Текст книги "Туман"

Туман
Арсений Самойлов

© Арсений Самойлов, 2024

ISBN 978-5-0062-0415-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1 апреля

Дорогой дневник, наверное, сегодня мой день. Я вышел из дома, решил пройтись, немного проветриться. Каким дураком я был, думая сбежать от этой вечной мрачной тьмы, окутывающий мир вокруг. Прошелся по улице. В небе светит весеннее солнце, а вокруг одна мгла. И еще этот туман… Никогда не поймешь, то ли он внутри тебя, то ли снаружи, он сливается воедино, как бы исходя из тебя во внешний мир и входя внутрь тебя извне. Этим туманом окутан весь город. Вот мимо проехала машина. Это ее выхлопные газы обдали тротуар, со спешащими по своим делам прохожими, или это прохожие обдали туманом машину? Туманом, исходящим из их душ. Я прошел пару кварталов как во сне. Расплывчатые образы людей, домов, лишь светофоры иногда пробиваются своим цветным светом сквозь этот туман, как прожекторы, дорожные маяки, пытаясь чуть вырвать меня из этого темного мира в реальность. Впрочем, что такое реальность? Туман или та сквозная невыносимая прозрачность, которую видят люди, считающиеся здоровыми? От нее болят глаза, от нее режет зрачки и приходит колющая боль в голове. Как хорошо, что я уже давным-давно вошел в туман. Туман спокойный, умиротворяющий, но как же сложно что-то увидеть… Вот старая нищенка сидит у края тротуара. Она что-то кричит мне, но ее голос подавлен, как если бы я надел беруши. Он доносится издалека и вокруг ее старого, испещренного морщинами лица видно колебание воздуха, как над рельсами в знойный летний день, искажающее ее образ, делающее его нечетким. Прогулка по ближайшим кварталам от моего дома не привела ни к какой четкости зрения или мыслей. Свежий весенний воздух даровал что-то вроде энергии, но не развеял тьму вокруг.

6 апреля

Уже почти неделю я в заточении дома. Выходить не было никакого желания. Я лежал в кровати, почти не ел, даже не мылся. Зачем мне все это я понять не могу. Окутывает дикая ленность. Встать с кровати – уже великий подвиг, показывающий мою величайшую силу воли. Вроде бы нужно помыться, но никак не возьму в толк для чего. Как только я уговариваю себя сходить в душ, второй голос в моей голове говорит: «Что тебе это даст? Разве нельзя без этого обойтись?» И я понимаю, что куда лучше просто лежать. Лежа я не вижу туман. Я лежу, как камень. Я не чувствую ничего. Спокойное постоянное состояние камня. Смотрю в потолок. На нем черное пятнышко. Я могу сфокусироваться на нем, все остальное вокруг становится мглой. Только я, пятнышко и мгла. Другой мир растворяется и я ощущаю гармонию с мглой. Иногда нужно встать, поесть. Я заставляю себя это сделать тогда, когда уже не могу терпеть желание сходить в туалет. Я впихиваю в себя кусок пищи, не чувствуя вкуса, он комом кое-как пролезает в мое горло и ложится камнем на мой желудок. Это помогает продолжать жить. Может стоит с этим завязать?

15 апреля

Дорогой дневник, сегодня я решил выйти в люди. Мне стало чуть лучше и я соскучился по кофе и свежему воздуху. Я вышел из дома и, сквозь туман, направился в сторону кафе. Навстречу шли безликие люди. Почему они не имели лиц? Темные силуэты в плащах и шляпах, а вместо лица стертое пятно телесного цвета. Я никогда не мог различать человеческие лица. Для меня они были стерты. Я запоминал людей как фигуры, имеющие свои характеры, но не лица или имена. Часто я мог сконцентрироваться и распознать отдельные черты, но стоило отвернуться и я их забывал. Стою на светофоре. Жду зеленый сигнал, чтобы перейти улицу. Рядом мужчина. Темный размытый образ. Если приглядеться – я вижу его в деталях. Лицо, изрытое морщинами. Каждая складочка на его коже впивается в мое воображение. Каждая морщинка – это целый канал из блестящей материи, разделенной на квадратики с гадкими черными дырочками – порами, как будто черви прогрызли себе норы. Большой прыщ на лбу. Вижу как гной зреет внутри, как прорвет он тонкую преграду из кожи и вырвется фонтаном гнили наружу. Мерзкий пивной живот. Представляю как он висит над его членом, когда он голый стоит в ванной, как этот живот растекается по его жене или хлопает по ее спине в постели, воняя потом, запахом немытого тела. Грязные черные ногти, чуть отросшие. Их следовало бы подстричь, выковырять из под них грязь. Под ними наверняка копошатся личинки микроскопических существ, микроскопические червяки, впивающиеся в ладони людей, пожимающих его руки, которыми он только что дергал свой пенис в туалете, стряхивая мочу, осевшую каплями на этих самых руках, которые он не помыл и протянул коллеге по работе, чтобы проявить к нему уважение. Все они таковы. Вот стоит хорошо одетая женщина. В уголках ее сморщенных глаз забилась тушь, как комья грязи на садовой тяпке. Губы ее раздуты от инъекций, как надутый на анальном отверстии геморрой. Могу поспорить, что то, что извергает ее рот, не отличается от того, что извергает анальное отверстие, если иметь ввиду содержание, а не обложку. Отсюда и раздувшийся оральный геморрой – слишком много словесного поноса извергает этот рот, слишком часто тужится она, чтобы выдать что-то стоящее, выдавая словесные фекалии нескончаемым потоком. Ее кожа и натянута, и сморщенна одновременно. Я вижу опарышей, вылезающих из ее пор. Она еще не сгнила в могиле, но я уже вижу, уже вижу… Ее брови слишком ровные и четкие для натуральных. Они фальшь. А были ли у нее настоящие брови? Или всегда были фальшивые? Имеют ли брови при рождении такие, как она? Брови – индикатор эмоций. Фальшивые брови – фальшивые эмоции. Они помогают ей оплатить все эти процедуры со своим лицом. И не только с ним. Готов поспорить, что тело ее абсолютно гладко и лишено волос. Особенно, там. Как будто она чиста и невинна, как младенец. Чем глаже женщина – тем менее она невинна, это та же фальшь. Человек не пытается замаскировать то, что маскировать не требуется. Вот стоит старая женщина. Она уже вся в морщинах, тучна и плохо одета. Ей уже ничто не поможет, не стоит и заморачиваться. В жизни каждой женщины наступает момент, когда уже никакие фальшивки не смогут обмануть взгляд мужчины и тогда она полностью забрасывает себя. От этого она становится злее и наглее. Жизнь без фальши – к такому женщина не привыкла, ее это бесит. Тогда она учится брать свое по-иному. Расталкивать людей своим толстым тазом в транспорте, кричать на молодых, ненавидеть юных девушек. О, я видел ее толстый таз, под грязным старомодным платьем, пахнущий туалетом, с засохшим по краям ягодиц калом и застарелой мочой на трусах. Обвисший так, что уже не разберешь где что, воняющий так, что слезится в глазах. Это уважаемая старость, которую мы должны почитать. Впрочем, разве люди когда-то почитали что-то, кроме застарелого кала? Поклонялись ли чему-то иному?

Зеленый свет. Я перешел улицу. Зашел в кафе, сел за столик. Официант без лица подошел ко мне, дал меню. Вокруг меню все расплывалось. Туман проник и в кафе. Люди с размазанными лицами сидели за соседними столиками, я слышал их заглушенный смех и разговоры. Было крайне сложно сконцентрироваться, чтобы понять о чем они говорят, да и совсем не хотелось. Я выбрал суп, круассан и кофе. Официант никак не подходил. Хотел было его позвать, но кто из них мой официант? Лица его я не запомнил, даже примерно. Сижу. Жду официанта. Сколько прошло времени? Может минута, а может час. Я без часов, сложно понять. Туман давит со всех сторон. Давят взгляды людей. Лиц я не вижу, но взгляды давят на меня, как огни светофоров, я не вижу их, но чувствую. Вот бы сейчас сбежать и укрыться там, где нет людей. Почему они смотрят? Они знают, что я готов заказать, но не могу вспомнить лицо официанта? Им смешно… Я сижу тут уже полдня, а официант не подходит. Готов поспорить, что все они сидят тут теперь с одной целью – смотреть на меня и дождаться когда же меня обслужат, посмотреть что я буду делать дальше. А может и официант в сговоре? Вот почему ко мне не подходят так долго. Наверное это какой-то спор или розыгрыш. И все смеются надо мной. Вот официант подошел. Я сделал заказ. Люди говорят друг с другом, едят свою еду. Наверное, мне показалось. Или они отстали. Один зажег сигарету. Она дымится. Дым – тот же туман, но его вижу не только я. Дым усиливает туман. Едкий запах перекрывает дыхание. Тьма внутри усиливается, она давит. Я хочу убежать, но куда? Тьма везде, она внутри меня. Официант принес еду. Желтые ногти с грязью под ними. Люди ходят в туалет и не моют руки. Он сходил по большому сегодня, это точно. А потом держал руками мою еду, обмакивал пальцы в мой суп. Вытирая ими свой зад до этого. Я смотрю на суп. В нем плавают личинки. Нет, это рис. Хотя кто разберет? Часто в крупе оказываются черви, они засыхают и их не отличить. Постараюсь не думать об этом. Часть рис, часть личинки. Но я буду думать, что это рис. Позитивный настрой! Иначе сойдешь с ума. Я доел суп. Взялся за круассан. Он с шоколадом или это кал официанта? Нет, пустой. Это хорошо. Но похож на огромную личинку по форме. Он румяный, запеченный. Но я видел сырые. Они белые. Могут ли печь крупные личинки, выдавая их за тесто? Все может быть. Откусил. Нет, это точно тесто. Мясо на вкус другое. А мясо ли личинки? Почем мне знать? Ем круассан, пью кофе. Кофе черный. Он чернее тумана, но не чернее мглы. Ничто не чернее мглы. Разве что кал на ягодицах той старухи. Но это потому что он зловоннее. Цвет и глубина его – не всегда показатель яркости сего цвета. Запах, вкус – все влияет на цвет. Иногда я не могу отличить цвет от вкуса, запах от текстуры. Небо голубое, облака белые – это всем известно. Но я знаю, что слово «тоска» – серое, «ожидание» – сиреневое, «любовь» – розовое, «смерть» – черное, «вкус» – желтое, «свобода» – белое, «независимость» – голубое. Все ли белое – пушистое и бархатистое, как облака? Белое бывает гладким, как лист бумаги. Все ли серое тоскливое? Пожалуй, нет. Текстура бывает разная. Тоска гладкая, ожидание волнообразное, любовь мягкая, смерть черствая, вкус острый, свобода гладка, как тоска, и мягка, как любовь, независимость остра и тверда.

8 мая

Я снова покинул свой дом. Люди любят парады. Они носят военную форму, одевают в нее своих детей. Люди любят смерть, кровь – они такие черные и красные, твердые и тягучие, идеально сочетающиеся. Я сижу в парке недалеко от дома. Вокруг довольные люди и праздничное настроение. Чем люди довольнее – тем больше проступают опарыши из их пор. Не думаю, что человек может быть доволен чем-то хорошим. Если он чему-то рад, то это точно что-то ужасное. Мимо прошла семья с детьми. У всех волдыри на лице. Чем больше на них смотришь – тем сильнее они проступают через кожу, раздуваются, краснеют и наливаются гноем. Думаю, что этот гной выходит из их душ, где его скапливается так много, что уже не хватает для него места. Язвами покрывается не только лицо, но и все их тело. На самом деле, эти язвы были там всегда, просто их иногда не видно под слоем толстой кожи. Но когда гной в них нарастает до предела, то язвы уже ничем не скрыть. Язвы есть даже у самых маленьких детей, ведь их с рождения воспитывают в гнойном обществе их разъетые язвами родители. Меня пугают люди, я не хочу находиться среди них, но куда податься? В лесу я не выживу. Я живу в своей квартире на пенсию, определенную мне психиатрической лечебницей. В дикой природе я не смогу прожить, не вставая целыми днями с кровати или стога сена. У меня не хватит моральных сил собирать ягоды или растить овощи. Выходит, мне нужно это общество, значит я и сам покрыт его гноем. Тело начинает чесаться, я вижу, как сыпь проступает на коже рук.

19 мая

Уже много дней не выхожу из квартиры. В голове то пустота, то мысли, давящие на череп изнутри. Иногда я не могу поймать в голове хоть какую-то мысль, как кошка безуспешно ловит мышь за хвост. Просто пустой звон в черепной коробке. Иногда, мыслей так много, что они давят на череп, рискуя взорвать его изнутри. Они меняются с такой скоростью, что суть уловить все так же трудно, но мучает невыносимая давящая масса их объема. Я чувствую вокруг темные фигуры. Они обступают меня, я не знаю кто они, но они желают мне зла. Даже в своем доме я не могу укрыться от людей.

24 мая

Дорогой дневник. Смею признаться, что я не всегда был такой. Было время, когда я еще различал поверхностно людей, был членом социума, тумана тогда еще не было, лишь небольшая дымка. Почему поверхностно? Думаю, что по-другому их различать невозможно. Вряд ли люди обладают чертами глубже, чем поверхностные. Все их мысли, чувства, личность – все это лишь поверхностный слой, который налип на их пустое существование, стекая и проносясь мимо грязью и пылью, развевающейся по ветру. Общественная система, коллективное человечество, обдает этой грязью пустые души, лепя таким образом из людей членов общества. Не раз я видел, как какая-то зачаточная индивидуальность в молодом человеке или девушке гибнет, обрастая грязью общественных догм и постулатов. Как им жить, как думать, как себя вести. Что правильно и не правильно – все это становится универсальным у взрослых людей. Они становятся одинаковыми, так что лица их стираются вслед за их личностями. Тот, кто смотрит в глубину человека, не может видеть лица, если не может видеть души. Поэтому они так безлики, поэтому все так туманно. Я был молод и не смотрел вглубь. Я смотрел поверхностно и различал людей. Смешно сказать, даже официантов в кафе я когда-то чуть отличал. Тогда я и познакомился с ними обеими. Вначале была одна, потом другая. Первая была утонченная светская девушка. Начитанная, интеллектуалка, как я думал тогда. С ней можно было поговорить о высоком. Она тонко чувствовала и переживала. Отношения с ней были вдохновляющими. Казалось, мы были выше других, выше массы. Мы читали и понимали то, что не читали и не понимали другие. Она так тонко чувствовала любовь! Была полна такой романтики прошлых веков! Она была также очень кокетлива, умела увлечь мужчину одним взглядом, одним жестом. Такие таланты негоже заставлять простаивать без дела. Она и не заставляла. Многие были завлечены в ее сети. Что же оказалось потом? Она не была так утонченна и возвышенна, как представил это мозг влюбленного мужчины. Мы сами придумываем образ девушки, который украшает нашу душу. Она была начитанна, этого у нее не отнять. Именно по этой причине она могла так легко играть свою роль. Утонченный романтический образ был похищен ею из книг Тургенева, Гюго, Бронте, Гете и Байрона. Ее возвышенные мысли были придуманы мужчинами прошлого, великими писателями. Все был один фарс. А внутри – пустота. Тогда я встретил вторую. Она была дикарка. Простушка из дикого народа. Ничего не читала, ничего не строила из себя. Страстна и откровенна. Предана и честна в любви. Первое время это был пожар. Потом он потух, а я перегорел. Говорить, слушая чужие мысли, с придуманной личностью было даже интереснее, чем молчать или развивать монологи с дикаркой. Чужие мысли кокетки хоть принадлежали умным мужчинам. Отсутствие мыслей дикарки было честно, но скучно. Имеется ли в мире лишь два этих типа женщин? Не думаю. А сколько есть типов мужчин? Точно больше. Но какое это имеет значение, если все они пусты внутри? С какой стати различать мне их лица, если нет различия в их душах? У одного там мазок, у другого здесь. Вся разница в них – различное сочетание размытых мазков, замещающих их лица. Мне нравится импрессионизм, но какое мне дело до этой фантасмагории отдельных мазков, вкупе создающих одно и тоже? Не был бы я более болен, придавая этому излишнее значение? Первая моя любовь ходила в театр и оперу, не понимая сюжета, восхищаясь красивым нарядам актрис и декорациям на сцене. Вторая не смогла бы даже назвать ни одной постановки, честно предпочитая смотреть популярные шоу по телевизору, не имеющих сюжета вовсе. А я? Так ли я отличаюсь от них, восхищаясь их внешности, страсти, кокетству, влюбляясь в мыльные размытые и пустые образы их душ? Разве не обманывал я свои чувства декорациями и нарядами? Я посмотрел в зеркало. Раньше я видел свое лицо, я знал как я выгляжу. Теперь я видел лишь размытое пятно.

1 июня

Сегодня День защиты детей. Солнце светит, птички поют. Защиты от кого? От их родителей, которые их избивают или принуждают быть такими, как надо самим родителям? Вы породили на свет существо, которое теперь должно быть таким, как вы ему прикажете. Это ваш продукт, вам решать как он будет функционировать. Но с вами вступает в борьбу всевидящее мудрое Общество. У него тоже есть свои представления о том, каким быть вашему продукту. Как воспитать его, конечно же, в духе патриотизма. Ведь это будущие члены этого Общества – налогоплательщики, ученики, учителя… Большинство штампованных этим обществом людей не видят здесь проблемы. Им либо все равно чем станет их продукт, либо они полностью согласны с требованиями Общества, ведь проще принять его позицию и плыть по течению, чем думать самостоятельно, мыслить независимо и плыть против течения этого горного великого потока каловых масс, именуемого человеческой цивилизацией. Слово «цивилизация» весьма интересно. Что значит «цивилизация»? Это значит свод правил и обычаев, которые формируют сильнейшие. Самый сильный и могучий скажет, что то поле фильтрации, на котором он живет, и есть цивилизация. Именно его испражнения являются цивилизованными, именно его примитивная точка зрения прогрессивна. А что такое прогресс, если не трансформация и дальнейший застой всех тех экскрементов, простите, устоев, что приняты в обществе сильнейших? Все знают с детства что такое хорошо, а что такое плохо. Жаль, что у разных «цивилизаций» эти принципы не совпадают в деталях, а иногда, и в принципиальных вопросах. В одной цивилизации жениться на девочке 8 лет – это норма, как и когда женщина слушается своего мужа. В другой это недопустимо, пусть несколько веков назад это и было для них такой же нормой. Для них более нормально жениться одному мужчине на другом мужчине, хотя они никогда не смогут зачать, чем жениться на девочке 13 лет, которая сможет дать своему мужу здоровое потомство и выполнить тем самым единственный биологический смысл брака. Кто из них прав, кто нет? Каждый прав и каждый не прав. Истина субъективна. Объективности не существует, если не веришь в единого бога, субъективное мнение которого является для тебя единственной объективной истиной. Бога тут можно заменить на любого фюрера или духовного лидера. Размытые личности, пребывающие всю жизнь в тумане, ищут чего-то четкого и находят его в самых абсурдных местах. Ведь неабсурдное не бывает четким. Я никогда не хотел детей. В древности детей не лелеяли, над ними не тряслись. Их воспринимали как маленьких взрослых, давали им курить и заставляли работать так же, как и других. Резко все поменялось и с детьми стали носиться. Я никогда не хотел носиться ни с кем, как и принуждать кого-то быть таким, как я. Был бы ребенок как я – я бы чувствовал свое насилие над ним и его фальшь. Был бы иным – я ненавидел бы его, как и всех безликих. Я не хочу ни о ком заботиться, брать на себя ответственность за кого-то. Я не верю, что человек способен взять на себя ответственность хотя бы за самого себя. Если бы это было так, то общество было бы полно разных индивидуальностей, оно было бы разнородно, я видел бы разные черты на лицах окружающих. Но оно не такое. Где взять разнообразие? Последнее время модно поощрять разнообразие, инклюзивность. Чем отличается человек одной расы от другой? Своими плохими чертами? Или уголовной статьей, за которую его будут судить с большей вероятностью? Одни алчны и хитры, другие тупы и импульсивны. Нужный цвет в этой головоломке вставьте сами. Чем отличаются люди разного пола? Жестокостью от коварства? Черствостью от лицемерия? Вставьте сами нужные гениталии, если вам еще есть куда их вставлять после операций по смене пола. Мы живем в прекрасное время, когда ты можешь менять ориентацию и пол хоть каждый год. Смени одни дурные качества на другие, замени запор на недержание – лучше тебе не будет. И мы не одни такие, о нет! Весь мир таков. Замени кошку собакой и ты заменишь неблагодарность и эгоизм лизоблюдством и рабской покорностью. Выбор у нас лишь между Сциллой и Харибдой. Так есть ли смысл жить в этом мире? За неимением другого… Может и да. Но стоит ли стараться? Не слишком ли серьезно мы относимся ко всему вокруг? Не стоит ли относиться ко всему легко и с юмором? Если бы не эта тяжесть от давящего тумана, приковывающая тебя к кровати…