Текст книги "Темная Материя (сборник)"

Куас

– Прежде всего я хочу поблагодарить за возможность работать на ролике про Куас, у нас в Южной Африке нелегко достать хороший Куас, но при случае я обязательно беру этот чудесный русский напиток!

(Переводчик с бурского переводит на английский, собравшиеся одобрительно кивают.)

– Итак, я постараюсь снимать эту историю очень этник, очень аутентик. Главный герой, его зовут Арслан Сусанин, он русски мужик, он живет в деревня, где делают этот Куас в таких маленьких деревянных бизнес-центрах…

– Простите, у агентства есть возражение.

– Да?

– Не возражение, маленький комментарий. Арслан – это не совсем русское имя… да, меня зовут Арслан, но я не русский – я вырос в Бронксе…

Клиент:

– И Куас делают не в бизнес-центрах, а в таких… как сказать? В таких русских далман-тандырах, у нас в Калькутте в таких казнят преступников. (Переводчик переводит на бурский.)

Режиссер:

– А! Пардон! Но неважно, пусть героя зовут… Как вас зовут?

– Жан.

– Хорошо, пусть он будет Жан Сусанин, все равно мы нигде не называем его по имени. Это важно для истории, для правдоподобия, аутентик, понятно? Я хочу избежать штампов и не называть его Иван, ок? Итак, русские. Они делают свой Куас, они растят муку, у них везде газон, это дает ощущение натуральности. Я смотрел много Куас-фото, у вас потрясающая айдентити, мне нравится вот это фото, нужно только убрать пальмы…

Клиент:

– О! Мне очень нравится! Это наш завод в Калькутте?

– Да.

– Мне очень нравится!

Эккаунт:

– Запишите: по локейшену одобрен референс номер 131-Б без пальм.

Режиссер:

– Благодарю вас. Русские очень патриотичны, у вас замечательные песни, крепкий патриархальный быт, много детей – важно показать, что Куас пьет вся семья. У нашего героя Жана Сусанина есть жена Буренка, у него есть «Шевроле Тахо», у него есть девочка Наталья и мальчик Блеать и еще маленькая девочка Живаго-Мария-Буренка. У нас в Южной Африке часто называют девочку вторым именем жены, делают ли так в России?

Эккаунт:

– Мы выясним (записывает).

Клиент:

– У меня есть консерн.

(Переводчик переводит.)

– В самом деле?

– Да. Как вы знаете, в России начинается сезон дождей – это подтверждают все фокус-группы, поэтому здесь снимать нельзя. Мы волнуемся, что в Южной Африке не удастся создать имидж русской деревни и кастинг южноафриканских русски-мужик может быть не аутентик. Может, снять ролик в Аргентине, где есть все условия для создания истинный рашен-лук?

Агентство:

– Не будем забывать, что наш главный референс по кастингу – 8-й сезон сериала «Лост», который снимался именно в Южной Африке.

Клиент:

– Тогда у меня нет вопросов.

(Переводчик переводит на бурский.)

Режиссер:

– Последнее, что я хочу упомянуть, но не последнее по смыслу – это слоган. Iskonno-poskonnoe svyat-bogatyrskyi vkus rusi istinnoi, kwas Goryushko krasno solnyshko слишком длинно. Я предлагаю сократить до Iskonno-poskonnoe svyat-bogatyrskyi vkus rusi istinnoi, kwas Goryushko krasno. Так можно сказать по-русски?

– Мы выясним.

Продюсер:

– А что с заводом?

Клиент:

– Да, неприятный момент. Мы точно не сможем снимать наш завод, потому что в главный чан залезла священная корова, и пока она не накупается, мы не можем снимать завод.

– Но ведь корова – аутентик русски животное?

– Все равно нельзя, так как наш Куас позиционируется как постный продукт.

– А мы можем зачистить ее на посте?

– О! Компьютерная графика… Компьютерная графика?..

– А!.. Да… здесь… что?

Я смахнул с лица прилипшие визитки и окончательно проснулся.

– Мы сможем вычистить корову из продукта?

– В рамках бюджета?

– За доп.

– За доп мы готовы вычистить корову, всех слуг ее и всех ее служанок, а также лошадей ее кареты.

– А-ха-ха! Гуд бой! Как у вас говорят… дзянкую!

Я смущенно поулыбался, и когда внимание собравшихся сместилось на обсуждение русски кэжуал костюм, стащил со стола печеньку.

Жестокий служебный

 
Раз на ППМе встретились случайно,
а может, не случайно, а свела Судьба –
Галя-два-консерна, представитель бренда,
и нищий копирайтер Миша Копипаст.
 
 
Он увидел Галю, и не смог отъяться,
потонул навеки в голубых очах,
а она сидела, холодна, как мрамор,
медленно листая ППМ-буклет.
 
 
– Что мне делать, братцы?! У нее брильянты,
кожаные сумки – все из дьюти-фри,
а у меня зарплата, как у ее шофера,
двое малых деток, да три-джи-айфон…
 
 
Он ей слал букеты, кольца и браслеты,
в банках брал кредиты, залезал в долги…
Вроде честный фраер, но любовь диктует,
и он под это дело крысанул общак.
 
 
– Что ты сделал, Миша?! Я б тебя любила
в бедности и чести, а теперь вот так:
ты лежишь в багажнике, истекая кровью,
а я иду на сходку, за тебя просить.
 
 
Галя-два-консерна говорила тихо,
но метали пламя синие глаза:
– Вот мои консерны: отпустите Мишу,
а я вам выдам тайну бренда моего.
 
 
После мы уедем навсегда отсюда,
И дорога примет новых двух бродяг,
вот мои брильянты, вот ключи от хаты,
вот святая тайна бренда моего!
 
 
Паханы жестоко с ними поступили,
И большую цену им пришлось платить,
Но любовь их птицей уносила в небо,
Кто там был, тот знает, прочим не дано!
 

* * *

 
Много лет минуло, но, говорят, в Гаване,
в кабаках портовых видят иногда
пожилую пару – он всегда с айфоном,
а у его подруги взгляд, как моря синь.
 

Пэкшотный художник

– Тут вот, братец, какая линия: приказчик мой напутал и заявил один пэкшот, а их надо три.

Холопы переглянулись.

– Ну что ж, барин, не печалься, сделаем три.

– А успеете? А то вечно мне врете сроки! – и, вспомнив что-то, барин побагровел.

– Что ж, Бог даст, успеем.

Барин снова стал нормального цвета, кивнул и тронул поводья.

Холопы спешно перешептались, и старый клокастый дизайнер потянул за стремя:

– Смету вашему сиятельству мы сегодня пересчитаем.

– Смета утверждена, голубчик. Ступай работать.

– Вашество, в старой смете один пэкшот, а ты теперь хочешь три!

– Смета утверждена, – повторил граф твердо.

Дизайнеры все поняли и дружно заканючили:

– Барин, заставь вечно Бога молить! На три пэкшота и материала пойдет втрое! У меня детки малые, изба худая! Мне б хоть расходы отбить, а?.. Хоть алтын накинь – себе в убыток сработаю!

– Что хочет от тебя этот грязный человек, Адольф? – спросил на прекрасном ломаном английском молодой спутник графа.

– Он хочет моих денег, как всегда, мой френд.

– Большое дело! Ударь его плеткой, и поехали на охоту прямо сейчас!

– Вы просто читаете мои мысли, Алекс! – граф продемонстрировал юному другу, каких выдающихся результатов достигла румынская стоматология, щелкнул хлыстиком, сытые лошади взвились, дизайнеры попадали в канаву, а мелкий дождь, которого никто не замечал, все покрывал и покрывал колкую стерню серым блестящим лаком.

– Вот, Авдотья. Сука ты. Тварь.

– Ага, вы как нарежетесь, так все я сука.

– Не спорь. Дело твое темное. Ума у тебя – ну как… ну как… у энтова…

– Э-эх! Это вы, Пантелей Иваныч, весь ум пропили! Небось, как всегда, раздраконили вам задницу ваши господа-клиенты, вот вы с горя бельмы-то и заливаете! Что, не так?!

Дизайнер Пантелей горько сморщил лицо, белесые слезинки закапали на стол, где, не стесняясь людей, большой черный таракан деловито ел из плошки квашеную капусту.

– Где это вы, граф, взяли таких хороших пэкшотов? С виду турецкие!

Польщенный граф вынул ароматный чубук из нежного рта и кашлянул, поправляя голос.

– Нет-с, генерал, поверите ли, это мои мужички, из Макинтошевки, братья… как бишь их… ну не важно. Так вот, местные мужички из лыка плетут.

– И дорого берут?

– По пяти копеек за секунду.

– Ого! Дорого!

– Дорого, да только я не плачу.

– Позвольте, это как же-с?

– А так. Придет ко мне мужик деньги клянчить, а я ему: нету настроения с тобой говорить! Пошел вон! – и в шею его со двора. Так и не плачу…

– Хм. А не пожгут вас мужички?

– Да ну, пустое…

Генерал удивленно покачал головой, а молодой граф поднатужился и выпустил в лепной потолок плотное кольцо табачного дыму. После чего гостям был предложен лафит.

– И еще, государь.

– Да?

– Бунт, государь.

– Так-так?

– В Тобольской губернии, ваше величество, холопы-дизайнеры согнули две березы, к одной привязали своего барина, а к другой его гениталии. Потом березы отпустили. Называют сие «оккупай березу».

– Вот шельмы! О-хо-хо! (император сдержанно хохотнул). Чем же они недовольны?

– Барин-де задолжал им за пэкшоты.

– И много ль?

– Сорок рублев с копейками.

– О-хо-хо! Значит так: барина – в Сибирь, холопов-шельм – на кол, деньги – в казну.

– Слушаю, ваше величество… – канцлер отметил золотым карандашом и перевернул лист. – Из заморских новостей: в государствах Америки поговаривают о выходе нового ай-патефона…

– Ох, батюшка, Пантелей Иваныч!

– А?.. Это ты?..

– Батюшка, Пантелей Иваныч! Я вам покушать принесла… Вы тут уже неделю без горячего!

– Нельзя мне, Авдотья, покушать. Жопа-то колом занята – покушаю и лопну…

Крестьянка закрылась передником и некоторое время молча трясла плечами перед торчащим посреди двора мужем. Потом выпрямилась, протерла лицо кулаком.

– Из Маркетово приходили, Пантелей Иваныч. Христом Богом просят сделать им к Покрову пэкшот по типу польского. Я и аванс с них взяла. Сделаете? Руки то у вас вроде не заняты?

Дизайнер покрутился на своем колу, вздохнул и пожал плечами:

– К Покрову-то? Да чё… Можно…

* * *

Дизайнер Пантелей проживет на колу еще 26 лет, и сделает около 5000 пэкшотов, некоторые из которых и сейчас можно встретить в экспозициях областных музеев народных промыслов Тюмени.

Граф Адольф умрет на пересыльном этапе Иркутск – Кукома от холода и тоски.

Последними его словами будут: «Вот тебе, Алекс, и три пэкшота…».

Государь император за время своего правления соберет всю линейку ай-патефонов, однако особой народной любви ему это так и не принесет.

Почему мы уверены в качестве наших роликов

Сначала мы смотрим ролик со звуком с начала до конца.

Очень внимательно, не моргая.

Потом мы смотрим его в обратной промотке – тоже несколько раз.

Я знаю, что в некоторых компаниях ролики распечатывают по кадрам на цветном принтере и развешивают по офису – вместо этого мы смотри его на 3Д-кинопроекторе 16К по кадрам.

Используя такую технику, мы можем засечь на общем плане отражение в зрачке актера массовки – вдруг там промелькнет проезжающий за кадром автомобиль, в салоне которого сидит кот в шапочке цвета конкурирующего бренда!

Потом мы идем в соседнюю хрущевку и обходим все квартиры, куда нас пускают, смотрим ролик на непрофессиональных телевизорах. Особенно мы стремимся попасть в квартиры № 17 (телек настроен почти как ноутбук клиента А), и № 36 (телек настроен почти как плазма клиента Б). Все чаще нам приходится применять силу.

Дальше начинается самое интересное.

Исключив технические недочеты, мы погружаемся в поиск нежелательных ассоциативных образов.

Например: тень занавески, преломляясь в бутылке на пэкшоте, создает профиль Гитлера, играющего на мандолине, или в складках полотенца можно заметить красного человечка с ведром на голове.

Для новичка это звучит необычно, но когда занимаешься этим постоянно, набиваешь руку и уже знаешь, куда смотреть.

Мы не пропускаем ничего.

Узоры листьев, летящие облака, языки пламени, пар и дым, тени, лужи на асфальте, разводы муара…

Один раз мы заметили, что в брызгах из-под брендованной шины проступает образ Девы Марии, и движение ее губ совпадает с озвучкой: «…блаженны полноприводные…», а другой раз мы ясно видели Стаса Михайлова, который замешивался в детский йогурт.

Мы смотрим снова и снова.

Ягоды сыпятся из корзинки в морс и на лету образуют слово fatum.

Женщина трет раковину, разводы порошка напоминают всадников-сипахов, проносящихся мимо стен осажденного Константинополя, в тот момент, когда пороховой дым окутал шатер Мехмеда-II Завоевателя, а тот в тревоге вскидывает платок, чтоб ему подвели коня.

Молодой человек пришел в банк – женщина за стойкой похожа на перевернутый пенис.

Поезд везет пиво.

Девушка с беличьими ушами ест пахлаву.

На пустой сцене лежит гитара, пивные пробки дергают ее за струны.

Слон испражняется конфетами, они скачут по ступеням, становясь все больше и больше, сбивают щит, на котором огромный спящий ребенок тянет пухлую ручку к USB-разъему. Мелкий текст лигала складывается в замысловатый узор, который мы уже не способны идентифицировать.

А что не можем мы – не может никто.

Тогда мы берем пальто и выходим, не выключая свет.

Предпоследняя осень

По пути из туалетной комнаты на трибуну председатель Земли сделал лицом «сразу переходим к делу» и, едва кивнув собравшимся, стремительно развернул чрезвычайную папку:

– Во-первых (председатель перечислил «горячие точки» – поднялись бородатые, короткостриженые, береты, фуражки, чалмы, крепкие шеи, камуфляжные пятна), значит, так. Ваша задача: вы начинаете, собственно, воевать. Воевать в самом древнем смысле слова – поражать противника силой оружия. Вы – единственные из нас, кто это не только умеет, но и любит. Не ждите остальных, приступайте незамедлительно. Помните, Земля – наш общий дом, если инопланетяне ее отберут, вам нечего будет долбать. За каждую пару клешней совет дает 20 земных долларов, за сбитый инопланетный юнит – 5000. Сообщите счета ваших организаций – оплата переводом.

Во-вторых, Китай. (Закивали блестящие проборы.) На вас все производство. Оружие, техника, боеприпасы, форма, питание – все. Качество не важно. Важно количество, цены и сроки. Изобретать ничего не надо, во дворе припаркован старый советский боевой космический корабль. Ставим на него плазменную пушку, это будет наш основной юнит. Через неделю нужен миллиард таких машин. Задача ясна? (Снова закивали проборы.)

– Так, следующим пунктом – Соединенные Штаты Америки. К вам два вопроса. Первый – спонсорство. Вы закрываете все отношения с коммерческими организациями – договора, контракты, размещение логотипов, трансляции, то есть вы у нас главные. Образец рекламного носителя стоит во дворе. Места под логотипы спонсоров отмечены красными прямоугольниками. Второй – нам нужен высокобюджетный сериал-эпопея о нашей борьбе и победе. Правдоподобие не важно, важен звездный состав и исключительные права на размещение рекламы. Должно получиться что-то среднее между «Трансформерами», «Перл Харбором» и «Ешь, молись, люби». Аудитория самая массовая. Бюджет обсудим.

Британия. За вами – весь дизайн. Мы плотно завязаны на спонсорах, поэтому все должно выглядеть на пятерочку. Имиджи, нейминг, саундтрек. Ну там взрыв, обломки кружатся в космосе, один как бы случайно летит логотипом в камеру. И скрипочки запели. Рисуйте все на компьютере – от реальных боевых действий вы никак не зависите – и лично мне на утверждение.

Объединенная Европа. Ваша задача – уцелеть. Берегите наше культурное наследие: музеи, памятники, архитектурные ансамбли, барокко, готику, средиземноморскую кухню. Обложитесь мешками с песком, обмотайтесь сырыми матрасами. Огнетушитель должен быть в каждом доме. Понятно? Ау! Вы меня слышите?

– Мы не будем отвечать, пока вы не переведете вопрос на все государственные европейские языки от албанского до эстонского.

– Ну и хер с вами. Так, кто у нас остался? Африка, Южная Америка, ЮВА. Вы – главные борцы с неоинопланетоколониализмом. Мужики садятся в китайскую продукцию – и на фронт, а бабы хоронят в родной земле ядовитые отходы. Попутно в извлеченном грунте ищем уран, а если повезет – алмазы и изумруды. Такой план.

– А нам что?

– Вы кто?

– Австралия.

– Австралия… – председатель пробежал глазами свою бумажку, на всякий случай посмотрел обратную сторону. Пожал плечами. Что-то вписал.

– Австралия, хорошо напомнили! Будете резервом. Постарайтесь до поры где-нибудь затаиться.

Мужик в кожаной шляпе просиял:

– Затаиться – это наш конек!

– Ну и отлично. У кого-нибудь еще есть вопросы?

Задвигав стулья по паркету, эмиссары начали расходиться.

– Я попрошу остаться Россию.

Двое – небритый мужик в черной фуфайке и отливающий антрацитом, золотоносный, часоносный, бриониносный пузатый самец с алмазной мобилой пересели в первый ряд.

– Конечно, вы понимаете, что, как и в прошлую межпланетную, и в позапрошлую, и три перед этим, основные тяготы грядущей войны предстоит нести вам.

Мужик в фуфайке кивнул, а мужик в бриони и ухом не повел – листал айпад.

– Повестки, проводы, голод, изнурительный труд, огромные потери, штурм к красной дате, под танки с саперными лопатками, дешевая победа нам не нужна, бабы пашут землю на себе, госпитали, калеки, пустые деревни и гробы, гробы, гробы – это все вам.

Мужик в фуфайке снова кивнул.

– Но! – голос председателя стал интимнее. – Давайте сразу договоримся, что несмотря на вашу ведущую роль в конфликте, дорогие россияне, в официальные летописи войны вы снова войдете как миноритарный союзник, участвовавший лишь в ряде незначительных операций.

– А почему? – поинтересовался фуфаечник.

– Так надо! Понимаешь, дорогой мой человек? Так надо!

– Ну надо так надо, че…

Обладатель часов и мобилы на минуту вынул рыло из айпада:

– А кто будет признан мажоритарным союзником?

– Это строго секретная информация. Но учитывая наши особые доверительные отношения, сообщу: это будет один из генеральных спонсоров войны – либо «ИКЕА», либо «Макдоналдс» плюс пара-тройка американских хедж-фондов на подхвате.

– А можно… – взвизгнув стулом, мужик в бриони приобхватил председателя Земли левой рукой за шею, и они некоторое время шептались. Председатель, морщась от прикосновений холодной глыбы часов, кивал.

– Давайте так, мы с товарищем закончили?

Небритый мужик пожал плечами и слился.

– Тогда вот что. Вы это все на бумажке изложите – и я закину кому следует.

– А это не ты решаешь?

– Ну что вы! – председатель Земли многозначительно выпучился на пустой стул с израильским флажком на спинке и покрутил пальцем над головой, дескать: мы знаем, кто тут все держит!

– Понятно.

– Знаете… – председатель замялся.

– Че?

– Я тут в частном порядке… У меня тут к вам… вопросик… В плане обмена опытом…

– Да?

Председатель Земли подвинул листок и что-то быстро написал.

– Пилить что ли?

– Умоляю, тише!

– Да не ссы! Порешаем. Я на этом собаку съел. Но учитывай, что наверх придется занести не менее 20.

Председатель Земли стушевался:

– Виноват, не понял, какой верх?

– Эволюционный. Где бабки держишь, туда и понесем. Ты же в правильном месте бабки держишь?

Председатель Земли совсем запутался:

– Виноват, понесем нашим или вашим?

Брионеносец ухватил себя за ремень ценой в корабль нефти и проговорил, встряхивая пузом на каждом слове:

– Нашим. Общим. Инопланетным. Старшим. Партнерам. Партнерам по конфликту, а теперь и по бизнесу. Ты ж не расист, не? Против инопланетян ничего не имеешь? Ну и отлично. Сработаемся!

Ошеломленный председатель Земли долго сидел в пустом зале, переживая просветление.

Наконец, заметив давно переминающуюся в дверях уборщицу, мелко порвал бумажку с цифрами, ссыпал клочки в урну и побежал в буфет, куда, как он полагал, удалился брильянтовомобилый Учитель, чтобы взять себе на бранч что-то типа биойогурта из натуральной панды.

«Сработаемся, – твердил на бегу председатель, представляя, как заботливая клешня выписывает чек на его имя. – Обязательно сработаемся!»

Часть 2
Зима

Народный ополченец

То ли от коньяку, то ли от долгой ходьбы по черным ледяным улицам, но как только двери закрылись («Следующая станция «Нагатинская») я ухватился за железный поручень и запел.

Стараясь особо не двигать губами (тем более на звуках «м» и «б»), прикрываясь шумом и грохотом движения состава, повторяя в уме заунывную мелодию скрипки:

– Не-е для меня-я придёть весна-а-а…

Поезд несся по тоннелю, высекая визг и скрежет («Это токосъемные графитовые щетки трутся о контактный рельс», – объяснял дедушка, и я все детство представлял утыканную грифелями сапожную щетку, сдирающую с металла слой жирного, как сажа, электричества).

– Не-е для меня Дон разолё-оть-ся-я…

(Машка поет «дом», вместо «Дон». «Не для меня дом разольется».)

– И се-ердце де-ви-чье забьё-оть-ся…

Старушка, тянущая шерстяную нить из полиэтиленового мешка, запрокинула голову и подхватила сухим дребезжащим голосом:

– В восторге-и чувств не для-а меня-я-я/меня-я-я.

Я ушел вниз, в тональность летящего за окнами тоннеля, а старушка поднялась на октаву выше.

– Не для-а меня-а… – снова высек я.

– Цветуть сады… – подхватила старушка.

Мужик в шелковом шарфе с турецкими огурцами, петля мокрых волос на желтой лысине, захлопал ладонью по колену:

– В долине ро-ща расцвета-а-ить!..

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Нагорная».

– Там со-ло-вей весну встреча-аить…

Две студентки с розовыми мордашками пели очень серьезно, как будто их вызвали к доске, нащупывая в памяти круглые аккуратные ноты, – одна пострашней, другая симпатичная.

– Он бу-у-дет петь не для-а меня-а!/меня-а!/

Снова старушка поднялась в верхний регистр, а я удержал бас.

Узбек, не зная слов, склонив умную башку, барабанил по поручню – получалось очень хорошо.

– Не для меня-а журчать ручьи-и!..

Трое ментов пели серьезно, правильно и строго ведя основу мелодии. Тот, что помоложе, с жидкими черными усиками на свежем лице, прислонился спиной к надписи «Не прислоняться» и закрыл глаза.

– Текуть алмаз – (алмаз – вторил слепой мент) – нымя-я стру-я-а-ми-и.

– Там де-ева с чорными-и бровя-а-ми, – две девушки-кореянки (или вьетнамки?) тянули с мягким акцентом, и обе были с черными бровями.

– Она-а растёть не для меня-а (вниз), – спел я; – меня-а (вниз), – спели менты; – меня-а-и, – ухнул мужик с шарфом; – меня-а-а (вверх), – неожиданно сильным и чистым голосом спела тетка с брошкой поверх желтой шубы); – меня-а-а (вверх), – старушка с вязаньем; а-а-а! – спели все остальные.

– Не для-а меня-а…

За дверью в торце бился и стонал соседний вагон, и там тоже ехали мужчины и женщины и все пели мощно и хорошо, как на старой пластинке:

– Придё-оть пас-ха-а!..

Я зажал кнопку связи с машинистом:

– За стол родня-а вся со-бе-рё-оть-ся-а-а! – пел машинист.

– Вино-у-о по рюмочкам польо-оть-ся! – пели одни,

– Христо-ос воскре-ес» из уст польо-оть-ся! – пели эту же строчку другие,

– Пас-ха-(высоко и безнадежно вывел парень в наушниках) – а-ль-ный день (рухнул вниз) не-е для-а меня-а/а-а/а-а/а-а! – сошлись и выстроились все, единогласно принимая судьбу героя песни.

Стоп! Стоп! У меня зазвонил телефон.

– Але? Ты сейчас где? Ты скоро будешь?

То ли от коньяку, то ли от долгой ходьбы по черным ледяным улицам я сразу представил худшее:

– Что случилось?! У вас все в порядке? Все в порядке? У вас все в порядке?!

– Да. Чего ты? Все в порядке. Я просто так звоню.

– Уф! Все живы-здоровы?

– Да.

Я облегченно кивнул старушке – на поверхности земли все в порядке!

– Ну и слава Богу! – сказала она.

– Ну и слава Богу! – повторил я в трубку.

– Мы тебя ждем.

– Я скоро буду!

Я убрал телефон и завел следующий куплет – про цветы.

– Распустит ро-за цвет души-а-стай! – подхватили пассажиры.

За окном шипели электрические кабели. Голоса людей тонули в свисте, сипении и визге, но песня летела вперед над тесными рельсами, освещая подземному составу долгую дорогу домой.