Текст книги "Спригган"

3

Ужина, конечно, нет, и мне придется готовить его самому. По времени это будет скорее ранний завтрак, но дело не в этом. В мое отсутствие в доме хозяйничает мой компаньон, а он ни бум-бум в кулинарном искусстве. Зато мастер поглощать съестные припасы и ставить своего хозяина и друга на грань блистающей нищеты. Его зовут Руфио. Он крыс мужского рода, чем чрезвычайно горд (то есть своей породой и своим полом). По его намекам, в прошлой жизни он тоже был вором, причем самым лучшим, однако на мои вопросы, касающиеся деталей, отвечает неохотно.

Кстати, про него я вам и говорил. Руфио обожает строить из себя побитого молью, сиречь жизнью, мыслителя. Воображает, что у него на все найдется ответ и, более того, полезный совет для меня. Собственное бытие крыс представляет с двух позиций: воспитание Локи Неуловимого и чревоугодие. Именно благодаря чревоугодию Руфио сегодня остался дома. Обычно он обожает опасные приключения, которыми полна жизнь взломщика, но сегодня около полуночи у крыса схватило живот. Оставлял я его полумертвым (по его же словам). Руфио тогда разлегся на моей кровати с видом умирающего героя и пытался, открыв один глаз, объявить мне последнюю волю. Его брюхо выпирало так, словно крыс проглотил гусиное яйцо.

Спрыгнув в комнату через люк в потолке, я застал Руфио за поеданием печенья.

Кажется, печенья у нас не было.

– Откуда взял? – спросил я.

– А-а, приветик! – ответил Руфио.

Крыс не выглядел ни больным, ни умирающим. Глазки весело посверкивают, хвостик игриво загибается.

Не сомневался, что так и будет. Нет на свете такой пищи, которая бы отправила Руфио к праотцам. Он говорил мне, что в молодости на спор с одним хомяком съел порцию стрихнина. И ничего. Хомяка же постигла печальная участь – от удивления он получил сердечный приступ.

– Почему опять на моей кровати? – взбрыкнул я. – Я миллион раз говорил – после тебя я выгребаю оттуда тонны крошек! Вон! Давай-давай! Соблюдай правила общежития!

Руфио с трудом перевалился на толстое брюхо и поволок свое тело к краю ложа. С края он шмякнулся на пол, точно кулек с котлетами, и, укоризненно поглядев в мою сторону, отправился домой.

Дом у него был деревянный, копия настоящего. Его я нашел на свалке, и когда-то он определенно принадлежал богатому ребенку. Домик высотой в полметра был в самый раз для Руфио, он стоял на полу в самом грязном углу комнаты. Крыс не позволял убирать там, считая это покушением на частное владение.

В свое владение он и заполз, но про пакет с печеньем забыл.

Я взял добычу крыса с кровати и увидел, что Руфио успел схомячить (скрысить?) одну треть. Печенье пахло ванилью, и в нем проглядывали кусочки изюма.

– Где спер? – спросил я.

– Нигде, – отозвался крыс из своей резиденции.

Долго он дуться не будет, просто не умеет. Его натура не может позволить себе роскошь стоять в стороне от бурных событий нашего века. Любопытство Руфио не знает границ, и в этом оно равняется его самомнению. Каждая крыса считает себя центром вселенной, но Руфио – особый случай. Спроси его, так он ответит, что, может, кто-то и центр, но он сам гораздо центральнее других.

Насчет того, чтобы стырить где-нибудь что-нибудь, Руфио мастак. Его рейды по соседским домам уже стали легендами. Крыс обожает рассказывать мне истории о своих похождениях, драках с кошками, мышами и злобными хорьками (обычно одному он дает в нос, а остальные убегают, поджав хвост). Больше половины всего Руфио сочиняет, но то, что он всегда возвращается без царапинки, о чем-то говорит. Это больше, чем крысиная природная сметка, вероятно, здесь не обошлось без привычек из прошлой воровской жизни.

Из пакета с печеньем помимо водопада крошек выпала бумажка. Точнее, записка. Я поймал ее на лету и прочел:

«Не застала тебя. Загляни ко мне на огонек. Испекла печенюшки, так что угостись.

Уна»

Крыс высунул нос из окошка первого этажа своего ломика.

– Прежде чем обвинять, разберись! – сообщил хвостатый. – Эх, молодо-зелено! Доколе я буду терпеть тычки и оплеухи безжалостной, несправедливой судьбы?!

– До тех пор, пока не будешь вести себя подобающим образом! – отозвался я.

Пришло время разоблачиться. Одежда у меня специальная, как раз для взломщиков. Не отражающая свет, облегающая, нигде не жмет, дает полную свободу движений для акробатики, ползания, лазанья и прочего.

Голова скрывается под капюшончиком, лицо – под матерчатой полумаской. Еще в моей спецовке куча потайных карманов для всяких приспособлений. Карманы произрастают везде, по одному есть даже с внешней стороны высоких ботинок.

Руфио спросил:

– Кто оттяпал от твоей куртки кусок? Злобный хозяин ожерелья?

– Это сейф. Я захлопнул его, не заметив, что край защемило, а когда драпал, рванул так, что кусок оторвался.

Я поднял куртку к свету и причмокнул. Скверное дело. Теперь придется чинить, тратить время и деньги. С другой стороны, есть Уна. У нее золотые руки, поэтому сами боги велели ей помочь брату решить проблему. Правда, Уна заявила, что не будет участвовать в моей незаконной деятельности (она настаивает, чтобы я стал честным спригганом – ха-ха!), но у меня найдется чем на нее надавить.

Посмотрев на портрет в рамочке, висящий над кроватью, я подождал, не посоветует ли мне чего-нибудь самый первый и самый великий взломщик в истории.

Нет, не подсказал. Бильбо Торбинс все так же улыбался, и румянец с прежней силой сверкал на его щеках. Вероятно, это означало: выпутывайся из проблемы сам. Как всегда.

Ладно. Выпутаемся. Я бросил куртку, она полетела и повисла на крючке.

Крыс устроился в игрушечном плетеном креслице на крыльце своего домика. Скрестив задние лапы и положив передние на живот, он наблюдал за мной.

Ни дать ни взять житель обеспеченного пригорода Кавароны, отдыхающий вечерком от трудов праведных.

– Уна ничего не передавала? Я облачился в домашнее.

– Ничего. Фыркнула на то, что в доме полный разгром, и удалилась. А между прочим, разгром и есть. Погляди, что творится на кухне. Нет, ты погляди! А в комнатах на первом этаже? Жуть. Даже на мой крысиный взгляд, хотя многие и считают нас порядочными свиньями.

– Ты мог бы помочь, – сказал я.

– Помочь? О! Такого я от тебя не ожидал! Глядя на крыса, я отправил в рот одно печенье и захрустел им. У Руфио отвалилась челюсть, он сглотнул, не в силах поверить в такое нахальство с моей стороны.

– Ты видишь мои слабые бедные лапки? Видишь? Бессердечный тип! Что я могу этими лапками? Ворочать твои чугунные сковородки, что ли? Мыть полы, таская ведро, которое в сравнении со мной размером с дом?!

– Ну сковородки и ведра, положим, это чересчур, – отозвался я, мысленно хваля Уну. Печь всякие вкусности она умела. – Но ты мог бы прибраться в в моем углу. И в своем доме. Нет?

Оскорбленная крыса напоминает министра, выгнанного с должности за взятки. Считает, что с ней несправедливо поступили и надо было добавить еще денег, а не отбирать честно наворованное.

– Я в поте лица охраняю дом в твое отсутствие, а ты заставляешь меня идти на каторгу?

– Что с тобой сегодня, хвостатый? Ты все принимаешь в штыки!

– Не все, – ответил Руфио, – только вопиющую несправедливость!

– Так ты не будешь убираться? – спросил я.

– Нет. Когда ты говоришь таким тоном, не буду!..

– Но ты обязан выполнять свою часть работы.

– Нет, не обязан!

– Почему?

– Потому что я – домашнее животное, Локи, а домашние животные, да будет тебе известно, предназначены для того, чтобы вести праздную, паразитическую жизнь, полную разных удовольствий. Они не обязаны работать, надрываться и все прочее, им это противопоказано!

Руфио нередко пускался в высокоумную болтологию и мог рассуждать на какую-нибудь дурацкую тему часами.

– Домашнее животное – это символ благополучия в доме, оно приносит радость хозяевам и вправе рассчитывать на море благодарности! – добавил крыс.

– Какую радость ты приносишь мне?

– Что? – Руфио едва не свалился со своего креслица. – Ну это уже ни в какие во… А ты не забыл о том, что только благодаря моим советам тебя ни разу еще не поймали? Благодаря моим советам ты растешь над собой, взрослеешь и развиваешься на правильной почве. Кем бы ты был без меня? Ты не прожил бы в Кавароне и года. Сгинул бы, как гном под Морией!

Подобное мы тоже слыхали. Я же склонен думать, что все, о чем говорит крыс, моя собственная заслуга, мои таланты и спригганские способности.

Ум, сообразительность, ловкость, антимагия – разве это то, что дал мне Руфио? Нет. Не спорю, иногда он помогал мне во время наших вылазок, но это была помощь иного рода. Крыса может пролезть туда, куда не пролезет даже хоббит, будь он самим Торбин-сом, может увидеть то, что укроется от глаз остальных. Как разведчик Руфио часто незаменим – я это признаю в полной мере. Никто не назовет Локи Неуловимого неблагодарным и бессердечным (хотя некоторые тут пытаются), никто не поставит ему в упрек, что он забывает заслуги друзей.

Впрочем, крыс считает себя центром мироздания, а когда некое существо мыслит такими категориями, спорить с ним невозможно.

Руфио жужжал, словно какой-то гномский механизм, еще минут пять. Чего-то новенького я о себе не узнал, у крыса не хватило фантазии ошеломить меня чем-нибудь этаким.

Наконец хвостатый выдохся и упал в свое кресло. Его усы возмущенно топорщились, напоминая колючки чертополоха.

Красноречивым взглядом Руфио пытался прожечь во мне дыру, а я тем временем совал в рот одно печенье за другим, вспоминая, что на кухне есть пиво, которым я могу смочить горло и порадовать желудок.

кружечка пивка поможет моему организму погрузиться в объятия Морфея.

– В таком случае я произведу уборку сам, – сказал я – Тогда пеняй на себя, если я совершу вторжение на твою территорию! Пленных не возьму!

Руфио набрал в свои крысиные легкие воздух и запищал Ну и склочный тип, я вам скажу. Угораздило меня завести такого приятеля, мало того что он волшебный – антимагия моя на него почему-то не распространяется, – так еще и скандалист и эгоцентрик, обожающий привлекать к своим мнимым горестям внимание.

Он прав: домашнее животное, ведущее паразитическую жизнь.

Я сунул в рот последнее печенье и оставил Руфио одного. Когда никого нет рядом, он остывает быстрее.

4

Уна младше меня, но по какой-то причине считает, что по уму и сообразительности стоит на несколько ступеней выше. На этой почве у нас всю жизнь гремели идеологические баталии. Иногда бываю прав я, иногда она, и, в общем, по законам диалектики мы находимся в равновесии.

В этот раз, войдя в кухню, я понял, что Уна права на сто процентов. Кухня напоминала ристалище, где справляли свой медовый месяц пещерные медведи.

Я замер, пораженный дюжиной громов; не исключено, что глаза мои были не круглыми, а, скажем, треугольными.

Понятия не имею, как же храм, предназначенный для сотворения и вкушения пищи, мог докатиться до подобного состояния. Одним словом, жуть. Хотелось зажмуриться, но я этого не сделал, ибо вспомнил, что пришел за пивом.

Нацедив из бочонка полную кружку, я отвернулся от разгрома и мужественно пообещал себе, что завтра, когда развяжусь с делами, обязательно наведу порядок. То есть: а) вымою посуду, б) отмою и отскребу сковородки и кастрюли, в) подмету пол, г) сниму полотнища паутины с потолка и углов, д)… ну и так далее по списку.

И пускай, сказал я себе, работа займет большую часть вечера, но кухня будет блистать не хуже королевской залы.

В приподнятом настроении я отправился в самую большую комнату на первом этаже, и моя улыбка поблекла. Если в кухне побывали пещерные медведи, то здесь отрабатывали приемы рукопашного боя горные великаны. Кроме них, никто не мог учинить подобного безобразия. Не хрупкий же и скромный спригган, правда?

Оглядевшись по сторонам, я понял, что посидеть у камина в кресле, вытянув усталые ноги, не получится.

Сон куда-то ушел, так что в кровать мне тоже не хотелось, поэтому я стоял и некоторое время просто пил пиво. Попутно мои мысли обращались к уборке, которая последует после кухонных мучений.

Мысли эти были ужасными. Одной пыли горные великаны повсюду набросали слоем толщиной в два пальца, и, значит, ее придется не просто вытирать, а выгребать. Представляю себе, какой шок испытала Уна, когда появилась здесь после двухмесячного перерыва. Бедняжка, она ведь всегда была помешана на чистоте.

Махнув на все рукой, позабыв о позднем ужине, я поднялся в свою комнату и разлегся на кровати с кружкой пива.

Крыс тем временем с увлечением рассматривал бриллиантовое ожерелье, которое успел реквизировать из кармана моей куртки.

– Штучка стоит того, – сказал Руфио. – Эх, будь я как в старые времена… человеком, я бы… – Крыс лег на ожерелье плашмя и закрыл глаза то ли от страдания, вызванного воспоминаниями, то ли от удовольствия. Иногда мне кажется, он не сочиняет насчет этой своей другой жизни. А еще я иногда думаю, что если своими прошлыми поступками он заслужил стать в новой инкарнации крысой, то какая участь ждет меня самого?

Надеюсь, что если я спригган, а не человек, то на меня крысиная карма не распространится.

– Были деньки… однажды свистнул я здоровенный бриллиант у леди Старски. Он был размером с куриное яйцо, брат. Во-от такое!

Руфио уселся на свой крысиный зад и горящими глазами разглядывал мою добычу. Мне лично было все равно, драгоценности меня интересовали только в качестве символа хорошо выполненной работы. Если они здесь вместе со мной, значит, вылазка удалась.

– Кстати, ты мне еще ничего не рассказал, – напомнил Руфио. – Я жду.

– Ничего интересного, – отозвался я, пристраивая на кровати подушки так, чтобы можно было на них откинуться.

– Ври больше, – сказал крыс ворчливо. – Сегодня ночью я чуть не умер со скуки. Еле держусь. Расскажи мне все. Ты был близок к поимке?

Вопрос для каждого взломщика болезненный.

– Да. – Пришлось признаться. – Заморис проявил недюжинную выдержку и физическую выносливость, когда пытался схватить меня. И что ему понадобилось ночью в кабинете? Не понимаю таких. Вместо того чтобы спать себе как младенец, видеть приятные сны, готовиться к новому дню, они слоняются по комнатам, как призраки. И мешают работать.

– А что у тебя на физиономии? – спросил Руфио. – Барон наложил на тебя грим?

– А, это… осталось… Нет. В сейфе имелась маленькая ловушечка, и из нее мне в глаза выдуло порцию сажи.

Крыс причмокнул.

– А могла быть кислота, выстреливающие иглы с ядом, порошок с возбудителями чумы, – сказал он, сурово глядя на меня.

Я фыркнул.

– Знаю, но ведь все обошлось… Когда я подошел к сейфу, защита, как всегда, накрылась медным тазом, при этом, видимо, была слабая и не вопила во все горло, что уходит на пенсию… Антимагия действует, Руфио.

– Но в той ловушке магии не было.

– Да. Сажа выдувалась механическим способом. Ну и ладно. В следующий раз меня не подловишь.

Я уставился в потолок. Пиво тихо шипело в кружке.

– Я жду, – напомнил крыс.

– Хорошо-хорошо. Но, сам знаешь, рассказчик из меня никудышный.

– Переживу, – ответил Руфио, располагаясь в своем кресле.

5

– Теперь посмотрим, кто же ты такой! – говорит хозяин особняка.

Его рука тянется и тянется, пронзая время и пространство. Нет конца этой руке. Вероятно, она трижды может опоясать наш мир, подобно змею Йормун-гангу.

Чего только не привидится от страха!

Я тупо взираю на баронскую длань с грязными ногтями. Каждый мой нерв напряжен и готов порваться, как струна на лютне менестреля. Нервы только ждут команды. Сейчас они способны не просто на колоссальный взбрык, но на взбрык всех времен и народов.

Слуги барона посмеиваются и держат меня не слишком крепко. Энтузиазма хоть куда, но, как выясняется, сноровки нет. Не каждую ночь ловят они в этом доме взломщиков, практики не наработали еще.

Раз хватка несильная, у меня есть шанс сделать ход конем. Дилетантизм ловчих очень часто помогает взломщикам сохранить как минимум здоровье.

– Гы-гы, – произносит барон.

Нет, только погладите на него! Интеллектуал!

– Чую, нечеловеческим духом пахнет! Ишь разлетался! Поди, еще и колдун? Да?

Я мотаю головой. Нет, дяденька, ничего подобного. По части магии – это не ко мне.

Видимо, его смешат мои огромные глаза над маской. Восторг и наслаждение победой поднимаются внутри баронова тела штормовой волной, давая мне лишние мгновения для принятия решения.

А, была не была! Если медлить и философствовать, дальше будет только хуже.

За секунду до того, как Заморис дотронулся до моей маски, я все-таки взбрыкнул. Этот трюк я освоил давно – один приятель показал, дока в акробатике и рукопашном бое.

Отталкиваешься, значит, обеими ногами от пола и изображаешь сальто назад. Тебя держат с двух сторон и невольно дают прочную опору, позволяя без труда сделать кувырок.

Вжииих! Все как по маслу. Мелькает по-прежнему торжествующая ряха каваронского аристократа. Потолок, стены. Чик-брик. Я уже на ногах, а мои руки свободны. Вывернулся, аки угорь. Слуги только сейчас разворачивают свои потрясенные организмы в мою сторону.

Время словно опять замедлилось. Кстати, до сегодняшней ночи я такого за собой не замечал. Может, антимагия преподносит мне такие приятные сюрпризы? Не знаю, не знаю. Над этим стоит поразмышлять на досуге.

Что теперь? Деру!

Тут я делаю второй ход конем. Я не бегу в глубину дома, которого не знаю. Нет, Локи не такой дурак. Я возвращаюсь в комнату, где очистил сейф, с намерением разобраться со зловредным окном на всю катушку.

– А! – сказал один из хозяйских костоломов, но я был уже далеко.

Моя тень с огромной скоростью пронеслась между слугами, мимо разинувшего рот барона и была у дверей уже через пару секунд. Словно ураган я ворвался в кабинет, затормозил, размахивая руками, развернулся и схватил первый попавшийся стул. Его я пристроил так, чтобы он подпирал обе створки.

Бабах! Барон и его гвардия со всего маху налетели на запертую дверь. Особняк заколебался, как тектоническая платформа, а в коридоре широким потоком хлынула изысканная аристократическая брань.

Слишком шумно. Обычно такой грохот провоцирует массовый исход спящих обитателей особняков из их кроватей и последующие народные волнения. Они мне совершенно ни к чему.

Мой профессионализм уже давно бился в конвульсиях.

Локи, так опростоволоситься – это надо уметь! Сегодня ты превзошел сам себя!

Так он мне сказал, на что я мог только фыркнуть, задрав нос.

– Навались! Навались, Хругвал вас задери! – завыл Заморис за дверью. – Он же уйдет! Скуззо, беги вниз, спусти собак! Чего стоишь? Живо!

Я замер. Собак, он сказал? Собак? Мне никто ничего не говорил ни про каких собак!

– Эй, проклятый слизень! Ты в ловушке, я все равно до тебя доберусь! – Барон приник к створке с той стороны, теша себя надеждой, что наконец-то разобрался со мной. Будет очень скверно, если это окажется правдой.

Побегав по кабинету, я вспомнил, что собирался сделать. С могучим писком, словно мышь, поднимающая тыкву, я оторвал от пола кресло, которое недавно заколол хозяин особняка, и помчался с ним в обнимку в сторону окна.

Мне удалось не запнуться и не рухнуть вместе со своим тараном, и моя миссия завершилась грандиозным успехом. Именно грандиозным, потому что добивался я не совсем этого.

Кресло врезалось в раму. С воистину сатанинским звоном и грохотом створки сорвались с креплений и полетели в неспокойную ночь. Ваш покорный слуга не сумел вовремя отцепиться от кресла и последовал за ними. Вот так номер…

Падая с такой высоты с предметом мебели в обнимку, зная, что внизу тебя не ждет ничего, кроме розовых кустов, трудно размышлять над мелочами. Еще труднее, когда ты приземляешься, обнаруживая, что обвился вокруг кресла подобно змее. Твои члены перепутались, кое-где завязались морскими узлами и представляют собой демон знает что.

Положение усугубляется мощным сотрясением, которое ты получил при столкновении с твердью земной.

Собаки! Где-то в саду собаки!

Они уже мчатся в мою сторону, высунув язык, и их клыки блестят в лунном свете. Луны, правда, сегодня нет, но, думаю, все равно блестят.

Эта мысль сверкнула в моем темном разуме яркой кометой. Мир еще звенел и раскачивался, словно колокол, но я не мог не думать о погоне. Особняк уже не спал. Я слышал голоса то тут, то там и извивался в розовом кусте, пытаясь отлепиться от кресла. От удара оно развалилось пополам, но крепко держало меня в плену. Единственная польза, которую я от него получил, это то, что услада для седалища придавила собой большую часть колючек.

Сказав останкам кресла все, что я о них думаю, я выпутался и выскочил из ловушки. Собак пока не было, зато на крыльце особняка уже собралась целая толпа.

Высокий женский глас, который не мог принадлежать никому, кроме бароновой супруги, оглашал ночное небо, пугая нетопырей и случайных призраков, чинно плывущих в эфире. На заднем же плане тараторили служанки и прочие личности, о которых я понятия не имел. Одни звали стражу, другие предлагали вооружиться чем попало и начать прочесывание сада.

Никто, как водится, не спешил претворять свои стратегические планы в жизнь.

Через мгновение к этому высокому гласу присоединился другой. Из дома на крыльцо, топая копытами, выскочил возбужденный племенной бык. Бык заревел, объясняя супруге оперативную обстановку, чем спровоцировал такой вой, что оставшиеся в особняке стекла задребезжали.

Пока то да се, Локи мчится к западной части высокой каменной ограды. Я – бесшумный призрак, я всего лишь тень вашего ночного кошмара…

Вопли остались позади, и я сбавил ход. Уф! Сад большой, темный, и, кажется, жаждущая крови толпа не заметила, куда я побежал. Что ж, к лучшему…

И тут я подпрыгнул от ужаса. Ни с чем нельзя спутать тяжелое собачье дыхание, раздающееся в ночи. Ни с чем! Безусловно, обладая мистическим аспектом, оно вызывает просто-напросто суеверный страх, даже у меня, существа, как принято считать в среде обывателей, волшебного.

Следуя древней традиции, мои волосы встали дыбом, а кожа покрылась пупырышками рекордного размера.

Положение усугубилось еще и открытием, что дыхание собачье было не в единственном экземпляре. Приехали!

Замерев, я обернулся. В пяти шагах от меня стояли, не издавая ни звука, две здоровенные псины. Все как в моем видении – слюна, пасть разинутая и блестящие клыки.

– Бонго, Пит, ищите его! – кричал неподалеку приснопамятный Скуззо, призывая своих адских подручных совершить злодеяние. – Бонго, Пит, взять! Ату его!

Псины молчали. Кажется, они вбили себе в голову, что заперли меня в ловушке и им остается только дождаться прихода линчевателей.

Ну это уж слишком. Когда собаки, ждущие момента разорвать вас на кусочки, помалкивают, это довольно жутко, но всему же есть предел. Я ушел от психованного барона и его шпаги, так неужели не уйду от этих щенков-переростков?

Скуззо пробирался через заросли, окликая своих питомцев. Казалось, напрямик через кустарник ломится здоровенная свинья.

Только бежать, ничего больше не остается.

Что я и делаю. Не просто бегу – я задал стрекача. Собственные пятки колошматят меня по заднице. Оборачиваюсь. О ужас! Псины шпарят за мной в том же зловещем молчании. Их клыки уже буквально в метре от меня. В любую секунду от моей кормы могут оттяпать приличный кусок – и это станет лишь началом ночного пиршества…

До дерева, которое я использовал для того, чтобы перебраться сюда, остается метров двадцать, но как будто и не двадцать, а все двести. Мне казалось, что никогда в жизни я не бегал так медленно. Удирал ли Локи от сторожевых псов раньше, спросите вы? И да, и нет. Мне везло, потому что всякий раз удавалось запрыгнуть на крышу, оставляя зверюг ни с чем. Никогда не соревновался в беге с живоглотами на земле, потому, считаю, у меня есть право немножечко растеряться.

Дерево! Я воззвал к нему в безотчетном порыве. Мы, спригганы, любим деревья, можно сказать, мы плоть от плоти друг друга и вправе рассчитывать на взаимную поддержку. Дети лесов помогали мне и раньше – так случилось и на этот раз.

Прыгаю. Дерн пружинит, взлетаю в воздух по длинной пологой дуге – и в следующий миг незримая сила придает мне скорости. Дерево откликнулось на мой призыв и протянуло руку помощи. Давай, брат, сказало оно, я здесь, чеши быстрее.

В общем, невидимая грабля ухватила меня, после чего я врезался в могучий ствол на скорости примерно сорок километров в час.

Это было почище недавнего выпадения из окна. В коре дерева осталась вмятина от моего тела, мысли разбежались, а заодно и вся предыдущая жизнь промелькнула перед мысленным взором.

Я не видел, но догадался по звуку, что собакам так же не повезло, как мне. Разогнавшись, они врезались в дерево и, кувыркаясь, отлетели назад. Образовалась визжащая и скулящая куча-мала. Собачьи конечности и головы торчали в разные стороны безо всякой системы.

Ох! Все это, конечно, хорошо, но как же быть? Разве могу я теперь передвигаться как следует?

Выяснилось, что могу. Очухавшись на полдороге к верхним ветвям, я сообразил, что карабкаюсь, цепляясь за наросты и трещины коры. Инстинкт не подвел. Спригганы умеют налаживать с деревом что-то вроде магнетической связи, которая позволяет им прилепляться ко всему, что сделано из этого благороднейшего из материалов.

Прихожу в себя окончательно и, не забывая поблагодарить дерево за любезность, взбираюсь на ветку. Она тянется в сторону каменной стены – наиболее удобная площадка для прыжка наружу.

Сад и дом напоминают взбудораженный курятник. Бегают с факелами, орут, свистят, чем-то грозно бряцают. Приняли решение звать стражу. Я услышал, как со скрипом отворяются ворота и кто-то блеет, окликая хранителей законности.

На мою беду, они оказались близко. Наверное, стражу привлекает каким-то образом место преступления. Или мне так не везет. Не знаю.

Скуззо вопит неподалеку, подзывая своих собачек. Псины скулят, визжат, но почему-то не лают. Должно быть, не позволяют характеристики породы, а может, пытаются сохранить собственное достоинство, неслабо пострадавшее от столкновения с деревом.

Стражники, судя по тому пафосу, с которым они столпились у ворот, намерены задать мне жару. Если найдут, конечно. Аристократию они защищают всегда с превеликим удовольствием, ибо за старание свое вояки нередко получают от пострадавших пухлые мешочки с деньгами. Важно и то, что мешочки эти налогами не облагаются и не попадаются на глаза начальству.

В общем, барону стражники сообщили, что сейчас будут оцеплять территорию.

Он (я) не мог далеко уйти – и вообще, от них еще никто не уходил.

Ну-ну. Посмотрим. Дайте мне только добраться до какой-нибудь крыши.

Локи Неуловимый снова вошел в форму и, показав Неумолимому Року язык, взялся за дело.

Снова прыгаю, отталкиваясь от ветки, делаю сальто, пролетаю над гребнем стены и приземляюсь на мостовую в каких-то двадцати шагах от стражи.

Всегда бы все проходило так гладко.

– Э! Это же вор! Стоять! Стоять, не то…

Самый расторопный стражник срывается с места, как по сигналу стартового арбалета, и трусит ко мне. Жало его алебарды блистает в свете уличных фонарей, глаза воинственно выпучиваются.

– Стоять! – орут на всю улицу вооруженные гориллы. – Окружай его, окружай! Держи! Лови!

Орда рыл в пятнадцать несется в мою сторону, набирает скорость, словно пущенная под гору телега. Следом за ней барон во главе личной гвардии из слуг прикрывает арьергард. Родовой клич разносится далеко за пределы квартала, а уже знакомая мне шпага рассекает воздух.

Только посмотрите! Все на одного, будто это не я, худосочный спригган, а вражеский отряд, злостно нарушивший границы королевства. Впрочем, уверен, что никто из этих поборников закона и порядка не вышел бы против хорошо вооруженного многочисленного врага. Уж во всяком случае, не так воинственно и с меньшим воодушевлением.

Перебежав через улицу, я заставил основную массу стражников изменить направление. Ряды их несколько смешались, что повлияло на скорость погони. Пользуясь случаем, я двинул вдоль домов.

Дзонг! Это что такое? Краем глаза успеваю заметить арбалетный болт, звезданувшийся в каменный выступ стены впереди меня.

Нехорошо, нехорошо, нехорошо. Крутясь, болт отскакивает в темноту переулка. Еще одну такую штуковину отправляют мне вослед с пламенным приветом. Мазилы!

Может быть, и мне нырнуть в переулок? А что, неплохая мысль. Там в меня целиться из арбалетов будет сложнее.

Нельзя. Надо придерживаться схемы. Точка, где я перейду на второй этаж, впереди, надо только пробежать полквартала.

Стражники чешут, как стадо мастодонтов, спасающееся от степного пожара.

Я держусь от них на расстоянии тридцати шагов и не слишком напрягаюсь. Им не сладить со мной в гонке на длинные дистанции. Они люди, они толстые, они орут, тратя силы, на них кольчуги, а в руках тяжелое оружие. Опасаться надо лишь арбалетных болтов, имеющих неприятную привычку вонзаться тебе, бегущему, в спину. За свою карьеру я, конечно, ни разу не испытал подобное удовольствие, но могу представить, каково это. Фогард Бом-Бом показывал мне шрам на плече, куда однажды угодила эта металлическая дура длиной вполлоктя.

Стражники теряют темп, но вперед вырывается сам барон и двое слуг в придачу. Шпага и пара дубинок – вот что они приготовили для меня. Здесь-то и приходится поддать газу. Хозяин особняка был настолько поглощен жаждой справедливого возмездия, что позабыл обо всем на свете. Превозмогая свои физические возможности, Заморис мчался за мной, словно мстительная горгона. Сдается мне, ожерелье супруги он любит как свое собственное. Ну еще бы! Стоит эта штучка с бриллиантами не меньше пяти тысяч золотых талеров.

Мой спасительный плацдарм уже близко. Вон тот дом. Надо только слегка поднапрячься.

Ветер в ушах, глаза прищурены, корпус, согласно законам аэродинамической магии, наклонен вперед, голова вжата в плечи. Моя кривая тень следует за мной по пятам. Учитесь, юные взломщики, пока я жив!

Кстати о птичках!

Стражники дарят мне на память еще несколько выстрелов из арбалета. Жив-то жив, но надолго ли хватит моего потрясающего везения?

Впрочем, все болты мимо. Если они и дальше будут так мазать, их могут попросить со службы, думаю я и вижу, что они уже не позади меня, а впереди. Стоп, это не те, другие. Чинно выворачивают из-за угла и останавливаются. Семеро. Да что, в самом деле, такое? Откуда их столько сегодня? Спецоперация? Или приступ трудолюбия скрутил?

Выход был один-единственный. Газанув в два раза быстрее, чем раньше, Локи промчался мимо остолбеневшей семерки и был таков. На ходу зацепился за кронштейн, на котором висела вывеска какой-то лавки, крутанулся, присел и запрыгнул на карниз.

Спустя две секунды стражники, новые и старые, а также пламенный воитель со шпагой оказались подо мной.

– Стреляйте! – вопил кто-то козлиным голосом. – Он там!