Текст книги "Маракотова бездна. Капитан Шарки. Морские рассказы (сборник)"

Морские рассказы

«Буйная Сарра»

Произошло это событие в те дни, когда морское могущество Франции было уже разрушено. Большая часть ее громадных, трехпалубных кораблей, вместо того чтобы красоваться в бреете, покоилась на дне океана. У Франции оставались еще фрегаты и корветы, и эти суда скользили по водам морей, преследуемые англичанами. Да, во всех концах земли эти красивые кораблики воюющих сторон, названные именами девушек или цветов, увечили и топили друг друга в честь и славу маленьких кусочков материи, которые болтались на их главных мачтах. В описываемую ночь дул сильный ветер, но с рассветом погода стихла, и восходящее солнце озарило зеленые волны, которые постепенно успокаивались, сливаясь одна с другой, превращаясь в одну бесконечную, почти ровную зыбь. К северу и к югу был виден горизонт, представлявший совершенно ровную линию. На востоке виднелся скалистый остров. Острые верхушки гор подымались к небу. Кое-где были рассеяны группы пальм, а над конической вершиной самой высокой горы висело густое облако тумана.

У берега виднелись высокие валы прибоя, а немного подальше красовался выкрашенный в черную краску английский тридцатидвухорудийный фрегат «Леда», под командой капитана Джонсона. Подобно черному лебедю, красивый фрегат покачивался в изумрудных волнах, медленно подвигаясь к северу. На палубе фрегата стоял маленький человек с загорелым лицом. Он глядел через подзорную трубу на горизонт.

– Мистер Вартон! – закричал он скрипучим, как несмазанная дверь, голосом.

На этот призыв с кормы появился худой офицер. Ноги у него были согнуты, и шел он, спотыкаясь.

– Что вам угодно, сэр?

– Я открыл запечатанный приказ, мистер Вартон.

Худое лицо старшего лейтенанта озарилось любопытством. Дело в том, что «Леда» и «Дидона», другой такой же фрегат, вышли неделю тому назад из Антигвы с приказом, им неизвестным, который заключался в запечатанном конверте.

Капитан произнес:

– Конверт мы должны были распечатать у берегов необитаемого острова Сомбриеро, лежащего на восемнадцатом градусе северной широты и тридцать шестом западной долготы. Сомбриеро лежит в четырех милях отсюда. Мы миновали его во время бури, мистер Вартон.

Лейтенант сделал официальный поклон в знак согласия. Он и капитан были друзьями детства. Вместе они ходили в школу, вместе поступили на службу во флот, вместе сражались и даже породнились между собой, женившись на родственницах. Но эти дружеские отношения забывались ими немедленно же, как только они вступали на борт корабля. Место дружбы заступала железная дисциплина, и вместо родственников являлись только начальник и подчиненный. Капитан Джонсон вынул из кармана лист почтовой бумаги, развернул его и прочитал:

«Предписываю двум тридцатидвухорудийным фрегатам «Леда» и «Дидона», состоящим под командою капитанов А. П. Джонсона и Джемса Мунро, идти немедленно в Карибское море и разыскать там французский фрегат «La Gloire». Фрегат этот в последнее время затопил несколько наших купеческих судов. Фрегатам его королевского величества предписывается также изловить или затопить пиратское судно, известное под именами «Буйной Сарры» или «Лохматого Гудсона». Эти пираты грабили неоднократно британские суда, предавая мучительной смерти их команды. «Буйная Сарра» представляет собой небольшой бриг с десятью легкими орудиями и одной двадцатичетырехфунтовой карронадой[17]17
  Карронадой называлось орудие, представляющее нечто вроде морской мортиры. Это короткая пушка с широким дулом. Изобретено оно было шотландцем Карроном.


[Закрыть] в передней части корабля. Последний раз «Буйную Сарру» видели недалеко от острова Сомбриеро. Подписано: контр-адмирал Джемс Монгомери. Дано на корабль его королевского величества «Колосс», Антигва».

Капитан Джонсон спрятал приказ в карман, взглянул в подзорную трубу и произнес:

– А спутник-то наш пропал. «Дидона» ушла вперед как раз тогда, когда нас застигла буря. Неприятно, если мы встретимся с французами без «Дидоны». Не правда ли, мистер Бартон?

Лейтенант весело улыбнулся.

– Чего вы смеетесь? Французский корабль вооружен восемнадцатифунтовыми и двенадцатифунтовыми пушками. По водоизмещению он превосходит наш корабль почти вдвое, а капитан его – один из лучших во всем французском флоте. Кто не знает капитана Милона?

А затем, как бы устыдившись своей боязливости, он повернулся на пятках спиною к лейтенанту и воскликнул:

– А все-таки, черт возьми, я с удовольствием схвачусь с этим Милоном на абордаж!

И сурово глянув через плечо на лейтенанта, капитан скомандовал:

– Мистер Бартон, прикажите замедлить ход и направить фрегат к западу.

С мачты раздался голос сторожевого матроса:

– На горизонте виден бриг!

Маленький капитан направился к парапету и навел на горизонт подзорную трубу. Худой лейтенант приблизился к своему помощнику Смитону и шепотом начал с ним совещаться. Из каюты высыпали офицеры и матросы и, прикрыв глаза от солнца руками, стали всматриваться в даль.

Бриг, замеченный матросом, стоял на якоре у устья извилистой бухты. Было совершенно очевидно, что это судно не может выйти в море, не попав под страшные пушки фрегата.

– Судно это мы не упустим, мистер Вартон, – сказал капитан.

– Весьма вероятно, что это и не пираты, мистер Смит, но на всякий случай, пусть люди идут к орудиям. Прикажите также приготовить лодки.

Британские матросы в те времена были привычны к войне и исполняли свои обязанности, даже в самые опасные минуты, совершенно спокойно. Прошло немного времени, как все люди находились уже на своих местах, готовые к бою. Фрегат быстро мчался на свою маленькую жертву.

– Это «Буйная Сарра», сэр?

– В этом нет никакого сомнения, мистер Вартон.

– Им, по-видимому, не нравится наше приближение. Глядите, они обрезали якорь и хлопочут над парусами.

Было совершенно очевидно, что бриг собирался спасать свою жизнь. На мачтах взлетели один за другим паруса, команда работала на снастях как безумная. Бриг, по-видимому, отказался от попытки проскользнуть мимо противника и решился удрать ближе к берегу.

– Видите, мистер Вартон, они стараются уйти в мелкую воду и, стало быть, мы их запрем в бухте. Правда, это маленький бриг, но я считал пиратов гораздо смелее и умнее. Они поступили бы разумнее, если бы попытались проскользнуть мимо нас и уйти в открытое море.

– А это, должно быть, по случаю бунта, сэр.

– Какого бунта?

– О, сэр! Я слышал об этом в Маниле. Скверное это дело, сэр. Команда убила капитана и двух офицеров. Мятежом руководил этот самый Гудсон. Они его называют Лохматым Гудсоном. Родом он из Лондона, и такого жестокого негодяя, как Гудсон, свет не видывал.

– Ну, так знайте, мистер Вартон, что этот Гудсон скоро теперь отправится на виселицу. По-видимому, на бриге много людей. Мне хотелось бы спасти из команды человек двадцать, но пожалуй, не стоит. Эти мерзавцы способны развратить самого порядочного матроса. Лучше их всех отправить в море.

Оба офицера стояли и глядели на бриг в подзорные трубы. Вдруг лейтенант улыбнулся, а капитан покраснел, видимо рассердившись.

– Вы видите, сэр, того человека, который стоит на палубе и показывает нам нос. Это и есть лохматый Гудсон.

– Подлый, наглый негодяй! Вот я ему покажу, как со мною шутить! Мистер Смитон, нельзя ли достать бриг восемнадцатифунтовым орудием?

– Надо пройти еще один кабельтов, сэр, тогда это можно будет сделать.

В то время пока Смитон отвечал, с брига раздался выстрел. Выстрел этот имел значение только демонстрации, ибо маленькие орудия брига не могли достать фрегата. А затем, маленькое судно стало под паруса и начало быстро улепетывать по извилистому каналу в глубь бухты.

– Вода быстро уменьшается, сэр, – сказал второй лейтенант.

– Но ведь здесь по карте должно быть шесть саженей глубины?

– Только четыре, сэр.

– Ну, ладно, как-нибудь пройдем. Ага! так и есть! Мистер Вартон, наводите орудия, теперь бриг в нашей власти.

Моря теперь уже не было видно, ибо фрегат вошел в узкий, напоминающий речку канал, ведущий в бухту. Бухта теперь была видна, и берег находился не далее мили. В самом углу бухты стоял, приблизившись насколько возможно к берегу, бриг. Он стоял, поворотившись боком к противнику, а на его бизань-мачте развевался кусок черной материи. Худощавый лейтенант, успевший тем временем сходить к себе в каюту вернулся снова на палубу. Он был вооружен. На левом боку у него болтался кортик, а у пояса торчали два пистолета. Лейтенант с любопытством взглянул на развевающийся кусок черной материи и произнес:

– Какая дерзость, сэр! Они вывесили пиратский флаг.

Капитан был в бешенстве.

– Пусть они повесят хоть свои панталоны, – закричал он, – я все равно расправлюсь с ними! Сколько вам понадобится лодок, мистер Вартон?

– Я думаю, что двух больших будет достаточно.

– Берите четыре, но сделайте дело как следует. Режьте их всех до последнего, а я тем временем обработаю бриг как следует восемнадцатифунтовыми орудиями.

Раздалось шуршание канатов, скрип блоков, и четыре лодки шлепнулись в воду. В лодках кишмя кишела команда – босоногие матросы, здоровые судовые солдаты, смеющиеся мичманы. Во главе их виднелись старшие офицеры, напоминавшие своими строгими лицами школьных учителей. Капитан, опершись на парапет локтями, глядел на бриг. Команда его готовилась к защите. На палубу тащили орудия, убирали паруса, пробивали новые отверстия для пушек, вообще говоря, пираты готовились к отчаянному сопротивлению. Командовал ими суетившийся по палубе великан в красном колпаке. Лицо его все заросло волосами, виднелись только одни глаза. Капитан следил за ним, кисло улыбаясь, а затем вдруг повернулся назад и снова взглянул в зрительную трубу. С минуту он глядел вдаль, а затем вдруг закричал своим тонким, высоким голосом:

– Лодки назад! Мистер Смитон, готовьте кормовые орудия! Подбирай снасти! Готовься к бою!

Из-за дамбы канала, прямо на «Леду», шел корабль-великан. На фоне зеленых пальм, растущих на берегу, отчетливо обрисовывалась его выкрашенная в желтый цвет носовая часть, на которой была изображена белая голова с крыльями. На палубе возвышались три громадные мачты и на одной из них гордо развевался трехцветный флаг. Корабль быстро шел вперед; темно-голубая вода пенилась около него. Палуба вся была усеяна людьми, снасти были подобраны, отверстия для пушек приподняты и из них выглядывали дула орудий, готовые заговорить каждую минуту.

Французские лазутчики, скрывающиеся на острове, видели, что английский фрегат вошел в тупик, из которого нет выхода, и дали об этом знать капитану «La Gloire». И вот капитан Милон решил поступить с «Ледой» так же, как капитан Джонсон собирался поступить с «Буйной Саррой».

Но великолепная дисциплина британских моряков сказалась во всем блеске в этот критический момент. Лодки быстро вернулись назад, и через несколько минут фрегат был уже приведен в боевую готовность. Артиллеристы стояли у орудий, а солдаты выглядывали за парапет, рассматривая величественный французский корабль.

«Леда» описала полукруг и двинулась назад. Французы сделали то же. Ветер был очень слабый, на голубой поверхности воды виднелась едва заметная рябь. Противники шли теперь к открытому морю. Цель французов была дойти до устья канала, запереть собою выход из него и расстрелять беззащитную «Леду». Корабли отделяло расстояние в сто ярдов, и англичане ясно слышали движение на палубе французского корабля.

– Скверное положение, мистер Вартон, – сказал капитан.

– Ничего, сэр, бывает и похуже. Мы должны держаться на том же расстоянии и рассчитывать на наши пушки. Людей у них очень много, и если им удастся нас атаковать сбоку, мы очутимся в очень неприятном положении.

– Я вижу солдатские мундиры у них на палубе.

– Да. Это две пехотные роты из Мартиники.

– Ну, теперь, кажется, мы их изловили! Прибавьте парусов, и когда мы будем проходить мимо носовой части, стреляйте из всех орудий.

И, действительно, в эту минуту подул небольшой ветерок, и сообразительный капитан решил этим воспользоваться. Подняв паруса, он бросился наперерез большому французу и атаковал его из всех орудий. Но ветер упал, и «Леда» должна была возвратиться назад. Маневрируя, она попала как раз под боковой огонь французского корабля.

Залп грянул, и маленький, красивый фрегат весь задрожал под этими выстрелами. Можно было подумать, что фрегат погибнет. Но нет, матросы засуетились, подняли запасные паруса и фрегат снова атаковал французов. Но Милон не дал перерезать себе путь и сделал соответствующий маневр. Теперь оба корабля шли рядом, на расстоянии пистолетного выстрела, стреляя друг в друга из всех боковых орудий. Это была одна из тех убийственных дуэлей, одно воспоминание о которой заливает летопись нашего флота целыми потоками крови.

Стояла тихая, безветренная погода, и поэтому оба корабля сразу же окутались густым черным дымом. Виднелись только верхушки мачт. Противники уже не могли видеть друг друга. Они были погружены во тьму, которая освещалась заревом огня. Даже пушки заряжали в той же туманной атмосфере. На корме и передней башенке стояли морские солдаты в своих красных мундирах. Они аккуратно заряжали винтовки и стреляли в направлении неприятеля, но и они, подобно артиллеристам, не видели того, в кого стреляли. Да и в самом деле, можно ли видеть ущерб у неприятеля, когда не видишь ущерба, который сам терпишь?

В самом деле, тьма была так непроницаема, что артиллерист, стоя у орудия, не мог видеть, что делается около соседней пушки. Рев орудий перемешивался с резким треском ружейных выстрелов. Слышался гром разрушающихся деревянных частей, на палубу с грохотом падали обломки мачт. Офицеры ходили взад и вперед, ободряя артиллеристов. Капитан Джонсон старался разглядеть, что делается на неприятельском корабле, и сняв треугольную шляпу, разгонял перед собой дым. Увидев Вартона, проходившего мимо, он весело воскликнул:

– Веселое дельце, Боб!

А затем, вспомнив о дисциплине, более сдержанным тоном добавил:

– Каковы наши потери, мистер Вартой?

– Сломана главная рея и гаффель.

– А где наш флаг?

– Сорван выстрелом и упал в море.

– Французы подумают, что мы сдаемся. Возьмите флаг с командирской лодки и поднимите его на бизань-мачту.

– Слушаю, сэр.

Как раз между капитаном и лейтенантом упал снаряд и разрушил ящик, на котором был утвержден компас. Дым на несколько мгновений рассеялся, и капитан мог убедиться, что тяжелые орудия французов причиняют фрегату страшный ущерб. От «Леды» оставались только клочки. Палуба была усеяна трупами. Отверстия для орудий были разрушены. Одна восемнадцатифунтовая пушка была опрокинута. Солдаты на корабле и башне продолжали стрелять, но половина орудий уже была приведена к молчанию. Около этих умолкших орудий лежали груды мертвых тел.

– Готовьтесь отражать абордаж! – крикнул капитан.

– Вынимай кортики, ребята! – скомандовал Вартой.

Командующий солдатами капитан приказал:

– Прекратите стрельбу! Дать залп, когда враг станет всходить на палубу.

Приблизившись на совсем близкое расстояние, «La Gloire» дала последний залп из всех орудий.

Из мглы стал вырисовываться громадный корпус французского корабля. Он быстро приближался к побежденной «Леде», у борта звякали громадные абордажные крючья. Приблизившись на совсем близкое расстояние, «La Gloire» дала последний залп из всех орудий. Этим залпом была сбита главная мачта «Леды». Завертевшись в воздухе, мачта грохнулась на палубу, прямо на пушки, причем убила десять человек и привела в негодность целую батарею.

Еще мгновение, и корпус французского корабля ударился о корпус «Леды». Несколько гигантских крючьев вцепились в палубу английского фрегата. Несметные колонны французов, заполнившие палубу, дико кричали, готовясь ринуться на врагов.

Но этим французам не было суждено взойти на залитую кровью палубу английского фрегата. Откуда-то, совсем близко, загремел хорошо направленный орудийный залп, затем другой, третий…

Английские моряки, стоявшие молчаливо около орудий с обнаженными кортиками и ожидавшие натиска врагов, с удивлением наблюдали, как черные массы французов стали быстро таять.

Еще момент, и расположенные на противоположном борту французского корабля пушки грянули ответным залпом.

– В какого черта они стреляют? – крикнул капитан. – Очищайте палубу.

– Готовь орудия! – скомандовал лейтенант. – Ну, ребята, теперь они в наших руках.

Обломки были убраны, и уцелевшие пушки заговорили снова. Французский якорь был перебит, и «Леде» удалось освободиться от роковых объятий врага. На палубе французского корабля началась паника. Люди падали массами и вдруг… «La Gloire» стала быстро удаляться.

– Они бегут! Они бегут! – закричали англичане.

И действительно, французский корабль прекратил стрельбу и усердно работал уцелевшими парусами. Кто же победил французов? «Леда»? Нет.

Пороховой дым рассеялся, и причины, поведшие к такому странному и неожиданному окончанию боя, разъяснились. «Леда» находилась у самого устья канала, ведущего в бухту. Сюда приблизились незаметно оба корабля во время сражения.

В море, в милях четырех, был виден другой отставший фрегат «Дидона», который стремительно, под всеми парусами, преследовал улепетывавшего на север француза. Орудия «Дидоны» гремели. Оба корабля скоро исчезли из вида.

Но сама «Леда» оказалась в печальном состоянии. Главная мачта была сбита, не было также бизань-мачты и гаффеля. Паруса напоминали лохмотья нищего. Сто человек команды были убиты.

А рядом с кораблем в воде плавали обломки какого-то судна. Вот из волн высунулась носовая часть. Она была выкрашена в черный цвет, и на ней виднелись белые буквы:

«БУЙНАЯ САРРА»

– Боже мой! – воскликнул Бартон. – Это пиратский бриг нас спас! Гудсон подкрался к французам и открыл по ним канонаду. Залп французских орудий уничтожил бриг.

Маленький капитан повернул направо кругом и молча зашагал взад и вперед по палубе. Матросы усердно работали, чиня повреждения.

Капитан снова приблизился к лейтенанту, и последний заметил, что суровое лицо его начальника имело теперь жалкое, растроганное выражение.

– Они все погибли, по-видимому?

– Все. Команда пошла ко дну вместе с бригом.

И оба офицера вперили глаза на обломки, на которых красовались зловещие белые буквы. Между изломанным гаффелем и кучей перепутанных снастей виднелось что-то черное. Это был пиратский флаг, а рядом с ним плавал красный колпак погибшего атамана.

Капитан долго глядел на этот колпак и наконец воскликнул:

– Он был негодяй, но в нем был жив британец! Жил, как собака, а умер, как человек. Клянусь Богом, он умер, как человек!

Полосатый сундук

– Ну, что вы об этом скажете, Эллердайс? – спросил я.

Мой второй помощник стоял рядом со мной на корме, широко расставив короткие толстые ноги, – море еще не успокоилось после шторма, и всякий раз, когда новая волна кренила корабль, обе наши спасательные шлюпки почти касались воды. Положив подзорную трубу на ванты бизань-мачты, Эллердайс пытался рассмотреть какое-то неизвестное, истерзанное бурей судно, когда оно на короткое мгновение замирало на гребне вала, прежде чем снова скользнуть вниз. Корабль сидел так глубоко в воде, что я лишь изредка различал зеленоватую полоску борта.

Это был бриг. Его грот-мачта переломилась футах в десяти над палубой и тащилась за кораблем вместе с парусами и реями, как перебитое крыло чайки. Никто, как видно, и не пытался обрубить снасти, удерживающие этот обломок. Фок-мачта была еще цела, но формарсель не закреплен, а передние паруса ветер занес к самому носу корабля, и они развевались, словно огромные белые стяги. Никогда еще мне не приходилось видеть судна в таком отчаянном положении.

Но это нас ничуть не удивляло. За последние три дня и мы на своем барке не раз теряли надежду вновь увидеть землю. Тридцать шесть часов боролись мы со штормом, и не будь «Мэри Синклер» одним из лучших парусников, когда-либо построенных на верфях Клайда, нам едва ли удалось бы пережить эту бурю. Но все же мы уцелели, хотя и пожертвовали урагану лодку и часть правого фальшборта. Вот почему мы не удивились, увидав после бури, что другим повезло меньше, чем нам. Изуродованный бриг носился по голубому морю под безоблачным небом, подобно человеку, ослепленному молнией, и напоминал нам о пережитых ужасах.

Медлительный и методичный шотландец Эллердайс долго и внимательно рассматривал суденышко. Наши матросы, сгрудившись у бортов или вскарабкавшись на фок-ванты, тоже смотрели в его сторону. Вот уже десять дней, оставив где-то далеко на севере главные торговые пути через Атлантический океан, мы плыли в полном одиночестве. Находясь, как мы, на широте 20° и долготе 10°, человек, естественно, начинает проявлять любопытство ко всяким неожиданным встречам.

– Мне кажется, команда покинула корабль, – заметил второй помощник.

У меня создавалось такое же впечатление – на палубе судна не было видно никаких признаков жизни, никто не отвечал нашим матросам, размахивавшим в знак приветствия руками. Похоже было, что команда бросила судно, считая его обреченным на гибель.

– Долго оно не продержится, – как всегда, неторопливо проговорил Эллердайс. – Того и гляди, задерет корму и нырнет в воду. Палубу уже заливает.

– Какой на нем флаг? – спросил я.

– Не могу разобрать, он запутался в фалах… А, вот вижу… Бразильский флаг, только он перевернут.

Это означало, что команда, перед тем как оставить судно, выбросила сигнал бедствия. Быть может, люди только что покинули корабль? Я взял у помощника подзорную трубу и осмотрел покрытую пеной, неспокойную синюю поверхность Атлантического океана, расстилавшуюся вокруг нас. Нет, кроме нас, людей здесь не было.

– Возможно, на борту остались живые люди, – сказал я.

– Может быть, мы чем-нибудь еще поживимся, – пробормотал второй помощник.

– Подойдем к нему с подветренной стороны и ляжем в дрейф.

Наш барк остановился ярдах в ста от брига, и оба судна принялись приседать и кланяться друг другу, как танцующие клоуны.

– Спустить на воду спасательную шлюпку! – приказал я. – Возьмите с собой четырех человек и осмотрите бриг, мистер Эллердайс.

Но тут как раз пробило семь склянок, и на палубе появился мой первый помощник мистер Армстронг – через несколько минут начиналась его вахта. Мне захотелось самому побывать на брошенном корабле и осмотреть его. Предупредив Армстронга, я перебрался через борт, спустился по фалам и уселся на корме шлюпки.

Нам потребовалось немало времени, чтобы преодолеть небольшое расстояние, разделявшее корабли. Море еще волновалось, и громадные валы то и дело скрывали от нас и наше судно и бриг. Когда мы оказались между двумя валами, нас не достигли лучи солнца, но каждая новая волна опять поднимала нас к теплу и солнечному свету. В те краткие мгновения, когда мы повисали на снежно-белом хребте между двумя мрачными пропастями, я видел длинную зеленоватую линию корпуса и наклонившуюся фок-мачту брига. Это позволяло мне направлять шлюпку с таким расчетом, чтобы обойти судно с кормы и выбрать наиболее удобное для подъема место. На корме брига, по которой ручьями стекала вода, мы прочли название: «Богоматерь победы».

– Зайдем с наветренного борта, сэр, – сказал второй помощник.

– Плотник, приготовьте багор!

В следующий миг мы прыгнули через борт, который едва возвышался над нашей лодкой, и оказались на палубе брошенного брига.

Прежде всего мы приняли меры предосторожности на тот весьма вероятный случай, если судно вдруг начнет быстро погружаться в воду. С этой целью двое матросов удерживали шлюпку за фалинь, не позволяли ей приближаться вплотную к борту корабля. Таким образом, мы могли в любую минуту воспользоваться лодкой в случае опасности. Затем я поручил плотнику выяснить, много ли воды в трюме и продолжает ли она прибывать, а сам вместе с Эллердайсом и еще одним матросом стал быстро осматривать груз.

Палуба была завалена разными обломками и клетками для кур, в которых плавали мертвые птицы. На судне оставалась только одна лодка, да и то с пробитым дном, и мы уже не сомневались, что команда покинула бриг. Мы с Эллердайсом вошли в рубку. Письменный стол выглядел так, словно капитан только что его оставил. Там валялись книги и бумаги на испанском и португальском языках, повсюду виднелись кучки пепла от сигарет. Я попытался отыскать судовой журнал, но не нашел.

– Возможно, что капитан его не вел, – заметил Эллердайс. – На южноамериканских торговых судах порядки обычно не очень строгие, а капитаны не любят перегружать себя работой. Если здесь и был журнал, то капитан, наверно, захватил его с собой.

– Мне хотелось бы взять все эти книги и бумаги, – сказал я. – Узнайте у плотника, сколько у нас остается времени.

Плотник дал обнадеживающий ответ. Правда, вода наполнила трюм корабля, но часть груза была плавучей, так что судну не грозило затонуть немедленно. Скорее всего, оно вообще не затонет и обречено долго носиться по волнам как один из тех страшных, не отмеченных на карте плавучих рифов, которые послужили причиной гибели многих хороших кораблей.

– В таком случае вы можете смело спуститься в трюм, мистер Эллердайс, – сказал я. – Обследуйте бриг и постарайтесь определить, что можно спасти из груза. А я пока посмотрю эти бумаги.

Из расписок на принятый груз, разных заметок и писем я узнал, что бразильский бриг «Богоматерь победы» около месяца назад вышел из порта Баня и взял курс на Лондон. Капитаном брига был некий Таксейра, но никаких сведений о численности команды я не нашел. Бегло посмотрев документы, я убедился, что вряд ли мы сможем чем-либо воспользоваться. Корабль был гружен орехами, имбирем и древесиной ценных тропических пород. Эти огромные бревна, конечно, и помешали злополучному бригу затонуть, но они были так велики, что нам не удалось бы вытащить их из трюма. Имелась, кроме того, партия декоративных птичек для украшения дамских шляп, а также сто ящиков консервированных фруктов.

Перебирая бумаги, я наткнулся на маленькую записку, написанную по-английски и сразу же привлекшую мое внимание.

«Древнеиспанские и индейские редкости, – говорилось в ней, – являются частью коллекции Сантарема и отправлены в адрес лондонской фирмы «Пронтфут и Нейман». Эти уникальные вещи представляют собой большую ценность и должны тщательно храниться, чтобы они не попортились в пути или не были расхищены. Особенно это относится к сундуку с драгоценностями дона Рамиреса ди Дейра. Сундук нужно хранить в таком месте, где никто не смог бы к нему проникнуть».

Сундук с драгоценностями дона Рамиреса! Уникальные вещи! Значит, кое-что ценное на бриге все же есть!

В дверях появился мой помощник, и я поднялся из-за стола, не выпуская из рук записку.

– На бриге, по-моему, что-то неладно, – заявил он.

Эллердайс при всех обстоятельствах сохранял суровую невозмутимость, но сейчас он был чем-то явно взволнован.

– Что такое?

– Убийство, сэр. Мы нашли человека с размозженной головой.

– Несчастный случай во время бури?

– Возможно, сэр. Но я буду очень удивлен, если вы скажете то же самое, когда взглянете на него.

– Где же он?

– Здесь, сэр, в каюте средней палубы.

Как выяснилось, жилых помещений под палубой не было. Капитанская каюта находилась на корме; посредине палубы, около главного люка, имелась вторая каюта с пристроенным к ней камбузом, а на носу – кубрик для команды. Помощник повел меня в среднюю каюту. Войдя, мы увидели направо камбуз с разбросанными по полу кастрюлями и тарелками, а налево – каюту поменьше, с двумя койками для офицеров. Позади офицерской каюты находилось помещение размером около двенадцати квадратных футов, заваленное флагами и запасными парусами. Вдоль стен лежали завернутые в грубую парусину и крепко привязанные к переборкам тюки. В дальнем конце каюты стоял большой ящик, раскрашенный полосами в красный и белый цвет. Однако красная краска так выцвела, а белая настолько загрязнилась, что окраску можно было рассмотреть только там, где на него падал свет. Позже, измерив ящик, мы установили, что в длину он имел четыре фута и три дюйма, в высоту – три фута и два дюйма, а в ширину – три фута. Следовательно, он был значительно больше обычного матросского сундучка.

Но в тот момент, когда я вошел в кладовую, не сундук привлек мое внимание, а нечто другое. На полу, на разбросанных флагах, вытянувшись во весь свой небольшой рост, лежал смуглый человек с короткой курчавой бородкой. Ноги его были обращены к сундуку, а голова в противоположную сторону. На белой парусине, рядом с головой мертвеца, виднелось багровое пятно, а от загорелой шеи на полу расползлись струйки крови. Однако в первый момент я не мог разглядеть никаких признаков насильственной смерти. Лицо его было безмятежно, как у спящего ребенка.

Я наклонился над ним, но тут же отпрянул с восклицанием ужаса. Только теперь я разглядел нанесенную ему рану. Он был убит сильным ударом топора сзади. Топор раздробил затылок и проник глубоко в мозг. Так вот почему его лицо сохранило такую безмятежность: смерть наступила мгновенно, и ясно было, что он даже не видел своего убийцу.

– Как, по-вашему, капитан Баркли, это преднамеренное убийство или несчастный случай? – спросил меня помощник.

– Вы правы, мистер Эллердайс. Ему был нанесен удар сзади каким-то острым и тяжелым предметом. Но что это за человек и почему его убили?

– Это простой матрос, сэр, – ответил помощник. – Посмотрите на его руки, и вы сразу убедитесь в этом.

Эллердайс наклонился и вывернул карманы убитого. В них оказалась колода карт, обрывок просмоленной бечевки и пачка бразильского табака.

– Эге, взгляните-ка сюда! – воскликнул вдруг Эллердайс, поднимая с пола длинный нож, лезвие которого выскакивало из рукоятки, как только нажимали на тугую пружину. Мы не обнаружили на блестящей стали ни одного пятнышка, и это заставляло думать, что не нож был орудием преступления. Но вместе с тем он лежал от убитого как раз на расстоянии вытянутой руки, словно выпал из нее в тот момент, когда ему нанесли удар.

Но в тот момент, когда я вошел в кладовую, не сундук привлек мое внимание, а нечто другое.

– Мне кажется, сэр, он знал, что ему грозит опасность, и держал нож наготове, – произнес помощник. – Однако мы уже ничем не можем помочь бедняге. Интересно, что находится в тюках, привязанных к переборкам? Похоже, что в этой старой мешковине завернуты всякие идолы, древнее оружие, антикварные вещи.

– Совершенно правильно, – ответил я. – Это единственная ценность, которую мы можем взять из всего груза. Окликните людей на барке, пусть вышлют нам еще шлюпку, чтобы погрузить эти вещи.

Оставшись один, я вновь осмотрел странные предметы, владельцами которых мы стали. Все они были упакованы так тщательно, что я мог составить о них только самое общее представление. Но полосатый сундук в этот момент был хорошо освещен, и я смог подробно его обследовать. На массивной, окованной по углам крышке был выгравирован какой-то замысловатый герб, а под ним виднелась надпись на испанском языке. Мне удалось ее разобрать: «Сундук с драгоценностями дона Рамиреса ди Дейра, рыцаря ордена святого Иакова, генерал-губернатора и генерал-капитана Терра Фирма и провинции Верагуа». В одном углу стояла дата – «1606 год», а в другом был наклеен большой белый ярлык с надписью по-английски: «Настоятельная просьба ни при каких обстоятельствах не открывать этот сундук». Пониже это предупреждение было повторено по-испански. На очень сложном, тяжелом стальном замке была выгравирована какая-то надпись по-латыни, непонятная для простого моряка вроде меня.