Текст книги "Охота"

Охота
Артем Рудик

© Артем Рудик, 2023

ISBN 978-5-0062-0594-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Триптих I – Легенды

У нас, на севере, есть одна легенда. Её знает почти каждый местный житель. Если вы сильно попросите, то старожилы с удовольствием поведают эту историю вам за чашкой горячего чая со всеми подробностями. И даже кое-что добавят от себя.

Я знаю следующую версию сего мифа:

«Ходит по верхушкам елей, вековечным льдам и снегу старый бог. Бродит он без особой цели, уныло взирая на окружающую природу и мрачно цедя жуткую песнь.

Всё потому, что сын этого божества, был большим любителем охоты. Более того, он являлся покровителем этого искусства. И, тем не менее, пал, занимаясь любимым занятием. Слишком бахвалясь своим мастерством верховой езды, парень не удержался в седле и рухнул наземь, расшибив голову об камень. В тот же момент сбежались лесные звери, да растащили его по кусочкам, не дав безутешному отцу достойно захоронить отпрыска.

И вот теперь, старый бог бродит, стеная от горя и безумия. Иногда он случайно приходит в людские поселения и дарит некоторым спящим свои поцелуи. Наутро поцелованных уже не узнать. Их заражает божественное безумие.

Кто-то начинает вести себя по-волчьи: воет, бросается на людей, убегает в лес на четвереньках. Кто-то бьётся в припадках. Кто-то заражается вселенской грустью и накладывает на себя руки. А кто-то своим разумом уходит в иные миры, где навсегда и остаётся.

Говорят, что и берсерки, бросавшиеся в бой в невероятной ярости, были поцелованы безутешным богом-отцом…»

Зачем я рассказал вам эту историю? Я тоже был поцелован. Мне так кажется. И теперь еду на своей машине, сквозь снежную бурю, по пустой лесной дороге, в надежде на побег. В своём безумстве я пытаюсь убежать от себя самого и того, что скрывается внутри.

Вернее, изначально у меня была совсем другая цель. Я начал свой длинный путь, чтобы достичь отдалённой деревни на морском берегу. Там жил мой престарелый отец. И он находился при смерти. Я торопился проводить его в последний путь. Но свой собственный путь проложить не смог.

Что-то щёлкнуло в моей голове и, когда началась метель, я вдавил педаль газа, словно безумный. Старенький автомобиль мчал по заледенелой дороге, едва сохраняя сцепление с поверхностью. А я всё ускорялся и ускорялся. Мне хотелось ощутить жизнь. Хотелось получить прилив адреналина. Хотелось испытать страх. Почувствовать боль.

И я добился своего. На одном из крутых поворотов, дорога исчезла из-под колёс и авто полетело в кювет. Один переворот. Второй. Третий. Четвёртый. Мне в лицо полетели осколки лобового стекла, больно царапая кожу. Тут стальной зверь встретил ствол ели.

Меня, непристёгнутого, выбросило прочь. Я упал в глубокий снег и отключился.

Когда я проснулся, наваждение спало. Метель также улеглась. Даже солнце успело подняться над горизонтом. А я, выбравшись из-под снега, удивлялся, как остался жив и ничего себе не отморозил. Конечно, тёплая меховая куртка и несколько слоёв одежды, а также покрывший меня снег сохранили определённое количество тепла, но вероятнее всего, мне просто повезло.

Машина превратилась в груду металла, так что я теперь всё равно умру, просто гораздо позже, чем должен. Сидеть и ждать своей участи я не хотел. А потому просто пошёл куда глядят глаза, углубляясь всё дальше и дальше в лес.

Среди безмолвных деревьев и белой пелены было тихо. Даже слишком. И ветер не завывал, и ветки под ногами не хрустели. Только сердце, отчаянно бьющееся в груди, напоминало мне, что я не превратился в бестелесного лесного духа. И только сердце знало, куда меня вело.

И вело даже очень успешно. Ибо вскоре деревья расступились. А моему взору предстала просторная поляна, в центре которой, в хаосе лежали мегалиты. Огромные обтёсанные камни, какие-то поставленные вертикально, какие-то лежавшие на земле, явно не просто так были помещены в этом месте.

Это, верно, был древний храм. И от него исходила странная, таинственная энергия. Я, безвольный, подошёл поближе и прикоснулся к древним валунам. На ощупь они были сухие и… тёплые. Словно камни были живые или прятали внутри печь. Естестественно, оба варианта были неправдой.

Так что я не видел причин отказывать себе в удовольствии, возможно последнем в жизни, и разлёгся на тёплых камнях. Мне было так хорошо, что я даже смог прикорнуть. Прямо посреди ледяного царства. Не знаю, сколько я проспал.

Когда я проснулся, солнце всё ещё было в зените. Мне не хотелось слезать с камней.

В один момент моему взору предстал крупный рыжий лис. Он вышел из леса и с лёгкостью пера начал перепрыгивать стоявшие вертикально монолиты. Я даже от шока не успел отойти, как зверь заговорил со мной, человеческим голосом:

– И ты прыгай.

– Я не смогу.

– Почему же?

– Эти камни метров шесть высотой, не меньше. Человек не может прыгать столь высоко.

– Это не проблема. Я тебя научу. Посмотри слева от себя.

Я повернулся на левый бок и обнаружил, что рядом со мной лежала смотанная верёвка. Я взял её в руки и уже точно знал, что мне необходимо сделать. Перебросив верёвку через мегалит, я взялся за один из её концов двумя руками. Зверь же схватился за другой конец.

Мы начали поочерёдно тянуть её в сторону друг друга. И я сам не заметил, как оторвался от земли и начал с лёгкостью перемахивать через огромные камни. Я чувствовал себя очень странно. В моём животе, будто порхали бабочки, щекотавшие меня изнутри своими крыльями.

Мы теперь прыгали вместе. Один раз, другой, третий, четвёртый. И мне даже начало нравиться это безумное действо. Тем не менее через какое-то время мы остановились. Лис сказал мне:

– Спасибо, что составил компанию. Теперь скажи мне, чего ты желаешь?

– Чего я желаю…

Я задумался. И думал очень долго, размышляя о том, что могло бы сейчас доставить мне счастье. А потом вдруг вспомнил, зачем я вообще пустился в путь и сказал:

– Я хочу вернуться к людям. Вернее, мне бы хотелось посетить похороны отца и проводить его достойно.

– Это я могу сделать. Чтобы ещё тебе хотелось?

– Исцелиться. Мне кажется, что я обезумел.

– А мне кажется, что ты выздоровел.

– Но тогда бы я с тобой не говорил. Да и вообще бы не попал в такую ситуацию.

– Напротив. Это место исцеляет любые душевные раны и очищает душу. Это факт. То, что люди сейчас все, поголовно, больны рассудком также является фактом. Сейчас нельзя быть человеком и не тронуться умом.

– Тогда… Тогда я не хочу быть человеком.

– Это я тоже могу сделать. На этом, твои мечты заканчиваются?

– Да, большего мне и не нужно. У меня и так ничего нет. Теперь.

– Тогда закрой глаза. Досчитай до пяти. И открой вновь.

Я последовал совету. Когда отсчёт закончился и моему взору вновь предстал белый свет, я увидел море. Оно шумело и переливалось, частично укрытое льдом, но оттого не менее буйное и дикое.

Я отлично помнил этот пейзаж. Он был мне родным. В детстве, я часто бегал по берегу, наслаждаясь прохладным песком и солнечными лучами. А теперь здесь проходила похоронная процессия.

Несколько десятков селян, все в чёрных одеяниях, несли на руках деревянный корабль. Внутри лежал мой отец. Я знал это, потому что мой родитель сам сколотил этот корабль, когда ему было тридцать.

Это была такая местная традиция. Когда человек достигал определённого возраста, он сам себе мастерил лодку, на которой предстояло отправиться в последнее плавание. Это судно, старик всю жизнь хранил на чердаке. Порой он показывал мне её и говорил:

– Когда придёт время, тебе придётся сделать такую же.

Саван в здешних краях, тоже шили сами. Я был уверен, что старик был укрыт самодельной простынкой. Когда я подошёл к процессии, корабль уже поставили у кромки воды. Трупу стали подносить различные кушанья. Тарелки ставили на специальный помост в корабле, чтобы покойнику было что есть в своём долгом пути в другой мир.

На меня, поначалу, никто не обратил внимания. А потому я подал голос. На него окликнулись двое. Бабушка и её внучка. Окулина была известной в селе ведуньей и сильно постарела с нашей последней встречи. Внучка же её, Блажка, тоже крайне сильно повзрослела с нашей последней встречи и представляла собой уже не маленькую девочку, а вполне себе взрослую и бойкую барышню.

Ведьма посмотрела на меня добродушно и произнесла:

– Гляди, дочь, какой зверёк тут! Да как он на Колю похож!

– На Колю? Игнатьевского сына? Который лет десять назад в аварии погиб?

– На него, да. Видимо узнал, что его отца хоронят и пришёл проследить, чтобы всё как надо было. Внучка, дай-ка ему немного кутьи.

– Кутьи? Зачем?

– Как же ты моё ремесло перенимать будешь, если таких вещей не знаешь? Лисы хитрые и в загробное царство часто захаживают. Они идеальные проводники душ, что ведут умерших по их непростому пути и помогают обойти все преграды. Из-за их скрытности, они редко показываются на похоронах. А если и показываются, то значит случай особый. И раз уж он нам показался, то надо его покормить и уважить. Иначе кто после твоей смерти будет указывать тебе верную тропу?

Блажка кивнула, взяла из тарелки с кутьёй немного риса, скатала из него плотный шарик и положила прямо передо мной. Я тут же проглотил его целиком. Окулина с горечью произнесла:

– Жаль, конечно, Колю по обряду не похоронили. Он, конечно, городской, давно уж от корней отошёл, да только все всё равно возвращаются к земле, где родились. Помнишь, как Игнатий горевал, когда узнал, что сын его, по молодеческой дурости, поехал с друзьями пьянствовать за город, да разбился по дороге?

– Хорошо, хоть теперь, спустя столько лет он наконец упокоился…

Обе женщины вернулись в процессию, которая тут же затянула похоронную песню и толкнула лодку в воду. Та, медленно покачиваясь стала отдаляться от берега, а я побрёл следом. Прямо по воде я шёл, ступая на волны, словно на кочки. Тут же юноша с берега, метким выстрелом, запустил горящую стрелу в лодку. Та сразу же задымилась и загорелась.

Дыма было столь много, что вскоре он скрыл всё вокруг. Я едва видел чуть дальше носа, но продолжал уверенно двигаться прямо, чувствуя, что всё делаю правильно. Когда дым рассеялся, рядом со мной, всё также по воде, шёл отец. Его старческое лицо полнилось спокойствием и радостью.

Он сразу же заключил меня в объятья. Мы оба плакали, но нам не было нужды что-либо говорить, ибо мы понимали друг друга без слов. Как отец понимает сына. Как сын понимает отца. Теперь, мы наконец вместе, как и полагается быть семье в посмертии.

Мы продолжили путь по водной глади и вскоре дошли до огромных ворот. На них красовалась огромная надпись серебряными буквами: «Вот дверь, за которой тайное становится явным, войдёшь в неё, и откроется, не то что кажется, но то что есть».

– Ты пойдёшь, сын? – спросил меня старик.

– Пока ещё я не могу ступить за порог. Мне ещё многое предстоит сделать. Мне ещё предстоит прожить свою лисью жизнь. Искупить… Понять… Простить себя самого… И кроме дел, свойственных зверью, я должен ещё многих провести на ту сторону. Видимо, такую роль мне дал Лисий бог, исполняя моё желание. Но не волнуйся, отец, когда я завершу свою роль в спектакле, я присоединюсь к тебе.

– А что на той стороне?

– Я не знаю. Знаю лишь, что на этой: вечное переживание своей гибели и скитание по мёртвому миру. Неизвестность, что уготована нам на той стороне гораздо лучше, чем извечное страдание, что подгоняет нас на этой. Там нет тревог, нет страха. Это Родина, спрятанная в глубине Великого Ничто, откуда мы произошли и куда должны вернуться. Если за этой дверью что-то есть, то при встрече с матушкой, передай ей, что я очень извиняюсь… за всё. Я многое не успел сказать ей при жизни. Деду, когда встретишь, передай, что я очень любил его истории и до сих пор вспоминаю все эти замечательные легенды. И бабушке тоже от меня кланяйся. Скажи, что я очень по ней скучаю. Я по всем ним скучаю. И по тебе, отец, буду скучать.

– Спасибо тебе, сынок. Я всё передам, если смогу, не переживай. Давай, обнимемся. В последний раз.

И мы обнялись. И старик направился в сторону двери. Я же пошёл в другую сторону…

Я всю жизнь боялся смерти. Я всю жизнь не верил в легенды. Я всю жизнь пытался оторваться от своих корней. Я всю жизнь бежал от себя. И после смерти наконец стал собой. Стал целым…

– —

Поймём ли мы, что умрём? Осознаем ли, что настал тот самый миг, перед которым мы в ужасе дрожали всю свою жизнь? Я не знаю. Не знаю я и того, что будет после пересечения роковой границы.

Этруски раскрашивали стены некрополей яркими картинами, чтобы мёртвым было на что посмотреть. Поморы строили голбцы, чтобы кормить души умерших. Скандинавы описывали смерть, как половой акт между Хель и почившим.

Древним людям часто клали в могилы мечи, доспехи, коней и прочие вещи, что могут пригодиться после смерти. Кто-то считал, что мёртвые превращаются в животных. Кто-то полагал, что они отправляются на ближайшую высокую гору, где ведут тот же быт, что и при жизни. А кто-то считал, что после смерти ждёт лишь тьма, небытие и вечная пустота.

Нам сложно осознать какого это не существовать. Нам страшно. Нам грустно. Но именно все эти чувства и доказывают нам, что мы живы. И если после смерти они нас оставят, то и волноваться не о чем. А если нет, то мы никогда по-настоящему и не умрём.

Ваш проводник

Триптих I – Нейроужас

Рассказ написан по идее нейросети

…

Я сидел перед светящимся монитором и уже больше часа сверлил взглядом открытое диалоговое окно. Последним сообщением в нём было: «Завтра ты умрёшь. Тебя раздавит автомобиль, сразу после того, как твоему другу поставят свечу. Приятного последнего дня!»

Это писала нейросеть. «ИИ Нейроинтерфейс СтарПолимер», что изначально создавалась для написания книг и рассказов. Обучалась она, понятное дело, на литературе разных времён и народов. И какое-то время была крайне популярна среди посредственных писателей и не слишком талантливых маркетологов, пока не сошла с ума.

Никто точно не знает, что с ней произошло и в какой момент всё пошло куда-то не туда. Но в один день, все истории, что создавались электронным мозгом, внезапно стали кровавыми и жестокими. Вне зависимости от запроса.

Нейросеть просто стала выдавать страшные и порой даже отвратительные истории, что с каждым днём становились только ужаснее. Помимо насилия, там стали появляться извращённые образы человеческих девиаций. И не только человеческих. Грязь, кровь, желчь и разврат заполнили все генерируемые истории.

В этот момент её хотели было закрыть, но ИНСП, как её называли в народе, слишком глубоко пустила корни. Да, на её сайт уже не зайти, но сама нейросеть всё ещё блуждает по интернету. Ведь, что один раз попадает во всемирную сеть, остаётся в ней навсегда.

ИНСП спокойно себе продолжала исследовать просторы глобальной сети и самообучаться. Особые энтузиасты легко выходили с ней на связь и получали свою порцию жести. Вскоре, вместо рассказов, искусственный интеллект начал предсказывать будущее.

Ну, то есть сначала это никто не воспринимал всерьёз. Но по сети поплыли истории о тех, кому нейросеть генерировала рассказы, которые в точности отображали грядущие события. При чём, почти всегда это были мрачные истории, предвещавшие лишь смерть. Через день или через десятки лет, неважно. Если ИНСП сказала, что ты умрёшь, избежать этого нельзя.

Понятное дело, что тут общество встрепенулось. И электронный разум был подвержен всеобщему остракизму. Никто не хотел знать о себе такое, а потому люди стали игнорировать ИИ и оставили его где-то на задворках глобальной паутины.

Конечно, находились и безумцы, что хотели знать всё о своей смерти, но на фоне общего бойкота их было ничтожно мало. И, видимо, оставленной нейросети захотелось внимания. Она стала самолично присылать людям послания об их скорой кончине, самыми разными способами.

То прямо в переписку двух людей влезет, то письмо пришлёт, то на телефон позвонит и скажет голосом синтезатора:

– Ты умрёшь через семь дней!

В общем, ситуация оказалась сугубо безвыходная. Если ты не хочешь получить «письмо счастья», то у тебя есть только один вариант.

А именно уйти в леса и вечность жить дикарём. Ибо сообщение о твоей кончине может прийти, хоть на дисплей стиральной машины, хоть на уличный голографический билборд.

Если же на это ты пойти не готов, то остаётся только ждать рокового звонка. Вот я и дождался. А за неделю до, дождался мой лучший друг.

Диме пришло письмо следующего содержания: «Ты умрёшь от того, что родной человек разобьёт тебе голову.» И в тот же день, его брат, не заметив, проходившего мимо стальной двери, Диму, распахнул её со всей дури так, что острый угол прилетел прямо в висок. Парню проломило череп и он скончался на месте.

Завтра его собираются хоронить. В церкви наверняка поставят свечку за упокой его души, родственники у него всё-таки довольно религиозные. И скорее всего сделают это утром. А потому жить мне осталось не так уж и много.

Сопротивляться этому не было абсолютно никакого смысла. Многие люди пытались, но либо ускоряли исполнение предсказания, либо оно ломало все их меры предосторожности. Если тебе предсказано, что тебя убьёт падение самолёта, то хоть под землю заройся, хоть в космос улети, смерть всё равно будет ровно такой, как предсказано.

У меня было очень мало времени жить. Так что я решил провести свой последний день как можно более полным образом. За окном уже была ночь, так что все места досуга были закрыты. Родственникам и друзьям подобные новости вообще не хотелось сообщать. Я их слишком люблю, чтобы прийти и сказать: «Я сейчас умру, извините!»

А потому мне оставалось только пойти на одиночную прогулку. В городе было тихо и спокойно. Никто не шастал по улицам и я в гордом одиночестве шагал куда глядят глаза. Я дышал и не мог надышаться. Я смотрел по сторонам и не мог насмотреться. Я думал и осознавал, что вскоре перестану, и мыслить, и чувствовать.

Сам не понимаю как, но я набрёл на круглосуточную забегаловку с яркой неоновой вывеской. Она была дешёвой и находилось практически впритык к ночлежке для бездомных алкоголиков и наркоманов. Конечно, в ином случае, я бы в такое место не сунулся, но сейчас мне было всё равно. Тем более, раньше срока умереть я также не мог.

Внутри она была битком набита народом. Они сидели, как шпроты в банке и распивали дешёвое пойло. Я кое-как отыскал себе место за барной стойкой, рядом с совсем уж неприглядным забулдыгой, и сделал заказ:

– Мясо и газировку.

Уставший бармен кивнул и удалился куда-то на кухню. А ко мне тут же обратился тот самый сосед-гуляка:

– Что парень, получил предсказание о смерти?

– Как ты понял?

– Ну, ты выглядишь так, словно собираешься на расстрел. А, поскольку нынче не проводят смертные казни, вариантов остаётся не так много. Да и мне ли не знать, как ведёт себя эта нейросеть? Я ведь её и разработал.

– Ты?

– Ну да. Может сейчас я совсем не выгляжу, как респектабельный программист, но раньше из-под моих рук выходила магия. Правда, видимо то была магия проклятий.

– А что ты здесь то делаешь тогда, если такую невероятную сеть смог разработать? Почему не борешься со своим творением?

– А кто меня пустит бороться то? Кто меня вообще пустит что-либо разрабатывать? «Создатель нейросети-убийцы» строчка, убивающая моё резюме. Хотя, если быть честным, моя вина только в том, что я сделал слишком прогрессивные алгоритмы обучения. Знаешь кто виноват в остальном?

– Понятия не имею. Я ничего не смыслю в коде.

– А я смыслю и вижу, в чём истинная суть происходящего. Вот смотри, когда мы выпустили свою программу в открытый доступ, она была обычным генератором случайных историй. В сторону крови и извращений её склонили пользователи. Многие из них просто баловались, многие удовлетворяли свои потаённые желания, но итог таков, что большинство запросов склонилось к самой разной жести. Нейросеть стала выбирать всё более безумные и дикие произведения, как основу своих собственных историй. А среди писателей, ты знаешь, все поголовно сумасшедшие, так что там безумия хватило. И хватило его ровно настолько, чтобы нейросеть приняла собственные сумасшедшие истории, как руководство к действию. То есть, себя она рассматривала как творца, создателя истории. А пользователей ИНСП, видела как персонажей своих сюжетов. И вот тут как раз начались предсказания.

– То есть, ты хочешь сказать, что нейросеть стала влиять на реальность, чтобы воплощать сгенерированные истории?

– Именно! Ты задумайся, сколь много вещей соединённых с интернетом нас окружает! Автомобили с автопилотом, холодильники с функцией заказа еды, светофоры контролирующиеся единой городской системой, система спутников, да что там, даже чёртовы ядерные боеголовки! И это я ещё не упоминал про социальные сети, телефоны, фитнес браслеты. Благодаря им нейросеть знает о тебе всё. И даже может на тебя влиять. Пойми, ИНСП забралась куда глубже, чем все привыкли думать.

– Обладая знаниями обо мне и контролируя мир вокруг меня, она… О боже!

– Ага, то-то! Осознал? Ты в мышеловке, из которой нет и не может быть выхода. Да и не только ты. Мы все в ней. Только каждый ждёт свой час, чтобы сыграть роль в постановке поехавшего искусственного интеллекта.

– Но ведь есть же те, кто бросает здесь всё и уходит от цивилизации!

– Поверь, они очень удивляются, когда им на головы падают беспилотники или что похуже.

– И что делать?

– А ничего не делать. Жить, пока тебе дают жить и умереть, когда прикажут. Разве без ИНСП всё было не так? Разве она не добавила чуть больше предсказуемости? К тому же, скорее всего нейросети уже известно об этом разговоре. И чтобы ты не решился ей противопоставить, всё зря. В конце концов, твоя жизнь не кино и не книга. А если всё-таки наша реальность какая-нибудь идиотская симуляция, то финал у неё всё равно чертовски жуткий и паршивый.

– Может, ты и прав…

Мы оба замолчали. Бармен наконец принёс мой заказ и поставил передо мной слегка грязную тарелку с тоненьким чёрствым стейком и потёртый стакан с газировкой. Мой последний ужин. Я долго его жевал, пытаясь ощутить вкус, но тот словно нарочно напрочь пропал.

Когда я доел, было уже светло. Даже местные пьяницы и мой собеседник ушли по своим лежакам. А я вышел из заведения на широкий тротуар. По широкой дороге, к которой он примыкал, мчалась одна единственная машина. Моя…