Текст книги "Дуэт со случайным хором"

Глава IX
Признания

– Скажи мне, Франк, любил ли ты кого-нибудь до меня?

– Как сегодня лампа плохо заправлена, – сказал Франк и немедленно вышел в столовую, чтобы принести оттуда другую. Прошло некоторое время, прежде чем он вернулся.

Она терпеливо ждала, пока он снова уселся.

– Итак, франк? – спросила она. – Любил ты когда-нибудь другую женщину?

– Дорогая Мод, что за польза от подобных вопросов?

– Ты сказал, что между нами не может быть секретов.

– Конечно нет, но есть вещи, о которых лучше не говорить.

– Мне кажется, это именно и будут секреты.

– Если ты смотришь на это так серьезно…

– Даже очень.

– Тогда я готов ответить на все твои вопросы. Но ты не должна бранить меня, если мои ответы тебе не понравятся.

– Кто она была, Франк?

– Которая?

– О Франк, неужели их было несколько?

– Я предупредил, что мои ответы будут тебе неприятны.

– Лучше бы я уж и не спрашивала.

– Тогда оставим это.

– Нет, теперь уж поздно, Франк, теперь я хочу знать решительно все.

– Ты этого так хочешь?

– Да, Франк, непременно.

– Едва ли я в состоянии буду сказать тебе все.

– Неужели это так ужасно?

– Нет, но есть другие причины.

– Какие, Франк?

– Их очень много. Ты знаешь, как один современный поэт оправдывался перед своей женой в своем прошлом. Он сказал, что все время искал ее.

– Это мне очень нравится! – воскликнула Мод.

– Да, я искал тебя.

– И, кажется, довольно долго.

– Но я тебя нашел наконец.

– Я предпочла бы, чтобы ты меня нашел сразу, Франк. – Он сказал что-то относительно ужина, но Мод была неумолима. – Скольких же женщин ты действительно любил? – спросила она. – И, пожалуйста, без шуток, Франк. Я спрашиваю серьезно.

– Если бы я захотел тебе лгать…

– Нет, я знаю, ты этого не захочешь.

– Конечно, нет. На это я не способен.

– Итак, я жду ответа.

– Не преувеличивай значения того, что я тебе сейчас скажу, Мод. Любовь – понятие растяжимое. Одна любовь имеет основанием чисто физическое влечение, другая – духовное единение, наконец, третья может быть основана на родстве душ.

– Какою же любовью любишь ты меня, Франк?

– Всеми тремя.

– Ты в этом уверен?

– Совершенно.

Она подошла к нему, и допрос был прерван, но через несколько минут он возобновился.

– Итак, первая? – сказала Мод.

– Я не могу, Мод, оставим это.

– Милостивый государь, я вас прошу, – ее имя?

– Нет, нет, Мод, называть имена я не могу даже тебе.

– Кто же она была тогда?

– К чему подробности? Позволь мне рассказать все это тебе по-своему.

Мод сделала недовольную гримасу.

– Вы отвиливаете, сударь. Но я не хочу быть слишком строгой. Рассказывай по-своему.

– Видишь ли, Мод, собственно говоря, я был всегда влюблен в кого-нибудь.

Она слегка нахмурилась.

– Должно быть, твоя любовь стоит недорого, – заметила она.

– Для здорового молодого человека, обладающего некоторым воображением и горячим сердцем, это является почти необходимостью. Но, конечно, это чувство очень поверхностное.

– Мне кажется, что всякая твоя любовь должна быть поверхностной, если она так легко проходит.

– Не сердись, Мод. Вспомни, что в это время я еще не встречал тебя. Ну вот, я так и знал, что эти вопросы не приведут ни к чему хорошему. Кажется, я вообще делаю глупо, что так откровенно рассказываю тебе обо всем.

На ее лице играла холодная, сдержанная усмешка. В глубине души Франк, глазами незаметно следивший за женой, был рад тому, что она ревнует его.

– Ну, – сказала она наконец.

– Ты хочешь, чтобы я продолжал?

– Раз ты начал, так уж рассказывай до конца.

– Ты будешь сердиться.

– Мы слишком далеко зашли, чтобы останавливаться. Я не сержусь, Франк. Мне только немного грустно. Но я ценю твою откровенность. Я не подозревала, что ты был таким… таким Дон Жуаном.

Она начала смеяться.

– Я интересовался каждой женщиной.

– «Интересовался» – милое словцо.

– С этого всегда начиналось. Затем, если обстоятельства благоприятствовали, интерес усиливался, до тех пор, пока… ну, ты понимаешь.

– Сколько же было женщин, которыми ты «интересовался»? – И сколько раз этот интерес усиливался?

– Право не могу сказать.

– Раз двадцать?

– Пожалуй больше.

– Тридцать?

– Никак не меньше.

– Сорок?

– Я думаю, что не больше.

Мод в ужасе смотрела на мужа.

– Тебе теперь двадцать семь лет. Значит, начиная с семнадцати лет ты любил в среднем по четыре женщины в год.

– Если считать таким образом, то я, к сожалению, должен сознаться, что их было пожалуй более сорока.

– Это ужасно, – проговорила Мод и заплакала.

Франк опустился перед ней на колени и начал целовать ее милые, маленькие, пухлые ручки, мягкие, как бархат.

– Я чувствую себя таким негодяем, – сказал он. – Но я люблю тебя всем сердцем и всей душой.

– Сорок первую и последнюю, – всхлипывала Мод полусмеясь и полуплача. Она вдруг прижала его голову к своей груди.

– Я не могу сердиться на тебя, – сказала она. – Это было бы не великодушно, потому что ты рассказываешь все это по доброй воле. И я не могу не ценить этого. Но мне так хотелось бы быть первой женщиной, которой ты заинтересовался.

– Увы, случилось иначе. Вероятно, есть люди, которые всю жизнь остаются непорочными… Но я не верю в то, что они лучшие люди. Это или святые – молодые Гладстоны и Ньюманы, или холодные, расчетливые, скрытные люди, от которых нечего ждать добра. Первые должны быть прекрасны, но я их не встречал в жизни. Со вторыми я сам не желаю встречаться.

Но эти соображения мало интересуют женщин.

– Они были красивее меня? – спросила Мод.

– Кто?

– Те сорок женщин.

– Нет, дорогая, конечно, нет. Чему ты смеешься?

– Знаешь, мне пришла в голову мысль. Хорошо бы было собрать всех этих сорок женщин в одну комнату, а тебя поставить в середине.

– Тебе это кажется смешным? – Франк пожал плечами. – У женщин такие странные понятия о смешном.

Мод хохотала до слез.

– Тебе это не нравится? – спросила она наконец.

– Ничуть, – холодно ответил он.

– Ну конечно, нет. – И она снова разразилась долгим звонким смехом.

– Когда же ты успокоишься? – спросил он обидчиво. Ее ревность нравилась ему гораздо больше, чем ее смех.

– Ну, довольно. Не сердись. Если бы я не смеялась, я бы плакала. Прости меня, Франк. – Она подошла к нему… – Ты доволен?

– Не совсем еще.

– А теперь?

– Ну, ладно. Я прощаю тебе.

– Удивительно! После всех этих признаний оказывается, что он прощает мне. Но ты никогда никого из них не любил так, как любишь меня?

– Никогда.

– Поклянись.

– Клянусь тебе.

– Ни духовно, ни… как ты это еще называешь?

– Ни духовно и никак.

– И никогда больше не будешь?

– Никогда.

– И будешь хорошим мальчиком отныне и навсегда?

– Отныне и на всю жизнь

– И все сорок были ужасны?

– Ну, нет, Мод, этого я не могу сказать.

Она надула розовые губки.

– Значит, они тебе больше нравятся?

– Какие глупости ты говоришь, Мод! Если бы какая-нибудь из них нравилась мне больше тебя, я бы женился на ней.

– Да, пожалуй, что так. И если ты женился на мне, то приходится думать, что мною ты заинтересовался больше всех. Я не подумала об этом.

– Глупая девочка. Ну конечно же, ты мне нравишься больше их всех. Давай бросим этот разговор и не будем больше никогда к нему возвращаться.

– У тебя есть их фотографические карточки?

– Нет.

– Ни одной?

– Нет.

– Что же ты с ними сделал?

– У меня вообще их было очень мало.

– А те, что у тебя были?

– Я их уничтожил перед свадьбой.

– Очень мило с твоей стороны. Ты об этом не жалеешь?

– Нет, по-моему, так и следовало сделать.

– Какие тебе больше нравились, брюнетки или блондинки?

– Право, не знаю. Холостяки обыкновенно бывают очень неразборчивы.

– Скажи мне по совести, Франк, ведь не может быть, чтобы ни одна из этих сорока женщин не была красивее меня?

– Оставь, Мод, давай поговорим о чем-нибудь другом.

– И ни одна не была умнее?

– Как ты сегодня нелепо настроена!

– Нет, ты ответь мне.

– Я уже ответил тебе.

– Я не слышала.

– Неправда, ты отлично все слышала. Я сказал, что если я женился на тебе, то это доказывает, что ты мне нравилась больше всех. Я не говорю, что ты – одно совершенство, но мне дороже всего именно такое соединение всех хороших и дурных качеств, какое я нашел в тебе.

– Да, вот как! – заметила Мод с некоторым сомнением. – Люблю тебя за откровенность.

– Ну вот, я обидел тебя.

– О нет, нисколько. Мне было бы невыносимо думать, что ты что-нибудь от меня скрываешь.

– А ты, Мод, со мной будешь так же откровенна?

– Да, дорогой, после всех твоих признаний, я чувствую, что должна быть с тобою откровенна. У меня тоже было кое-что в прошлом.

– У тебя!

– Может быть, лучше не вспоминать всех этих старых историй!

– Нет, я предпочел бы узнать их.

– Тебе будет неприятно.

– Нет, конечно, нет.

– Во-первых, Франк, я должна сказать тебе следующее. Если когда-нибудь замужняя женщина говорит своему мужу, что, прежде чем она встретила его, она никогда не испытывала ни малейшего волнения при виде другого мужчины, – это будет ложь. Может быть, и есть такие женщины, но я их никогда не встречала. И, не думаю, чтобы они могли мне нравиться, потому что это должны быть холодные, сухие, несимпатичные, безжизненные натуры.

– Мод, ты любила кого-нибудь другого!

– Не буду отрицать, что я интересовалась – и даже очень сильно – многими другими мужчинами.

– Многими!

– Ведь это было прежде, чем я встретила тебя.

– Ты любила нескольких мужчин?

– Конечно, большею частью чувство это было очень внутреннее. Любовь – понятие такое растяжимое.

– Боже мой, Мод, сколько же мужчин сумели внушить тебе подобное чувство?

– По правде сказать, Франк, молодая здоровая женщина слегка увлекается почти каждым молодым мужчиной, которого она встречает. Я знаю, что ты ждешь от меня самого чистосердечного признания, поэтому я должна сознаться, что некоторыми мужчинами я особенно сильно увлекалась.

– Ты, по-видимому, была довольно опытна.

– Ну вот, ты сердишься. Я перестану рассказывать.

– Нет, ты уже слишком много сказала. Я хочу теперь узнать все.

– Я хотела только сказать, что брюнеты как-то особенно сильно действовали на мое воображение. Не знаю почему, но это чувство было совершенно непреодолимо.

– Вероятно, именно поэтому ты вышла замуж за человека с такими светлыми волосами, как у меня.

– Не могла же я надеяться, что в моем муже соединятся все хорошие качества. Но уверяю тебя, что ты мне нравишься безусловно больше всех других. Быть может, ты не самый красивый и не самый умный из всех, но все-таки я люблю тебя гораздо, гораздо больше всех остальных. Ведь в моих словах нет ничего обидного?

– Мне очень жаль, что я не вполне соответствую твоему идеалу, хотя, конечно, очень глупо думать, что я могу быть чьим-нибудь идеалом. Но мне казалось, что глаза любви обыкновенно скрашивают немного недостатки любимого человека. С цветом моих волос, конечно, ничего уже не поделаешь, но кое-что другое еще можно, пожалуй, исправить. Так что я надеюсь, ты укажешь мне…

– Нет, нет, я хочу тебя именно таким, каков ты есть. Если бы кто-нибудь другой нравился мне больше тебя, ведь я бы не вышла тогда за тебя замуж.

– Но все-таки, что же ты мне расскажешь про свое прошлое?

– Знаешь, Франк, лучше оставим это. К чему перебирать прошлое? Тебе это может быть только неприятно.

– Вовсе нет. Я очень благодарен тебе за то, что ты так откровенна, хотя, признаюсь, кое-что в твоих словах является для меня немного неожиданным. Я жду продолжения.

– На чем же я остановилась?

– Ты только что заметила, что до свадьбы у тебя были любовные дела с другими мужчинами.

– Как это страшно звучит, правда?

– Пожалуй, что так.

– Но это только потому, что ты преувеличиваешь значение моих слов. Я сказала, что увлекалась несколькими мужчинами.

– И что брюнеты производили на тебя особенно сильное впечатление.

– Именно.

– А я надеялся, что я первый.

– Увы, случилось иначе. Я легко могла бы солгать тебе и сказать, что ты был первым, но впоследствии я никогда не могла бы простить себе этой лжи. Ты ведь знаешь, мне было семнадцать лет, когда я окончила школу, а когда я познакомилась с тобой, мне было двадцать три. Как видишь, было шесть лет – очень веселых: с танцами, вечерами, балами, пикниками. И, конечно, мне приходилось поневоле постоянно встречаться с молодыми людьми. Многие из них увлекались мною, а я…

– А ты увлекалась ими.

– Это было вполне понятно, Франк.

– Ну, конечно! И затем это увлечение усиливалось?

– Иногда. Когда я встречала молодого человека, который ухаживал за мной на балах, сопровождал меня на всех прогулках, провожал меня поздно вечером домой, то, конечно, мое увлечение усиливалось.

– Так.

– А затем…

– Что же затем?

– Ты ведь не сердишься?

– Вовсе нет.

– Затем, постепенно усиливаясь, это увлечение переходило в нечто, похожее на любовь.

– Что?!

– Не кричи так, Франк.

– Разве я кричу? Пустяки. Ну, и что же дальше?

– К чему входить в подробности?

– Нет, теперь ты уже должна продолжать. Ты слишком много рассказала, чтобы останавливаться. Я решительно настаиваю на продолжении.

– Мне кажется, ты мог бы сказать это немного в другом тоне. – На лице Мод появилось выражение оскорбленного самолюбия.

– Хорошо, я не настаиваю. Но я прошу тебя рассказать мне немного подробнее об этих прошлых увлечениях.

Мод откинулась на спинку кресла. Глаза ее были полузакрыты. На лице мелькала едва заметная тихая усмешка.

– Если ты так хочешь знать это Франк, то я готова рассказать тебе решительно все. Но, пожалуйста, не забывай, что в это время я даже не знакома еще была с тобой. Я расскажу тебе один случай из моей жизни. Самый ранний. И я отчетливо помню его во всех подробностях. Все это произошло оттого, что меня оставили в комнате одну с молодым человеком, пришедшим к моей матери.

– Так.

– Ты понимаешь, мы были совершенно одни в комнате.

– Отлично понимаю.

– Он стал говорить мне, что я ему очень нравлюсь, что я очень хорошенькая, что он никогда еще не видел такой милой, славной девицы – ты знаешь, что мужчины говорят обыкновенно в таких случаях.

– А ты?

– О, я едва отвечала ему, но, конечно, я была еще очень молода и неопытна, мне было приятно слушать его. Вероятно, я еще плохо умела тогда скрывать свои чувства, потому что он вдруг…

– Поцеловал тебя?

– Именно. Он поцеловал меня. Не шагай так из угла в угол, дорогой. Это действует на мои нервы.

– Хорошо, хорошо. Как же ты ответила на это оскорбление?

– Ты непременно хочешь знать?

– Я должен это знать. Что ты сделала?

– Знаешь, Франк, мне вообще очень жаль, что я начала рассказывать тебе все это. Я вижу, как это раздражает тебя. Закури лучше твою трубку и давай поговорим о чем-нибудь другом. Я знаю, что ты будешь очень сердиться, если узнаешь всю правду.

– Нет, нет, я не буду сердиться. Что же ты сделала?

– Если ты так настаиваешь, то я, конечно, скажу тебе. Видишь ли, я возвратила ему поцелуй.

– Ты… ты поцеловала его?!

– Ты разбудишь прислугу, если будешь так кричать.

– Ты поцеловала его!

– Да, дорогой, может быть это было нехорошо, но я так сделала.

– Боже мой, ты это сделала?

– Он мне очень нравился.

– О, Мод, Мод! Ну, что же случилось дальше?

– Затем он поцеловал меня еще несколько раз.

– Ну, конечно, если ты сама его поцеловала, то что же ему оставалось делать. А потом?

– Франк, я, право, не могу.

– Нет, ради Бога говори. Я готов ко всему.

– Ну, хорошо. Тогда, пожалуйста, сядь и не бегай так по комнате. Я только раздражаю тебя.

– Ну, вот я сел. Видишь, я совсем спокоен. Что же случилось дальше?

– Он предложил мне сесть к нему на колени.

– Эк!

– Франк, да ты квакаешь точно лягушка! – Мод начала смеяться.

– Я очень рад, что тебе все это представляется смешным. Ну, что же дальше? Ты, конечно, уступила его скромной и вполне понятной просьбе и села к нему на колени.

– Да, Франк, я это сделала.

– Господи Боже!

– Не раздражайся так, дорогой.

– Ты хочешь, чтобы я спокойно слушал о том, как ты сидела на коленях у этого негодяя.

– Ну что же я могла еще сделать?

– Что сделать? Ты могла закричать, могла позвонить прислуге, могла ударить его. Наконец, ты, оскорбленная в своих лучших чувствах, могла встать и выйти из комнаты!..

– Для меня это было не так-то легко.

– Он держал тебя?

– Да.

– О, если бы я был там!..

– Была и другая причина.

– Какая?

– Видишь ли, в то время я еще довольно плохо ходила. Мне было всего три года.

Несколько минут Франк сидел неподвижно с широко раскрытыми глазами.

– Несчастная! – проговорил он наконец, тяжело переводя дух.

– Мой милый мальчик! Если бы ты знал, насколько лучше я себя сейчас чувствую.

– Чудовище!

– Мне нужно было расквитаться с тобой за моих сорок предшественниц. Старый ловелас! Но я все-таки немного помучила тебя, ведь верно?

– Да я весь в холодном поту. Это был какой-то кошмар. О Мод, как ты только могла?

– Это было прелестно.

– Это было ужасно!..

– Нет, я все-таки очень рада, что сделала это.

Франк мягко обнял жену за талию.

– Мне кажется, – заметил он, – что я никогда не постигну всего, что в тебе…

Как раз в это мгновенье Джемима, с подносом в руках, вошла в комнату.

Глава X
О миссис Битон

Со времени свадьбы прошло несколько месяцев, когда Франк Кросс в первый раз заметил, что его жена чем-то опечалена. В ее взгляде он усмотрел какую-то затаенную грусть, причины которой он не знал. Однажды после обеда Франк вернулся домой раньше обычного времени и, войдя неожиданно в комнату жены, застал Мод сидящей в кресле у окна с толстой книгой на коленях. При его появлении Мод подняла глаза, и, кроме смешанного выражения радости и смущения, Франк заметил в них следы недавних слез. Мод быстро отложила книгу в сторону.

– Мод, ты плакала.

– Нет, Франк, нет.

– Ты лжешь! Вытри сейчас же эти слезы. – Он опустился перед ней на колени и стал целовать ее глаза. – Теперь лучше?

– Да, дорогой, мне совсем хорошо.

– Больше нет слез?

– Совсем нет.

– Ну, так объясни же, в чем дело?

– Мне не хотелось говорить тебе, Франк, я надеялась сделать тебе сюрприз. Но теперь вижу, что мне это не по силам, я слишком глупа для этого.

Франк взял толстую книгу со стола. Это было сочинение миссис Битон под заглавием: «Книга о домашнем хозяйстве». Развернутая страница носила заголовок: «Общие замечания об обыкновенной свинье». Внизу было помещено изображение свиньи; на нем Франк заметил следы слез и поцеловал маленькое, мокрое пятнышко. Мод не могла не рассмеяться.

– Ну, теперь все хорошо, – сказал Франк. – Не могу видеть тебя плачущей, хотя это и очень к тебе идет. Расскажи же, наконец, чего тебе так хотелось.

– Знать столько же, сколько знает вот эта самая госпожа Битон. Я хотела изучить эту книгу от корки до корки.

– Здесь 1641 страница, – сказал Франк, переворачивая листы.

– Я знаю. Этой книги мне хватило бы на всю жизнь. Но последняя часть толкует о завещаниях, наследствах, гомеопатии и тому подобных вещах, все это можно было прочесть и позже. Я хотела как можно основательнее изучить первую часть, но это так трудно!

– Да зачем тебе все это понадобилось?

– Я хочу, чтобы ты был так же счастлив, как и мистер Битон.

– Я наверное счастливее его.

– Нет, Франк, этого не может быть. Здесь где-то говорится, что счастье и благосостояние мужа зависят от того, как ведется хозяйство. Миссис Битон была, очевидно, наилучшей хозяйкой в мире, следовательно, мистер Битон должен был быть самым счастливым человеком. Но почему господин Битон должен жить в лучших условиях и быть счастливее моего Франка? Я решила, что этого никогда не будет.

– И не может быть.

– Это тебе только так кажется. Так как хозяйство веду я, то по-твоему – все хорошо. Но если бы ты побывал у этих Битон, ты бы увидел разницу.

– Что у тебя за привычка садиться у самого окна, где нас все могут видеть. Мудрая миссис Битон наверное этого не посоветует.

– А тебе не следует так говорить.

– А тебе не следует быть такой хорошенькой.

– Ты в самом деле все еще думаешь, что я красива?

– Уверен в этом, как никогда.

– После всех этих месяцев?

– Ты хорошеешь с каждым днем.

– И тебе еще не скучно со мной?

– Если дойдет до этого, это будет значить, что мне надоела жизнь.

– Как все это странно!

– Тебе так кажется?

– Вспомни день нашей первой встречи, Мы играли в лаун-теннис: «Надеюсь, что вы не очень сильный игрок, господин Кросс!» – «Нет, мисс Сельби, я буду очень рад, если мне удастся сделать хоть одно очко!» Так началось наше знакомство. А теперь!

– Правда, тут много странного.

– И потом за обедом: «Вам нравится Ирвинг?» – «Да, я думаю, что это великий гений». – Как официально и корректно. А теперь я сижу у окна спальной и разглаживаю твои волосы.

– В самом деле, это удивительно. А тебе не приходила в голову мысль, что нечто подобное случалось и раньше с другими людьми?

– Да, но не совсем так, как у нас.

– Нет, конечно не так, но вроде этого. Обыкновенно женатые люди узнают друг друга в конце концов немного лучше, чем в первый день их встречи.

– Что ты тогда обо мне думал, Франк?

– Я тебе это уже много раз говорил.

– Ну, так скажи мне еще раз.

– К чему, когда ты и так знаешь?

– Я хочу снова услышать это.

– Это будет только баловать тебя.

– Я люблю, чтобы меня баловали.

– Ну, изволь. Я думал тогда вот что: «Если эта девушка полюбит меня, тогда из моей жизни может быть что-нибудь и выйдет». И затем я еще подумал: «Если этого не будет, то мне уже никогда не сделаться прежним человеком».

– Верно, Франк, ты это подумал в самый первый день?

– В самый первый.

– А потом?

– А затем с каждым днем, с каждой неделей это чувство все росло и росло, пока, наконец, ты одна не поглотила моих надежд, стремлений и желаний. Мне страшно подумать о том, что бы со мной было, если бы ты не полюбила меня.

Она громко и радостно засмеялась.

– Я так люблю слушать, когда ты говоришь это. И я больше всего удивляюсь тому, что ты, кажется, еще ни разу не раскаивался в том, что сделал. Я ожидала, что вскоре после свадьбы – не сразу, нет, а так через неделю или около того – ты вдруг очнешься, как человек, который был загипнотизирован, и скажешь: «Ну как я мог думать, что она красива! Как я мог увлечься этой маленькой, незначительной, неумной, неинтересной…» О Франк, ведь соседи увидят нас!

– Что подумает о нас мисс Поттер?

– Прежде чем говорить такие речи, советую тебе опускать штору.

– Ну, а теперь сиди спокойно.

– А что тогда думала ты?

– Я думала, что ты очень хорошо играешь в лаун-теннис.

– Что еще?

– Находила, что с тобой интересно разговаривать.

– Со мной? А я чувствовал себя тогда так неловко.

– Да, и это мне очень понравилось. Терпеть не могу хладнокровных и самоуверенных людей. Я видела, что ты немного смущен и думала даже…

– Что?

– Что может быть я тому причиной.

– И я тебе понравился?

– Я очень заинтересовалась тобой.

– Да, и это то чудо, которое я никогда не постигну. Ты, с твоей красотой, с твоим изяществом, с твоим богатым отцом и тысячью поклонников у своих ног, и я, невзрачный юноша, без особых знаний, без надежд на будущее, без…

– Успокойтесь милостивый государь, нет, пожалуйста, Франк!

– Смотри, эта старая миссис Поттер опять у окна! На этот раз она нас поймала. Вернемся лучше к серьезному разговору.

– На чем мы остановились?

– Мы говорили, кажется, о какой-то свинье. И затем о миссис Битон. При чем тут, однако, свинья? И с какой стати ты будешь из-за нее плакать? И в чем заключаются замечания этой дамы об обыкновенной свинье?

– А вот, прочти сам.

Франк громко прочел следующее:

«Свинья принадлежит к разряду млекопитающих, к роду Sus, к семейству Pachydermata или толстокожих. Она отличается длинным, точно обрубленным, подвижным носом, имеет сорок два зуба, копыта ее раздвоены, хвост – тонкий, короткий, закрученный». Какое же, однако, это имеет отношение к домашнему хозяйству?

– Вот это мне и самой хотелось бы знать. Ну какое значение может иметь то, что у свиньи сорок два копыта? И все-таки, если госпожа Битон это знала, очевидно, это для чего-нибудь нужно. Если я начну делать пропуски, то ведь этому конца не будет. Тем не менее, во всех других отношениях это превосходная книга. Чего бы ты ни захотел – все здесь есть. Взгляни на оглавление. Крем. Если ты хочешь получить крем, ты найдешь здесь все необходимые указания. Круп. Если ты хочешь – то есть, если ты не хочешь получить крупа, эта книга научит тебя, как уберечься от этой болезни. Круллеры – я уверена, что ты не имеешь понятия, что это такое.

– Ни малейшего.

– И я также. Но мы можем сейчас же узнать. Вот оно – параграф 2847. Видишь, это род молочных блинов. Эта книга всему научит.

Франк взял книгу и бросил ее на пол.

– Ничто из того, чему она тебя научит, не может быть мне приятно, если я буду знать, что она была причиной твоих слез и твоей печали… Глупая, несносная книга! – вдруг воскликнул Франк, рассердившись, и чуть не ударил ногой объемистый том, лежащий на полу.

– Нет, нет, Франк, – остановила его Мод и, подняв книгу, прижала ее к своей груди. – Я не могу обойтись без нее. Ты представить себе не можешь, что это за умная старая книга. Сядь лучше на эту скамеечку у моих ног, а я прочту тебе что-нибудь вслух.

– Ну, хорошо, дорогая.

– Только изволь сидеть спокойно. Слушай, какие мудрые слова: «Хозяйка дома – это то же, что командующий армией. По каждому пустяку, по каждой мелочи в доме можем мы узнать ум и характер хозяйки. И какова она сама, таковы и ее слуги».

– Откуда следует, что Джемима – одно совершенство.

– Наоборот, этим объясняется вся ее неумелость. Слушай дальше. «Рано вставать – необходимо каждой хорошей хозяйке».

– Ну что же. В девять часов утра ты уже всегда на ногах. Кажется, достаточно рано.

– В девять! Я уверена, что миссис Битон вставала в шесть.

– Сомневаюсь. Вероятнее всего, она ела свой завтрак лежа в постели.

– О, Франк, у тебя ни к чему нет уважения.

– Прочти мне еще немного этой премудрости.

– «Умеренность и экономия суть добродетели, без которых никакое хозяйство не может процветать. Доктор Джонсон говорит: „Умеренность – это…“ Прочь доктора Джонсона! Кому может быть интересно мнение мужчины. Если бы это была госпожа Джонсон…

– Джонсон много лет сам занимался своим хозяйством.

– Воображаю, что из этого получилось. Миссис Битон – это так. Но я не допущу, чтобы меня учил какой-то доктор Джонсон. Где я остановилась? Да, вот – «Помните всегда, что умение довольствоваться малым – великая заслуга в хозяйстве».

– Ур-ра! Долой всякие лишние пудинги!

– Не шуми так, Франк!

– Эта книга возбуждает меня. Что еще?

– Не торопитесь вступать в дружбу с чужими людьми и не открывайте вашего сердца каждому новому знакомому».

– Отличное правило. Ты позволишь мне выкурить папиросу? Надеюсь, у Битон нет параграфа относительно курения в спальне?

– Она едва ли считала возможным подобное преступление. Если бы она знала тебя, мой милый, ей пришлось бы написать особое дополнение к книге. Итак, я продолжаю.

– Пожалуйста.

– Дальше она обсуждает вопрос о том, как следует вести разговоры. «В разговоре с друзьями никогда не касайтесь мелких, обыденных неудач и неприятностей. Если хозяйка – замужняя женщина, пусть она никогда не позволяет себе выражать недовольство мужем в разговоре с другими».

– Самая лучшая книга, которую я когда-либо встречал! – воскликнул Франк в восторге.

– «Хозяйка всегда должна стараться сохранять хорошее расположение духа. Гнев и раздражение самым неблагоприятным образом отзываются на всем хозяйстве».

– Превосходно!

– «При обзаведении хозяйством следует с самого начала приобретать лучшие вещи своего рода».

– Именно поэтому я приобрел тебя, Мод.

– Благодарю вас! Затем идет целая лекция о гардеробе, лекция о найме прислуги, о каждодневных обязанностях визитов и лекция о жизни на вольном воздухе, гимнастике, спорте…

– Самая главная и лучшая из всех, – вскричал Франк, вскочив и схватив жену за руки. – У нас как раз осталось достаточно времени для одной партии гольфа. Но только слушайте, сударыня. Если я когда-нибудь еще увижу у тебя на глазах слезы из-за всяких домашних дел…

– Нет, нет, Франк, этого больше не будет.

– Ну, ладно, В противном случае госпожа Битон полетит в печку. Запомни это!

– И ты вовсе не завидуешь мистеру Битону?

– Я не завидую никому на свете!

– Тогда зачем я буду так стараться сделаться миссис Битон?

– Вот именно!

– О Франк, какая гора с плеч долой! Эти тысяча шестьсот страниц уже давно камнем лежали на моем сердце. Милый, славный мальчик, идем!

И они побежали вниз.