Текст книги "Лирическая лихорадка"

Лирическая лихорадка
Артем Шматов

© Артем Шматов, 2017

ISBN 978-5-4483-9672-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Я стихом заболел, я болен…»

 
Я стихом заболел, я болен
И молюсь, чтобы с болью сгореть,
Путь себе выбирать каждый волен,
Но нет воли моей всю жизнь тлеть.
 
 
Выбирая тяжёлую ношу,
Я душою желаю прозреть
Дайка слов я в костёр подброшу
Чтобы ярче, отрадней гореть.
 
 
Едкий дым от костра вздымаясь
Сколько вылить заставит слёз?
Хоть прозрели глаза, затуманились
От больных, от душевных грёз…
 

«Выражать словами…»

 
Выражать словами
Чувства только портить,
Вырывать с корнями
Розы из души.
Всё равно погибнут,
Всё равно завянут,
Лучше сколько можешь
В сердце их держи!
 

«На дне живём, тому и рады…»

 
На дне живём, тому и рады
Взрослее чем, привязанней к нему
Земной ваш опыт – якорь и бравады,
Душе обидные, сгущающие тьму.
 
 
А как трепещут и поют мечтанья!
На ветках бренных тел, ужель они сгниют?
Быть может, листья улетят, но знаю, что терзанья
Кого-то обессмертят, а других убьют…
 

«Ограничен полем, полем бесконечным…»

 
Ограничен полем, полем бесконечным
Не хочу быть бренным, не могу быть вечным.
Выше, выше в небо и корнями ниже:
Я уж близко к раю, к аду только ближе.
 
 
Как трава росою чистой, серебристой
Я лечусь тоскою серовато-мглистой,
Как волна бушую, пеною рыгаясь
К телу я привязан, на Земле я маюсь.
 
 
Но и в волнах тёмных Солнце растворится
И душа вздохнула, море испарится…
 

«Солнце новых ощущений…»

 
Солнце новых ощущений
Растопи снега в груди
Много радостных свершений
На любом лежит пути.
 
 
Чу весна опять простыла,
Не снега теперь, так льды,
В этом зареве остыла
Боль, а с ней умрут мечты.
 
 
Не сдавайся, не сдавайся,
 долголетье – пустота,
Но одно лишь знай
 терзанье – участь розы навсегда.
Ею стань и освещай
мрак – людской покой,
И тогда господь сорвёт
 тебя своей рукой.
 

В бреду

 
Ещё одна капля в чашу души
И полон бокал.
Ещё одна капля, постой не дыши
Я путь свой избрал.
Ещё одна капля и правда на дне
Быстрей закипит,
И кубок кровавый при белой луне
Мой будет разбит.
И пусть те осколки звездами заблещут в ночи,
И путь освещают заблудшим, скажи не молчи…
 

«Эх как томительно молчание души…»

 
Эх как томительно молчание души,
Когда весна кругом трепещет,
Лазурь небес  в потоках блещет,
Деревья шепчутся в тиши.
 
 
И вся весенняя прохлада
И трели птиц, и звон ручьёв
В груди моей, но где отрада?
В забвенном облаке лишь снов.
 
 
Внутри меня я знаю, знаю
Бушует море, есть скала,
Я в бесконечности растаю,
Разбив все волны из стекла.
 

«Как хорош русский лес зимой…»

 
Как хорош русский лес зимой,
Облака будто курево печки.
И греют душу мою
Берёзки-белые свечки…
 

Оправдание самоубийцы

 
Ещё вчера я этим жил
Сегодня понял-обманулся,
Никто мой сон не сторожил
И я во тьме ночной проснулся.
 
 
Как было плохо, я искал,
А жизнь в стремлении остыла,
Как будто лава хрупких скал
Твердея, пенилась и ныла…
 

«На полях весенних скукоты унылой…»

 
На полях весенних скукоты унылой
Выросли задатки праздности мне милой.
Солнце лило светом и заколосились
Мысли что мне раньше в снах бредовых снились.
Но отцвёл кудрявый день, и как шелками,
Обнажая бездну, сыпал лепестками…
 

«Привет, берёзка молодая…»

 
Привет, берёзка молодая,
Стоишь всё также под окном,
И каждым листиком порхая,
Меня окутываешь сном.
 
 
Привет, унылая подруга,
Скажи, хоть помнишь ты меня?
Что шепчут птицы нынче с юга?
Короче стало время дня.
 
 
С тобою снова буду ночи
Своих сомнений проводить,
И твои ласковые очи
Во мраке будут мне светить.
 

«Художник таинственный, душ ворожитель…»

 
Художник таинственный, душ ворожитель,
Мы все живём на его полотне,
       Судьбы порывно он ткёт, небожитель
Ночью гнедой при атласной луне.
 
 
Водит рукою своею шершавой,
Миг, и на мне уже новый мазок,
Кисточкой листьев по осени ржавой,
Словно гляжу я в хрустальный глазок.
 
 
Жизни позировать – это искусство,
В этом ли тайна капризной судьбины?
Штрих, каждый блик кроет и мысль, и чувство,
Мы только образы чьей – то картины.
 

У подножья

 
В сердце самое нож мне всади
Словно голубь луна в этой ночи
Я прозрений не жду впереди,
Ничего для себя не пророчу.
 
 
Все деревья в  осеннем огне,
Дышут пламенем листьев берёзы,
Слово в небе, глаза в гавне.
О, луна! Увядающий блеск белой розы.
 

«Мой стих, как тонкая берёза…»

 
Мой стих, как тонкая берёза,
 Рождён порывистой душой,
Её страшит поток мороза
И мир до ужаса большой.
 
 
Листвы она ещё не знала
Пробившись в снежную пору,
Пушок искристый покрывала
С луной вёл дивную игру.
 
 
И самовольно я не буду
Узором листьев стих свой греть,
Души порыв, отдавши люду,
С дыханьем утра умереть.
 

«Я снова полный ноль, себя я исчерпал…»

 
Я снова полный ноль, себя я исчерпал,
И чахнет почва дивных настроений,
Поэт я лишь на миг, разбрызгался, упал,
Как водопад средь радужных видений.
 

«Я не хочу упасть, но я, и не возвышен…»

 
Я не хочу упасть, но я, и не возвышен,
Всему идёт, конечно, свой черёд.
Стих мой игрою слов ещё не пышен,
Зато со мною вместе не умрёт.
 
 
И душу выливая в эти строки,
Как бурный Нил – раб золотых песков,
Я одному себе даю уроки,
И от своих освобождаюсь я оков.
 
 
Но, может быть, обманываюсь чаще,
Давно уверенности нет во мне,
Зато так вера в будущее слаще,
Зато так я не прозябал во сне.
 
 
Что будет дальше? Поживём, увидим,
В сетях берёз восход не удержать,
О, как себя порой мы ненавидим,
По – лошадиному бы мне сейчас заржать.
 

«Пускай, уж нет в себе истока…»

 
Пускай, уж нет в себе истока,
Иду я в храм, а он разрушен,
Открылась бездна для порока,
И мир другой вокруг, нарушен.
 
 
И на лице с печальной скорбью
Мне мереть к балу кучу масок,
Но не подходит, нет к раздробью
В душе, раздробье нужно красок.
 
 
Уж, наконец, вполне одевшись
На маскарад иду утончен,
Гляжу с тревогой, взором въевшись,
Зал пуст и тёмен, бал окончен.
 

«Кровь имеет видно силу…»

 
Кровь имеет видно силу,
Что мной тайно управляет?
От чего же ограждает
Как могилу?
 
 
Для себя я стал загадкой
И желаю слишком много,
Верю в то, в чём лишь украдкой
Видят бога.
 
 
Свой надгробный вижу камень,
Да на нём потёрлись строки.
Он воскреснет, звёздный пламень,
В свои сроки.
 

«Мой взор устремлён будет вдаль…»

 
Мой взор устремлён будет вдаль,
И тебя никогда не коснётся,
Пусть никто никогда не проснётся,
Будет нам, хоть немножечко жаль
Только взгляд уплывающий вдаль.
 
 
Нелегко сохранить чистоту,
Лишь в одном, но во всём невозможно,
Оттого мне так часто тревожно
Угадал я тропу, но не ту,
Ах, как тяжко хранить чистоту.
 
 
 Ты прости, ты меня прости,
Это я говорю не нарочно,
Оттого нам обоим тревожно
О дальнейшем, о нашем пути,
Ты прости, я прошу, прости.
 
 
Что же делать, ведь я не тот
Кем хотел видеть ты меня прежде,
Я скрываюсь в какой – то одежде,
Но кривится мучительно рот,
Я не тот, кем быть должен, не тот.
 

«Я в друзьях своих нынче заметил…»

 
Я в друзьях своих нынче заметил
Что – то больно задевшее душу,
Иль огонь в глазах был слишком светел,
Или правду я жизни нарушил.
 
 
Что за чувство такое странное
Я потерян, походка усталая,
И зачем  снова ты деревянная,
Ты, душа, ты вода моя талая.
 
 
А светило, как лебедь, запуталось
На краю света в сетях берёзовых.
Пусть полмира от ветра укуталось,
В полугрёзах витает пусть розовых.
 
 
Я в себе нынче что – то заметил,
И пусть незачем, пусть это странно,
Только месяц котёнком приметил
Мою душу, как дом деревянный.
 

«Как ужасно сознавать потерю…»

 
Как ужасно сознавать потерю
Может быть, она не так мала
Не хочу и потому не верю,
Что она напрасною была.
 
 
Как с цепи сорвалась эта вьюга,
Жар в крови, а на душе мороз.
И уносят лучшего мне друга
Глаз увядших лепестки из слёз.
 
 
Ты прости меня ему я кличу,
Пусть я взбалмошен, мечтателен и горд,
Я всего лишь к этой жизни непривычен,
Это как бы бриг свой ищет порт.
 
 
Я казню себя конечно не за это,
Мало сил у нас, и всё же не беда,
Не хочу я ни за что на свете
Заставлять других людей страдать.
 
 
Но ведь ты мне, ты ведь не другой мне,
Не позволю, чтобы снег сковал уста
Словно знающий, и точно побывавший в простыне
Убитого Христа.
 

«Так опустошать себя не надо…»

 
Так опустошать себя не надо,
Как я себя опустошил.
Всегда достаточно бывает взгляда,
Холодным потом моросит с души.
 
 
Да, я лишь вор предшествующего клада,
Но так невидяще смотреть, прошу, не надо.
Мы будем все там, как же зов страны?
Всегда вам непростительное можно.
Быть может я, лишь лепесток Луны,
Так кем-то сдунутый неосторожно.
К чему мне эти розовые сны?
Мне бы откликнуться сквозь сон на зов страны.
 
 
Ведь он везде: в усталости берёз,
От безысходности склонивших ветки,
Меня, конечно, холодит мороз,
Но как же стойки эти белые кокетки.
 
 
Бегу домой быстрей, в ладонь пуская пар
Всё то искать, что, может быть, не надо.
Скажу вам так: очей моих отвар
В стихах, быть может, вас спасёт от хлада.
 

«Я не любовью обделён…»

 
Я не любовью обделён,
Но позабыл свои заветы,
По льду ладоней тёплых лён
Вычерчивает силуэты.
 
 
Блаженство первого венца,
Какая горькая отрава.
Скрываться именем творца
Я не имею права.
 
 
Сверканье снега на окне
Зачем-то заменяет небо.
Так дальше – истина в вине,
Иль даждь днесь неземного хлеба.
 

«Ужасно всколыхнулась грудь…»

 
Ужасно всколыхнулась грудь
Под камнями упавших впечатлений,
Как будто силой я пытаюсь окунуть
Перо в чернила чувственных волнений.
 
 
Ведь ты хотела в рожу мне плевать
Чернильница моя, корявым стихом?
Пусть солнышко теперь идёт клевать
Слова-горошины, рассыпанные лихом.
 
 
Я от чернил слезами часто умываюсь.
Огонь всегда, как зверь любимый, человечней.
Насмешливо и тихо улыбаясь,
Я напишу тебе ещё, мой друг подсвечник.
 

«Какая-то тяжёлая лихорадка…»

 
Какая-то тяжёлая лихорадка
 На глазах перековывает меня.
Неужели в мире какая нехватка,
Или я во власти нового дня?
 
 
Сердце к чему-то такому тонкому стремиться,
Что и не разглядеть через лупу луны.
Мало времени, всегда мало времени. Биться,
Биться за доблесть родины и честь страны!
 
 
Глупо. Пустые, отточенные фразы,
Мало тайного огня, что-то бунтует во мне.
Я бы с удовольствием проблевался от этой заразы
И слагал сонеты о хрустальной и белой луне.
 
 
Глупо! Хочется сердце якорем бросить на дно,
Небытие так сладко во сне, но в сердце, поверьте, невыносимо.
А вы его бросте, бросте, утопите в вино,
Чтобы, как пробка всплыло и в рожу ударило с новой силой.
 
 
Пора заканчивать, в самом деле
Пену стихов снимать с отвара бродящей души.
Странны стремленья во мне: как зимою в берёзовом теле.
Сок по весне будут пить, это знаю, проклятые вши.
 

«Как спицы музыки в мозгах блаженство вяжут?..»

 
Как спицы музыки в мозгах блаженство вяжут?
Как долото, стихов скульптуру ручка шьёт.
И лучше пусть нам эту тайну не покажут,
И лучше пусть никто её не узнаёт.
 
 
В ночи осталось времени так мало.
А за окном, как верный пёс, сидит фонарь,
Слюна из света с языка его стекала,
К кусту он тенями привязан, как дикарь.
 
 
Полай, мой друг, полай от несвободы,
Наступит день, уйдёшь ты в конуру.
Творить я начал в ранишние годы,
Быть может, в ранишние годы и умру.
 
 
Такие строки могут сердце потревожить,
Для этого искусство создано,
Чтобы безделицу на ноль не перемножить,
Ты выливай её, мой друг, на полотно.
 
 
Хочу сказать ещё во что ты не поверишь,
Не бесполезно ничего и не жалей.
Ты лишь утраченным бессмертие измеришь,
И вечный цвет – среди обыденных полей.
 
 
Куда теперь? К тому, что невозможно!
Зачем? А просто так вот я хочу.
Ходить по краю безрассудно осторожно
И говорить там безрассудно, я молчу.
 

«Всего лишь сядь со мною рядом…»

 
Всего лишь сядь со мною рядом
И по-другому всё пойдёт,
Ведь ты умеешь только взглядом
Развеять леденящий гнёт.
 
 
Ведь я всегда иду в пустыне,
Передо мною миражи,
Оазис светлый минул ныне,
Там дальше пастбища во ржи.
 
 
Где месяц в сумраке пасётся
Алых лучей срезая рожь,
Где падший ангел не спасётся,
Вселяя в души только дрожь.
 
 
И смотрит, может он надменно,
Закатом крылья опустив,
Со мною сядь и непременно
Услышишь скорбный ты мотив.
 
 
Хотя прошу тебя, не надо,
Прими всё шёпотом листвы,
Ведь только счастье и отрада
Достойны светлой головы.
 

«Ты знаешь, я был на такой высоте…»

 
Ты знаешь, я был на такой высоте,
Но теперь опустился в наивной мечте.
Знать стремления были не нужные те,
Раз теперь растворились они в красоте.
 

«Я жестоко говорить не в силах…»

 
Я жестоко говорить не в силах,
Без того меня сочли неблагодарным.
В лапах дня баюкающих, милых
Я живу неделю детищем бездарным.
 
 
Сколько можно? Это чувство, эта гадость.
Ну а внешне? Я мечтал только об этом.
Вот такая точно жизненная радость
Раздобыта отошедшим летом.
 
 
Пустотой звенят наполненные строчки,
Им я дать былые краски постараюсь.
Пусть рябиной запятые спеют, точки,
Словно в зелени прохладной затеряюсь.
 
 
А теперь хочу. Однако же довольно
Щебетать, как птице грифелю, и всё же
Пустота – не неприятно и не больно,
Лишь на сон это пленительный похоже.
 

«Сегодняшний день посвящаю я музе…»

 
Сегодняшний день посвящаю я музе
И как бы вам ни было гадко, слепцы
Уродливо прячась и лица конфузя
Глазейте, глядите святые отцы!
 
 
Кривляюсь, как варвар, с чего бы, с чего бы?
Весельем пьянящая жаба – волна
Сегодня вливается в душу утробы,
Как пищи просящего брызжет слюна.
 
 
И снова пресытившись старою дурью
Гляжу на оскаленный звёздами сад.
Где небо покрылось багровой лазурью,
Как будто бы спелый жуя виноград.
 
 
За что вы скучны так? Ведь люди простые.
Зелёная плесень – вопросов волна.
Съедайте их в сыре луны, но святые!
В сто раз поэтичнее вас сатана.
 
 
С того и кривляюсь я, ведь невозможно
Ах, как же мне скучно об этом писать.
Невинности голуби нежные, можно
Уж мне, наконец, отлучиться поссать?
 

«Мне себя ни на миг не жаль…»

 
Мне себя ни на миг не жаль.
Но с чего бы такие речи?
Твой намёк лишь накинул вуаль
И икон всех потухли свечи.
 
 
Слишком долго нам нужно ждать
Слишком долго мы ждать не можем.
От того эту пенную гладь
Мы сомнением горьким тревожим.
 
 
Я хотел бы не той, чтоб Русь
Я хочу, чтобы ты была рядом.
Колокольное, зыбкое «пусть»,
Утонувшее синим взглядом.
 
 
Слишком холоден снег речей,
Льются в душу надежд узоры,
А янтарь жгучий талых свечей
Блеск вселяет в потухшие взоры.
 

«Бархат глаз развяжи и скорее в дорогу…»

 
Бархат глаз развяжи и скорее в дорогу,
Ничего не тревожит распятия в нём.
Стоит знать ли к какому идёшь ты порогу,
Улиц мрамор полышет незримым огнём.
 

«Хитрый лис, что виляешь хвостом непрестанно?..»

 
Хитрый лис, что виляешь хвостом непрестанно?
Не поймать всё равно белых зайцев любви.
Затаился, прыжок скоро будет желанный,
Серых строчек олень истекает в крови.
 
 
Не насытился, снова следы заметаешь,
Уходи лучше в нору не поздно пока.
Снегом чувственным ты непременно растаешь,
Не коснётся тебя больше нежно рука.
 
 
Что ты хочешь лис огненный, когтями пламени
Раздирающий сон, ты ведёшь в никуда.
Только слышится шелест упавшего знамени,
Над которым рассветная плачет звезда.
 

«Храм искусства сегодня закрыт. Эти буквы, словно капли дождя, капают на меня и мне негде укрыться. Каждый завиток, это дуновение ветра, от которого можно простудиться…»

 
Храм искусства сегодня закрыт. Эти буквы, словно капли дождя, капают на меня и мне негде укрыться. Каждый завиток, это дуновение ветра, от которого можно простудиться.
 

«Окунёмся в пепел ночи…»

 
Окунёмся в пепел ночи,
Окунёмся в пепел ночи,
Где искрой последней дым прольёт луна.
 
 
Цепь дождя меня волочит,
Так хрусталь текучий хочет
И плывёт белее лилии война.
 
 
И забвения не будет, больше трепета не будет
Всё зияющее пропастью – пустяк.
Пред лицом твоим блаженным люди в ужасе, но люди
В вихре рыжем ведь поймут конечно как
 
 
Ты сжираешь нас своими лепестками голубыми
Мы к тебе идём, к тебе идём всегда
Дети алого песка, предзакатные, немые
Не услышать шелест волн нам никогда.
 

«Коснись меня своими синими губами…»

 
Коснись меня своими синими губами
Так нежно и томительно любя,
Несущая забвение холодными руками,
Что может быть прекраснее тебя?
 
 
Загадочная, ласковая, трепетная, нежная,
Похожая на самый крепкий сон.
С тобой играет львёнок белый, словно буря снежная
И я в тебя по-прежнему влюблён.
 
 
Не будет больше образов, довольно этой гадости,
Желаний торжества, что пепельно, как твердь.
Задуй свечу последнюю во храме мерзкой радости
Невеста бытия и ангел, смерть.
 

«Вуаль опущена и книга на столе…»

 
Вуаль опущена и книга на столе
В одной руке тетрадь, другою воздух дышит
И каждый, замерев, твой голос тонкий слышит,
Гармония и дух на призрачном челе.
 
 
А в храме мысли свет, луч, тени, тишина,
Пылинки и слова причудливо ложатся
В тетрадь и легкий ветер смеет лишь касаться
Тебя богиня, мысль, Новелла, глубина.
 

«Лирические строчки наведут…»

 
Лирические строчки наведут
На размышления, которые похожи
На пепел сигарет
И думаю, что все же
Кому то смысл в жизни придадут.
 
 
А я здесь для того, чтоб слышать голоса,
Которые ветра доносят каждой луже
(Но это  для меня в каком-то смысле хуже…)
И словно статуя, закатывать глаза.
 

«Я помню ночь, она была похожа…»

 
Я помню ночь, она была похожа
На те следы беспамятных очей,
Сжималась медленно на теле кожа
И я не мог найти у вечности плечей.
 

«Привет, привет, дела мои такие…»

 
Привет, привет, дела мои такие
Не хороши, не плохи, как всегда,
Проходят постепенно дни лихие,
Но не пройдут, наверно, никогда.
 
 
Сижу и пью колодезную воду,
Внутри меня ни боли, ни стыда,
Нашел почти я райскую свободу,
Но не найду, наверно, никогда.
 

«Внезапный день, внезапное свиданье…»

 
Внезапный день, внезапное свиданье
В колоде дней в плену календаря,
Когда-то я загадывал желанье
О чем-то, никому не говоря.
 
 
Теперь я вспоминаю, что усталость
Сменяется потоками тепла,
Зачем то не утешенная жалость
На сердце раскаленное легла.
 

«Скажи мне напоследок что-нибудь такое…»

 
Скажи мне напоследок что-нибудь такое,
Что я смогу забыть сегодня навсегда,
Славянская мечта и больше никогда…
Подумаешь о ласковом покое.
 
 
Осталось столько лет, но их уже и нет,
Березы лучезарность и улыбка,
Привет тебе, привет, губ ласковый рассвет
Невинная, но милая ошибка.
 

«Младенец  усни, сегодня осталось…»

 
Младенец  усни, сегодня осталось
К тебе слишком много неласковых строк,
Младенец усни, не настал еще срок
Тебя чтоб такое касалось.
 
 
Ты помнишь, конечно, впервые с тобой
Среди тишины и костров
Надежд и сияний пьянящий покров,
Как вспомнишь так сразу же спой.
 
 
Младенец усни, придут еще дни
И все повторится опять
У пламени снова ты будешь плясать
И снова вернутся они.
 

«Рыжие, рыжие, рыжие волны…»

 
Рыжие, рыжие, рыжие волны
Режут усталый лед,
Те, кто сомнений нынче полны
Завтра пойдут в народ.
 
 
И я не знаю сколько осталось
Льда и огня и лет
Лунная кошка снова кусалась
Из рук вырывая плед.
 
 
Темные, темные, темные тучи,
Черная синева
Влажными волнами слов измучит
Уставшая голова.
 

«Я снова возвращаюсь к очагу…»

 
Я снова возвращаюсь к очагу
Докуривая пачку сигарет,
И все что мог и все что не могу
Отдать пытаясь той, которой нет.
 
 
А храмы все по-прежнему пусты
В них голуби слетают светлых душ,
И осени прощальные листы
Целуют веки у остывших луж.
 
 
И я надеюсь, что когда как снег
Я белым буду, все ж из темноты
Почувствую я ветра легкий бег
И ласковые осени листы.
 

«Тараканы ползут тараканы…»

 
Тараканы ползут тараканы
По остаткам замасленных роз,
Извергаются дыма вулканы
Изо рта от огня папирос.
 
 
В темной комнате множество хлама
Чай и книги, измята постель
У подножия белого храма
Цветы оставляет метель.
 

«Сегодня  увидел тебя…»

 
Сегодня  увидел тебя,
Прошло уже около года,
Сегодня плохая погода,
Я снова увидел тебя.
 
 
И песни ты лучше забудь,
Ведь пел он тебе их когда-то
Отправь лучше медленно в путь
Чудесного парня-солдата,
Отправь и навеки забудь.
 

«Быть может, станем понемногу…»

 
Быть может, станем понемногу
Мы говорить о тишине?
Все что оставили вы богу
Откройте нам, откройте мне.
 
 
И я последнюю минуту
Узнал, быть может, по глазам,
Но все же смуту эту смуту
Я оставляю небесам.
 

«Ты знаешь, милая, чудесно…»

 
Ты знаешь, милая, чудесно
Мне было видеть, знать тебя,
Слагают в этом мире песни
И просто так и не любя.
 

«О чем мы думаем и чем живем?..»

 
О чем мы думаем и чем живем?
Пустые вымыслы пустых невоплощений,
Когда-нибудь душистых упущений
Мы тонкий запах трепетный поймем.
 

«Когда наполнен до краев ты пустотой…»

 
Когда наполнен до краев ты пустотой
Скажи зачем, скажи мне что услышать.
Собачий лай, спасение мечтой
Остывшей пакостью под снегом дышит.
 

«Встревоженные кто? Встревоженные лица…»

 
Встревоженные кто? Встревоженные лица
Утонут не для нас, утонут не для нас,
Берите все с собой, что может пригодится
Настал последний час, уже последний час.
 

«О чем тревожится немая тишина…»

 
О чем тревожится немая тишина
В преддверии неласковых событий?
Мы все желаем трепетных открытий
Глаз истекавших голубая глубина.
 

«Когда на сердце дождь идет…»

 
Когда на сердце дождь идет
Дома всех выдули прохожих,
И неизвестный птичий гнет
Возносит крылья непохожих.
 

Наркоманка

 
По холодным улицам размытым,
Изогнув в карманах кисти рук,
К потно-похотливостным и сытым
Ты уходишь от телесных мук.
 
 
И смотря под ноги постоянно,
Сдерживая в теле перелом,
Греет тебя то, что ты желанна,
Что и у тебя есть тихий дом.
 

«Нежный изгиб и шелковые пряди…»

 
Нежный изгиб и шелковые пряди,
О чем вы думаете за ласковым стеклом?
Быть может, вы измызганные бляди
Под статуями с каменным челом.
 
 
Быть может, вы лишь тени наслаждений,
Что кто-то получил не сгоряча,
Быть может, вы лишь призраки видений
Смотрящего вперед  из-за плеча.