Текст книги "Рейгетский сквайр"

– Они знали, что затевают неправедное дело, и хотели полностью поделить ответственность. Однако мне совершенно ясно, что человек, писавший «без четверти», был зачинщиком.

– Как вы это определили?

– Мы можем сделать этот вывод, сравнив почерки. В пользу этого предположения говорят и другие особенности. Если вы вглядитесь внимательнее, то наверняка заметите, что более сильный человек писал слова первым, оставляя место для второго. Видите, второму с трудом удавалось втиснуть слова в оставленные для него пропуски. И тот, кто писал слова первым, вне всякого сомнения, спланировал преступление.

– Изумительно! – воскликнул мистер Эктон.

– Это мелочь, которая лежит на поверхности. А теперь я, с вашего позволения, перейду к тому, что действительно важно. Вы, возможно, не знаете, что хороший специалист может по почерку определить возраст писавшего. Как правило, ошибка составляет не более десяти лет. Разумеется, тяжелая болезнь и физическая немощь могут «состарить» рисунок письма. Но в нашем случае, глядя на этот уверенный размашистый почерк человека, писавшего первым, и ломаные, однако вполне разборчивые буквы второго – хотя, как вы можете заметить, в некоторых из них он уже забывает ставить черточки, – я со значительной долей уверенности могу сказать, что первый – человек молодой, а второй – в годах, но отнюдь не дряхлый.

– Блестяще! – снова воскликнул мистер Эктон.

– Есть еще одна тонкость, и весьма интересная. Почерк этих двух людей во многом схож; в нем четко прослеживается фамильное сходство. Ну например, оба они пишут «е» как греческую букву «эпсилон», есть и другие отличительные черты. Я ни на йоту не сомневаюсь в том, что два человека, написавшие эту записку, состоят между собой в кровном родстве. Разумеется, я обрисовываю вам лишь некоторые выводы, которые напрашиваются при изучении этой бумаги. Для себя я отметил целых двадцать три пункта, но они представляют интерес только для специалистов. Главное же то, что все они подтверждают мое заключение относительно того, что авторами записки являются отец и сын Каннингемы.

Утвердившись в этом мнении, я начал детально изучать все обстоятельства, связанные с преступлением. Первым делом мы с инспектором направились к Каннингемам – я хотел увидеть место действия своими глазами. При осмотре тела я сразу установил, что кучер был убит выстрелом из револьвера с расстояния примерно четырех ярдов. Следов пороха на одежде не было. Из этого следовал вывод, что Алек Каннингем солгал, сказав, что выстрел раздался в тот момент, когда мужчины боролись. Опять же отец и сын указали одно и то же место, где преступник выскочил на дорогу. В этом месте проходит широкая сырая канава. Не обнаружив никаких следов на дне этой канавы, я абсолютно уверился, что Каннингемы и здесь погрешили против истины: на территорию поместья не проникали посторонние люди.

Оставалось только понять мотивы этого загадочного преступления. Но прежде я попытался разобраться в причинах абсурдного ограбления мистера Эктона. Со слов полковника, я уже знал, что между вами и мистером Каннингемом тянулась судебная тяжба. Естественно, мне сразу пришла в голову мысль: противники мистера Эктона пробрались к нему в дом, чтобы похитить документ, который мог повлиять на исход дела.

– Именно так, – закивал мистер Эктон, – нет никакого сомнения относительно их намерений. У меня есть все основания претендовать на половину их поместья, но если бы им удалось завладеть одним документом – к счастью, хранится он в сейфе моего поверенного, – мне вряд ли удалось бы выиграть это дело.

– Вот то-то и оно! – сказал, улыбаясь, Холмс. – Я полагаю, они решились на этот дерзкий и безрассудный поступок по настоянию молодого Алека. Не сумев найти нужную бумагу, они решили обставить свой визит как банальное ограбление и похватали первое, что попалось им под руку. Это мне было понятно, однако многое еще оставалось неясным. Нужно было найти недостающую часть записки. Я подозревал, что именно Алек Каннингем вырвал ее из рук Уильяма Кирвана и сунул в карман своего халата. А куда еще он мог ее деть? Вопрос: не успел ли он избавиться от нее? Чтобы проверить эту догадку, я и организовал поход домой к Каннингемам.

Хозяева присоединились к нам, как вы помните, у дверей кухни. Мне было очень важно, чтобы Алек не вспомнил о существовании записки, иначе он без промедления уничтожил бы ее. И когда инспектор начал объяснять, какое большое значение мы придаем этой улике, мне не оставалось ничего иного, как изобразить припадок и тем самым изменить направление беседы.

– Боже милостивый! – смеясь, воскликнул полковник. – Уж не хотите ли вы сказать, что притворялись и мы напрасно растрачивали на вас свое сочувствие?

– Как профессионал могу сказать, что он изобразил нервический приступ чрезвычайно натурально, – вскричал я, изумленно глядя на человека, который всякий раз поражал меня новыми гранями своей личности.

– Актерские способности не единожды выручали меня, – заметил Холмс. – Придя в себя, я при помощи уловки – весьма тривиальной, надо сказать – сумел заставить старшего Каннингема написать слово «двенадцать», чтобы сравнить его с этим же словом в обрывке записки.

– Боже, какой я осел! – воскликнул я.

– Я видел, как вы расстроились из-за моей «промашки», Уотсон, – смеясь, сказал Холмс. – Простите, что заставил напрасно поволноваться. Потом мы все поднялись наверх. В комнате Алека я увидел халат, висевший за дверью. Опрокинув столик, я отвлек от себя внимание и выскользнул в соседнюю комнату, намереваясь проверить карманы халата. Едва я успел взять в руки записку, найденную, в соответствии с моими ожиданиями, в одном из карманов, как оба Каннингема набросились на меня и наверняка задушили бы, если бы вы не подоспели мне на подмогу. Я до сих пор чувствую пальцы этого молодчика на своей шее. Его отец чуть не сломал мне руку, пытаясь отнять записку. Они поняли, что мне все известно. Мгновенный переход от сознания полной неуязвимости к абсолютному краху привел их в состояние неистовства.

Позже я поинтересовался у старшего Каннингема мотивами преступления. Отец вел себя довольно покладисто, но его сын просто осатанел и непременно застрелил бы кого-нибудь или застрелился бы сам, если бы только смог завладеть револьвером. Старший Каннингем, видя, что доказательства их вины неопровержимы, чистосердечно во всем признался. Похоже, их кучер Уильям тайно следил за ними в ту ночь, когда они совершили набег на поместье Эктонов. Почувствовав власть над хозяевами, он начал их шантажировать, угрожая предать дело огласке. Однако мистер Алек не из тех людей, с кем можно безнаказанно играть в подобные игры. Его озарила гениальная мысль: воспользоваться шумихой, поднявшейся вокруг ограбления Эктонов, и, инсценировав собственное ограбление, избавиться от Уильяма Кирвана. Алек убил кучера, заманив его в ловушку, и если бы не обрывок записки, оставшийся в руке убитого, и небольшие несовпадения в показаниях отца и сына, дело скорее всего так и осталось бы нераскрытым.

– А что было в записке? – поинтересовался я.

Шерлок Холмс пустил записку по кругу[4]4
  «Приходите без четверти двенадцать к восточной калитке, и Вы узнаете нечто весьма для Вас удивительное и, может быть, полезное как для Вас, так и для Энни Моррисон. Только никому ничего не говорите».


[Закрыть].

– Текст записки совпадает с тем, что я ожидал увидеть, – сказал Холмс. – Конечно, мы еще не знаем, в каких отношениях находились между собой Алек Каннингем, Уильям Кирван и Энни Моррисон. Но результат налицо: Уильям заглотил наживку. Я уверен, вам доставит удовольствие проследить родственные черты в написании буквы «н» и в завитушках буквы «б». Отсутствие точек над словами, написанными старшим Каннингемом, также весьма характерно. Уотсон, наша загородная поездка удалась на славу – я чувствую необыкновенную бодрость, и завтра же мы возвращаемся на Бейкер-стрит.