Текст книги "Англия и остальной мир. Взгляд с Бейкер-стрит (сборник)"

Церковь и спиритизм

В полной мере признавая прекрасные плоды каждой веры, которые могут служить лишь доказательством врожденной доброты цивилизованного человечества, нам приходится сказать, что христианство, вне всякого сомнения, потерпело жестокую неудачу и распалось и что этот распад стал явлен каждому после ужасной катастрофой, которая случилась с миром. Может ли самый оптимистичный апологет утверждать, будто это удовлетворительные плоды религии, столько столетий безраздельно господствовавшей в Европе? Кто из ее воспитанников оказался хуже – прусские лютеране, баварские католики или народы, взращенные в традициях православия? И если у нас, в Западной части Европы, дела обстоят чуть лучше, то не заслуга ли это в большей степени нашей более старой и высокой цивилизации, равно как и более свободного политического устроения, удержавших нас от всех жестокостей, эксцессов и безнравственностей, которые ввергли мир назад в темные века? Недостаточно сказать, что они случились вопреки христианству и что поэтому христианство не подлежит осуждению. Правда, что учение Христа не подлежит осуждению, ибо при передаче оно часто искажалось. Но христианство взяло под контроль нравственную жизнь Европы и должно было стать движущей силой, которой надлежало обеспечить, чтобы моральные устои не рассыпались на куски при первом же натяжении. Ибо с этих позиций следует судить христианство, и приговор может быть только один: оно потерпело неудачу Оно не было активной контролирующей силой над умами людей. А почему? Такое могло случиться только потому что в нем не хватало чего-то существенного, чего-то важного. Люди не принимают его всерьез. Люди не верят в него. Во множестве случаев его служба сводилась к словоизлияниям, а как раз значение слов в наше время в серьезной степени ослабло.

Мужчины, в отличие от женщин, как в высших, так и в низших классах общества, в большинстве случаев перестали проявлять живой интерес к религии. Церкви утратили власть над народом – и утратили ее очень быстро. Маленькие внутренние кружки, созывы, комитеты, ассамблеи еще собираются, обсуждают и принимают решения все более узкого характера. Но народ идет своим путем, и религия мертва везде, где ее могут заместить интеллектуальная культура и хороший вкус. Но беда в том, что когда религия мертва, активизируется материализм, а о том, что он может произвести, мы можем судить на примере довоенной Германии.

* * *

Сейчас, стало быть, религиозным корпорациям не время обескураживать своих слепых приверженцев; вместо этого нужно серьезно рассмотреть, хотя бы ради самосохранения, как они могут приблизиться к общему уровню человеческой мысли, оказавшейся теперь так высоко над ними? Я утверждаю, что Церкви могут добиться большего, чем только достичь уровня – они могут вести за собой. Но для этого Церковь должна, с одной стороны, иметь твердую решимость отрезать от своего тела все отмершие ткани, безобразящие его и служащие только обузой. Она должна устранить все, что в ней противоречит разуму, и приспособиться к требованиям человеческого ума, который отвергает, и совершенно прав, отвергая многое из того, что она ему предлагает. В конце концов, она должна собрать свежие силы, вобрав в себя всю новую правду и всю новую энергию, которые в избытке предоставляются новой волной вдохновения, ниспосланной в мир Богом и которую человечество, обманутое и смущенное мнимой мудростью, принимает с таким упрямым и настойчивым неверием. Когда Церковь совершит все это, она обнаружит не только то, что она ведет мир с очевидным правом на лидерство, но и то, что после долгих блужданий она вернулась наконец к своему Учителю, учение которого она так долго искажала.

* * *

Психическая сила во всем многообразии своих проявлений встречается именно в бедных кварталах, но это определенно было ее главной особенностью еще с самого начала: рыбаками, плотниками, погонщиками верблюдов – вот кем были пророки во времена античности. В настоящее же время самые высшие психические дары в Англии встречаются среди рудокопов, разнорабочих, грузчиков, барочников и уборщиц. Колесо истории, таким образом, вертится, и все повторяется в нашей жизни.

Медиумическая способность вырабатывается и развивается упражнением. Можно почти сказать, что она «заразна». Это именно и имелось в виду в раннехристианской Церкви под «рукоположением». Оно означало передачу способности к «сотворению чудес». Мы теперь не можем делать это так быстро. Однако, если человек, будь он мужчина или женщина, принимает участие в спиритическом сеансе с желанием развить в себе эту способность и, в особенности, если сеанс этот происходит в присутствии настоящего медиума, то не исключена вероятность того, что силы проявят себя.

Но при некоторых обстоятельствах это их проявление может оказаться даже хуже фальшивого медиумичества, потому что оно может быть употреблено во зло. Уверяю вас, что разговоры о черной магии и злых сущностях не порождение предрассудка. Такие вещи действительно случаются и сосредоточиваются вокруг нечистого медиума. И вы можете тогда попасть в такую область, каковая сродни общепринятым понятиям о колдовстве. Кстати сказать, я довольно хорошо знаком с «историей колдовства» и могу заверить, что главной особенностью судебных процессов Средневековья была неграмотность и общая беспристрастность свидетелей, а отнюдь не их лжесвидетельства. В психическом мире подобное стремится к подобному себе, и вы в таких случаях получаете то, чего вы достойны. Среди спиритов считается чуть ли не аксиомой, что характер духов, проявляющихся во время спиритического сеанса, является в значительной мере выражением общей интеллектуальной и моральной природы участников сеанса. Если вы сидите за спиритическим столом со злыми людьми, то к вам придут и злые посетители. Так что есть в этом деле и опасная сторона.

Но что, скажите, в нашем мире не имеет своей опасной стороны, будучи неумело применено или доведено до крайности? Между тем эта опасная сторона существует совершенно отдельно от правоверного Спиритизма, и наше знание – самый действенный способ противодействия ей. Я считаю, что ведьмы и колдуны Средневековья – вполне реальные факты и что самый лучший способ дать отпор таким приемам – это культивировать высокие стороны души. Пустить же это дело на самотек – значит оставить данную область силам зла.

* * *

Кто-то, возможно, примется доказывать, будто предмет, таящий в себе подобные возможности, лучше вообще не трогать. Ответом на это, вероятно, может служить то, что злотворные проявления, по счастью, оказываются весьма редки, в то время как утешение, ежедневно доставляемое общением с духами, осветило новым светом не одну тысячу жизней. Мы ведь не прекращаем исследование неведомой земли из-за того, что там порой попадаются зловредные существа. Точно так же, повторяю, и здесь: отказаться от изучения этой области значило бы оставить ее во владении этих самых сил зла и вместе с тем лишить самих себя того знания, которое помогло бы нам понять образ действия этих сил и свести на нет их усилия.

Говорю об этих злых силах, потому что мы постоянно приходим в соприкосновение с ними. И когда происходит вторжение таких сил, мы совсем не стремимся обязательно отделаться от них. Встреча с ними – часть нашего дела, предмет особых наших забот. Если мы можем помочь какому-либо низшему духу, то помогаем ему; а сделать это нам возможно, лишь побуждая его рассказать нам о своих заботах. Многие из них отнюдь не злы. Это лишь бедные, невежественные существа, развитие которых застопорилось и которые страдают от последствий узких и ложных взглядов, привитых им ранее в нашем земном мире. Мы стараемся помочь им – и нам это удается. Мы знаем, что это нам удается, потому что со временем они сами сообщают нам об этом, и развитие их продолжается. Такие методы часто используются нашими сторонниками. Кружки спиритов, занимающиеся подобной душеспасительной деятельностью, именуются «кружками духовного спасения».

* * *

В чрезвычайно интересном случае, который был тщательно изучен исландским Обществом психических исследований в Рейкьявике, некая грозная и привязанная к земле сущность сама же объяснила, что в бытность свою человеком она была рыбаком весьма грубого и вспыльчивого нрава, покончившим жизнь самоубийством. Она подчинила себе медиума, буквально поработила его и последовала за ним на сеансы, проводимые Обществом, где неописуемо перепугала всех собравшихся, пока не была экзорцирована особыми средствами.

Обстоятельный отчет об этом случае приведен в «Протоколах» американского Общества психических исследований, а также в «Сайик ризеч» за январь 1925 года, являющемся органом Психического колледжа. Исландия, следует заметить, – страна весьма продвинутая в психической науке, и соотношение между численностью ее населения и представившимися возможностями убедиться в продолжении нашего посмертного существования, вероятно, таково, что ставит ее впереди любой иной страны. Епископ Рейкьявикский является председателем Психического общества, что, несомненно, должно послужить уроком нашим английским прелатам, отмежевание коих от всякого изучения данного предмета находится на грани непристойности. Ведь предмет этот имеет самое непосредственное отношение к природе души человеческой и ее участи в Мире Ином, и тем не менее среди духовных наших пастырей приверженцы этих исследований встречаются гораздо реже, нежели среди представителей любых иных профессий.

* * *

Что касается жизни после смерти, то нам могут возразить, будто религиозная вера уже дала нам уверенность в бессмертии души. Однако вера, как бы ни была она сама по себе прекрасна в отдельно взятом человеке, как явление коллективное всегда была палкой о двух концах. Все было бы хорошо, если б всякая вера походила на другую и если бы предчувствия и наития человеческой расы были постоянны. Но мы знаем, что это не так. Верить – значит сказать, что вы абсолютно убеждены в истинности вещи, именно истинность которой вы как раз и не можете доказать. Один говорит: «Я верю в то», другой: «Я верю в это», но ни один не имеет свидетельств своей правоты и не в состоянии ее доказать. И однако люди постоянно спорят как на словах, так и (в старые времена) на деле. Если один физически сильнее другого, то он устраивает гонения на своего оппонента, с тем чтобы обратить его в «истинную», т. е. в свою веру. Потому только, что вера Филиппа II была сильнее и понятнее (ему), он счел вполне естественным убить сто тысяч нидерландцев в надежде на то, что все остальные их земляки обратятся в его, «истинную», веру. А если бы вместо этого было признано, что у нас нет никакого права провозглашать истинным то, истинность чего мы не можем доказать, то мы тем были бы вынуждены наблюдать факты, рассуждать по поводу их, и тем самым, возможно, достигли бы общего согласия. Именно в этом, в частности, и видится особая ценность спиритического движения. Его основание опирается на более твердую почву, чем только священные тексты, предания и предчувствия. Это религия с двойной точки зрения, религия в самой современной форме выражения, ориентированная на оба мира – этот и иной, тогда как старые верования сводились лишь к преданиям одного.

* * *

Некоторые из моих преподобных критиков не преминули повторить старую позорную историю об американских психиатрических больницах, якобы битком заполненных спиритами. В этой сказке нет ни слова правды. Единственные статистические данные, которые я смог обнаружить, собраны д-ром Юджином Кроуэллом, обследовавшим психиатрические больницы Новой Англии, где спиритизм – явление вполне обыкновенное, и установившим, что из 16000 душевнобольных спиритами являются только четверо, а 222 оказались (я очень сожалею) священнослужителями. Утверждение о том, будто спиритизм сильно содействует умопомешательству, является полнейшей неправдою. Разумеется, существует определенный склад ума, который легко выводится из равновесия любой формой религии. Но религиозная мания поражает обыкновенно тех, чьи верования отмечены унынием, как, например, вера в предопределение. Спиритизм же есть вера, исполненная счастья, и за сорок лет исследований мне не встретилось ни единого человека, который бы как-то пострадал от него.

Что же до утверждений других клерикалов, будто спириты выказывают неуважение к Богу и Христу, то заявления эти обусловлены полнейшей неосведомленностью в данной области, свойственной столь многим из этих джентльменов, вся работа которых, однако, по словам преподобного Оуэна, состоит лишь в том, чтобы как раз в этих самых вещах хорошо разбираться. Истинный Спиритизм не принадлежит ни к какому вероисповеданию, но лежит в основе всех религий, и его в равной мере могут исповедовать англиканец, католик, сектант и даже унитарий. При этом индуист и мусульманин могут быть спиритами точно так же, как и христианин. Компромисс не может быть достигнут единственно с материалистом, поскольку наши взгляды диаметрально противоположны.

О противниках спиритизма

Наши противники, полагая, что они нас тем сильно затруднят, всегда укрываются за двумя родами возражений. Первое, это то, что факты, на которые мы опираемся, недостоверны или ложны; на это я уже дал ответ. Второе, то, что мы затрагиваем предмет запретный, который нам следует немедленно оставить. Поскольку я основывался на точке зрения относительно материалистической, то такое возражение никогда меня не волновало; но тем, кого оно смущает, я бы посоветовал принять во внимание следующие соображения. Основное из них то, что Бог не давал нам способностей, ограничивая нас в употреблении, которое мы можем им найти. Сам по себе факт нашего обладания ими является доказательством того, что наш неотъемлемый долг изучать и развивать эти способности. Правда то, что здесь, как, впрочем, и повсюду, мы можем совершить злоупотребления, если потеряем чувство меры. Однако я повторяю, что обладание этими способностями, как таковое, является веской причиной того, что пользование ими законно и обязательно.

Следует также напомнить, что этот вопль о «запретном знании», подкрепленный более или менее удачно подобранными цитатами, всегда раздавался только затем, чтобы остановить всякий прогресс человеческого знания. Он прозвучал когда-то в адрес новейшей астрономии, и Галилей должен был отречься от своих взглядов. Он звучал в адрес Гальвани и электричества. Тот же аргумент был употреблен и против Дарвина, которого бы, несомненно, сожгли, живи он несколькими столетиями раньше. То же заклинание звучало, и когда Симпсон применил хлороформ при родах, ведь в «Библии» сказано: «В болезни будешь рожать детей». Воистину к доводу, который выдвигается столь часто и столь же часто оказывается несостоятельным, нельзя относиться очень уж серьезно.

В конце концов, насущные нужды дня сегодняшнего для нас важнее, нежели предписания древних, в основном, как сейчас уже признано, не имеющие никакого отношения к условиям современной жизни. Серьезная мораль не может основываться на зыбучих песках теологии; в ее основе должна находиться забота о здоровье общества.

* * *

Тем, для кого теологический аспект является камнем преткновения, я советую прочитать две коротких книги, каждая из которых написана служителями Церкви. Одна из них – «Идет ли Спиритизм от Дьявола?» преподобного Филдинг-Оулда. Другая – «Наше „Я“ после Смерти» – принадлежит перу преподобного Артура Чамберса. Могу еще порекомендовать сочинения преподобного Чарльза Туидэйла, посвященные этой теме. Позволю себе также добавить, что, когда я впервые публично высказал свои взгляды по данному поводу, то одним из первых сочувственных откликов стало полученное мною письмо от покойного архидиакона Уилберфорсского.

Есть некоторые теологи, которые не только противятся Спиритизму как культу, но и идут дальше, утверждая, что феномены и послания исходят от демонов, принимающих личину умерших, которых мы знаем, либо утверждающих, будто они являются небесными учителями. Трудно предположить, что те, кто высказывает подобные утверждения, хотя бы раз лично наблюдали, сколь ободряющее, утешительное действие сообщения эти оказывают на тех, кому они адресованы. Рескин заявил, что его убежденность в грядущей жизни пришла к нему от Спиритизма, хотя он и добавляет к этому (что совершенно нелогично и неблагодарно с его стороны), что, раз убедившись в ее реальности, он не пожелал больше иметь к этому никакого отношения. Однако есть многие – quorum pars parva sum, – кто без всяких оглядок могут заявить, что они повернулись от материализма к вере в будущую жизнь, со всем, что она с собой налагает, благодаря только глубокому изучению Спиритизма. И если именно в этом заключается результат дьявольских трудов и стараний, то можно только сказать, что дьявол этот – работник весьма неловкий, ибо результаты, достигнутые им, слишком удалены от того, к чему он по природе своей должен был бы стремиться.

* * *

Странно видеть, как некоторые спорщики настаивают на дьявольской природе спиритического общения. Неужели же им не приходит в голову, что если бы это дьявол учил человечество, то он неизбежно стремился бы внушить нам мысль, что нам целиком следует сосредоточиться на делах житейских и выжать из них последнюю каплю наслаждения, потому что после этого, якобы, нет уже ничего и что поэтому не надо бояться никакого возмездия? Разумеется, менее всего он стремился бы проповедовать, что после смерти жизнь наша продолжается и что качество этой будущей жизни определяется нашим поведением здесь. Если бы вместо того, чтобы использовать эвфемизм «домашний дух», люди заменили его «ангелом-хранителем», то они получили бы более ясное представление о том, что на самом деле значит Спиритизм. «Библия» также сделалась бы более понятной, если бы люди осознали, что «пророк» был передающим медиумом, а «ангел» – высоким духом. Тогда бы старые записи пришли в соответствие с современной мыслью и люди бы поняли, что Бог не мертв и не дремлет, но что Он и сегодня трудится ради воспитания Своих бедных детей человеческих, как делал Он это в стародавние времена.

Никогда еще, по моему мнению, в истории мира не было эпохи, когда Божественное откровение проявлялось бы более явно, чем ныне. Но довольно обыкновенная ошибка человеческая состоит в том, чтобы возвеличивать и идеализировать то, что далеко, и недооценивать то, что близко. Через сто или двести лет сегодняшнее спиритическое движение будет рассматриваться с уважением, как один из величайших поворотных пунктов в истории человеческой мысли.

* * *

Когда мы взираем на грех в свете знания, даваемого современной наукой, с присущей современному сознанию мягкостью, а также с характерным для него чувством справедливости и соразмерности, то грех перестает быть той чудовищной тучей, которая омрачала все зрение средневековому теологу. Человек был гораздо более жесток и непреклонен по отношению к самому себе, нежели то может позволить Себе милосердный Бог. Правда, что после всех дедукций, которые необходимо сделать при таком понимании, остается еще многое, что указывает на необходимость индивидуального усилия, а также на возможность сознательной слабости воли и преступной испорченности характера, когда грешник, говоря словами Горация, «зрит высшее и ему рукоплещет, но влечься к низкому не перестает». Но когда, с другой стороны, мы делаем скидки – а разве может наше человеческое прощение идти в какое-либо сравнение с прощением Божьим? – на грехи, которые являются неизбежным производным недостаточного развития, на грехи, которые обусловлены наследственностью и врожденной болезненностью, а также на грехи, которые заложены в сугубо физических причинах нашего существования, то общая сумма активного греха значительно уменьшается. Можно ли, например, вообразить, чтобы Провидение, всемудрое и всемилосердное, как то провозглашается каждой верой, могло наказывать злополучного негодяя, который вынашивает преступные мысли в своей низколобой голове? Ведь врачу порой достаточно бросить беглый взгляд на черепную коробку, чтобы предсказать преступление. В своих худших формах любое преступление – от Нерона до Джека-Потрошителя – было плодом абсолютного умопомешательства, и те ужасные национальные пороки, на которые делался намек, по-видимому, служат недвусмысленным признаком коллективного национального безумия. Вполне определенно, стало быть, есть надежда, что нет никакой надобности в грозной преисподней для дальнейшего наказания тех, кто были жестоко обделены на земле. Некоторые из наших умерших заметили, что ничто не удивило их до такой степени, как выбор тех, кому в том мире было оказано наибольшее уважение, так что ни в коей мере, разумеется, не оправдывая порока, вполне можно представить, что человек, чье органическое устроение с непреодолимой силой ориентирует его именно в эту сторону, по справедливости может рассчитывать на соболезнование и симпатию. Возможно даже, что такой грешник, если он не настолько глубоко погряз в пороке, как был бы должен, стоит выше, чем человек, родившийся праведным и им оставшийся, но к концу жизни нисколько не улучшившийся. Ведь первый продвинулся в своем развитии, а второй нет. Но самый обычный недостаток, тот, носители которого заполняют собой духовные госпитали иного мира и который служит временной преградой естественному счастью посмертной жизни, это грех Томлинсона из поэмы Киплинга, самый обыкновенный порок в респектабельном британском обществе – грех светской условности, грех недостатка сознательного усилия и грех недоразвитости, суррогата духовности, сдобренных самодовольством и удобствами жизни. Это человек, вполне удовлетворенный тем, что перепоручил заботу о своем спасении какой-либо Церкви или более высокой силе без упорного труда своей собственной души, именно такой человек находится в поистину смертельной опасности. Все Церкви, как христианские так и нехристианские, хороши, пока они побуждают активную духовную жизнь индивидуума, и все они пагубны с момента, когда позволяют ему думать, будто через какую-то форму церемонии или какой-то особый фасон веры он сможет добиться для себя малейшего преимущества перед своим соседом или тем или иным образом может обойтись без своего личного усилия, которое является единственной лестницей на небеса.

Это, разумеется, в равной мере приложимо к сторонникам Спиритизма, как и всякой другой веры. Если вера не утверждается делами, то она тщетна. Можно весьма удобно прожить эту жизнь, следуя без вопросов в процессии за каким-либо уважаемым лидером. Но умирают не в процессии, умирают в одиночестве. И тогда именно приходится в одиночестве принимать тот уровень, который уготован трудами всей жизни.

* * *

Каково же наказание для неразвитой души? Таково: она должна быть помещена там, где она будет развиваться; сожаление и грусть при этом, по всей видимости, всегда будут неизменным уделом таких душ. Несомненно, наш жизненный опыт подсказывает нам, что невыносимо самодовольные и антипатичные люди смягчаются, характер их достигает красоты, а мысль – милосердия, когда жизнь достаточно долго и достаточно сильно обрабатывает их в своем горниле. В «Библии» говорится о «тьме внешней, где плач и скрежет зубовный». «Библия» – книга восточной поэзии, и зачастую она оказывала дурное влияние из-за нашей привычки читать ее и понимать буквально, как если бы то была западная проза. Когда житель Востока говорит о стаде в тысячу верблюдов, он вместо этого обязательно скажет, что верблюдов так много, как волос на голове или звезд на небе. Именно в этом духе скидки на восточную манеру выражать мысли и следует подходить к тем зловещим и ужасным описаниям, которые омрачили жизнь столь многим впечатлительным детям, а столь многих серьезных взрослых поместили в дома умалишенных. Новое Откровение учит нас, что действительно существуют места «тьмы внешней», но как бы темны ни были эти неудобные залы ожидания, из них из всех в конечном счете открывается путь на небеса. Это конечный путь следования всей человеческой расы, и не будь оно так, то было бы упреком Всевышнему. Мы не можем выдвигать догматических утверждений о мирах искупления, но у нас есть очень ясное учение о том, что они существуют и что «ничейная земля», отделяющая нас от собственно рая, то «третье Небо», на которое был вознесен Св. Павел, – странное непродолжительное переживание, выпавшее ему при жизни, – является тем самым местом, которое соответствует астральному плану у мистиков и «тьме внешней» в «Библии». Здесь томятся те самые привязанные к земному духи, мирские интересы коих обременили их и совлекли вниз, пока всякое духовное побуждение в них не угасло. Это люди, жизнь которых была сосредоточена на деньгах, на светском честолюбии или чувственном удовлетворении. Человек, одержимый единственной идеей, если только эта идея не была духовной, также наверняка попадет туда. И совсем необязательно для этого быть злым человеком, ведь брат Джон из Гластонбери, так сильно любивший свое великое аббатство, что никогда не мог расстаться с ним, тоже находится среди духов, привязанных к земному. К самым материальным и наиболее выраженным категориям духов относятся те из них, которые вращаются очень близко к нашей материи и оказывались видны даже людям, не обладающим сильным психическим зрением. Насколько мы можем судить по известным нам материальным законам, управляющим той материей, призрак, вероятно, никогда бы не смог проявиться, если бы находился в одиночестве. Субстанция, необходимая для его появления, извлекается им из самого зрителя; озноб, шевеление волос и другие неприятные симптомы, на которые жалуются в таких случаях, в значительной мере обусловлены внезапным покушением на жизненные силы зрителя. Это, однако, уже теоретические рассуждения и отстоят весьма далеко от отношений психической науки и религии, рассмотрение которых было целью настоящих страниц.

Во все времена любая попытка как-то расширить горизонты мысли и раздвинуть сферу приложения милосердия в истолковании отношений между человеком и его Создателем всегда встречала решительное противодействие со стороны церковников. Однако история учит, что этому противодействию никогда не удавалось остановить постепенное высвобождение человеческого разума из железных оков ритуала и догмы; самое большее, что ему иногда удавалось сделать, – это слегка затормозить подобное высвобождение. Мы в наш век достаточно удачливы уже тем, что и в самом духовенстве, на всех ступенях его иерархии, имеются люди, которые признают, что их религии должны становиться более терпимыми и выказывать более понятливости, если только они не хотят, чтобы цивилизованный мир от них полностью отвернулся.

Но тот, кто знает, сколь велик процент самых серьезных и мыслящих людей в нашей стране, уже вышедших за пределы догматической веры, согласится, что такой исход ни в коей мере не является невероятным.

Слово «религия» по ходу полемики постоянно используется там, где, как мне кажется, было бы более уместным употребить термин «ритуал». Религия есть связь между каждой человеческой душой и Создателем, и внешним выражением ее являются поступки индивида. Все канонические предписания, ритуалы и догмы являются орудиями души в ее развитии. До тех пор, пока они содействуют этому развитию, существование их оправдано. Но как только их содействие прекращается, они становятся окаменелыми формами, препятствующими нормальной жизни и росту, и тогда существованию их нет уже никакого оправдания.

Но всегда «по плодам их узнают их», и если применять именно этот критерий, то необходимо признать, что Англия сделала значительные шаги вперед по пути улучшения и поэтому стала более религиозной в истинном смысле слова.

О каких, спрашивается, «благочестивых днях» скорбят здесь некоторые? Те ли это, что были отображены Хогартом и описаны Филдингом? Когда еще Англия была столь рассудительна, столь разумна, столь благовоспитанна, столь процветающа и трудолюбива, как сегодня? Что же до упадка этих форм и церемоний, то, невзирая на то, что многие оплакивают их, другие могут видеть в этом упадке только зарю более здоровых, добрых и милосердных дней. Я верю, что наши потомки, оглядываясь на наш век, не только будут видеть в нем век тьмы и предрассудка, но и признают за ним значительный прогресс по сравнению с еще более темными веками, ему предшествовавшими.

Настаивать на догме и ритуале, или «религии» в смысле, в котором ошибочно употребляют это слово, – значит неизбежно приводить человечество к вечному расколу на соперничающие фракции, поскольку невозможно себе даже представить, будто какая-то одна секта окажется в состоянии поглотить все другие. Мы все как бы стоим на палубе нашего небольшого земного корабля, плывущего по космическому морю с приданным ему компасом. Но по опыту мы ведь знаем, что нет двух людей, которые бы одинаково видели и читали показания компаса. Божественный Создатель действительно даровал нам такой компас, и это есть разум – благороднейшая из всех человеческих способностей. И разум этот говорит нам, что если только каждая секта ослабит непреклонность своей доктрины и станет настаивать на пунктах, которые объединяют ее с соседями, вместо того чтобы подчеркивать и усиливать те, что ее изолируют, то появится определенная надежда на постепенное примирение теологических разногласий, которые, как я уже сказал, не имеют никакого отношения к истинной религии и были на протяжении всей человеческой истории только источниками кровопролития и всяческих бедствий, причем в гораздо большей степени, чем все иные причины их, вместе взятые.

* * *

Я не верю ни во что способное ограничить силу и доброту Всевышнего. И моя церковь всегда при мне. Кирпичи и известковый раствор не воздвигнут лестницы на небеса. Вместе с Христом я верю, что сердце человеческое – лучший храм Всевышнего. И мне очень жаль, что кто-то по данному поводу не согласен с основателем христианства.

* * *

Мне представляется, что в значительной части материалов, публикуемых в связи с религией, настойчиво просматривается одно и то же заблуждение. И заблуждение это заключается в постулате, будто любая форма ритуала, включая сюда и ритуал хождения в большое каменное здание с целью причащения к великому Незримому, имеет некоторое отношение к истинной религии.

Урок, который преподала мне сама жизнь, гласит, что это совершенно не так. Я знал самых восхитительных людей, которые ходили в храм, и я знал самых дурных людей, которые делали то же самое. Я знал самых восхитительных людей, которые туда не ходили, и я знал самых дурных, которые также воздерживались от этого. Мне ни разу не встретился человек, который был бы добр потому только, что он ходил в церковь, или зол потому, что не ходил туда. И тем не менее в большинстве опубликованных статей такого рода практика расценивается как признак возрастания или убывания религии. Но между этими вещами нет никакой связи.