Текст книги "Магнифит"

Глава 3

Выходной день. Александр сидел с Элей за столом и смотрел телевизор. Очередную сводку новостей. Эля уселась на коленках отца и рисовала. Рисование было её любимым занятием, особенно когда она заболела, а Лев перестал с ней играть. Сам же Лев подружился с мальчишкой по имени Корнеид, который жил по соседству. Его дверь находилась прямо напротив.

Диана вдруг начала ругаться на Александра. Она показывала на телевизор: «Переключи канал, сколько это можно смотреть при ребёнке». Отец, повинуясь, взял пульт и стал крутить. Наткнувшись на мультики, остановился, но Эля даже не обратила внимания. Зато Александр был пленён девичьей нежностью своей дочки. Не проходило и пяти минут, чтобы он вновь ни заарканил свой поцелуй в ее мягкую щечку. Эля была миниатюрной девочкой с каштановыми волосами, молочно-кофейной кожей и ореховыми глазами.

«Где Лев?» – вдруг отец крикнул матери. На что она стала пожимать плечами и говорить что-то вроде: «В футбол, наверное, играет». Потом, как показалось Эле, отец выказывал недовольство и подозрение в том, что Лев его избегает и не разговаривает с ним. Отец махнул в сторону окна, и мама подошла к нему. Открыв, Диана посмотрела вниз, где бегали множество пацанов и со всей дури били мячом по стенке с нарисованными воротами. Грохот от этих ударов стоял похлеще, чем от множества одеял и ковров, которые выбивали в выходной день. Пыли этой было настолько много, что было видно по лучу, как она проходит через открытое окно.

Не найдя Льва среди мальчишек, отец ударил кулаком по столу, взял соломенную корзинку, в которой обычно лежал хлеб, и стал ею трясти. Мать успокаивающим взглядом стала на него смотреть и что-то говорить, показывая глазами на Элю. Отец начал отнекиваться, да и сама Эля понимала, куда они клонят. Сходить в пекарню – это зло в самом чистом виде. Им почему-то перестали продавать хлеб. Мог его купить только Лев, да и другие такие же дворовые пацаны, которые бегали всюду. Все улицы и задворки, даже когда солнце находилось в зените, были заполнены сорванцами.

Тем не менее, без согласия Эли единогласно было решено, что за хлебом пойдёт она. Мама на пальцах объяснила, что им нужна всего одна лепёшка, дала ей деньги и отправила за хлебом. Открывая дверь, Эля стукнулась с соседней, за которой показался Корнеид. Как же она его не любила. Эля его ревновала к своему брату. Не посмотрев на него, она тут же убежала в своём фиалковом платьице. Корнеид увидел только, как за углом на прощание взмахнули её каштановые волосы.

Выбежав на улицу, Эля аккуратно пошла вдоль витрин, прячась от палящего солнца. Она перепрыгивала из тени в тень под сенью прямоугольных навесов каждого магазина.

Дойдя до пекарни, девочка вошла и оказалась в душном месте с коричневыми стенами, а сам магазин был полон высокими дядьками в костюмах или в безрукавных рубашках. Она стала протискиваться через них к кассе.

Добравшись, Эля положила пригоршню монет из своей потной ладони и показала на хлебную лепёшку. Продавщица, на её взгляд, не самая приятная женщина, удостоила Элю разве только своим фырканьем и с неприличной усмешкой показала ей на выход, а деньги забрала. Обомлев, Эля обернулась на сборище потных мужчин в рубашках. Она искала в их взглядах понимание к себе, но те одарили продавщицу одобрительным взглядом. Женщина ещё за спиной умудрялась что-то говорить Эле в затылок.

Эля, удручённая положением, пошла обратно, но тут ей кто-то постучал пальцем по спине. Она обернулась. И кто бы это мог быть? Ещё один ей ненавистник. Вот только ростом он поменьше. Корнеид руками ей показал, чтобы она осталась на месте, а сам ушёл, потерявшись за многочисленными брюками. Когда он вернулся, в руках у него были две лепешки хлеба. Мальчик с улыбкой стал протягивать одну. Эля, конечно, подумала, что это очередная насмешка. Но Корнеид – это лучший друг брата, и он бы не стал смеяться над его сестрой. К тому же его все стали дергать, чтобы он забрал оставшиеся монеты, но Корнеид демонстративно, одним мановением показал, чтобы сдачу она оставила себе. И тогда Эля почувствовала, что находится в его тени, где она ощущает приятный холод в любой жаркий день.

Домой они пошли вместе. Ну как вместе? Оба не поместились бы под узкой теневой дорожкой. Так что Корнеид шёл впереди, ну а Эля со своим хлебом и накуксившимся лицом – сзади. Хотя сквозь это лицо процеживались улыбка и взгляд признания.

Ближе к вечеру Лев и Корнеид захотели пойти в кино. Как только Лев собрался уходить, Александр велел ему взять сестру. Эля жутко застеснялась. Ей было неловко увидеть Корнеида после случая в пекарне, но отец настоял.

Шла Эля, как хвостик, за двумя пацанами. Проходили они сквозь улицы и двора, шли мимо кафе и витрин с неоновыми вывесками вдоль набережной и бесконечных серых балюстрад, за которыми волновалось море, чей шум приятно шершавил слух, а последние лучи солнца рябью растрепались на морской спине.

Кинотеатр был на улице. Перед белым экраном поставили плетённые стулья. Их быстро заняли зрители. Наши герои тоже нашли себе место. Ну и что тут смотреть? Что можно понять? Даже обидно. Ведь ничего не услышишь.

На полотне был мужчина. Он тореадор. Боролся с быками. Дрался с людьми на шпагах. Был неистов. А в конце спас свою любимую от бандитов, сразившись с главным злодеем.

Пока шёл фильм, Эля успела замерзнуть. Корнеид ей нашёл плед, да и сам под конец приобнял. Эля была уже влюблена в героя своего дня. Она тихо сидела, не замечая кино, уткнулась в его плечо и смотрела куда-то вдаль. Возвращаясь домой, её маленькие туфельки развалились на камушках, и Корнеид забросил её себе на спину. Они прошли вдоль набережной, мимо кафе и витрин с неоновыми вывесками, через темную дорогу в их круглый двор, мимо тутовых деревьев, на которых отливался лунный свет.

Пришли домой. Лев привёл сестру, а сам захотел с Корнеидом спуститься во двор, так как другие ребята позвали их играть в прятки. Лев уже хотел уходить, как Корнеид стал его уговаривать, чтобы Эля пошла с ними. Он всячески на неё посматривал, чтобы она поняла. Эля, как девочка с хорошим тоном, показала свою усталость, но не смогла отказать. Погулять с ними ещё – это то, что она, конечно же, очень хотела.

Родителей дома не было. Диана сидела где-то с подругами, а Александр в закрытой беседке играл с мужиками в карты. Их двор был круглым. В нем резвились дети, а женщины развешивали простыни на веревках. По бокам росли тутовые деревья. Можно было легко наступить и размазать инжир по асфальту. От деревьев даже сама ночь становилась фиолетовой и сладко душистой. Настоящий рай для людей.

В тот вечер Эля решила залезть на одно такое дерево, чтобы спрятаться. Под ним стояла машина, и на неё стали падать абрикосы. Фрукты, ударяясь об крышу, разбудили в ней сигнализацию, которая завизжала на весь двор. Владелец выглянул из окна и стал кричать на Элю. Девочка, его не слышав и не видев, никак не отреагировала. И тогда он спустился с длинной палкой, будто отколол её от швабры, подошёл к дереву и ударил Элю по ногам, отчего она рухнула, как плод на землю.

Дети все закричали. Первым на крик прибежал Лев. Он вцепился в мужика, но тот его сразу же огрел по спине. Следом появился Корнеид и взялся за палку. Он не выпускал её из своих рук, боясь, что может получить такой же удар. Мужчина стал трясти его из стороны в сторону так, что у парня ноги отнялись от земли, и он уже размахивал им, как флагом на битве. Лев схватился за ногу мужика и не отпускал его.

Александр играл в карты в беседке. Его игру прервал отец Корнеида – Сандро. Забежав, он лишь сказал: «Александр, дети». Александр, бросив карты, ринулся опрометью за Сандро. Когда он бежал, то уже увидел цель. Корнеид все-таки сдался и разжал руки. Льва мужик отбросил новым ударом и приблизился к лежащей Эле. Взмах. Он ударился об ладони Александра, внезапно оказавшегося между ними. Схватившись за палку, он силой согнул мужика к своим ногам, поставив его на колени. Выхватив её, Александр так же его ударил по спине. Он стал бить дальше, но Сандро остановил его.

Вот и закончился веселый день. Александр взял Элю на руки и понёс её домой. Вся беззаботность двора и вечера растеклась по домам, оставив улицу одну в морской пыли.

Ночью Эля проснулась из-за того, что Лев нежно и отрывисто целовал её в щеку и гладил по голове. Жалел любимую сестрицу, которой целый день не оказывал никаких знаков внимания. Эля стала его отталкивать. Но всё же нарочно пропустила пару поцелуев. Они были похожи на двух медвежат, которые целый день могут валять дурака.

Лев долго не спал. Их кровати стояли параллельно друг к другу в узкой комнате. Отсветы от машин и окон, словно призрачные вагоны поезда, проезжали по стене и потолку между ними.

Брат чувствовал вину за любимую сестру, злость и обиду за себя. Он должен был защищать Элю. А до этого и приобнять её в кино. И нести на своей спине. И горы для неё свернуть. И весь двор для неё подчинить. Всё мальчишеское нутро било кулаками внутри его груди. И теперь он ревновал Корнеида к сестре, пока Эля благоговейно ждала, чтобы соседский мальчик ей приснился, будто хотела посмотреть фильм с любимым актером.

А Лев все не спал. И даже мечтал о своём могуществе. Вот если бы оно было. Ему бы хватило одного взгляда, чтобы все оцепенели. Но его жаркие и иступленные думы прервали возгласы за их маленьким балкончиком. Вдруг призрачные вагоны, проезжающие по комнате, исчезли, а вместо холодного фосфорного света с окна стал исходить тёплый.

Лев встал с кровати. Тайком пробрался на их небольшой балкончик с чёрными железными парапетами. На нём стояли маленький столик и две табуретки. «Здесь бы мама и папа могли пить кофе». – подумалось Льву. Посмотрев на улицу, он увидел собрание григорианцев, которые столпились полукругом, словно амфитеатром. Они были на всех крылечках, заполняли все улицы, залезали на машины. Всех их охватывало кольцо одного и того же возмущения. Лев увидел отца в толпе. Он молча прильнул к углу одного из домов. Это был закат их времени. А время без замков. Оно уходило далеко за горизонт. И Лев, который все понимал и чувствовал, как губка впитывал всеобщую несправедливость, опасался за своё ещё не наставшее время.

Ко Льву подсела Эля. И они долго смотрели на всё действие, пока их внимание ни отвлекли две вороны, дерущиеся над собранием. В клюве у одного вороненка был черствый хлебец. Они летали из стороны в сторону, пока оба ни сели на крыльцо Льва и Эли.

Эля аккуратно вытащила хлебец из клюва и разделила его на две части, отдав потом птицам. Каждый воронёнок медленно, повернув шею, чтобы не задеть пальцы, взял свой кусок в клюв и вспорхнул. А дети остались, наблюдая за миром взрослых людей. Уже расколотый, но который тщетно жаждал целостности. Видимо, детям делить хлеб куда проще, чем взрослым.

Глава 4

Однажды пришел день. Тот, который Лев пытался отсрочить. Он скрывал его всеми силами. Он думал, что спрятал своё деяние так глубоко внутри себя, что его никто не найдёт. Но от каждого звонка он вздрагивал. Прислушивался, о чем разговаривают родители. Встретив кого-то из учителей, всем нутром вставал на дыбы.

И вот этот день настал. Лев сидел в кабинете директора и ждал, пока за ним придёт отец. Перед Львом лежал скукоженный от огня обгоревший журнал. Его корка была вся чёрная, а листы внутри побагровели и съёжились. Всё, что от них осталось, окрасилось огнём в черно-оранжевый цвет.

Все уже знали, что его сжёг Лев. Его раскалывали целый день, как и других пацанов, с которыми он был в сговоре. Даже пригласили полицию, которая каждого допрашивала отдельно. Их забирали с каждого урока. Только он начинался, как Льва или другого мальчика, тоже григорианца, приглашали в кабинет директора. А под конец им всем устроили очную ставку, где узналось, что лидером всего движения оказался сам Лев.

Наконец пришёл Александр, и Льва попросили выйти. Лев обернулся через плечо и увидел строгие глаза отца. Одним взглядом Александр сказал ему выйти и ждать его, на что сын подчинился и пошёл наслаждаться каждой минутой спокойствия, сидя на скамейке. Александр внимательно посмотрел на директора. Он был ровесник Александра. Тщедушный мужчина в висячем костюме.

– Знаете, что это такое? – спросил директор, пренебрежительно показав на журнал.

– Ну я вижу, что это что-то обгоревшее.

Директор встал со своего места и напыщенно продолжил:

– Это журнал класса, где были все оценки. Ваш сын вместе с другими детьми григорианцами сожгли его.

– И почему же? – спокойно спросил Александр, повернувшись к нему боком, свесив ногу на ногу.

– Что «почему»… да это у вас надо спросить, почему ваш сын наносит порчу школьному имуществу! – заистерил директор, но тут же взял себя в руки. – Хотя их мотив и так нам ясен. У Льва, как и у других ему подобных…

– «Ему подобных»? – перебил Александр. – Это каких, я извиняюсь?

– Это у всех таких же малолетних преступников, как и он…

– «Преступников»…

– Да, преступников…

– Выбирайте выражения, когда говорите о моем сыне…

– Я оперируя фактами…

– Я сейчас начну оперировать кое-чем другим, – сказал Александр, оперевшись об ручку стула и поддавшись вперёд, – если называете моего ребёнка преступником, значит, должен быть факт этого вашего преступления.

И тут у директора появилось самодовольное выражение лица.

– Ну как же? Таков факт есть. Доказано, что ваш сын выкрал этот журнал, а после сжёг его вместе с другими ему… – увидев, что Александр не шутит и может на него наброситься, он сменил тон, – и с другими мальчиками, которые все, к удивлению, оказались григорианцами.

– Да, это действительно удивительно. – сказал Александр саркастичным тоном. – Вы, видимо, очень наблюдательны. Но я одного не могу понять… Они что, сами взяли и признались в том, что сделали?

– Конечно! – резко ответил директор. – Сотрудники полиции и педсовет проводили с ними целый день беседу и в послед…

– Простите, что вы сейчас сказали? – не поверив своим ушам, переспросил Александр.

– Я говорю, что с ними провели…

– Полиция! – снова перебил Александр. – Вы в своём уме?

– Я не могу понять, чего вы возмущайтесь. – залепетал директор. – Вы, видимо, не понимаете, что произошла кража. Это преступление. Это было школьным имуществом.

Пауза.

– Вы идиот? – уже не знал как реагировать Александр.

– Что вы…

– Нет, что вы себе позволяете. Вам сколько лет? Сколько лет, я спросил.

– Это сейчас не имеет никакого отношения.

– Ну, наверное, гораздо старше моего семилетнего сына. Вы его что, так боитесь, что аж полицию на него вызвали? Сами разобраться не могли? Я себе даже представить подобного не могу: великовозрастный вызвал полицию на малолетку. Ну что, прижали его к стенке, да? И сколько они его допрашивали?

– Ну сколько… – стал пожимать плечами директор. – В течении дня.

– Целый день? – снова вспыхнул Александр. – Нет, вы притворяетесь, что ли? Целый день полиция допрашивает моего малолетнего сына, а я об этом узнаю только сейчас, под ночь. Вы идиот? – повторил он свой вопрос.

И тут Александр встал так, что директор начал отходить в угол, боясь, что он его ударит.

– Лев! – крикнул Александр.

Маленькие ноги затопали к кабинету, и дверь медленно открылась.

– Это ты сделал? – Лев молчал. – Смотри на меня и говори. Ты или не ты?

– Я, отец. – дрожащим голосом сказал Лев.

– Хорошо, выйди. – Лев закрыл за собой дверь. – Вот видите, и никакой полиции не надо.

– Думаю, нам незачем продолжать разговор. – директор стал доставать бумаги. – Я вас сюда пригласил, чтобы вы были осведомлены в случившемся и подписали вот эти бумаги. – директор положил их на стол.

– Что это? – спросил Александр и, стоя над ними, одной рукой стал их быстро пролистывать.

– Они свидетельствуют о том, что вы признаете вину своего сына, а также уведомлены, что полиция знает место вашего проживания.

Александр резко поднял голову и вытаращил глаза, посмотрев исподлобья.

– Вы дали им мой адрес?

– Конечно, ведь теперь Лев состоит на учете. А вы, как родитель, должны это подтвердить.

– Я так понимаю, другие григорианцы тоже были поставлены на учёт.

– Да, совершенно верно.

– Не могу в это поверить даже. – замотал головой Александр. – Вы вмешиваете в наш конфликт детей. Они даже не знают, что происходит. Они не знают, что начинается. Зачем это? Вы никогда себе этого не простите.

– Я не понимаю вас. Их поступок никак не связан с войной. Если, конечно же, вы, их родители, не надоумили на это. Тогда, конечно, да. Эти дети – жертвы.

– Не надо меня оскорблять. Я прекрасно знаю, что вы сделали. Теперь вот так можно собирать информацию, где и какая григорианская семья живет. В случае чего эта информация может попасть в ненужные руки. Например, чисто случайно, да? – директор молчал. – Да, так и есть. На войне все средства хороши, да? – он стал к нему подходить ближе, директор ни на шутку испугался его и стал отходить. – Не бойся, я тебя не трону. Просто знай, у нас с тобой хоть и разные боги, но такое не простит никакой. – директор слушал его, и все внутри дрожало от того отчужденного холода, которое он внимал от человека. – Александр отошёл. – Что ж, ладно. Я ничего подписывать не намерен.

– Тогда боюсь, что Лев будет отстранён от занятий. – задыхающимся голосом проговорил директор.

– Хорошо. Я своих детей и на пушечный выстрел к вам не подпущу. Всего доброго.

Александр и Лев шли вдоль набережной. Поднялся жуткий шторм. Море шумело, сутулясь и горбясь. Волны, словно змеи, вздымались и вгрызались в камни. Веяла морская пыль вместе с туманом, закрывая весь город. Молния сверкала и вспахивала облака так, что они тяжелой драпировкой падали вниз. Из виду терялись свет маятника, окон, фонарных огней, которые растягивались вдоль набережной.

Александр шёл в брюках и коричневом свитере, держа за руку сына, все время подпрыгивающего, чтобы портфель удачно сел на плечи. Не стерпев бурю, они на ощупь еле-еле заметили витрину таверны.

Они забежали. Зазвучал колокольчик у двери. Официант, который ходил по пустой таверне и натирал стакан полотенцем, остановился и вопросительно поднял голову, уставившись на них. Это был взрослый полысевший мужик с таким выражением лица, будто он втихаря выпил на работе. Александр провёл рукой по волосам, собрав из капель пригоршню дождя. Его свитер так же был испещрён водяными бусинами. Он снял с сына портфель и усадил его за стол.

– Кофе, пожалуйста. – сказал Александр официанту и обратился к сыну. – Ты что будешь? – сын пожал плечами. – Ну, давай быстрее. Надо что-то взять и согреться.

– А мне можно кофе?

– Ты вообще ещё мал для кофе. – Александр повернулся к официанту, и тот поднял голову, посмотрев на него одутловатым взглядом. – Две чашки кофе и пацану ещё стакан обычной воды. – официант одобрительно кивнул.

Александр сел за стол к сыну. Видя, что Лев его боится, он принял более мягкое выражение лица и тона. Они сидели близко к витрине. Дождь растекался по всему стеклу, дыша холодным воздухом.

– Стакан воды нужен, чтобы ты запивал кофе. Он слишком крепок для тебя. И маме не говори, что кофе пил. Хорошо?

– Хорошо. – кивнул головой Лев.

Александр ему мило улыбнулся, хоть и не должен был. Надо было сохранять вид грозного отца, но Лев ему очень напоминал Диану. Такой же чёрный волос, такая же белая кожа. Худое тело, чуть больше голова. Один глаз прищурен. Толстые губы вечно поджаты от скромности. Милый и на вид смешной парень.

В таверне стал распространяться терпкий запах, который Лев обожал, но никогда не был к нему причастен.

– Ну рассказывай. Зачем ты это сделал?

– Не знаю.

– Да ладно, рассказывай. Не бойся, ругаться сильно не буду. Маме тоже не скажу, чтобы не ругалась. Ты знаешь, если разговор между нами, то женщины не при делах. Ну…

– Мы сожгли его, потому что нам несправедливо ставили оценки. – он посмотрел на отца и, видя, что тот все ещё слушает, продолжил. – В журнал плохие оценки ставили только григорианцам. Даже если неправильно отвечает аспириец, учителя двойку ему не ставят. А нам могут поставить, даже когда мы отвечаем правильно. А потом в обычный журнал стали ставить оценки за поведение, а для этого есть другой журнал. Но григорианцам за плохое поведение ставили и в обычный. Хотя все вели себя хорошо.

Официант подошёл к ним с кофе, и Лев замолчал.

– Ясно… – сказал Александр, потирая губы и находя нужные слова. – Ну, пробуй.

Лев отпил кофе и сразу сморщился. «Почему он такой горький? – подумал он. – Зачем родители пьют каждый день эту гадость?». Увидев, как сын сморщился, Александр засмеялся:

– Ну водой запей. Сказал же, рано. Ещё успеешь быть взрослым. Лучше возьму тебе горячего шоколада.

Лев, накуксившись, смотрел на свою чашку кофе и ждал теперь шоколада. Александр умилялся своим сыном. Толстые губы Льва растянулись в улыбке, а прищуренный глаз лукаво посмотрел.

– Лев, почему ты мне ничего не рассказал?

– Не знаю.

– Самое ужасное это не то, что ты сжёг этот дурацкий журнал, а то, что ты мне ничего об этом не сказал. Понимаешь, если бы ты вовремя дал мне знать, я бы что-то придумал. А теперь у нас могут быть неприятности.

– Какие неприятности?

Александр понимал, что ещё рано. Он просто ребёнок. Но он все чувствует, все понимает. Такому существу сложно врать.

– Я хочу сказать, что своими поступками ты можешь нанести вред другим.

– Но они сделали несправедливо.

– Я знаю. Я знаю, что и ты справедлив. Я всегда в тебе это видел. Но ты не задумывался, что в этом журнале есть оценки аспирийцев. И как они их теперь восстановят?

– Но они все несправедливы к нам. – настаивал Лев.

– Они же вам ничего не сделали. Ты так говоришь, потому что они аспирийцы. Тебе ничего не сделали твои одноклассники. Я хочу сказать, что своим поступком ты сам разделяешь класс на григорианцев и аспирийцев, но ты не объединяешь его. Понимаешь? Придёт день, сынок, когда тебе выпадет сложный выбор, когда нужно будет принять, а возможно и защищать людей, которых в твоём обществе все ненавидят.

– Почему ты думаешь, что мне придется делать такой выбор.

– Потому что я сделаю свой, а тебе оставлю этот. Я хочу, чтобы ты принял правильное решение. Договорились?

– Да. – задумчиво кивнул Лев.

– А твой друг Корнеид? На сколько я знаю, его мама григорианка, а отец аспириец. Как ему жить в таком классе?

Лев молчал, потому что начинал понимать правоту отца.

– Я тебя даже не хочу наказывать. Потому что в том, что произошло, виноват я. – Лев посмотрел на него. – Я тебе не объяснил всё это. А объясняю уже после того, как все произошло. Но я хочу, чтобы ты умел думать. Оставь свою справедливость другим. Мы с тобой мужчины. Наше дело – исполнять наш долг. Долг брата, мужа, отца, сына, а также долг к тем, с кем ты живешь вне семьи. Их ты тоже должен уважать. Ты должен уважать своих одноклассников. Понимаешь?

– Угу.

– Вот тебе и угу. Мне из-за тебя ещё с мамой ссориться, когда я ей скажу, что ты теперь в школу не пойдёшь. Хотя мужчина должен только любить своих женщин, а не слушаться их. Но с твоей мамой это, конечно, не прокатит.

Лев стал улыбаться, а официант принёс ему шоколад.

Александр улыбнулся ему в ответ.

– Что лыбишься? Ешь давай свой шоколад. И пойдём уже. Вот только рубашку не испачкай. – хотя предостережение Александра уже было поздним.

Александр смотрел, как сын наслаждается шоколадом, и та ужасная мысль, что из-за сына могут пострадать другие семьи, вдруг унялась. А вдруг все пройдёт? А вдруг этот день никогда не настанет?