Текст книги "В зоне листопада"

– Мнемонет – высокотехнологичный проект, призванный решить проблему пандемии психических расстройств в вашей стране. Вы хорошо знакомы со спецификой. Понимаете механизмы. Видите результаты. Мы многого добились за время нашего развития. Есть люди, которым это не нравится. Они пытаются повлиять на нашу работу или, даже, разрушить то, что мы с таким трудом построили. Судя по всему, мишенями этих людей стали Мартин, Катрин и Антигония. Я подозреваю: перед тем, как применить к ним силу, их пытались завербовать. При общении с Вашей группой вы ничего похожего не заметили?

Никон выдержал некоторую паузу, давая Говарду возможность продолжить. Не хотел случайно перебить.

– Напрямую никто ничего не предлагал. Намеки, если и были, то я их не понял.

Выслушав ожидаемый ответ, координатор продолжил, вставляя длительные паузы между предложениями:

– Вас могли попросить обойти правила Мнемонета. Изменить чей-то баланс. Рассказать о себе или своих коллегах больше, чем это предполагает инструкция. Показать, как регулируется баланс с терминала. Не переживайте. Даже если что-то такое и было, мы не будем считать это вашей ошибкой. Если вам заплатили, это невозможно доказать. Поэтому, мы в любом случае будем считать это случайностью. Для нас важно знать обо всех случаях выхода за рамки инструкций. Мы ищем возможных агентов.

– Хорошо. Я постараюсь внести в список все детали, которые покажутся мне значимыми.

– Вот и отлично. Мы очень надеемся на Вашу добросовестность. И еще два момента. Мы переведем к вам группу, которая перешла от Мартина к Антигонии. После происшедшего она категорически отказалась работать с этими людьми. Полагает – убийца Мартина и похититель именно в этой группе. Вы надежный и квалифицированный сотрудник. Мы высоко ценим Вашу компетенцию. Надеемся, что Вы сможете справиться с этим непростым заданием. Поскольку теперь вы в зоне риска, в наблюдении за вами буду участвовать я лично. Контроль вашего баланса тоже возьму на себя. Уверяю – постараюсь оградить вас от неприятностей. Прошу Вас подтвердить переход в мою группу контроля. В группу супервайзеров нашего региона.

Никон, поколебавшись, заверил акт перехода биометрической подписью.

Меня не только слушали, думал Никон, выходя из здания центрального офиса. Наверняка попутно и баланс читали. Возможно, еще и окулограмму сняли. И анализ мимики. Теперь эту беседу разберут на мелкие детальки и сделают выводы. Надеюсь, при прослушивании списка противоправных действий, я не думал про Кирилла и других попрошаек.

С другой стороны, я перешел в группу супервайзеров. Меня оценивают, как надежного сотрудника, способного выполнить ответственное задание. Это хорошо.

Глава 21.

Абоненты Мартина не переставали удивлять. У Никона создалось впечатление – покойный специально собирал самых экстравагантных. На этот раз в гости пришла монахиня. Осанистая и серьезная. Фонило от нее степенностью и уверенностью в собственной непоколебимости. Никон, решил – в молодости она была очень красивой женщиной. Даже ветры времени и статус, не смогли стереть с ее правильного нордического лица печать чувства собственного достоинства. Катастрофически не успевая знакомиться с анамнезами, Никон выдал заезженную фразу:

– Как Ваше самочувствие?

– Слава Богу, хорошее. Как Ваше?

Посетители редко интересовались состоянием Никона. Сразу не нашелся что ответить. Ограничился стандартным:

– Нормальное.

– Что-то Вы, молодой человек, выглядите не очень. Ночью хорошо спите?

Какая заботливая, с досадой подумал Никон. Вслух ответил:

– Сплю.

– Счастливый, – заметила бабушка, – а я почти не сплю.

– Так, может, вам помочь?

Видя возможность наладить контакт и принести пользу, Никон приободрился.

– Ни в коем случае! – категорично заявила монахиня.

– Вы же сами сказали, что хотели бы спать больше.

– Только не с вашей помощью.

– Почему? – удивился Никон.

– Я полностью запретила коррекцию моего баланса.

– Что вас побудило?

Наклонившись вперед, монахиня загадочно произнесла:

– А ты знаешь, чем на самом деле является ваш коин?

– Чем?

Никон, почему-то, перенял тон.

– Это печать антихриста, – гробовым голосом произнесла бабушка. – Он будет управлять с его помощью людьми. И Мнемонет ваш – филиал ада. Ты только посмотри на эмблему. А если не понятно будет, переверни, покрути.

Новую очередную интерпретацию непостижимого логотипа Никон отложил на потом. Решил углубиться в вопрос об управлении. Очень показательный момент.

– Как управлять?

– Ты же психолог, а такие глупые вопросы задаешь. Положительное и отрицательное подкрепление. Оперантное научение. Формирование новых когнитивных схем. Если раньше на это уходили месяцы, то сейчас это можно делать моментально. Выполнил человек твою волю, а ты ему хорошее настроение. Не слушается – вгоняешь в депрессию.

– Да Вы что!? – испугался крамолы Никон – На это наложен строжайший запрет. Это уголовная ответственность. Все под контролем безликой автоматики.

– В том-то и дело, что ты не знаешь, как работает эта безликая автоматика. Представь, что компьютер одновременно видит миллионы коинов. Знает, где человек находится и в каком состоянии. Что чувствует. Уже накоплена огромная база данных координат и состояний. Вот собрался митинг за отмену вашего Мнемонета, а он им норадреналина уменьшил, а мелатонина добавил. Да еще и гамма-аминомасляной кислоты сверху. Все разбрелись спать, а митинг накрылся.

– Откуда у вас такие глубокие познания?

– Когда ты еще думал кем стать, я уже в институте преподавала, – отмахнулась бабушка. – Вот, живой пример. Внучка моя, многогрешная. Блудница несчастная. Как пропадала, так с вашим Мнемонетом еще хуже стала. Никакого толку. А адекватные люди, которым это и не надо, может, теперь спят больше или спокойно смотрят на творящийся вокруг бардак.

– Исследователи другого мнения. Благодаря Мнемонету состояние общества стабилизировалось. Мы можем сохранить хотя бы то, что находилось под угрозой полного разрушения и деградации.

– Это искусственное вмешательство в естественные процессы! – почти прокричала монахиня. – Даже если искренне захотите, насильно вы не сделаете людей счастливыми. Вы не знаете и не умеете. Вы сделаете только хуже.

Никон не нашелся что ответить. Покивав головой, промолчал. Монахиня, получив свободное пространство для маневра, продолжила.

– Ты посмотри на нашу историю! Из развитой индустриальной страны мы опустились до уровня нищего аграрного клочка. Свет дают по часам. Метро ездит утром и вечером. Митинги, революции и войны уничтожили нас. Думаешь, это все случайно? Страны случайно так не деградируют. Обычно страны стремятся к развитию. И у нас были все возможности. Это результат реализации хорошо продуманного плана. Антихрист уничтожает последние оплоты веры в этом мире. Уничтожает страны с сильной традиционной культурой. Уничтожает цивилизации христианства и ислама. Хочет на руинах выстроить свой новый порядок. Хочет сделать всех рабами. Мнемонет – часть этого злого плана. Сегодня они обкатают технологию на нас, а завтра то же самое будет происходить в более крупных и сильных странах.

От зловещего, как показалось Никону, бреда мирового заговора, стало не по себе. Из уст серьезной бабушки, облаченной в черное, эпическая история о надвигающемся на эйкумену глобальном зле звучала страшно и комично одновременно. Если бы она рассказала о том, что галактика в опасности или Мнемонетом руководят инопланетяне, стремящиеся поработить землян, эффект оказался бы тем же. Никон часто чувствовал подобное противоречие, когда общался с душевнобольными людьми. Он пытался выследить, где проходит грань этого надлома. Не получалось. Идея о диссонансе, между рациональным восприятием и эмпатией, что-то объясняла. Но полное понимание, вернее сказать, даже – чувствование, еще не пришло. Надеясь добыть для анамнеза новую информацию, спросил:

– Как с этим бороться?

– Быть начеку. Призывать Божию помощь. То, что мы бессильны перед этим злом – хитрый обман. Стоит человеку сказать: «Господи, спаси!», и вся эта чертовщина выгорает без следа. Потому-то они и стремятся уничтожить тех, кто еще помнит, кому надо молиться.

– Война между добром и злом, – констатировал Никон.

Уходя, монахиня дала Никону еще несколько практических советов по спасению галактики. Один из них в том и заключался, чтобы почаще на эту самую галактику смотреть, и ночью и днем. Завершила фразой, одновременно эпической и в исполнении автора звучавшей комично, но, от того же и страшной:

– Город этот обречен!

Оставила крутить визитку с логотипом Мнемонета, в сотый раз изучая линии простого и одновременно, неразгадываемого кроссворда. К монахине Мартин был крайне неравнодушен. Похоже – они много беседовали. Нашли общий язык. Анамнез изобиловал наблюдениями и размышлениями. Иногда даже восхищениями и комплиментами. Не удивительно, что такая харизматичная женщина впечатлила и заняла даже прожженного психоаналитика. Диагноз вышел предельно осторожным: умеренно выраженные паранойяльные черты.

Вновь удивляясь непредсказуемости и непонятности образа мыслей почившего коллеги, Никон тихо прошептал:

– Кто же ты такой, Мартин?

Глава 22.

Восстановление энграмм мертвого мозга дело сложное и дорогое. О том, что следы внешних воздействий остаются в протоплазме клеток, знали еще в прошлом веке. Да, клетки могут запоминать образы и программы действий. Немного позже реверберационная теория кратковременной памяти была подтверждена стиранием оной, в результате применения электросудорожной терапии. Достаточно пропустить ток через ткани мозга и цепи из нейронов теряют циркулирующее по ним возбуждение. Оставалось совсем немного. Прочитать записи, сделанные чернилами из нейромедиаторов, белков и рибонуклеиновых кислот на тонком пергаменте нервных клеток.

Для этого понадобилось больше века. Секвенирования биополимеров и вычислительной томографии оказалось мало. Сенсоры бозонов и искусственные молекулярные машины – вот что было необходимо. Тем не менее, это произошло: память мозга прочитали напрямую. Это вам не медленное вытягивание рефлексов из полуживого серого вещества через искусственные интерфейсы. Это – относительно быстрое сканирование всей памяти, даже неживой нейронной сети. Относительно потому, что даже современная аппаратура не способна обработать один нейрон со всеми его синапсами быстрее, чем за микросекунду. Благо, таких процессов параллельно происходят тысячи. Итого: только на сканирование уходит больше недели. Столько же занимает декодирование и сведение всего в одну общую модель. Затем следует поиск необходимого в сотнях терабайт информации, состоящей преимущественно из бытового мусора, детских страхов и личных проблем. Такой вот посмертный психоанализ.

О том, чтобы, словно Аэндорская волшебница, воспроизвести личность, которая сама смогла бы ответить на все вопросы, речь пока не идет. Современные некроманты такого еще не умеют. Пока что беседы с мертвыми еще удел магов и колдунов, большинство из которых – шарлатаны. К таким информаторам, уважающие себя следователи, обращаются редко. А Сергей Петрович себя еще уважал. Поэтому крупицы важной для следствия информации получил с большой задержкой. Сразу же, позвонив Никону, посоветовал внимательнее отнестись к пожеланиям Юлии Ведерниковой. Соглашаться на все ее требования и капризы. Подмечать мельчайшие подробности.

Именно поэтому Никон спешно переписал график и в среду, в восемь вечера, подъехал к подъезду добротного ухоженного дома сталинской постройки. Поднявшись на третий этаж, позвонил. Дверь открылась после минутной паузы. Юля предстала в шелковом домашнем халатике строгих оттенков. Никона обдало духами. Он хотел было развернуться и уйти, но девушка, схватив за рукав, втащила его в прихожую. Заперла дверь. Приняв вычурную театральную позу, наигранно торжественно скомандовала:

– Раздевайтесь! Чувствуйте себя как дома!

– Мы так не договаривались, – начал было протестовать Никон, сбитый с толку видом и благоуханием хозяйки.

– Не ссы, парниша! Я тебя не съем! Поработаешь и пойдешь домой.

Наигранный жаргон хлестнул слух. Резко контрастировал с той литературной речью, что Никон слышал ранее. Повесив куртку на вешалку и стянув ботинки, он прошел в большую комнату. Здесь, действительно, оказалось много картин. Юля играла в заботливую хозяйку.

– Располагайся удобнее. Чай или кофе?

– Чай.

– Есть очень хороший. Друзья из Джорджии привезли.

Погремев немного на кухне, явилась с подносом. Все, вероятно, было готово уже заранее. Никон отхлебнул из чашки. Похвалил тонкий аромат. Попытался угадать растения, придающие пикантные нотки. Не угадал.

– Ни слуха – ни нюха, – с сожалением констатировала Юля.

– Для работы не важно.

– Все равно жалко. Не можете в полной мере насладиться тонким ароматом моих дорогих духов.

– Даже в той мере, в которой могу, слышу, что запах изысканный.

– Как вам обстановочка?

– Уютненько, – ответил Никон в тон.

– Если уютненько, тогда можете расслабиться.

– Хорошо.

– Что хорошо!? Расслабься. Я же сказала, что не съем. Давай, работай.

Никону опять захотелось уйти. Противен весь этот спектакль, в который втягивала его юная развратница. Лишь воспоминания о настоятельной просьбе следователя заставляли играть свою роль.

– О чем ты хотела бы поговорить?

– О показателях моего коина.

– Что именно тебя интеерсует?

– Много чего, – Юля закатила глазки. – Эндорфин, серотонин, дофамин, анандамид, фенилэтиламин, окситоцин, к примеру.

– Ого, – удивился Никон. – Откуда такой интерес?

– Я забочусь о своем состоянии.

– Что же ты хочешь услышать?

– Я хочу увидеть, – улыбнувшись слегка надутыми губками, игриво протянула Юля.

– Это невозможно.

– Возможно.

– Нет.

– Неужели Вам сложно пойти навстречу девушке, которая пригласила Вас к себе выпить хорошего чаю в интимной обстановке?

– Я не могу нарушать правила. Это должностное преступление. Если будете настаивать, я уйду.

– Ну, Никон!

Юля, преодолев метр дистанции, присела вплотную. Опять обдало пряным афродизиачным ароматом. Схватила за руку.

– Я же не прошу все. Покажите мне хотя бы один. Вот, серотонин, к примеру. Так хочется хорошего настроения, – произнесла томно и мечтательно. – Вы знаете, последнее время у меня депрессия. Очень плохо сплю ночью. Пожалейте бедную девушку. А она вас за это поцелует!

Никон с досадой подумал – необходимо было взять у следователя письменное требование исполнять такие капризы. Прозевал. Теперь вот сиди и думай в напряженной обстановке, что делать. Нарушить инструкцию или послать всех подальше и ехать спать. Одурманенный благоуханием и желанием, чтобы поскорее все закончилось, он, в итоге, аккуратно пошел на компромисс.

– Мартин тебе показывал?

– Да-да-да. Мартин был милашка, – голос Юли стал жестче. – Он понимал – люди важнее всяких инструкций. Весь ваш Мнемонет создавался, чтобы всем стало лучше. А такие, как ты, буки, все портят.

– Мартина убили, – заметил Никон.

– Это никак не связано, – поспешила заверить девушка.

– Не знаю.

– Ладно, давай показывай уже. Не ссы. Никто не узнает.

Никон застыл, уставившись в точку на книжной полке. Решил помолчать и посмотреть, что будет. Юля, обнаружив игнор, поерзала на диване и, устроившись поудобнее, положила голову Никону на плече. Руку не выпустила. Пауза затянулась, после чего девушка небрежно заметила:

– Частый у Вас пульс. Вы не так равнодушны, как хотите казаться.

– Да, я не равнодушен. Я не хочу Вам навредить.

– Какой же тут вред. Я просто посмотрю на график несколько минут и все.

– Зачем!?

– Не лукавьте! Вы же не показываете потому, что знаете зачем.

– Что вам это даст?

– Хорошее настроение.

– И все?

– Да. Это для меня очень важно.

Никон, по совету следователя, решил сдаться:

– Хорошо, смотри, но я прерву обратную связь, когда посчитаю необходимым.

Достал планшет из сумки, нашел в анамнезе требуемый график и явил вожделеющей девице. Та уставилась на него гипнотизирующим взглядом. График пополз вверх. Быстро пополз.

– Не так резво. Остановись или я заберу.

– Не кричи, – нервно отмахнулась Юля.

График стал опускаться вниз. Достигнув прежнего значения, опять пополз вверх. Достигнув прежнего пика, опять пополз вниз. Потом опять вверх. Вниз–вверх–вниз–вверх. Амплитуда потихоньку росла. Никон хотел было возразить но, завороженный дикой пляской графика, не решился. Невольно взглянул на Юлию. Та, повиснув взглядом на конце графика, дышала все глубже и интенсивнее. Афродизиаками запахло еще невыносимее. Неожиданно, Джулия закатила глаза, издала пронзительный стон и, развалившись на диване, забилась в конвульсиях. Никон похолодел. Эпилептический приступ после таких экспериментов – это статья. Юля продолжала извиваться и громко стонать. Никон не зная, как поступить, вскочил и принялся судорожно перелистывать анамнез. Рука зависла над кнопкой экстренной стабилизации.

– Нееееет! – простонала Юля. – Ничего не делай! Плезир поломаешь.

Шторм конвульсий начал понемногу стихать. Дыхание стало более размеренным. Самоотверженные стоны прекратились. Нимфетка, с искаженно – сладострастным выражением личика, вытянулась на диване. Поправила разметавшийся халат. Выдохнула, проведя рукой от шеи к животу.

– Плезир и блаженство! Хотел бы попробовать?

Никон этого не видел и не слышал. Он уже хлопнул дверью и спешно спускался по лестнице, одинаково проклиная следователей с их идиотскими предположениями и юных наркоманок с их порочными страстями.

Глава 23.

Чувство голода обрушилось на сознание холодной вязкой волной. Никон списал это на плоды нервного напряжения, разроставшегося в последнее время. Немного перекусил по дороге на работу. Ожидаемого насыщения не произошло. Необычайно сильно захотелось сладкого. Очень сильно. Никон купил полкило шоколадных конфет, съел несколько штук. Ненадолго отпустило. Через несколько минут, у метро, голодная волна нахлынула вновь. Сердце билось часто и тяжело. Бросало в пот. Лицо и руки немели. Никон присел на оградку. Проходящие мимо дети смотрели на дядю, жующего конфеты и разбрасывающего вокруг себя фантики, с огромной завистью. В этот момент они мечтали быстрее повзрослеть и заполучить такой же неограниченный доступ к вожделенному лакомству. Никон их не замечал. Жевал, сосредоточенно глядя себе под ноги. Когда последний фантик, подхваченный ветром, унесся к дороге, Никон попытался подняться и отправиться за новой дозой. Ничего не получилось. Ноги не слушались. Голова кружилась все сильнее. В конце концов, не выдержав напора силы, прижимавшей к земле, упал в кучу шелестящих, как листья, цветных бумажек. Пока сознание окончательно не потухло, успел почувствовать, как же хорошо и приятно лежать на влажном асфальте, держась немеющей рукой за прохладную стальную оградку. Издалека послышались голоса.

– Смотри, парниша конфет с ликером обожрался!

– Бу-га-га.

– Наверное, юрист. Обошел закон о распитии спиртного в общественных местах.

– Ха-ха-ха.

– А может быть конфеты из Голландии?

– Гы. С грибами.

– Чего на фантиках написано?

– Да тут разные. Бу-га-га. Вот, «Красный мак» есть, «Кара-кум».

– Тогда понятно. Наши тоже умеют.

– Ребята, что здесь происходит?

– Да еще одни придурок. Ужрался конфетами.

– Давно он здесь лежит?

– Не знаем.

– Так, что тут у нас? Ага, тахикардия. Зрачки расширены, на свет не реагируют. Быстро вызывайте скорую.

– Может, проспится? Они очень неохотно нариков забирают.

– Этот не проспится.

– Здравствуйте, что с ним?

– Похоже на кому. Судя по количеству фантиков – гипогликемическую.

– Мы отвезем его в больницу.

– Скорую уже вызвали.

– Мы знаем этого человека. Он наш сотрудник.

– Надеюсь, вы успеете.

– Давай, бери за ноги.

– Тяжелый.

– Ноги ставь на пол и придерживай за пояс.

– Ага.

– Подкинь ему пока немного глюкозы. Перепишем за поворотом.

– Ну что там?

– Переписала.

– Молодец!

Доски больно давили в ребра. Спина ныла, словно Никон весь день таскал мешки. Ноги, занемевшие от неудобной позы, казались чужими. Вестибулярный аппарат не мог вразумительно сообщить о положении тела, а веки упорно не хотели подниматься. Внутренние часы тоже взбунтовались. Минуты полу-бытия прошли или часы – было все равно. Лишь жжение холодной мороси на лице давало ощущение присутствия в мире и стимулировало пробуждение чувств и сознания.

В конце концов глаз, почему-то только левый, приоткрылся и отметил интенсивность освещенности. Неяркий желтый поток пролил в сознание еще немного света. Вечер или ночь – отметил Никон, пытаясь повертеть головой. Стабилизировал фокус. Открыл второй глаз. За серыми стволами деревьев, шурша, пронесся пучок света. Еще один. Дорога. Попытался заставить ногу подобраться и ощутить землю. Слушалась плохо, но после некоторого напряжения, при помощи рук, выполнила задачу. Заерзала по влажной листве. Вторая – выполнила команду пробуждающегося мозга быстрее. Упершись руками в доски, Никон принял более устойчивую позу. Помотал головой, стимулируя кровообращение. Голые, ветвистые стволы прорисовались резче. Влажный воздух, пройдя через ноздри ледяным потоком, добавил собранности. Поразминав ноги и руки, помассировав затекшую спину, Никон попытался подняться на ноги. В голове закружилось, но упор в лавочку позволил не упасть. Спустя несколько секунд решился оторваться от спасительной опоры. Сделал шаг. Второй. Третий. Обернулся в попытке разглядеть – не забыл ли чего. Поковылял напрямик по шелестящей листве и низкой желтой траве к проносящимся вдалеке, вселяющим надежду на возвращение в тепло и безопасность, разноцветным огням машин.

Глава 24.

О том, что с ним произошло, Никон начал размышлять на следующий день. Быстро догадался – пережил резкий скачок уровня инсулина.

Почему это случилось, когда региональный координатор заявил: берет контроль над балансом Никона на себя? Вот это вопрос. Система построена таким образом, чтобы не нанести вреда здоровью. За тем, чтобы показатели не превышали физиологические нормы, следит контроллер коина. Немного сместить равновесие возможно. Привести все концентрации в норму возможно. Купировать приступ агрессии или паническую атаку. Вывести из ступора или депрессии. Можно даже почти моментально усыпить. Но поднять уровень инсулина до комы – просто невыполнимо. Многоуровневая система контроля запретит это действие на уровне терминала. Есть еще контроль на сервере. Есть еще контроль на уровне коина.

Никону стало страшно. То, что казалось надежным и незыблемым, призванным стабилизировать нервные системы пострадавших от психиатрической пандемии людей, само оказалось непредсказуемым и опасным.

В сети о таких случаях не упоминалось. И понятно. Всякий, рискнувший публично усомниться в надежности и безопасности одного из самых дорогих проектов Европы, погряз бы в судах и разбирательствах. Никон пообщался на эту тему с Паулой и несколькими коллегами, которым доверял. Все единогласно твердили – опасные скачки параметров невозможны.

В конце концов, решился позвонить следователю и попробовать аккуратно узнать, что на самом деле случилось с Антигонией. Аккуратно не получилось. Ищейка уходил от ответа. Старался больше спрашивать, чем отвечать. Когда же Никон упомянул про инсулиновую кому напрямую, он занервничал. Заявил – необходимо побыстрее встретиться и обсудить один важный вопрос. Так они оказались в кафе с громкой музыкой.

– Вы меня хорошо так слышите?

– Плохо.

– Главное, чтобы понятно было.

– Хорошо.

– Почему вы решили, что у Антигонии могла быть именно инсулиновая кома?

– Просто, в голову пришло. Догадка.

– Вы не очень хорошо выглядите. Что у Вас случилось?

«Инсулиновая кома», – хотел выкрикнуть Никон, но сдержался. Вместо этого ответил уклончиво:

– Здоровье немного пошаливает.

– Мнемонет не помогает?

– Помогает.

– Как ваша работа? Наблюдаете? Нашлось что-нибудь интересное?

– Есть люди, у которых есть возможность совершить преступление, но насчет мотивов я не уверен. Есть те, у кого мог бы быть мотив но, похоже, нет возможности.

– Вот. Правильно мыслите. Это может быть не один человек. Они же там, у этого Мартина, в группах общались между собой. Могли договориться.

– Что у вас нового? Что рассказывает Антигония?

Следователь не ответил. Внимательно всмотрелся в Никона. Отпил глоток кофе. Никон последовал его примеру. Выдержав паузу, ищейка вкрадчиво протянул:

– Создается впечатление, что Вы интересуетесь этим делом больше, чем я.

– А, может быть, Вы интересуетесь этим делом меньше чем я?

– Какая разница. Важно – почему?

– Мой мотив очевиден.

– Для меня нет.

– Сейчас у меня две группы от Мартина. С Антигонией произошло что-то странное. Почему бы мне не поинтересоваться подробностями?

– Думаете – этого достаточно, чтобы выведывать у работника органов внутренних дел засекреченную информацию?

– Даже так.

– Да.

– Вы же выведываете у работника Мнемонета конфиденциальную информацию о гражданах. Согласно инструкции, без постановления суда я могу вообще Вам ничего не рассказывать.

– Это не проблема.

– Это проблема потому, что я могу ограничиваться формальными ответами.

– А это не так?

– Нет.

Сергей Петрович опять умолк. По тону Никон предположил: ссориться он не хочет. Просто играет. Набивает цену? Проверяет? Тянет время, чтобы обдумать какие секреты можно раскрыть? После игры в гляделки, продолжил:

– Хорошо. Есть вещи, которые я хотел бы вам сообщить, но делать это запрещено. Давайте сделаем так. Вы изложите свою версию происходящего. А я дам знак, если она близка к истине. Пойдет?

Версия крутилась на языке уже давно.

– Ок. Я думаю, что кома была гипогликемической. Резко возрос уровень инсулина. Глюкоза упала. Центральная нервная система перешла в спящий режим. Также я думаю, что лишний инсулин произвел коин.

Никон вопросительно улыбнулся и покивал головой, как бы спрашивая: так ли это. Следователь кивнул в ответ.

– Я думаю, что с Мартином произошло нечто похожее. Он пытался извлечь коин самостоятельно или с чьей-то помощью. Поскольку прибор замкнут на толстой артерии, без специального оборудования это представляет большую сложность. Что-то не получилось. Он погиб.

Следователь скорчил гримасу, немного покивал, потом помотал головой, крутя перед Никоном кистью.

– И да, и нет?

Утвердительный кивок.

– Это был не инсулин?

Согласие.

– Коин был удален после смерти?

Следователь сделал утвердительный кивок. Посмотрел на часы. Засобирался.

– Думаю, нам пора заняться своими делами. Надеюсь, вы получили достаточно пищи для размышлений?

– Надеюсь.

Никон повторил с некоторой досадой. Крупицы новой информации уже растворились в бурлящем котле его сознания. Как масло, подлитое в огонь, подстегнули процесс поиска правильного решения. Приток свежего топлива прервался, как только жажда разыгралась в полную силу. Никон ощутил смертельный голод, чем-то подобный тому, что он пережил накануне. Следователь, спешно попрощавшись, убежал. Ответы, которые он дал, проросли еще более сложными вопросами.

Два человека, баланс которых находился под присмотром Катрин, пострадали. Сама Катрин, находясь в группе Говарда, исчезла. Никон, сразу после перевода в новую группу, чуть не сгинул в инсулиновой коме.

Если со стороны должностных лиц произошло злоупотребление, приведшее к смертям – это скандал. Если система безопасности Мнемонета допустила такое – это еще больший скандал. Если ошибка произошла в самой системе – это закрытие проекта на доработку и исправление ошибок как минимум.

У Никона похолодело в груди. Так вот почему поиск убийцы Мартина ведется среди абонентов. Чтобы скрыть истинную причину происходящего. Списать все на поведение человека или людей в не здравом уме и не доброй памяти. Скрыть повод для возмущения оппозиционных сил. Вот почему следователь не говорит лишнего.

Глава 25.

Первым делом, Эдуард поинтересовался новой знакомой.

– Как поживает наша очаровательная начальница?

– Она пропала, – бесцеремонно ответил Никон.

Санитар города помрачнел.

– Печальненько. Такая привлекательная дама. Расскажите, пожалуйста, подробнее.

– Подробностей я знаю не много. Следователь меня не посвящает. Не вышла на работу. Дома все перерыто. Связывают со смертью Мартина.

– Занятненько.

Уменьшительно – ласкательные не то резали, не то щекотали слух. Было в них что-то угрожающее, как в острых клыках за вкрадчивой улыбкой.

– Как зовут следователя?

– У Вас есть, что ему сообщить?

– Возможно.

– Сообщите мне.

– Парень! – Эдуард подобрался, с напором произнес: – Я же не просто так прошу! Твоя Катрин напоминает мне одну значимую особу. Я же знаю, как работают эти менты. Ни хрена не делают и грошики свои, нечестно заработанные, в кабачках пропивают. Есть к нему разговорчик. Будет не очень удобненько вести беседу через тебя.

Никон, пожав плечами, выдал требуемое.

Гости вошли без стука. Иностранцы. Загорелые. Никон сразу почувствовал угрозу. Поздоровались. Расположились поудобнее. Тот, что повыше и помоложе, достал планшет и уставился на него серыми, водянистыми глазами. Менее рослый и похоже, более поразговорчивый, представился и поведал правила:

– Мы представляем службу безопасности Мнемонета. У нас есть к Вам несколько вопросов. Отвечайте подробно и быстро.

– Мне необходимо связаться с региональным координатором, – выдал Никон единственное, что смог придумать в такой ситуации.

– Его пока не надо ставить в известность. Эта беседа должна остаться в тайне.

Никон решил не сдаваться так просто. Начал сам задавать вопросы.

– Откуда мне знать, что вы действительно из службы безопасности?

– Все просто. У нас есть доступ к вашему анамнезу.

– Вы хотите, чтобы я поверил Вам на слово?

– Мы хотим, чтобы Вы ответили на несложные вопросы.

– Прежде мне нужны доказательства, что у Вас есть полномочия.

– Хорошо, смотрите!

Тот, что повыше, протянул планшет. Никон взглянул на анамнез. Полистал. Вышел из него и вошел вновь.

– Что вы делаете? Не надо там ничего листать.

– Откуда мне знать, что это не подделка? Картинку с текстом и я могу нарисовать.

– Вы не узнаете оборудование!? Анамнез специалиста в интернете не найдешь. Он подписан вашей подписью.

– Мало ли. Может вы его украли.

Высокий, поиграв желваками, процедил:

– Вы неправильно ведете себя, общаясь с представителями службы безопасности Мнемонета.

– Я следую инструкциям Мнемонета.

– Вам мало удостоверений и доступа к анамнезу?

– Все это можно подделать. Мне необходимо подтверждение доверенного лица. В данном случае им является региональный координатор.

Полный, хитро улыбнувшись, произнес:

– Попробуйте обратную связь. Это подделать невозможно.

– Вы предлагаете нарушить инструкции?

Никон понял – эти двое не собираются давить иначе, кроме как через убеждение и логику.