Текст книги "Смурь летняя"

СМУРЬ ЛЕТНЯЯ

На меня такая смурь¹ напала,

хоть веревку мыль.

В рассветной тишине придушено захрипел телефон: «Только рюмка водки на столе…». Я спросонья нервно дёрнулся и машинально хлопнул рукой по несуществующей прикроватной тумбочке. Больно ударился о какой-то угол и злобно чертыхнулся. Зато очнулся, враз осознав, что я не дома, а в давно уже не родном Питере. Телефон продолжал надрываться, раз за разом повторяя мечту какого-то конченного пегуса² о запое под крики «этой молодой луны».

– Убью гада! – простонал я от полного бессилия и стал сползать с кровати. Надо поскорее добраться до другой комнаты. Зря оставил этого фрукта недокусанного в пиджаке.

Вчера, будучи в растрёпанных чувствах, я его даже на зарядку не сунул. Хотя, каюсь, просто забыл. Да за такие деньги ему пора самому о себе заботиться. Не орать всякую гнусную лепсятину, а к хозяину на цырлах ползти! С тапочками.

Вот теперь пришлось, почёсываясь, шлёпать босыми ногами по паркету, потом судорожно мять пиджак, мелко вибрирующий на вешалке – в поисках неугомонной шумилы. Наконец я выудил подлую айфошку из внутреннего кармана, злобно встряхнул и с наслаждением нажал отбой. Посмотрел на время. 04:15 утра. В этом городе мне знаком только один альтернативно одарённый «жаворонок». Этот точно не угомонится. Добром помянув пионерию, я выключил телефон, испытывая давно забытое «чувство глубокого удовлетворения». Зевнул. Дошёл до кухни и стал решать – открыть и испить стаканчик шипящего «Боржоми» или сначала посетить туалет? Туалет выглядел предпочтительнее. На сегодня вполне достаточно одной незапланированной побудки. И тут за моей спиной громко зазвонил домашний телефон.

– И тебя помойка ждёт, —пообещал я настенному предателю. Поспешил, как мог, схватил трубку, и рявкнул, – Моня, урою!

– И тебя с добрым утром!

– Охренел? Ты на часы смотришь?

– Под окном стою, я со шмарою. – в ответ противным баритоном зафальшивил Моня. Потом подло хихикнул и вполне деловым голосом продолжил, – Уже подъезжаю, ставь кофеварку. Дело есть! Важное.

– Если ты припёрся с бабой, то пи… – я запнулся, резко прервавшись на описании подходящего маршрута, и осторожно спросил, – Ты там не на громкой связи?

– Да нет, успокойся. Один я, но с водилой.

– А чего не сам?

– Ага, буду я на серьёзное дело свою «ласточку» уродовать. Тут броник нужен.

Я ошарашенно посмотрел на трубку и потряс головой. Или я сам до конца не проснулся, или это шутка.

– Это шутка? – решил я озвучить свою мысль. Надежды на продолжение спокойного сна уже не осталось, – Или у вас тут девяностые возвращаются?

– Уже подъезжаю. Сейчас поднимусь и озвучу.

Моня вторично поразил меня невероятно слащавой улыбкой и полным немецким полевым камуфляжем, включая кепку-бундесверку, лихо сдвинутую на затылок. На ногах у него были «песчаные» американские берцы. Я молча развернул его спиной к себе. Ни автомата, ни рюкзака не видно. На всякий случай я обхлопал его по бокам. Моня даже не сопротивлялся особо, только сардонически лыбился. Вроде чист. Но таких проверять всегда нужно.

– И что сие значит? – я с трудом подавил зверское желание стукнуть его по голове, – Своих дожидаешься? Или в Эстонию на прорыв собрался?

– А, это? Так, прикупил по случаю. Мы сейчас с тобой на рыбалку едем.

– Куда?

– На рыбалку. С солидными людьми. У вас их называют лоббистами.

– Нет, ты точно сбредил. У меня ни снастей, ни подходящей экипировки нет. – от неожиданности неуверенно вырвалось у меня, а потом разом прорвало с морским уклоном: – Ты, идиот, раз-два-три-пять! Слышь, милитарист-удильщик, червь гальюнный – совсем паруса снесло? Я только заснул, а тут ты на мою голову… краб-пиротехник.

– Утих? Такое иногда накатывает, пока глазенапы не продраны. Даже от самой приятной неожиданности – по-отечески пожурил меня Моня, – А тут может, заодно, и твои дела-проблемы разрешим. Пошли, кофе выпьем и начнёшь собираться.

– Лады, пошли потолкуем. Но если не убедишь – моментально валишь отсюда сам-один корюшку пугать. Вояка, наоборот.

– Тогда серьёзно, – он быстро приготовил себе кофе, сунул нос в холодильник и губами издал неприличный звук, – Даже пожрать ничего не приволок. Ни молока, ни тебе погрызть чего. Только грузинская водичка. Ты бы с ней поаккуратней. Нет у нашего народа доверия такому производителю. Помнят откуда там бутылки заливают.

– Не отвлекайся, – спать всё ещё хотелось зверски, а вид камуфляжа всё больше раздражал, навевая нехорошие воспоминания.

– Так вот, есть у нас агентурные данные, что ты вчера был в ресторане. И не один – он обвиняюще уткнул мне в плечо палец, – С заксотами яшкался.

– Ну, встретился с одним-двумя депутатами. По старым делам. Так, перекусили и разбежались, – осторожно ответил я. Быстро же плохеет Питер. Это уже не солидный провинциальный город с музеями, а склочная деревня-переросток.

– До ночи?

– Нет, потом я с одним референтом языком зацепился. Только настроение себе испортил. Крысятник в богадельне. Потерянбург, прости Господи!

– А каким боком тебя к собору подводят?

– Не понял? Я хоть и крещёный, но не до такой же степени.

– Так какого рожна ты здесь трёшься и людей смущаешь?

– Я? – желание разобраться с возникшими непонятками наткнулось на мою же вчерашнюю просьбу о неразглашении, – Да так, просто проветриться решил. Малую родину повидать. Подышать историческим воздухом. Миазмами³ вдоволь напитаться.

– Не свисти, а то сделки не будет. И лучше тебе законтрачить на правильной стороне. Чтобы последствиями не аукнулось. Твои не поймут.

– Как вы достали со своими заморочками, – в сердцах выдал я, понимая, что здесь что-то не так и надо срочно вносить ясность, – Нет у меня никаких дел с церковниками. И не было никогда. Короче, ещё задолго до крымских событий, здесь активно муссировалась тема перевода зоопарка из центра куда-то в Юнтолово. Некая, уже почившая в бозе, «Интарсия» разработала проект. Но всё это благополучно похерили. От слова «напрочь». То соседний заказник внезапно стали активисты отстаивать с неугасимым фанатизмом, то, представь, малая зарыбленность Шуваловских озёр вдруг всех страшно обеспокоила. В курсах?

– А то.

– В городе сейчас почти все крупные объекты сдали, а новой мелочёвкой сыт не будешь. Они же кушать не могут, если кусок государственного пирога только на футбол раздербанят. Тут и вспомнили, как года четыре назад мы предлагали свой вариант «интарсийского» проекта. Таких аналогов в мире пока нет. Условно говоря, можно разместить весь зоопарк и служебки под семью куполами. Их сейчас можно делать до километра в диаметре, а высотой под двести метров. Можно и больше.

– Ну, ты загнул, – Моня хмыкнул, – Да кто ж тут такое разрешит?

– Да без проблем. Всё можно варьировать. Будут меньше и пониже. Так вот – под пять куполов собрать 17 природных зон и 600 видов животных, а в двух сделать подсобные хозяйства. По самым предварительным прикидкам – птицеферму, мясную ферму и форелевое хозяйство полных циклов. И там же – завод по производству биотоплива из отходов. И живность от пуза накормлена и часть уйдёт на продажу. Тотальная экологическая утилизация всех отходов. Куча новаторских решений. Представь – там только воздух полностью меняется каждые три минуты – в зоопарке не воняет! Задаётся комфортная для живности и растений температура – хоть тропики, хоть арктический холод – и она, сколько надо, держится. Зверюги живут в привычных условиях, как на воле. Народ движется по прозрачным галереям – там свой индивидуальный климат – по сезону, чтобы гардеробы не захламлять. Полностью самоокупаемый комплекс. И можно построить на любой, даже самой отстойной свалке. Только обеспечить транспортную доступность, чтобы зеваки могли добраться. Планировали годовую посещаемость от пяти миллионов. Финское государственное агентство готово дать льготный кредит, но только не россиянам, а своему генподрядчику и местным производителям. От здешних властей нужны гарантии и инвестор, который заранее купит освобождаемый кусок на Петроградке. Это будет авансом на новое строительство. Ну и государство дополнительно раскошелится, если «кремлепитам» – земелям нашим питерским, что Кремль взяли – эту идею правильно преподнести. Ты не забыл где находится зоопарк?

– Спрашиваешь! Историческое место. Я там от невинности почти избавился.

– В обезьяннике что-ли? А какая сволочь выпустила?

– Отвянь, циник. У одной моей подруги гормоны там взбесились – прямо приспичило в «Тарзана и Мэри» поиграть. Поиграли… – Моня сокрушённо покачал головой, – Потом у нас проблем было выше крыше. Чуть последнего комсомольства не лишили и из школы не выперли – прям перед институтом. Нашим предкам пришлось тогда сильно извернуться.

– Значит представляешь возможную стоимость места.

–Представляю, но у вас ничего не выйдет. Если коротко, то тут без правильной, я в смысле путёвой, подсказки тебе, как тому шведу, Полтаву не взять. И ни один местный «толстый кот»⁴ за просто так на пару лет не заморозит свои кровинушки. Там сколько надо? Три-пять ярдов?

– Один! Всего один несчастный, маленький такой миллиард. Да и тот кредитный – его городу надо будет выплачивать лет 10 или 15 – как договорятся. Проценты – мизер. Это меньше, чем на кастрюлю-стадион угрохали. И срок строительства – 18 месяцев. Гарантированно и без всяких дополнительных вливаний. Так что в итоге значительно дешевле обойдётся. Да что там говорить, московский климаксический парк «Зарядье» под открытым небом поболее потянет! Готов зарубиться. Так, что это вообще даром.

– Даром – за амбаром! Вот это и показывает, что ты и твои партнёры полностью офинарели, хоть и под боком у матушки-России. Помнишь пророческие слова товарища Ленина: «Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа»? Это про вас. Вместе же зубрили и ржали. Да с твоим проектом приличные люди потом на Западе зверски опущенными считать себя будут. Кровопийцы вы! И жлобы, раз не хотите заранее половиной поделиться. Заказали бы два ярда – нам тут не привыкать. А без смазки сплошь отмазки. Врубился? Лады, посмешил. Не знаете вы, что такое правильный русский бизнес. Но хоть здесь камень с души свалился!

– Не на ту Белку «стрелка»? – только одно уловил я, – Просвети гостя.

– Любишь исторические места? – издалека начал Моня.

– Давай только конкретику, – меня стала раздражать его покровительственность, – Мне бы пару-тройку часов вздремнуть, а тебе ещё рыбу в инфаркт вгонять. Если не собой – пугалом, то динамитом.

– Тогда вникай в суть. Есть у нас тут небольшой такой собор имени славного наполеоновского героя Огюста Монферрана. Мелкий, не мелкий, это как посмотреть, а посещаемость – около трёх миллионов. Билетик стоит 250 кровных рубчиков с носа. В год излишек составляет, чтобы тебе было понятно, около четырёх лямов ваших европейских. Они давно расписаны, а гоноранты, хоть и не бедные, не хотят свою стабильную копеечку вот так запросто терять. Тут с прошлого года люди в рясах на горизонте замаячили – ах, всё будет бесплатно, ах, это место свято для верующих… Только вот верующие «на церковь» точно раскошелятся – службы, крестики там, образки, иконки, свечки опять же… а некоторые получат только большой такой освящённый…

– Не богохульствуй, отрок. Всё и так ясно и прозрачно. Значит, как ты там их назвал? Эти заксоты не отрабатывают благодарностей гонорантов? Так? И гоноранты посчитали, что те свою игру затеяли?

– Типа того. Отдельно взятым заксотам реальные дела надо делать, а не только кнопками в своей Мариинке «собачий вальс» на халяву наяривать. Время бежит быстро, но и избиратель не дремлет. Да и общая кормушка с каждым годом мельчает. Так что нашим гонорантам даже на «спонтанный» протест недовольных горожан пришлось срочно раскошеливаться. Чтобы хоть как-то проблему обозначить и прессу науськать. Да и денюшки не из разных там ваших демократических содействий, а родную кубышку пришлось потрясти! Потому и выходило жидко да мелко, а то и вообще не скоординировано. Ясен пень? Ну, вроде всё обсудили. Поехали – я сам на месте расклад растолкую, а ты хоть по-питерски расслабишься – там тебя ждёт полный релакс: хочешь на катере с гарпуном пирата изображай, хочешь выписанных русалок стадом гоняй – заодно и помоешься. В культурной обстановке.

– Последний вопрос. О тех, к кому ты меня отвезти собрался. Эти из каких будут?

– Да нет там масти. Крыша моя бывшая. «Хитрые сапоги». Теперь цивильные. На пенсии по выслуге лет. Они выступают посредниками между деловыми и власть предержащими. Чтобы приличия соблюдались. А у меня с ними просто «вась-вась» – любезность за любезность. Мирное сосуществование.

– Вот так и всплывают тёмные страницы из вашей прежней жизни, господин старший мерчандайзер.

– Да и у вас бывали не светлее, Herra Чухона-контрабас⁵. Давай переодевайся во что-нибудь подходящее. Хоть будет тебе что вспомнить в старости.

В голове что-то противно щёлкнуло и сразу гулко застучала кровь, мучительным эхом отдаваясь в затылке. Всё это вызвало очень нехорошие ассоциации с прорывом плотины. Немного помучавшись, я сумел приоткрыть глаз. Только один. И тот левый. Скосил его как мог, но сфокусировать удалось только на маленьком кусочке носа. Мутно видимый участок явно распух и был в каких-то странных пятнах. Начиная впадать в панику, я осторожно ощупал правый глаз. Наткнулся на что липкое. Понюхал пальцы и сморщился. Явно отдаёт кровью, причем с рыбным душком в этаких умирающих алкогольных тонах. Гадость несусветная. Я послюнявил палец, и с содроганием стал очищать слипшиеся ресницы. Наконец разодрал, вызвав непрошенную слезу. Проморгался. И взвыл. Да что же в этом мире творится? Этот мерзкий ковёр скоро сам по себе у меня ночные кошмары будет вызывать. Я обернулся, чтобы увидеть стол, заваленный бутылками и грязной посудой. Осознать, так сказать, всю степень своего падения и деградации. Но ничего подобного. Собранный стол-книжка аккуратно стоит себе у стены без всяких следов загула. Бедненько, но чистенько.

Я прислушался – в квартире полная тишина. Неуверенно поднявшись, я осторожно приоткрыл дверь. Это, как я помню, девичья спальня. Две заправленные покрывалами кровати и никого.

Медленно, иногда прислоняясь к стене – что-то меня всё сильнее качает и подташнивает – добрёл до хозяйской комнаты и заглянул. Тоже никого. Одного меня здесь оставили, бессердечные. Бросили умирающего раненого на произвол судьбы. Даже как-то мимолётно взгрустнулось от жалости к себе, что вызвало очередной наплыв тошноты. Надо срочно в туалет. Переждать, чтобы ничего тут не забрызгать. Я сделал шаг от двери, обо что-то зацепился и хорошо приложился плечом об дверь «гаванны». В глазах стрельнул салют. Даже тошноту пониже сдвинуло. Я машинально потёр ушибленное плечо и повернулся посмотреть что там такое. У стенки, по всей длине от «гаванны» до кухни, на газетах был разложен настоящий осётр. Я зажмурил глаза, досчитал по пяти и снова открыл. Действительно настоящий и даже вроде совсем свежий. И в нём не меньше двух метров. Это меня окончательно добило.

– Даже не буду проверять унитаз. Хватит мне сюрпризов. – твёрдо пообещал я себе, – Тут недалеко «Берлога». Там дождусь Моню и всё узнаю. Надо срочно валить из этой «нехорошей квартиры». Нервы не резиновые, а желудок не стальной. Да и вообще я, вроде как, контуженный на всю голову.

При моём появлении в «BEERлоге» воцарилась непривычная тишина. Я, чувствуя себя неловко, кивнул в сторону тройки постоянных посетителей и развернулся к стойке. Открыл рот, но барменша меня опередила.

– Дай угадаю – это тебя так Моня за своих Стрекозок разукрасил?

– Не помню.

– Подрался?

– Не помню.

– А откуда ты сюда заявился?

– От Стрекозок. А до этого вроде с рыбалки. Или нет? – я беспомощно посмотрел на неё, – Слухи никакие не доходили?

– Пока нет. Да и как-то странно с рыбалки в третьем часу дня возвращаться. Если только не благоверную на горячем ловить, – тут она выразительно захлопала ресницами, явно изображая «блондинистую» невинность, но быстро вернулась к деловому тону, – А что это тебя девчонки в порядок не привели? С работы не вернулись?

– Ага, никого дома не было. Только осётр один.

– Осётр говоришь? Хорошо же тебя отметелили. Проверь – вещи-то хоть на месте?

Я «понятливо» шлёпнул себя по лбу, и стал всё вынимать из глубоких накладных карманов своих перепачканных «карго»⁶. Первым попался телефон, затем – из другого кармана – деньги, крепко сжатые серебряным зажимом, носовой платок и несколько мятых бумажек. В самом низу звякнули ключи и мелочь.

– Вроде всё на месте. – я облегчённо вздохнул.

– Значит, не получишь ничего за счёт заведения, – хмыкнула барменша, – А что это у тебя там так интригующе оттопыривается? – она глазами игриво показала на накладной боковой карман, – Ух ты, какой стрытный фармазонище⁷!

Я, непроизвольно краснея, суетливо отстегнул клапан и вытащил овальную коробку с блесной в виде разноцветной рыбки с двумя крючками-тройниками.

– Действительно на рыбалке был. – несколько разочарованно протянула барменша, пока я удивлённо таращился на блесну, – А я-то повелась. Нечего глупую цацку разглядывать и меня смущать. Так, интурист, ты бы лучше сходил, да привёл себя в порядок. А пива я тебе сейчас налью.

Понятливо кивнув, я ретировался в туалет. Зеркало доходчиво указало на причину тишины, наступившей при моём появлении. Исцарапанный нос чудовищно распух, а под глазами наливались синевой весёленькие полукружья. Вся моя пижонистая «ковбойка» заляпана пятнами крови. Когда-то бежевые «карго» местами потемнели, а на коленях вымазаны чем-то зеленоватым. И как меня только полиция упустила? Достав платок, я стал аккуратно, но старательно приводить себя в порядок.

– Ну вот, совсем другой вид, – удовлетворённо сообщила барменша, подвигая бокал пива и тарелку с пирожком. – Теперь хоть стал на наших похож. Даже в чём-то симпатичнее.

– Вот спасибо на добром слове, – расплатившись, я зашагал к пустующему среднему столу, уселся на «своё» место и отпил пива.

– А чем это ты нашу хозяйку смущал? – вкрадчиво спросил наклонившийся ко мне Лаврентий.

– Вот, – я достал блесну и передал ему, – В кармане случайно завалялась.

– Ничего себе, ты посмотри какая «щучья колебалка»⁸, – он покрутил коробкой перед Степанычем, но в руки не дал. – И даже не китайская. На такую сам готов клюнуть.

– Вот и возьми себе. На долгую память, – благополучно разрешил я проблему с ненужным мне барахлом. И даже порадовался, глядя на восхищённого Лаврентия.

– А ты что на них ловил?, – ревниво спросил новый обладатель, ласково поглаживая коробку.

– Вроде осетра. Стыдно сказать, но точно не помню.

– Осетра, говоришь? Ага, слышал я однажды о похожем случае. Тут одни такие ловцы ночью сети проверяли. Приподняли, а она ходуном ходит. Не поверишь, час промаялись, но вытащили… русалку. Не вру. Красивая – титьки покруче, чем у той Семенович! У них счастья полные штаны – взыграл молодецкий задор. Поутру светать стало, да и хмель подвыветрился. Они очнулись, глядь, а в палатке с ними сом. Здоровенная такая колода. Вот тут-то им всем по-настоящему поплохело. А уж как стыдно было – не передать.

– Правильно говорят, что не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки, – отстранённо отметил Лёнчик, – Жаль, что это только сон. А какие воспоминания могли бы быть. С самой Семенович-то.

– Для таких как ты повторяю, – Лаврентия даже слегка перекосило от злости, – Не сон, а сом. Рыба такая. А воспоминая, думаю, у тех остались. Очень даже яркие!

– Да понял я. – Лёнчик покивал головой, откусил кусочек пирожка и запил хорошим глотком, – Говорят на жаренную лягушку сом хорошо берёт.

– Вот и расскажи такому, – Лаврентий начал заводиться, – Сам потом озвереешь объяснявши. Не пить на рыбалке, а честно ловить надо!

– Честно ловить надо только на червя! – веско прервал Степаныч так и не разгоревшуюся перепалку, – А не на всяких там мотылей или опарышей. Это всё от лукавого.

– Так точно, – Лаврентий вроде утих, но не на долго. Что-то обдумал и стал сверлить Лёнчика оценивающим взглядом, – А вот ты хоть раз сам на рыбалку ходил?

– А то, – Лёньчик мечтательно закатил глаза, – На варёную кукурузу однажды сазана на семь кило вытащил. С полметра, если не больше.

– А на червя не пробовал? Мог бы и покрупнее взять.

– Да не берёт наш сазан-то на червя. – Лёньчик засомневался и покосился на бокал.

– Ещё как берёт! Просто ты червей выбирать не умеешь.

– А чё их выбирать? Накопал и вперёд!

– Вот ведь, отсталость деревенская, – Лаврентий злорадно поцокал языком, – Червей, если не знал, лапоть ты наш доморощенный, как накопал – так сразу надо разделять на самок и самцов!

– Да как их различишь? – моментально купился Лёнчик, – Они же черви, а не животины какие. Никаких причиндалов нет.

– Ещё как есть! Только махусенькие – глазом не ухватишь. Берёшь, значит, червя и медленно так протягиваешь между пальцами. Те, кто причиндалами за палец цепляются – точно самцы! Их в одну сторону. Самок – в другую. Запомни, когда самку на крючок натягиваешь – она сразу ферменты особые выделяет – рыбы дуреют. А самец он не такой. Он… – Лаврентий неопределённо покрутил пальцами, но так и не смог внятно сформулировать. Повернулся ко мне, – Может вот интурист красиво разъяснит?

– Это можно. – меня тоже понесло под текущее настроение, – Вам высшую биологию в школе специалисты преподавали? – Лёнчик отрицательно покачал головой. – Тогда начну с самого простого примера. Ты знаешь, что такое «театральная сумочка»? С которыми барышни в театр ходят?

– Это маленькая такая, куда и носовой платок не всунуть? – Лёнчик указательным и большим пальцем показал размер.

– Точно. Так вот, для очень-очень богатых женщин, эти сумочки делают из кожи червей-самцов. Очень кропотливая работа. Специальные нити там, скорняки особые. Стоит столько, что тебе и не снилось. – Я сделал передышку, чтобы промочить горло и усилить эффект, – Зато именно такую сумочку можно не только в театр – в дальние поездки брать. Лёгким поглаживанием руки она превращается в чемодан!

– Лёньчику такое сокровище нельзя доверить. – вклинился Лаврентий, – Увлечётся – все вещи внутри спортит – да и сам со стыда сгорит.

– Да ну тебя, – отмахнулся Лёнчик, погружённый в свои мысли, – Так это, если такого самца хорошо помять-погладить, то и на сома идти можно?

– На лысом проверь, – отрезал, как сплюнул, Лаврентий, – Весь кайф испортил своей кондовостью. Знавал я такого заядлого рыбака. Ему жена на день рождения спиннинг подарила. Так он целый вечер его с восторгом крутил-вертел, а потом спрашивает: «А для чего это»?

– А как там у Стрекоз с унитазом? – вдруг заинтересованно спросил меня Лёнчик, не обращая внимание на ворчащего Лаврентия, – Может помощь срочная какая нужна? У меня теперь примета – как тебя увижу – точно без левака не останусь⁹.

– Честно не знаю. Я как там осетра в коридоре увидел, так в туалет решил не заходить. Поберёг здоровье.

– Боялся, что он туда икру уже запустил? – хмыкнул Лаврентий, – Так ёмкость маловата. Тут и ванной не отделаться.

– Секрет открою. Моня туда может. Хоть три раза в день. – Степаныч слова ронял медленно, но все стали напряжённо вслушиваться, – Как финал трагедии по фильму «Три тополя, а его плющит». Завидую ему, да жалею от всей души.

– Точно, попал парень, – Лёнчик допил пиво и зачем-то понюхал бокал, – Навроде как я. Намедни в цветнике решил покемарить – только-только расслабился, а уже весь в навозе. По самые не балуй.

Лаврентий удручённо вздохнул, печально посмотрел на свой пустой бокал, потом на коробку с блесной. Тут у него в голове явно что-то забрезжило.

– Слышь, интурист, ты подарок сделал? Сделал! Не отрицаю – царский! А вот обмыть, чтоб судак да щука брались, не предложил. Нехорошо это, не по совести.

– Держи, вымогатель, – я достал купюру и протянул ему, – Только у меня чердак раскалывается и самого штормит… да и инициатива наказуема. Будь любезен, обслужи общество. Если не хватит – добавлю.

– Это мы мигом, – он подхватил «пятихатку» и споро двинул к прилавку.

Пока Лаврентий крутился у прилавка, что-то постоянно добавляя в первоначальный заказ, Лёньчик мучительно вздыхал, искоса поглядывая на Степаныча, маялся, но потом не выдержал.

– Вот скажи мне, интурист, это правда, что у вас там на западе не только мужики на мужиках женятся, но и гарем можно официально зарегистрировать? Если деньгами не обижен, вестимо.

– За деньги можно всё. А тут даже ничего регистрировать не надо. У нас вообще смешной закон только что приняли. Если люди в одной квартире больше полугода прожили, то они официально признаются семьёй. И не важно какого они пола. Студентов этим особо порадовали. Теперь много казусов разных будет. Хорошо хоть закон обратной силы не имеет. Я его считаю даже прогрессивнее, чем многолетнее обсуждение Европарламентом единой толщины презервативов. А с чего это тебя так заинтересовало?

– Да на Моню вот смотрю. Стрекозы за ним гуськом везде бегают – голодными глазами смотрят. Снасильничают же парня, пока он в раздумьях. Нельзя как собака на сене. А он в своём выборе никак определиться не может. Уж как с полгода.

– А чего ты Моню не спросишь? Напрямую, по-мужски. Где, мол, график спецпосещений? Перспективный план развития тройственного союза? И почему в районе до сих пор не установлена наглядная агитация «Моня и планируемый демографический прорыв в Китай»?

– Что-то мудрёно очень. Да за такие слова можно и по морде получить.

– Можно, но он чаще впердоливает. – глядя на его вытянувшееся лицо, меня начал душить смех, который тут же захлебнулся в накатившей головной боли, – О, чёрт, ты это, прости, Лёнчик, за грубость, просто анекдот не к месту вспомнился¹⁰.

– Лучше бы он делом доказал. А то девки извелись совсем. – буркнул обиженный Лёнчик, но тут же на его лицо наползла улыбка, когда он рассмотрел, что Лаврентий принёс на подносе.

– Интурист, тебе пиво и два пирожка. Холодец под водку будешь? – спросил Лаврентий, выставляя мне озвученное.

– Нет.

– Вот и хорошо. Тогда с тебя ещё две сотни.

Забрав у меня две мятых сотенных, он отправился за вторым подносом.

И тут появился Моня. Первым ему, на пересекающем курсе, попался Лаврентий, старающийся удержать нагруженный тарелками поднос, и при этом не расплескать стоящие с краю лафитнички¹¹, наполненные всклень¹² водкой.

– Ба, ещё не вечер, а Лаврентий уже шикует! Шантаж выгорел или палачом взад берут?

– Интурист гуляет, – огрызнулся Лаврентий, но непроизвольно ускорил шаг.

– Так и знал, что он уже здесь. Не буянил? – уже вежливо уточнил он у барменши.

– У меня не забалуешь, – улыбнулась она ему в ответ и сразу стала наливать пиво, – И кто же его так разукрасил? Или сам – чисто конкретно зенки залил и в махач полез? А то он здесь в глухую несознанку сразу ушёл.

– Да вроде нет. Он, как выпьет, больше в созерцательность впадает, а с несознанкой… – Моня хмыкнул, помахал нам рукой и добавил уже погромче, – Сейчас всё как на духу выложу! А то у некоторых уже локаторы включились.

Он долго выбирал себе салат к пирожку, при этом, преувеличенно жалостно, выговаривал барменше:

– У вас, мадам, уже не самое приличное заведение в нашем районе, а просто какой-то «Кабачок 13 стульев». Тут тебе и Пан Бывший Директор с Паном Золотарём под пивасик любые мировые проблемы варварски рвут на наш и так бедный Андреевский флаг. Пан Душегуб свои особо коварные планы водочкой любовно полирует. А ещё и пан Нелегал изредка границу нарушает со своими диверсиями. Хорошо, что остальных пока нет, обормотов. И только я один такой, весь в белом – несчастный-разнесчастный. Прям вот сейчас разрыдаюсь от безответных чувств.

– А ты получше унитаз у Стрекоз береги – на слёзы лишнего не останется, – прервала барменша этот монолог, – Иди уж, балабол, самой не терпится узнать где твой интурист опять выступил.

– Не опять, а снова, – голосом замордованного студентками профессора, отпарировал Моня, забрал свои две тарелки и бокал, оценивающе осмотрел столы, но решил сесть со мной.

– И с чего вы меня так нехорошо глазами сверлите? – сытно отрыгнув, Моня последним кусочком пирожка прошёлся по тарелке, подбирая остатки салата, и закинул его в рот, – Любопытство не порок… Народ, дайте хоть с мыслями собраться. Здесь не абы как, а с умом рассказывать надо. Ответственное задание выполняли – не ниже правительственного уровня. Тут без правильной конспирации никак. А то потом отстреливать по углам придётся.

– Тут и так ясно, что интурист свой любопытный нос не туда сунул, – не выдержал Лаврентий и фыркнул, – Тоже мне секрет.

– Тогда нечего и рассказывать, раз такие умные, – Моня приложился к пиву, прямо-таки наслаждаясь недовольным гулом.

– Моня, – начал Степаныч «парткомовким» тоном, но сразу поправился, – Владимир, не знаю как по батюшке…

– Знамо, Владимирович, – ехидно подсказал Лаврентий, – Сейчас многие отчества меняют. Приспособленцы-иждивенцы.

– Ильич, – с достоинством отпарировал Моня, – И не надо на меня разные ярлыки вешать. Что в метрику вписали, тем и мучаюсь.

– Владимир Ильич, – несколько запнувшись, и явно выпав из времени, Степаныч выразительно посмотрел на барменшу, словно недоумевая: «Да что за безобразие такое? Где трибуна с микрофоном?» – От имени и по поручению… – тут его отпустило, – На пиво накажем, если дурака и дальше валять будешь. Славные имена позоришь.

– А может он из этих? Да и Нерус – фамилия какая-то уж больно подозрительная. – тут Лаврентий не удержался, – Слышь, интурист, а ты с ним в бане давно мылся?

– Да ты на себя посмотри, евгеник¹³-недоучка! – Моня моментально затаил нешуточную обиду. Его фамилию и в институте преподаватели часто путали, не к месту добавляя «мягкий знак», – У меня далёкие предки с реки Нерусса, что в Орловской области.

– Ага, и «Титаник» тоже Айсберги-не-руссы потопили. – негромко прокомментировал Лаврентий, глядя в пространство, – У меня глаз намётан.

Я понял, что сейчас начнётся склока, неизбежно переходящая в свару, а о своих похождениях я так и не услышу. Пришлось молча достать очередную «пятихатку», протянуть её Лаврентию, а потом многозначительно пощёлкать себя по горлу. Сработало безотказно. Лаврентий потерял всякий интерес к обсуждению и моментально рванул к стойке. Моня проводил его тяжёлым взглядом, но вроде тоже успокоился. В общей тишине все дождались возвращения возмутителя спокойствия. Мы с Моней взяли только пиво, отказавшись от водки, чем вызвали молчаливое одобрение Лаврентия и явную радость Лёнчика.

– Ну, за взаимопонимание! – Степаныч отсалютовал нам лафитничком, а потом приподнял повыше, наклонил и тонкой струйкой вылил водку себе в рот. Она прожурчала ручейком прямо в пищевод – Степанычу даже глотать не пришлось.