Текст книги "Дело «пестрых»"

Оба долго молчали.

Наконец Чуркин встал и тихо, очень серьезно произнес:

– Едем. И не надо никаких маскировок.

Две машины мчались по шоссе, разрезая темноту ярким светом фар. По бокам возникали и тонули во мраке силуэты пригородных дач. Вдали изредка мигали красные фонарики впереди идущих машин или вдруг появлялись на мгновение ослепительные огни встречных, но в тот же миг гасли все фары, и машины, как призраки, пролетали мимо друг друга.

Изредка на шоссе появлялись желтые стрелы – указатели с надписями: «Перово», «Вишняки», «Люберцы», «Красково» и, наконец, «Малаховка».

Машины свернули с шоссе и въехали в лабиринт заросших травой улиц. По сторонам светились террасы и окна дач, оттуда доносились оживленные голоса, музыка, смех.

Чуркин ориентировался с поразительной точностью. В передней машине все время раздавался его уверенный голос:

– Прямо… Сейчас направо… Ага, вот трансформаторная будка, теперь снова направо… Так, прямо, прямо… Сейчас будет куча бревен. Вот она! Значит, налево… Прямо… – и настороженным шепотом произнес: – Здесь, товарищ Зотов.

Зотов быстро нагнулся к шоферу:

– Вперед! До второго поворота. Там свернем и остановимся.

Машины, даже не притормозив, проехали дальше. Наконец умолкли моторы, и люди медленно вышли на траву, разминая затекшие ноги.

Зотов приказал:

– Одну машину отгоните на соседнюю улицу, пусть там стоит. А всех прошу в эту, чтобы на виду сборища не устраивать. – Потом обернулся к Чуркину. – Вас мы доставим на станцию. Спасибо, товарищ Чуркин.

– Можно вас на минуту, товарищ Зотов?

Они отошли.

– Я и сам к станции дорогу найду, – сказал Чуркин. – Но я, знаете, остаться хочу. Может, пригожусь. Разрешите?

– Нет, товарищ Чуркин, отправляйтесь, – покачал головой Зотов. – И еще раз спасибо. Я очень рад, что не ошибся в вас.

Чуркин потупил голову.

– Не поминайте лихом, товарищ Зотов. Я не трус. Вот только затмение нашло.

Они простились. Зотов возвратился к машине и еле втиснулся на переднее сиденье, где уже сидели два человека.

– Значит, так, товарищи, – не спеша произнес он. – Дачу заметили? Сразу туда идти нельзя: планировка неизвестна. Преступники могут незаметно скрыться. Кроме того, неизвестно, там ли они. Может быть, придется организовать засаду. План таков. Гаранин, Воронцов, Забелин и Коршунов, осмотрите забор дачи. Всех выходящих задерживайте и доставляйте сюда. Всех входящих впускайте и немедленно докладывайте. Остальные остаются пока в машине. Шоферы тоже. Все. Выполняйте.

Сергей с товарищами первый раз прошли мимо дачи все вместе, смеясь и громко разговаривая. Забор оказался невысоким, плохоньким, но маленькая дачка была почти целиком скрыта за кустами и деревьями. Огни были потушены, – казалось, все обитатели дачи спали.

Дойдя до угла, Воронцов и Забелин повернули назад.

– Погуляли, – иронически проворчал Воронцов. – Воздухом подышали в приятном обществе. Только ни к чему это.

Но Сергей и Гаранин решили осмотреть заднюю часть участка, граничащую с дачей на соседней улице. Не спеша пройдя по этой улице, они обнаружили узкий проход между двумя участками и по нему вышли прямо к забору интересовавшей их дачи.

– Давай здесь подождем, – шепотом сказал Гаранин. – Это лучший подход к участку. Тут и калитка есть. Ты прячься здесь, а я буду в начале этого прохода. Если кто выйдет, брось мне шишку. Задерживать будем с двух сторон.

Сергей кивнул головой и, спрятавшись в кустах, стал чутко прислушиваться.

Вскоре Сергей заметил, как тишина наполнилась множеством самых разнообразных звуков. Над головой пророкотал самолет. Издали то и дело доносились гудки паровозов и электричек, стук вагонов. Где-то залаяла собака, ей ответила вторая, третья. С соседней дачи долетел голос диктора: по радио передавали последние известия. Где-то недалеко на улице послышались звуки шагов, взрывы смеха, потом песня. Совсем рядом в кустах пропиликала незнакомая птичка и чуть зашелестела листва, когда птичка перелетела на другую ветку. У сосны упала шишка. В траве стрекотали кузнечики. Слух легко фильтровал эти звуки, они были понятны и не вызывали тревоги. Сергей сидел настороженный, собранный.

Так же чутко подстерегал он когда-то врага на фронте, а потом охранял тревожный сон чужого, далекого города. И сейчас он ведет борьбу с врагом, но уже на своей родной земле, и она, теплая, живая, тысячами знакомых голосов напоминала ему о себе…

Но вот раздался шорох, который заставил Сергея насторожиться. Хрустнула ветка, и около забора, со стороны дачи, появилась тень. Человек осторожно подошел к калитке, прислушался и с легким скрипом открыл ее. Этот скрип, по-видимому, встревожил его, он опять замер, прислушиваясь, потом вошел в переулочек.

Сергей уже собирался предупредить Гаранина, когда снова услыхал шаги по тропинке. Около забора появился другой человек и тихо, повелительно произнес:

– Я жду тебя через два часа, иначе не успеем. Ежели засну, вернешься – разбудишь. Найди, где хочешь, душа горит. Опоздаешь – доли не получишь. Ну, а если вовсе не придешь – разыщу и пой тогда отходную. – Он грязно выругался и что-то добавил на мало еще понятном Сергею воровском жаргоне.

Первый ответил развязно и хрипло:

– Заткни глотку. Я своего не упущу. Кати домой.

Второй снова выругался и пошел назад, к даче. Оставшийся прислушался к его удаляющимся шагам, затем двинулся по направлению к улице. Сергей пропустил его мимо себя и, размахнувшись, бросил шишку.

Когда человек выходил на улицу, ему в лопатки уперлась теплая сталь пистолета, и Гаранин тихо и угрожающе произнес:

– Молчать!

Подошел Сергей, и они с Костей повели задержанного к машине.

На повороте тот неожиданно пригнулся и прыгнул в сторону. В тот же момент шедший сзади Сергей прыгнул вслед за ним и коротким сильным ударом опрокинул его на землю. Подоспел Гаранин, и через пять минут задержанный со связанными руками был доставлен к машине. Его усадили на заднее сиденье, рядом лежала собака. Зотов приступил к допросу.

Задержанный – молодой чубатый парень с цыганскими глазами, – увидев, что дело плохо, не стал запираться.

– С меня взятки гладки. Я в этом деле не участвовал. Ту хату брали Софрон и Тит. Меня для продажи сюда зазвали. А я плевал на них. Своя шкура дороже.

– Кто сейчас на даче?

– Софрон. Зоя, сестрица его, на работу уехала.

– Где Тит?

– В городе. Завтра приедет.

– Кто еще есть на даче?

– Хозяйка. Наверху спит.

– Хорошо. Но если что не так… – угрожающе произнес Зотов.

– Все точно. Что ж, я не понимаю? МУР он и есть МУР. Дернула меня нелегкая приехать сюда.

– Как попасть на дачу, чтобы не слышно было? В каких комнатах спят?

– Это пожалуйста. В лучшем виде сейчас опишу.

Через десять минут дача была окружена. Первым в чуть приоткрытое окно кухни неслышно проник щуплый Воронцов. Действовал он быстро, решительно и смело.

В одной из комнат был схвачен спящим Софрон. Под подушкой у него лежали два заряженных пистолета.

Начался обыск.

– Где краденые вещи? – спросил Софрона Зотов. – Советую признаться.

– Можешь советовать другим, которые помоложе, – усмехнулся тот в ответ. – А я уже битый, сам советы давать могу. Нет вещей, хотите – верьте, хотите – нет. Никакой кражи не совершал.

Обыск вели тщательно. Комнаты осветили рефлекторами, простукивали стены, исследовали пол, кое-где разобрали доски, сдвинули с места всю мебель, внимательно осмотрели чердак и погреб.

В ящике письменного стола Сергей обнаружил начатое письмо, написанное округлым, хорошо отработанным почерком. Содержание письма удивило Сергея: «Отец мой, исповедуюсь. Взял на душу грех. Теперь собираюсь замаливать его денно и нощно в вашем приходе. Появлюсь из-под земли. Приберите храм, смахните пыль, готовьте требники, свечи, просфоры и масло для лампад…»

Вскоре были найдены дамские перчатки. Они оказались в печке, под грудой дров, сучьев и бумаг. Как видно, печку собирались затопить. Левая перчатка была слегка порвана, а на одном из пальцев левой руки Софрона еще раньше заметили неглубокую царапину, залитую йодом.

Зотов показал перчатки Софрону.

– Чьи?

– Надо думать, сестрины. По фасону видно.

– Неправда. Вот наденьте эту.

Софронов не пошевелился.

– Плохая тактика, глупая, – заметил презрительно Зотов. – Боитесь?

– Ничего еще не боялся, – со злостью ответил Софрон. – Пожалуйста, любуйтесь.

Он надел перчатку, и порванное место на ней совпало с царапиной на пальце.

– Можете объяснить это совпадение? – спросил Зотов.

– Не собираюсь.

– Тогда я вам объясню. Рукой в этой перчатке вы залезли в платяной шкаф. Там перчатку разорвали о гвоздь и поцарапали палец.

– Это надо еще доказать.

– Докажем, – спокойно ответил Зотов. – Что такое экспертиза, знаете? Так вот. Будет доказано, что нитки, оставленные на гвозде в шкафу, из этой именно перчатки. Это раз. Ваша группа крови совпадет с группой крови пятен, оставленных на шкафу. Ясно?

– Ясно-то ясно. Но главное, это вещички. А их тю-тю, нету, – вызывающе сказал Ложкин.

– Найдем, будьте спокойны.

– Найдете, – решительно объявил Ложкин, – тогда черт с вами, расколюсь до конца. Но сейчас и не подступайте.

Зотов минуту подумал и неожиданно приказал:

– Снимите сандалеты.

– Это чтоб не убежал? – криво усмехнулся Ложкин. – Пожалуйста. Я и босиком смогу, если надо.

Он разулся. Зотов велел унести сандалеты в другую комнату. Там он достал лупу и внимательно осмотрел их подошвы.

– Ищите место с красной глиной и известью. Этот тип недавно опять там бродил, – сказал он сотрудникам.

…Сергей и Саша Лобанов сотый раз обходили с лопатами участок.

– Вот негодяй, задал работу, – возмущался Сергей. – Ну, куда он их мог спрятать?

– Надо поставить себя на его место, – засмеялся Лобанов. – Такое, знаешь, приятное и теплое местечко.

Они медленно продвигались вдоль забора, изучая землю. Неожиданно взгляд Сергея упал на соседний участок. Его внимание привлекла свежевырытая яма и высокая куча вынутой из нее глины.

– Саша, а что там?

– Там? Чужой участок.

– Нет, что это за яма?

– Это надо хозяев спросить.

– А ты знаешь, это странно, – задумчиво произнес Сергей.

– Что странно? Что люди умеют ямы копать?

– Нет. Странно они ее копали. Ты подумай, – загораясь, говорил Сергей, не отрывая глаз от ямы. – Ведь когда копают такую большую яму, то землю из нее выбрасывают во все стороны. Так делали и тут, видишь следы? Но потом всю землю собрали в высокую кучу. Зачем?

– А ведь глина красная! – воскликнул Саша. – И кругом рассыпана известь! А в заборе дырка. Очень удобно, – и он решительно пролез на соседний участок.

Сергей последовал за ним. Десять минут энергичной работы лопатами, и первый шубинский чемодан, аккуратно обернутый в рогожу, был извлечен из-под земли. За ним последовали и другие вещи.

– Кладоискатели, – вытирая пот со лба, усмехнулся Лобанов. – Нашли-таки. Поздравляю, товарищ Коршунов. Ну, иди докладывай. А я посторожу здесь.

В это время Гаранин в присутствии Зотова вел допрос хозяйки дачи. Это была немолодая, розовощекая женщина в роговых очках на остреньком носике, с седеющими волосами, небрежно собранными в небольшой, как луковица, пучок на затылке. Она куталась в старенький пестрый халат и, рассказывая, непрерывно курила.

Софья Григорьевна Ровинская была врач-терапевт. Муж ее, тоже врач, погиб на войне. Каждое лето на даче жила ее дочь с мужем и ребенком. Но сейчас они уехали к родным на Украину, и Ровинская впервые решила сдать низ дачи. Сама она ночевала на даче редко – в поликлинике было очень много работы. Софья Григорьевна до позднего вечера обходила свой участок. Работала она здесь уже много лет. Ее знали чуть не в каждой семье и ждали ее слова, совета, порой наивно полагая, что, исцеляя недуги телесные, врач может дать средство преодолеть и все другие невзгоды. Как часто после этого приходилось Софье Григорьевне отправлять письма то в собес, то в ЦК профсоюза, то в местком фабрики с жалобой, с гневным протестом против бездушия и волокиты. И, может быть, подпись в конце этих писем – «лечащий врач такая-то» – действительно ускоряла принятие мер.

Да, жильцы ей попались плохие. Собственно, сдавала она дачу только одной Зое Ложкиной. Но потом к ней приехал брат. С той поры начались внизу пьяные крики и песни, начали появляться разные люди.

– Кто же у них бывал, кого запомнили, Софья Григорьевна? – спросил Костя, терпеливо и уважительно выслушав ее сбивчивый и, может быть, излишне подробный рассказ.

– Вы знаете, разные люди бывали. Вот совсем недавно, например, мальчик один меня очень обеспокоил, – нахмурилась Ровинская. – Ему лет шестнадцать. Сначала он как будто стеснялся или робел. Но потом сел с ними в карты играть, водку пил. Конечно, проиграл. Я слышала, как они стали деньги с него требовать, а их, конечно, не было. И все отвратительно ругали его, грозили. Потом кто-то за него заступился. А родители-то и не подозревают, где их сынок время проводит.

– Как же его зовут? С кем он приехал, когда?

– Зовут его, кажется, Игорь. Приехал он в прошлое воскресенье со стариком одним. Он, помнится, и заступился за него.

– А не скажете ли, каков из себя этот Игорь?

– Такой, знаете, типичный астеник – высокий, узкогрудый, с тонкими руками. Блондин. А характер, видно, вспыльчивый, безусловно с повышенной нервной возбудимостью.

– Так. Значит, этот парнишка был, старик. А еще кто?

– Еще? Другой парень, постарше. Они его, кажется, Титом звали. Отвратительный субъект. Знаете, я заметила у него некоторые дегенеративные признаки.

– Какие же? – заинтересовался Зотов.

– Например, уменьшенная нижняя челюсть, узкий лоб. Между прочим, у него значительная диастема.

– Это интересно, – кивнул головой Зотов. – А не скажете ли, каков из себя тот старик, как его они называли?

– Не видела я этого старика. Но слушаются они его. Помню, этот самый Ложкин ему жаловался, – я как раз в кухне возилась и слышала, – что кто-то ему мешает дело на Песчаной закончить и он, мол, не знает, кто именно. Я уж тогда подумала: не спекулянты ли? А этот старик ему и говорит таким, знаете, елейным голосом: «Ничего, уважаемый, иди и делай, как я тебе сказал. Все будет в порядке». Очень хорошо я запомнила это глупое «уважаемый». А-а, позвольте, – оживилась она. – Вспомнила. Ложкин его, в свою очередь, папашей величал.

– Папашей? – невольно вырвалось у Кости, и он посмотрел на Зотова.

Тот, однако, продолжал невозмутимо курить, и Костя, спохватившись, быстро добавил:

– В самом деле глупо. Ну, а кто же там еще был?

– Право, больше не помню, – задумчиво ответила Ровинская.

– У вас есть вопросы, товарищ майор? – обратился Костя к Зотову.

– Только два. И мы вас больше не будем задерживать, Софья Григорьевна.

– Да нет, что вы! Спрашивайте сколько угодно. Дело, я вижу, серьезное.

– Очень, – кивнул головой Зотов. – Так вот. Позавчера они привезли сюда на машине вещи. Вы не заметили, куда они их спрятали?

– Нет, знаете, не видела, – с сожалением покачала головой Ровинская и, подумав, добавила: – Ровным счетом ничего не видела.

– Жаль. И второй вопрос. Вы не слышали, где этот мальчик Игорь живет, хотя бы в каком районе?

Ровинская не спеша загасила окурок, потом вытащила новую папиросу и стала разминать ее пальцами.

– Где он живет? – медленно проговорила она. – К сожалению, никто из них об этом не говорил. А я, скажу честно, прислушивалась. Меня судьба этого мальчика так встревожила, что я даже собиралась сообщить родителям или в школу.

– Откуда вы знаете, что он в школе учится? Может быть, он работает.

– Нет. У них о школе какой-то разговор был.

– Какой же?

– Сейчас вспомню… Ага. Этот Игорь говорил, что ему в тот день в школу обязательно надо. Драмкружок, кажется, собирается, а он староста. Все начали насмехаться над ним: тоже артист нашелся. А этот старик опять заступился и сказал, что это хорошо, надо, мол, чтобы его в школе уважали. Понимаете? Негодяй старый! – вся вспыхнула Софья Григорьевна. – Этого птенца лицемерить учит. Стал даже торопить его, советовал, как с вокзала до школы добраться.

– Вот-вот, – подхватил Зотов. – Это интересно. Как же?

– На метро, говорит, по кольцу гораздо ближе. А там, мол, добежишь.

– И это все?

– К сожалению, все.

– Маловато, – искренне вздохнул Зотов. – Простите еще раз, что потревожили. Что поделаешь, – он с улыбкой развел руками, – дело наше такое беспокойное.

– Понимаю, – кивнула головой Ровинская и огорченным тоном добавила: – Мальчишку бы этого найти. Ведь в вашем деле профилактика так же важна, как в нашем.

В этот момент дверь открылась, и на пороге появился перепачканный, возбужденный Сергей.

…Спустя час первая машина с арестованным ушла в Москву, вскоре за ней – вторая, а потом – и пришедшая ночью по вызову Зотова третья. На даче осталась засада: ждали Тита.

В машинах, где были арестованные, все ехали молча. Разговаривать даже сотрудникам между собой не разрешалось.

Зато в третьей машине операция обсуждалась очень оживленно, и, несмотря на бессонную ночь, там всю дорогу спорили и смеялись.

– Да, Иван Васильевич, – вспомнил вдруг Костя, – хотел вас спросить. Что такое… опять забыл это слово. Ну, Ровинская еще про Тита сказала, насчет его зубов.

– Диастема? – усмехнулся Зотов.

– Вот, вот.

– Это, Гаранин, значит большие промежутки между зубами. Очень важная примета. Кстати, товарищи. Вам обязательно надо знать ряд медицинских признаков и терминов.

– О господи, – комично вздохнул Лобанов. – Ну, нельзя же объять необъятное, как сказал один умный человек. Вот я, например, помню интересный случай, когда…

– А ты знаешь, – смеясь, перебил его Сергей, – что еще сказал тот же человек?

– А что? – насторожился Саша, чувствуя подвох.

– Если у тебя есть фонтан, заткни его: дай отдохнуть и фонтану. – Все громко расхохотались.

– Это удивительно, сколько Лобанов знает примеров из нашей практики, – насмешливо сказал Костя. – На все случаи жизни.

– На твоем месте, Саша, я бы давно написал книгу воспоминаний, – шутливо заметил Сергей.

– Так сказать, «Былое и думы», – тем же тоном вставил Костя.

– Смейтесь, смейтесь, – беззлобно ответил Саша. – А вот почему о нашей работе действительно ничего не напишут?

– У нас, между прочим, бывал один писатель, – усмехнулся Зотов. – Собирал, собирал материал, а потом бросил.

– Почему же? – заинтересовался Сергей.

– Говорит, тема оказалась не актуальная и явления не типичные.

– Это как сказать, – проворчал Саша. – Поймать такого, как Ложкин, задача довольно актуальная.

– Но явление, конечно, не типичное, – рассудительно заметил Костя.

– Явление-то, может, и не типичное, но весьма для некоторых поучительное, – передразнил его Саша.

– Дело теперь не в Ложкине, – задумчиво произнес Зотов, – а в тех, кто остался на свободе.

В Москву приехали около двенадцати часов дня, и Зотов разрешил всем участникам операции на два часа съездить домой.

Отдых был необходим, впереди ждала большая работа. Было ясно, что с арестом Ложкина дело далеко не закончено, наоборот, только теперь оно приобрело настоящий размах. И, как всегда в таких случаях, все были так захвачены событиями, что приказ Зотова был выполнен с явной неохотой.

Вечером того же дня Софрон Ложкин сидел на допросе в кабинете Зотова.

После обычных анкетных вопросов Зотов сказал:

– У вас солидный стаж, Ложкин. Первый раз вас судили еще в тридцать втором. За что?

– Мальчишкой был. Взяли одну церквуху под Смоленском и стукнули попика, – охотно ответил Ложкин и усмехнулся. – В порядке борьбы с религиозным дурманом.

– А следующий – в тридцать девятом году, за что?

– Тоже церквуху, под Москвой, давили духовенство.

– Судя по стилю изъятого у вас письма, вы сами принадлежали когда-то к этому сословию?

Ложкин презрительно фыркнул.

– Два года звонарем у себя в деревне был. Духовный слог я изучил позже. Все-таки церквей десять в те годы взяли. Ну, а с кем поведешься, от того и наберешься.

– А ведь вы лжете, – спокойно возразил Зотов. – И насчет первой судимости и насчет звонаря. Первый раз вы судились за поджог, вместе с отцом. Припоминаете? Нет? Хорошо. Напомню. В том году у вас в деревне колхоз создали. Вы убили сторожа и подожгли амбар. Туда со всей деревни колхозники свели лошадей и коров. Подожгли умело. Весь скот погиб. И не звонарем вы были, а кулаком – первая кулацкая семья на деревне. Церквами вы действительно занялись, но позже. Так, что ли?

– Бухгалтерия у вас поставлена, – криво усмехнулся Ложкин. – Ну, допустим так.

– Не допустим, а точно, – поправил Зотов. – Теперь скажите, кому писали это письмо?

– Дружку одному. Я его все равно не заложу. Так что и не допытывайтесь. И вообще зря со мной возитесь, – безмятежным тоном добавил он. – Все равно убегу.

В комнату зашел Сандлер.

– Убежите? – переспросил он, усаживаясь на стул рядом с Зотовым. – Спасибо за предупреждение. Вы в МУРе еще не бывали?

– Не имел счастья, – любезно ответил Ложкин. – Все на периферии работал, там и сажали.

– Так, так, – продолжал допрос Сандлер. – Из родных кто у вас есть?

– Сестра одна, Зоя.

– Кем работает, где?

– Официанткой, в кафе «Ласточка».

– Ну, а Папаша? – равнодушным тоном спросил Зотов. – Он разве не родственник ваш?

– Такого не знаю, – так уверенно и спокойно возразил Ложкин, что если бы Зотов не был твердо уверен в противном, даже его смутил бы этот тон.

– Не знаете? Что ж, мы вас постараемся скоро познакомить, – усмехнулся Сандлер. – А семьи у вас нет?

– К чему она мне, семья? В моей жизни только обуза.

– Жизнь у вас действительно собачья. И хищник вы опасный, – кивнул головой Сандлер. – А играете под культурного человека, папиросы дорогие курите, ноги при входе вытираете.

– Привык иметь дело с культурными и состоятельными людьми, – нахально улыбнулся Ложкин.

– И не надоело, Ложкин? – серьезно спросил Сандлер. – За последние двадцать лет вы были на свободе всего восемь. Да и свобода-то относительная. Тошно от нее должно быть. На слезах других людей жизнь свою строите.

– Поздно уговаривать, – грубо ответил Ложкин. – Я сам теперь кого хочешь уговорю. – Он побагровел, глаза налились кровью и, рванувшись со стула, крикнул: – Грабить буду!.. И убивать буду!.. Воспитатели!.. Ненавижу! Всех ненавижу!..

Сергей еще никогда не видел такого яростного, чисто звериного оскала на человеческом лице и внутренне содрогнулся от отвращения и гнева.

Сандлер спокойно прищурил глаза и тихо произнес:

– Хорош. Ничего не скажешь.

Допрос продолжался около трех часов. Когда Ложкина увели, Сандлер сказал:

– Опасный преступник. Но теперь наша главная и, прямо скажу, нелегкая задача – найти Папашу. Это их наставник и подстрекатель, вожак большой и, как видите, очень разнообразной по составу преступной группы. Он весьма активен и потому особенно опасен. Таких нам давно не попадалось. Можно сказать, последний из могикан. С ним будет нелегко справиться. Через кого же можно выйти на него? Ложкин? Не выдаст, это ясно. Остается так называемый Тит. Посмотрим, что даст засада. Иван Васильевич, – обратился он к Зотову, – учти, снова кафе «Ласточка».

…Только через три дня, поздно вечером, из Малаховки возвратились оставшиеся в засаде сотрудники, усталые и встревоженные: сообщник Ложкина, опасный преступник по кличке Тит, не появился на даче, исчез.