поступать в высшие учебные заведения советских республик, а окончив их, естественно, общаться на русском.

О греках, прославивших свой народ и край, которые добились почёта и уважения, давно замыслил писать Дмитрий Иванович. Предстояла большая работа по сбору материала, но его не останавливали трудности, напротив, он с энтузиазмом принялся за дело. Начал изучать греческий язык. И не только он. Советский диктат постепенно смягчался, и у людей появилась надежда на свободное передвижение, и чем чёрт не шутит, возможное возвращение на историческую родину.

Жанна сразу поддержала его начинания, и вызвалась править рукописные тексты мужа и редактировать первую книгу. Для филолога работа интересная, да и мужу помощь.

Дмитрий Иванович помощью жены не ограничился. Когда он работал, вокруг всё должно кипеть. Подключил детей, друзей, соседей… Отказаться невозможно. Помогали. Кто– с удовольствием, кто – без. Он не церемонился и не считался с чьим бы то ни было желанием, загружая всех работой.

Свои требования приправлял шутками-прибаутками, сглаживая недовольство от плохо выполненной работы весёлыми историями, но дело продвигал. Расскажет парочку анекдотов, а после, стерев с лица улыбку, серьёзным тоном укажет на недоделки: «Исправь, тебе не идёт небрежность»…

«Такой человек, – вздохнула Жанна, – неуёмный… Добивается своего при любых обстоятельствах». Её мысли прервал Янис. Сообщил, что Дея уснула, и можно ехать. Они покинули больницу в молчании, но оба думали об одном и том же.

Глава шестая

Вечерело. Подсвеченные строения «падали» в тихие воды залива Термиакос и качались там убаюкиваемые лёгкой рябью, отражаясь косыми геометрическими фигурами в убранстве золотистых бликов.

Жанна любовалась Салониками из окна серебристого Mercedes-а, плавно катящим колёса по набережной. Ещё со времён Византийской империи, несмотря на длительное турецкое иго, в городе сохранилось огромное количество христианских храмов и монастырей.

Промелькнула Белая Башня – главная достопримечательность, поманил сокровищами истории знаменитый Археологический музей с уникальной экспозицией гробницы царя Македонии Филиппа Второго и экспонатами двухтысячелетней давности.

Кроме всего, ей хорошо известно, что из этого города вышли святые миссионеры Кирилл и Мефодий, неся славянам Балкан христианскую веру и греко-византийскую культуру, создав на основе греческого славянский алфавит, который используется по сей день.

Когда-то в далёкой молодости на ниве просвещения, на школьных уроках обучая детей азбуке, она и мечтать не могла о том, что каким-то образом окажется на священной земле. Советский режим не допускал вольности передвижений для своих граждан. Не то, что сейчас – гуляй не хочу, было бы желание и финансовые возможности.

Европа гуляла. Она не знала запретов, и вовсю пользовалась демократией. Город кишел туристами. Уличные кафе, рестораны, площади и улицы бурлили радостью вечерней жизни, не обременённой заботами; витрины сверкали под светом фонарей и собственной подсветки; песни гремели, перекрывая мелодиями одна другую; потоки людей дефилировали в противоположных направлениях, и среди них ни одного грустного лица, подавленного взгляда… Казалось, человечество совершает древний обряд, выплёскивая накопившуюся за трудовой день усталость…

В этом вселенском веселье Жанна особенно остро чувствовала обиду и боль за дочь. Она молчала, угнетённая, задавленная мрачными мыслями, и, чтобы как-то изменить тягостную обстановку, Янис предложил тёще выйти на площади Аристотеля попить кофе.

Они вошли в одно из кафе, уютное и не шумное, исключительно по той причине, что его посетителями были солидные взрослые люди. Тут же принесли большой запотевший графин с холодной водой. Эта греческая традиция ставить на столик графин с водой независимо от заказа, восхитила Жанну ещё в первый приезд в Грецию. Она с жадностью выпила ледяной воды и огляделась.

Рассматривая посетителей кафе и смакуя вкус ароматного «эллинико», поданный в медных подстаканниках на медных блюдечках, чтобы кофе остывал медленнее, Жанна расслабилась. Греки знают толк во всём, что касается еды и питья… Янис говорил по мобильнику с братьями. Сначала он позвонил Киру, успокоив его, что у Медеи всё идет, как должно, затем позвонил в Касторью Алексу, который с нетерпением ждал известий.

Ждала известий и его жена Афина; обе женщины были очень близки. Жизнь в общем доме в Тбилиси и совместная забота о родных сделала их подругами. Да и в Касторьи они почти не разлучались, помогая мужьям налаживать семейный бизнес, выступая в роли то секретарей, то консультантов.

Мужская хватка необходима в таком деле, но женская интуиция на определённых этапах работы оказывалась важнее деловых качеств.

Нередко жены подсказывали мужьям правильность подбора соответствующего товара, тем более, что товар, то есть шубы – одежда женская, поэтому присутствие Медеи и Афины в бизнесе стало необходимым, ценным, порой незаменимым..

– Скажи, что мы ждем её возвращения домой, – кричала Афина в трубку, – пусть ни о чем не думает, пусть выздоравливает… – вибрирующий чересчур громкий голос доходил и до Жанны.

Разумеется, Алекс стоял рядом и согласно кивал в такт словам жены. Янис прекрасно знал, что они переживают за Дею. Их простые, искренние пожелания подбадривали, успокаивали… Да и на кого он мог опереться, если не на родных. Его боль – их боль.

– Обязательно передам, берегите себя. Как там мои сыновья?

– Всё хорошо, Ян, не волнуйся. Дети с нами…

– Спасибо, Афина, передай трубку Алексу.

Братья говорили о делах, а Жанна вспоминала дни, когда она с мужем провожала семью дочери в Грецию. Сколько тогда возникало вопросов… Но дорогу осилит идущий. Это она хорошо знала из своего опыта. И опыт помогал отвечать на поступающие вопросы сообразно сделанным шагам. У молодых один лозунг – жить сегодняшним днём. С экранов телевизоров, из модных журналов детям внушают эту мысль, словно мантру. Чушь, одни слова… Забыть своё прошлое для неё – значит отказаться от части жизни. Это невозможно. Человеческая память работает таким образом, что всё хорошее и плохое откладывается в ней и никакими заклинаниями, советами, пожеланиями её не зачеркнуть. Главное не впадать в крайность и не сюсюкаться с прошлым.

Она любила свою молодость, но вернуть её невозможно, и сравнивать прошедшую жизнь с настоящей глупо. Всему свое время. Молодость с её энергией, силой, красотой – пройденный для неё этап. Но оставивший глубокий след на внешности и характере. В глубине личного мироздания она хранила облик молодой, романтичной особы, какой помнят её ровесники, и какой она ощущала себя. Этот яркий сильный образ сопровождал уже пожилую женщину и придавал ей уверенность.

Временами, когда она чувствовала себя особенно хорошо, зажигались её изумрудно-серые глаза, оставившие жгучий след не в одном сердце. Это в прошлом, но не забывается, наоборот – греет.

А сейчас глубоко затаившаяся в ней молодая Жанна не позволяет теперешней стареть, оставляя на внешности загадочный шарм, делая возраст настолько неуловимо-размытым, что и по сей день притягивает к ней взгляды. Понимающие люди ценили её высокую духовную организацию, проявлениями которой она щедро делилась не только со своими близкими. Сама она считала себя вполне счастливой женщиной; у нее было то, чего могла хотеть женщина в возрасте, вот только болезнь Медеи выбивала её из колеи.

Растерянные от неизвестности, не зная, что их ждёт впереди; счастливые, что уезжают в новую страну; грустные, что оставляют всё то, что дорого и любимо – дети уехали в Грецию под напутствия Жанны и родных. Молодость преодолевает преграды легче, на первом плане у них надежда; они уехали и сделали всё, чтобы им повезло. До сегодняшнего дня…

Она увидела, как в открывшуюся дверь в кафе вошла молодая пара, а за ней крадучись пацанёнок лет восьми. Стараясь не попадаться на глаза официанту, мальчонка перебегал от одного столика к другому, выпрашивая милостыню у посетителей, и в то же время сверкая глазками в сторону официанта, чтобы успеть вовремя смыться в случае необходимости. Однако ушлого работника не провести… Он спиной почувствовал попрошайку, и двинулся к нему. Жанна с сочувствием наблюдала за сценкой. Через лохмотья и грязь давно не мывшегося ребенка проступало худенькое тельце брошенного людьми и жизнью горемыки, явно не ждавшего особой милости от присутствующих. Она поманила мальчонка кивком головы и, роясь в сумочке, достала мелочь. Ребёнок метнулся к ней, как за спасательным кругом, протянув исцарапанную руку, но в это время Янис, говоривший с братьями, неожиданно для пацана перехватил его грязные пальцы. Мальчик испугался, поднял вторую руку к голове, защищая её, как ему казалось, от неминуемого тумака, но мужчина усмехнувшись, усадил побирушку за столик.

– Садись и слушай – сказал Янис, – не то попадешь в полицию. Убери руку, не бойся, – он осторожно отвёл руку мальчика от головы. – Как тебя зовут?

– Христофор.

– Священное имя.. Знаешь, что оно означает?

– Нет, – тихо ответил малыш.

– Я тебе расскажу, только давай закажу поесть. Ты ведь хочешь кушать? – Мальчик кивнул. Через несколько минут официант поставил перед ним большое блюдо с дымящимся спагетти, залитое розоватым соусом, и бутылку лимонада.

– Ешь, – придвинув тарелку начал раскрывать тайну имени Янис. – Значит, Христофор на греческом означает несущий Христа, или по-другому, исповедующий веру Христа.

Он запнулся, видя с какой жадностью ребёнок набросился на еду, и продолжил медленно, словно про себя решал задачу:

– Имя твоё со смыслом, недаром тебя так назвали… Если правильно распорядишься им, сделаешь много полезного для себя и людей. – Мальчик внимательно слушал, не забывая отправлять в рот очередную порцию пищи.

– Интересно, сколько ребенок не ел? – так и норовил слететь вопрос с языка Жанны…

– У меня друг с таким именем, поэтому я знаю, – продолжал Янис. Хороший друг, настоящий. Многое сделал для таких, как ты…

Мальчик молча ел, но выражение глаз его говорило о том, что он пытается осмыслить и понять произошедшее. Такого с ним ещё не случалось… Невесть откуда свалившееся внимание взрослого мужчины… А он голодный и грязный уплетает макароны в красивом кафе, откуда его выставили бы в два счёта, если не этот дяденька. И слушает историю про неведомого тёзку. Пацаны не поверили бы…

– Где твои родители? – наливая ему лимонад спросил Янис.

– Папки нет у меня… и вроде никогда не было…

– А мама? – подавшись вперед спросила не удержавшись Жанна.

– Мамка меня бьёт, я убежал от неё…

– Давно? – Голос мужчины дрогнул. Тревожный взгляд Жанны переметнулся на зятя.

– Неделю, – подобрав вилкой последнюю макаронку, Христ забросил её в рот.

– И мать не знает, где ты, что с тобой? – пытал Янис.

– Знает, я звонил, чтоб не волновалась, – уткнув нос в пустую тарелку буркнул ребенок.

– Хочешь ещё? – кивнув на тарелку, спросил с неба упавший благодетель.

– Нет, наелся… Спасибо.

– Так, я вижу ты хороший парень, – Янис улыбнулся, – поэтому помогу тебе. Сейчас поедем в одно место… там интересно… много детей, – они вместе живут, учатся, играют. Иногда я буду тебя навещать, согласен?

– А мама? – удивился мальчонка.

– Переживаешь? Молодец, о маме надо заботиться… Я ей позвоню, дай номер телефона. – Мальчик с готовностью кивнул. – Вот и договорились, едем. Мама решит, оставить тебя там или вернуть домой… согласен?

– Согласен.

Они покинули заведение под неожиданные хлопки внимательно следящих за ними посетителей. Официант задумчиво смотрел им вслед, пока чей-то голос не позвал его. Но он успел заметить, как эта пара усадила грязного ребёнка в шикарную машину.

Глава седьмая

Какие мысли роились в его головке?.. Да они проступают через грязь неумытого лица!..

Мальчуган сидел на заднем сиденье, с любопытством глазея на пролетающие за окном машины виды. Всё для него впервые: красивое авто, не виданные до сих пор пейзажи, добрые люди… Судя по его сияющим глазкам, он пребывал в восторге.

Жанна ушла в глубокие размышления о свойствах человеческой натуры. То, что её зять добрый человек, она знала давно, но то, что он способен на серьёзные глубинные процессы души, приводящие к таким результатам как сегодня, она столкнулась впервые. И это её потрясло.

Жанна подумала, что, наверно, не просто так мальчик подвернулся Янису, а Янис – мальчику. В жизни подобные совпадения бывают. Два человека оказались нужны друг другу и судьба их свела. Случается, каким-то непостижимым образом…

Мальчонке повезло – слов нет. Но в какой-то степени повезло и Янису. Болезнь жены выбила его из привычного ритма жизни. На виду у всех он держался как мог, однако внутренний сбой давал о себе знать – иногда мимолётной растерянностью, иногда внезапной бледностью, а недавно Жанна обратила внимание на еле заметный тремор рук – значит, и сердце стало пошаливать. Надо как-то справиться, что-то делать, иначе…

Появляется замызганный Христофор, с которым неизвестно что произойдёт, если не протянуть руку помощи. Мужчина протягивает её, приподнимаясь над своей болью, так как боль мальчика в силу беспомощности и неопытности ребёнка кажется сильнее. Рана… нет, не затягивается, просто боль притупляется… Так бывает, когда отвлекаешься на то, что требует незамедлительного вмешательства. В любом случае, встреча и участие в судьбе современного Гавроша, принесет пользу обоим, – подытожила Жанна, материнским взглядом окинув мужа дочери.

Сосредоточенный на дороге, Янис уловил этот взгляд:

– Помню себя в этом возрасте, – с горечью произнес зять, – помню свои ощущения и переживания от одиночества и голода, когда отца не стало…

– Я горжусь тобой, Ян, ты молодец! – в голосе Жанны слышалось уважение.

– Имя Христофор заработало, – шутя, широко улыбнулся он, – и уже более серьёзным тоном добавил, – не могу выносить страдания детей…

Так от души улыбаться, как он это может – изюминка его внешности. «Мою дочь покорила эта улыбка», – не без удовольствия решила женщина.

Через минут сорок серебристый Mersedes, подъехав к двухэтажному зданию, который утопал в настоящем загородном лесу, остановился. Здесь располагалась детская деревня SOS. Жанна тревожно взглянула на огромные буквы, возвышающиеся над строением. Янис взглядом успокоил её. В дверях их встретил молодой мужчина, провёл внутрь и представил директрисе, женщине лет за пятьдесят. Она заведовала всем хозяйством.

На переговоры и оформление бумаг ушло около часа, после чего Жанна и Янис покинули сиротский приют. Мальчик долго смотрел им вслед и махал рукой.

– Ты не забыл известить родных? – спросила Жанна. – Как бы на неприятности не нарваться…

– Всё в порядке, – успокоил женщину Янис и стал рассказывать тёще о благотворительном фонде Детской деревни SOS, имеющей учреждения для детей-сирот и детей из неблагополучных семей во многих странах. Такие деревни существовали за счёт пожертвований предпринимателей и творческих людей. Они максимально приближены к семейной модели воспитания детей, потерявших свои семьи по разным причинам. Основателем как Деревень SOS, так и самой модели воспитания в их стенах был австрийский гуманист Герман Гмайнер.

Жанна с большим интересом слушая рассказ зятя, пробормотала: «Надо же! Век живи, век учись! Никогда не слышала о таком человеке»… И задумчиво спросила:

– А ты откуда знаешь?

– Так я каждый год перечисляю деньги на их счёт.

– А… теперь понятно, – и надолго замолчала.

За сегодняшний день Янис потряс её дважды. Но как приятно! Надо мужу рассказать, пусть гордится зятем… А ведь когда-то не допускал мысли о нём… усмехнулась, продолжая думать о загадках, таящихся в недрах человеческого характера.

Вскоре они подъехали к клинике, где лечилась Медея. Янису хотелось ещё раз взглянуть на жену, перед тем, как ехать в Касторью.

По обыкновению, он просматривал партию товара перед отправкой в Москву. Так у братьев было заведено с самого начала, и сейчас, когда жизни жене ничто не угрожало, и операция прошла нормально, он не хотел нарушать налаженный ритм работы. Правда, там был Алекс, но у каждого свои обязанности и, как любил повторять старший брат Кир, дисциплина прежде всего.

Оставив Жанну в машине, он легко взбежал на второй этаж, встретив у дверей палаты медсестру Риту. Она шёпотом произнесла:

– Я из окна видела, как вы подъехали, Медея только что заснула, не беспокойтесь, у неё всё в порядке.

– Только взгляну на неё, соскучился, – словно оправдываясь сказал Янис и на цыпочках прошёл внутрь. Дея спала безмятежным сном, подложив руку под щёчку. Вернувшийся на лицо слабый румянец говорил о её состоянии больше, чем слова.

– Проснется, скажите я заходил и уехал в Касторью, завтра к вечеру буду, дочь и тёща утром навестят.

– Передам, счастливого пути! – пожелала Рита.

Янис привёз Жанну домой. Как ни спешил тронуться в путь, не смог отказаться от ужина с дочерью – Элен не отпустила отца, пока он не попробовал её стряпню. Только после чашечки крепкого кофе он попрощался с ней, с Жанной и тронулся в путь. Было около девяти вечера, от Салоников до Касторьи дорога занимает примерно три часа, где-то к полуночи он будет дома. – «Нормально! Насыщенный день сегодня выдался, но ничего, пока доеду, отдохну», – думал он. Ехать ночью – одно удовольствие: машин мало, ничто не отвлекает.

Он мчался по автобану, через мелькавшие в темноте оливковые рощи, время от времени ныряя в бесконечно длинные горные тоннели, и слушал радио. Передавали о забастовках в стране, принимающих всё более агрессивный характер с признаками разбоя и вандализма. «Как долго это будет продолжаться?» – с тоской подумал Янис. Они всей семьей бежали от этого хаоса, и вот опять. Только жизнь стала налаживаться, а тут болезнь Деи, забастовки…

Первые годы их жизни в Греции были мучительно трудными. Сколько сил и терпения потребовалось тогда… Дети маленькие; он неделями, а то и месяцами пропадал в близких и далеких районах Греции, прицениваясь и закупая готовые шубы для реализации в Москве. Приходилось учить не только язык, но и учиться общению с людьми, постепенно улавливать простые и такие нужные детали, особенности и черты, присущие грекам. У этого народа, частью которого становились и они, своё мировосприятие, свои ценности и уклад.

Ещё в детстве он увлёкся историей Греции и читал о стране всё, что попадало в руки, но приехав сюда понял – он ничего не знает о ней. Вернее, его знания касались героической античности, ушедшей в глубь веков, но не оставившей следов в сегодняшнем дне. Конечно же, каждый грек чувствует себя праправнуком Зевса, на худой конец потомком Спартанских царей с каплей их крови, иначе откуда уверенность в величии. Не это ли ощущение величия убеждает простого грека, раскалённого темпераментностью, в своей неповторимости. Сталкиваясь по работе с людьми, Янис обнаруживал в них разноречивые черты и наклонности, не укладывающиеся в восприятие человека, получившего советское воспитание, в котором на первом месте общественные интересы, а личные где-то на задворках: «не крутись – мешаешь другим», «уступи место», «предложи товарищу», «отдай соседу», «помоги взрослому», хочешь игрушку или конфету – «надо заслужить», «будь скромным», и так далее и тому подобное; в то время как в Греции с пелёнок в детях культивируется индивидуализм. Любимое слово грека – «Я», и когда он в споре задаёт сакраментальный для него вопрос «А знаешь кто я?», он считает себя центром вселенной.

Рассортировать по полочкам эллинов, как они себя называют, и навесить ярлычок – нет никакой возможности. Если попытаться обобщить, – что даётся с трудом, – можно сказать, что они – не организованные, но энергичные, с чувством юмора, но полные предрассудков, умные, но тщеславные… Клубок противоречий, который приходилось распутывать ежечасно, ежедневно, и испытывать в зависимости от ситуации то непонимание, то удовольствие, то досаду или восторг от этого неведомого, непредсказуемого для него и его родных мира.

Спектр жестикуляций у этих людей настолько широк, разнообразен и богат, что Янис и брат его не раз попадали в конфузные ситуации, не зная, что означают те или иные движения рук, пальцев, пока им не объяснили всю премудрость жестового языка. Элементарное «нет» вынуждает греков слегка запрокинуть голову, чуть прикрыть глаза и щёлкнуть языком, а желание высказаться подводит указательный палец к губам, что Янис и Алекс сначала расценивали как просьбу замолчать…

Погружение в настоящую греческую жизнь сопровождалось знакомством с историей возникновения шубного производства в Греции, начиная со старины до наших дней. Этого требовала сама работа. Для того чтобы считать себя хорошим специалистом, необходимо знать истоки. Люди, с которыми братьям приходилось иметь дело, знающие, опытные. Не мудрено… Из поколения в поколение, от предков к потомкам передавались секреты обработки шкурок, хранения и пошива.

Теперь-то они сами в этом деле не лыком шиты. Им пришлось работать не покладая рук, иногда через силу, порой до изнеможения, но никогда с жалобами или нытьём.

За ними следил Кир и зная, что старший брат не спустит им безответственного отношения, они трудились с удвоенным рвением.

Прошли пять долгих, трудных для них лет, прежде чем братья решили, что готовы сами производить продукцию. Приобретённые знания, навыки, нужные связи, денежные средства дали возможность попробовать себя в роли производителей. Вот тогда и возникла их небольшая мастерская, со временем выросшая в большую солидную фабрику по изготовлению шуб, поставляемых во многие регионы России и другие страны. Стартовый капитал зарабатывали сообща, экономя на всём – развлечениях, неоправданных покупках, ненужных поездках – тратились исключительно на необходимое для поддержания жизни. Жесткий режим, установленный Киром, соблюдался неукоснительно. Все усилия и затраты были направлены на одну цель – создать собственное дело.

Подъезжая к фабрике, несмотря на поздний час, освещённую со всех сторон, Ян, окинув её довольным взглядом, не останавливаясь, последовал дальше, к дому, где с нетерпением ждали отца братья-близнецы. Впервые мальчики остались без родителей на попечении няни и Афины. Да и он очень соскучился по мальчикам…

Леон и Фил настоящие греки, родились в Греции, на земле предков. Янис горд, что сыновья никогда, – подобно грекам-скитальцам, мечтающих обрести родину, чтобы жить и работать в ней, не почувствуют вкуса горечи и боли, ностальгируя о земле предков без права жить на своей земле. Они здесь родились, здесь будут жить и трудиться, здесь женятся и здесь продолжится его, Яниса род. Что ещё нужно человеку? Любимая жена, дети, друзья, работа, понимание. Только бы Дея поправилась…

Шестилетний Леон чуть не сбил отца с ног, с разбегу прыгнув к нему в объятья, второй удар получил от Фила, повисшего на нём с другой стороны. Первый старше брата на восемь минут – он и здесь первый…