Текст книги "Матани"

Сбоку раздался какой-то шорох, я даже не успел повернуться в ту сторону, как что-то большое сшибло меня с чурбана, и я упал на спину. Положив тяжелые лапы мне на грудь и высунув влажный язык, надо мной высился большой белый волкодав.

– Мухтар, фу! Нельзя! – раздался негромкий голос.

Пес повернул огромную голову с обрезанными ушами в сторону голоса, затем закрыл пасть, шумно обнюхал меня и убрал лапы с моей груди, напоследок неожиданно лизнув по лицу шероховатым языком. Я вскочил, вытер лицо рукавом и огляделся. Мужчина в ватнике и ружьем за спиной спешился с гнедой лошади.

– Испугался? Не боись, видать, понравился ты Мухтару.

Мужчина неспешно подошел, развернул меня вполоборота и стряхнул с меня пыль.

– Не-а, не испугался, – соврал я и присмотрелся к нему. Неужели это и есть страшный и знаменитый Грзо?

Не таким я себе его представлял. Невысокий, худой, узкое лицо со впалыми щеками, заросшее черной щетиной, серебрившейся на подбородке. Нос с горбинкой и карие, с прищуром глаза.

– Тебе чего тут понадобилось? Просьбу какую имеешь?

Голос был приятного тембра, немного глуховатый. Я как-то осмелел и позабыл свои страхи.

– Мне Грзо нужен, если ты, конечно, он.

Он кивнул, как будто ждал именно такого ответа, потом подошел к лошади, снял с нее седло с подпругами и похлопал по крупу. Гнедая встряхнула головой и пошла в сторону конюшни. Повесив седло под навесом, Грзо пошел к лестнице, ведущей наверх.

– Ну что, пойдем, расскажешь, что привело.

Дверь оказалась незапертой, мы вошли и оказались в большой комнате с дощатым полом и бревенчатым потолком. Слева шел выход на веранду, на правой стене висел большой шерстяной ковер, под ним стоял огромный коричневый комод, а две двери слева и справа вели вглубь дома. Простенький диван с потертыми креслами и железная печь находились в дальней части комнаты. На стенах вразнобой были повешены черно-белые фотографии в рамках и несколько огромных рогов. Я удивился про себя простоте его жилища, мне почему-то казалось, что такой человек должен быть очень богат.

Хозяин снял ботинки, я последовал его примеру.

– На зуб надо чего-нибудь положить, – он снял с плеча ружье и повесил на крюк, торчащий из стены. – Ну-ка, малой, помоги мне накрыть стол.

Минут через двадцать мы сидели на открытой веранде, приятно прогреваемой заходящим за горы солнцем, и ели дымящуюся хашламу с мясом и зеленью. Грзо налил мне сок из шиповника, а себе тутовую водку. Как я ни старался, взгляд ненароком возвращался к татуировкам у него на руках. Буквально на каждом пальце был наколот перстень, и все они были разными – с куполами, крестами, мастями карт. Особенно привлекла меня татуировка на среднем пальце левой руки, на ней была изображена корона и напомнила мне матани, который сегодня раздобыл кучерявый.

– Что, мои матани разглядываешь? – спросил Грзо, доставая из кармана трубку и кисет с табаком.

– Да, интересно, – признался я, – а зачем столько… ну так много их?

Набив и раскурив трубку, он выпустил клуб горького дыма:

– Так они все со смыслом, сечешь? Вот этот был первым, – он показал мизинец, на котором едва заметно были различимы пика и треф, разделенные диагональной линией, – называется «загубленная юность», в малолетской зоне накололи, было мне, наверное, чуть больше, чем тебе. Ну а потом пошло-поехало, – он по очереди стал поднимать пальцы, – «осужден за хулиганство, не поддается воспитанию», «отсидел срок звонком», «один в кругу друзей», ну и так далее.

– А вот этот, который с короной? – спросил я.

Грзо усмехнулся.

– Этот козырный, все хотят иметь. Зеки вам, поди, такие вот кидают?

Я вздохнул.

– Ага, мы с товарищем сегодня чуть было не поймали, но старшеклассник забрал.

Грзо затянулся трубкой и внимательно посмотрел на меня.

– Послушай, сынок. Не нужны тебе эти матани, уж поверь. Сгинут они с нами в историю, поминай, как звали. Да и не в них сила-то, а вот тут, – он дотронулся пальцем до виска. – Знаешь, как говорят: не верь, не бойся, не проси.

Он потянулся и оглядел горы, ясно очерченные заходящим солнцем.

– Ну что, выкладывай, с чем пожаловал.

Я, давно ждущий этого момента, вытащил из кармана бумажку и разложил перед ним на столе.

– Вот. Это мне кинул зек из машины, когда их везли в грузовике.

Грзо взял бумажку в руку и удивился.

– Маляву, оказывается, притащил. Какой зек? Как выглядит?

– Ну… такой светлый, морщины, глаза синие.

Грзо взял бумажку и прищурился, пытаясь разглядеть текст, потом взглянул на меня.

– Ну-ка, неси с комода мои очки.

Я соскочил со стула и сбегал за очками. Затаив дыхание, я внимательно наблюдал за тем, как он вчитывается в записку, и был очень разочарован, когда он небрежно отбросил записку и снова взялся за свою трубку. На его лице, вопреки моим ожиданиям, ничего не отразилось.

– Ничего интересного? – выдавил из себя я.

– Да так, – усмехнулся он. – Весточка от Блондинчика.

Видимо, почувствовав мое огорчение, Грзо снял очки и прищурился на меня.

– Ну а ты-то чего пригорюнился?

Я отвел взгляд.

– Да не важно, сынок, что в записке. Важно, что ты матани не поймал, а послание все-таки доставил по адресу, молоток. Уважаю. Проси чего хочешь.

Я оглянулся на ружье, висящее на стене.

– Возьми меня на охоту.

Грзо протянул мне руку, и я пожал ее, крепкую и сухую.

– Хорошо, как-нибудь. Теперь дуй домой, темнеет. Заходи, когда захочешь. Вон там фонарик лежит, – добавил он, – захвати на всякий.

Когда я выходил со двора, ко мне подбежал Мухтар и, виляя обрубком хвоста, потерся об меня и лизнул руку. Я вспомнил про леденец в кармане. Мухтар схрумкал его за пару секунд, потом провожал меня по тропинке до самой ограды старого города. На прощанье я потрепал его большую мохнатую голову.

– Пока, Мухтар! Скоро я к тебе снова приду.

Так я стал дружить с Грзо и два, а то и три раза в неделю наведывался к нему. С первого же дня я решил, что это будет моей тайной, и эта тайна каким-то образом сильно повлияла на мою уверенность, да так, что даже старшеклассники перестали меня задирать. Любопытному Каренчику я сказал, что выкинул записку и вообще, больше матани ловить не буду, пусть себе другого компаньона найдет. С папой я по-прежнему не разговаривал, даже напротив, постоянно сравнивая его с суровым Грзо, отмечал его покладистый характер и все больше презирал за слабость, недостойную настоящего мужчины. Даже купленный мне в универмаге пистолетик не мог переломить образовавшийся между нами барьер.

Грзо научил меня ездить верхом, и через несколько уроков я уже уверенно сидел в седле. Я привык к его говору и выучил несколько блатных словечек. В те дни, когда у Грзо были гости, а приходили они к нему довольно часто, он отпускал меня одного кататься по окрестностям, в сопровождении Мухтара. Учиться я стал все хуже и даже взял за привычку сбегать с уроков, а так как сестричка начала что-то подозревать, то я прямо с уроков, не заходя домой, отправлялся на гору. На вопросы Грзо, все ли в хорошо в школе и не беспокоятся ли дома, где это я пропадаю, я уверенно отвечал, что все в порядке.

Как-то раз, после верховой прогулки, когда мы сидели на диване перед печкой и пили чай, я спросил Грзо:

– А вот я слышал про Ледяное озеро, ты был там?

Грзо отхлебнул чай из алюминиевой чашки, которую он предпочитал всем остальным, и кивнул головой в сторону рогов, висящих на стене.

– А это, по-твоему, откуда?

Я подошел к стене, рассмотрел красивые изогнутые рога и вернулся на место.

– Мне папа рассказывал, что там очень красиво.

Грзо подмигнул.

– Не знаю, кому поп красив, а кому попадья. А вот охота там знатная. Съездим?

Я даже подпрыгнул на месте от радости.

– Очень хочу! Когда?

– Можно на выходных, с утреца пораньше, в семь, чтобы засветло вернуться. – Грзо подумал немного. – Так, сегодня четверг. В субботу не получится, получается в воскресенье, если погодка будет. Уверен, что хочешь? Путь-то неблизкий. Хотя вон, глазки-то как загорелись.

– Буду в воскресенье к семи утра! Ну все, я пошел домой, – я вскочил с места, пока он не передумал.

– Только учти, – сказал Грзо напоследок, – коли дождик или даже просто облака, можешь из шконки не вылазить, спи дальше, похода не будет.

Всю обратную дорогу домой я ломал голову, что сказать дома, и наконец придумал. За ужином я произнес, как бы между прочим:

– В воскресенье классом идем в поход на целый день. Сказали, что утром рано надо, чтобы еще восход увидеть в горах.

План был рискованный, потому что мама могла запросто узнать у других родителей, что никакого похода нет, да и рано или поздно это все равно бы выяснилось. Но ничего лучшего придумать я не смог. «Что бы ни было, все равно пойду, сбегу из дома, если понадобится», – решил я.

– Почему на весь день? – спрашивала мама. – И что вы будете есть? А идти обязательно всем надо или по желанию?

Тут, к моему удивлению, вмешался папа и спас от дальнейших расспросов.

– Поход дело хорошее, пусть идет. Рюкзак мой маленький можешь взять.

Так что вечером в субботу мама приготовила мне рюкзак с едой, термосом чая и теплой одеждой, а в воскресенье сама меня разбудила ни свет ни заря. Я первым делом кинулся к окну, едва начинавшее розоветь небо было чистым, безо всяких облаков.

Когда я добрался до дома на горе, Грзо во дворе заканчивал чистить и смазывать ружье. Гнедая, уже оседланная, дружелюбно покосилась на меня большим черным глазом.

– Молодчик, не опоздал, – похвалил меня Грзо. – Лезь на лошадь, побереги силы, я пешком, не впервой.

Я подвел гнедую к большому камню у ворот и с него залез в седло. Грзо перекинул ружье за плечо, подобрал лежащую на земле холщовую котомку, перекинул через круп лошади и свистнул Мухтара.

– Хочешь пить, напейся сейчас, – сказал Грзо, – воду не беру. Сделаем привал у Кислых вод, там и наберем.

Мы перешли за перевал, спустились в ущелье, потом часа два по каменистому устью высохшей реки поднимались наверх. Хотя солнце уже встало, лучи его в ущелье не пробивались и было прохладно. Постоянно приходилось обходить огромные каменные валуны, отколовшиеся в незапамятные времена от скалистых склонов, густо поросших кустами с шиповником, дикой алычой и корявыми дубами. Певчий дрозд на орешнике заливался не хуже соловья, повторяя каждый звук два раза. По мере подъема деревьев становилось все меньше, лес менялся. Опушки, покрытые кустарниками, буреломом и валежником, стали уступать место лугам с пышной и сочной высокой травой.

Мухтар, идущий впереди нас, вдруг принял охотничью стойку, потом помчался налево, согнав из травы большого рыжевато-коричневого тетерева, который взлетел почти вертикально, громко хлопая крыльями. Грзо вскинул было ружье, но не успел сделать выстрел и тихо выругался. Я же был рад, что тетерев спасся, уж больно красивый он был.

Вскоре дорога стала почти пологой, я слез с лошади и взял ее за поводья. Мы вышли к подножию цепочки высоких гор, красиво освещаемых солнцем. В траве, местами доходящей до пояса, алели поразительно яркие маки. Слева на холме из нескольких расщелин текли ручейки. Мы дошли туда и сделали привал.

Грзо, громко фыркая, умылся из ручья и, сложив ладони лодочкой, напился воды.

– Уф, бессмертная водичка! Попробуй.

Я, следуя его примеру, тоже сложил ладони и зачерпнул прозрачную пузырящуюся воду. Она была очень прохладной и приятно кислила. Гнедая надолго прильнула к ручью и отошла подальше попастись.

– Ко мне в позапрошлом году приезжал мужик, типа ученого, – рассказывал Грзо, выкладывая из котомки на траву хлеб, сыр, картошку, зелень и огурцы, – специально из-за этих вод. Набрал с собой какие-то склянки, химикаты. В общем, сказал, что вода эта жутко полезна для организма. Хорошо, что сюда нелегко добраться, а то изгадили бы давно эти места. Осенью какая-то компашка повадилась сюда ходить, с палатками, гитарами. Костры-песенки-шашлыки, – он сплюнул, – так я их быстро отвадил.

Я, в свою очередь, достал из рюкзака завернутые в пакет бутерброды с котлетами и пирожки с капустой. Одну котлету я отдал Мухтару, которую он слопал и долго потом облизывался.

Грзо откусил пирожок, прожевал и закрыл глаза от удовольствия.

– Сто лет не ел такого.

Когда мы закончили есть, я спросил:

– Долго еще? Это единственная дорога к ледяному озеру?

– Считай, полпути уже прошли. Говорят, еще дорога есть, с другой стороны гор, – он показал на высокий гребень горы, – и что туда якобы на виллисе можно большую часть проехать, но под конец по-любому придется по скалам лазить.

Мы собрали остатки еды, и Грзо наполнил из ручья пару пластиковых бутылок.

– Это на дорогу, а на обратном пути побольше наберем домой. Заберемся на тот хребет, что справа, а дальше уже будет легче. Склон крутой, так что давай пешком, а то скувыркнешься с лошадки.

Склон действительно оказался очень крутым и долгим, вдобавок местами скользким из-за густо проросшей зелени. Периодически приходилось делать остановки, чтобы восстановить дыхание.

– Мало кислорода, – объяснял Грзо, – про это тот ученый толковал, альпийские, говорит, высоты. Ты торопись да не спеши, – он посмотрел на меня, – в горах недолго вспотеть и простудиться.

К концу подъема у меня сильно ныли ноги и спина, но я старался не показывать виду. Гребень горы оказался голым ото всякой растительности, и с него открывался потрясающий вид на лежащую с другой стороны солнечную зеленую долину, местами укрытую полупрозрачной туманной поволокой.

Я достал из рюкзака и натянул на себя куртку. Грзо подсадил меня на лошадь, затем сам уселся сзади.

– Давай, милая, поехала! – крикнул он и сильно хлопнул гнедую по крупу.

Мы поскакали довольно резвой рысью, а Мухтар тут же включился в игру, то отставая, то нагоняя нас и весело облаивая. Так мы проскакали до ложбины, отделяющей две горы, перебрались через нее и еще через час добрались до скалистого предгорья, где уже пришлось спешиться.

– Считай, почти на месте, – объявил Грзо.

Я недоуменно огляделся, никакого намека на озеро. На небе появились легкие облака, какая-то птица медленно стала кружить над нами. Грзо приставил руку ко лбу и стал всматриваться.

– Беркут, – пробормотал он и озабоченно добавил, – как бы не напал на Мухтара.

Видя мое удивление, он пояснил:

– Из орлов самый здоровенный, когтищи как у медведя, сантиметров семь будет, зуб даю, – он посмотрел на мохнатого Мухтара и подозвал его, – может собаку за барана принять. А беркут не то что барана, теленка зацапает и поднимет.

Я вгляделся в птицу – она снизу казалась не такой большой, по краю светлого хвоста шла темная полоса. Грзо на всякий случай снял с плеча ружье.

Оставив гнедую внизу, мы стали карабкаться по скалам. Вначале они были почти отвесными, и Грзо часто подавал мне руку, помогая подниматься. Из-под ног срывались камни и с шумом летели вниз. Потом по более пологому склону мы перебрались правее и дошли до устья небольшого, но шумно журчащего ручья, и вдоль него стали снова подниматься наверх. Через какое-то время я поднял голову и застыл на месте.

– Это снег?

Грзо усмехнулся:

– То ли еще будет. Пошли.

Мы добрались до снежной стены, высота местами превышала рост человека. На снег невозможно было смотреть не прищурившись, так сильно он отражал свет. Я расцарапал пальцами ледяную гладь и слепил снежок из зернистого снега. Мухтар забрался на сугроб, провалился в него, выкарабкался и теперь стоял рядом, шумно отряхиваясь от снега. Грзо шел впереди и крикнул нам, чтобы догоняли.

– Никто же не поверит, – прошептал я про себя и сунул снежок в карман.

Еще минут пять мы поднимались вдоль ручья и снежного навеса над ним, перелезли через груду больших камней и совершенно неожиданно оказались на берегу водной глади. Открывшаяся картина была настолько невероятной, что я буквально обомлел, не в силах сдвинуться с места.

Огромное озеро, просто невероятных размеров для такой местности, с неподвижной водой, похожей на зеркало в белоснежной оправе из снега, раскинулось под низко нависшим небом. По всему периметру грозно возвышались зубчатые отвесные скалы, как будто охраняя покой озера. Легкие облака, быстро проплывающие над головой, моментально меняли цвет воды от голубого до иссиня-черного. Под склонами скал лежал снег, потемневший снизу, с проталинами, в которых белели подснежники.

Из оцепенения меня вывел внезапный шум справа. В метрах ста от нас с ближайшей скалы сорвались несколько камней и с грохотом скатились вниз, на берег. Мухтар громко залаял.

– Глянь наверх! – крикнул Грзо, находящийся впереди меня.

Небольшое стадо горных козлов быстро спускалось со скалы вниз, прыгая друг за другом, причем некоторые из них прыгали головой вниз, отпружинивая от камней своими большими изогнутыми рогами. Вот для чего им такие большие рога! Еще я вспомнил, что папа рассказывал, что горные козлы уникальные создания, лучшие в мире скалолазы. У них раздвоенные копыта и подушечка между ними, действующая подобно присоске.

Один козленок побежал в нашу сторону и остановился, уставившись на нас. Сзади него, на расстоянии, большой бурый козел с витиевато загнутыми рогами громко заблеял, как будто предостерегая маленького козленка, но тот, напротив, сделал еще несколько шажочков к нам навстречу. Я залюбовался им – серо-бурая кроткая шерсть с белой подпалиной на лбу и на груди, высоко поднятая голова со смешными остренькими рожками и любопытными большими глазами. Хотелось подойти и погладить козленка по нежной шерстке.

Грзо осторожно, чтобы не спугнуть, снял с плеча лямку ружья. Козленок цокнул передними копытцами по камням, готовый в любую секунду сорваться с места. Грзо медленно поднял ружье к плечу. Большой козел отчаянно заблеял в последний раз и умчался прочь.

Я открыл рот, чтобы крикнуть, но не успел вымолвить и слова, как прогремел оглушительный выстрел, эхом отражаясь от прибрежных скал. Мощный заряд отбросил козленка на снег, стадо мгновенно кинулось врассыпную, и через несколько секунд на берегу никого не было. Грзо достал нож из голенища сапога и присел рядом с козленком.

– Поди сюда, не бойся! – крикнул он, не оборачиваясь.

Я, тяжело дыша, подошел и со смешанным чувством ужаса и любопытства кинул взгляд на мертвое существо, которое буквально только что стояло и смотрело на меня. Козленок глядел сквозь меня остекленевшими глазами, пуля попала ему прямо в белую отметину на лбу и вылетела со стороны затылка, окрасив снег возле головы в буро-красный цвет.

– Подержи-ка здесь, помоги освежевать, – услышал я, но не сдвинулся с места.

Грзо, сидя на корточках, посмотрел на меня и подмигнул.

– Привыкай, малыш, ко взрослой жизни. Шашлык ведь любишь, правда?

Я почувствовал, что меня сейчас стошнит, и поспешно отошел в сторону. Приблизившись к воде, я нагнулся и, пригоршнями зачерпнув ледяную воду, поплескал на лицо. Пальцы сразу онемели. Затем оглянулся на Грзо, который возился с тушей козленка, но не смог заставить себя подойти туда.

Обратный путь от озера вниз занял намного меньше времени, еще и потому, что большую часть мы ехали верхом. Солнце садилось, и небо стремительно серело, но мы успели засветло спуститься с гор. Я основательно продрог, но отклонился от предложения Грзо зайти попить чаю и погреться перед печкой, сославшись на то, что обещал быть дома пораньше.

Мама с порога накинулась на меня:

– Ты где был? Ночь уже на дворе! И не надо мне сказок про поход! Ну-ка, рассказывай, с какими там уголовниками время проводишь!

Папа отодвинул ее в сторону.

– Успеется еще. Накорми его сначала. Иди, сынок, переоденься и умойся.

Я разулся, прошел в комнату и с трудом стянул с себя свитер. Никогда я не чувствовал себя таким уставшим. Сестренка крутилась рядом и, улучив момент, выпалила шепотом:

– Мама везде тебя искала, ко всем соседям ходила. Каренчик с нижнего этажа рассказал, что он выследил тебя и ты ходишь к дому на горе. Ну, туда, где этот главный бандит живет. Это правда?

– Отстань, – бросил я и пошел в ванную.

Когда я уселся за стол, там уже лежал ужин – хлеб и тарелка с пюре и дымящимся тушеным мясом. Я почувствовал желчь во рту, и едва успел добежать до унитаза, как меня вырвало, впервые в жизни. Тут же прибежали все, и мама стала держать мне голову, когда новый приступ стал выворачивать меня наизнанку. Когда все закончилось и я выплюнул остатки желчи, мама умыла мне лицо, а папа принес стакан с чем-то.

– Пусть сделает пару глотков, это поможет.

Мама вытерла полотенцем мне лицо и приложила руку ко лбу.

– Да у него жар, весь горит! – воскликнула она. – Может, врача позвать?

Я замотал головой:

– Не надо врача, я просто простудился. В горах.

Тут я и сам почувствовал, как меня лихорадит. Меня уложили и накрыли шерстяным одеялом на диване в гостиной, заставили выпить какую-то горькую жидкость. Спустя какое-то время мама принесла чай со зверобоем и медом. Потом померила температуру и положила мне на лоб влажную холодную тряпку.

– Горе ты мое. Что ты там делал, в горах-то? – Она вздохнула. – С этим, что ли, с Грзо?

Я скосил глаза на маму. Непохоже было, что она сильно сердится или собирается нравоучения читать.

– Ага. Мы с ним сегодня на охоту ходили.

– Нашел с кем водиться, – прошептала мама и поправила у меня компресс на лбу. – Чему ты у него хорошему научишься? Ты бы лучше с родным отцом время проводил. Ну сколько ты собираешься дуться на него? Из-за какого-то подзатыльника?

Я отвернулся и тихо сказал:

– Он трус.

– Кто? Папа? – удивилась мама. – Да он один самых смелых людей, каких я знаю. Садись, выпей чай, – она помогла мне сесть и подоткнула подушку за спину. – Почему ты так говоришь?

Я отхлебнул из чашки горячий чай.

– Не как настоящий мужчина. Все время соглашается с тобой. Ружье не может в руки взять. Ну, не знаю…

Мама заулыбалась.

– Он далеко не во всем со мной соглашается, ты даже не представляешь, какой он упрямый! А про ружье… Никакой смелости нет в том, чтобы стрелять из него. Папа ведь горным спасателем работает, в шахтах после взрывов несколько раз из-под завалов людей спас, рискуя жизнью. У него даже медаль есть, за храбрость, ты знал про это?

Я помотал головой.

– Не любит он об этом хвастаться, и это тоже ценное мужское качество. Трус, надо же такое придумать…

Дверь отворилась и вошел папа.

– Ну как он?

– Жар сильный. Пусть чай допьет, а я компресс поменяю, – мама взяла тряпку у меня со лба и вышла.

Папа сел на диван, на ее место, и положил руку мне на лоб. Рука была большая и прохладная. Жар у меня как будто бы немного спал, и мне стало спокойно и хорошо.

– Папа, я ходил на Ледяное озеро, с Грзо.

Он кивнул.

– Допей чай. Жаль, что не я тебя туда отвел. Ну как, правда ведь красиво там?

– Ага, очень. Только на твоих снимках снега не было, а сейчас там его полно.

Папа продолжал гладить меня по лбу.

– Скоро лето, возьмем палатку, фотоаппарат и начнем с тобой в походы ходить. Раз ты до Ледяного озера добрался, значит, уже вырос. Я ведь много интересных мест знаю. А теперь поспи, чтобы побыстрее выздороветь.

Он потушил свет в гостиной и вышел, затворив дверь. Скоро неслышно зашла мама, прикоснулась губами ко лбу и снова положила на него прохладный компресс. Я долго лежал, глядя в темноту, потом глаза закрылись. Я увидел, как наяву, берег озера и любопытного козленка с белой отметиной на лбу. Я подошел к нему и погладил его по голове. Козленок лизнул мне руку шероховатым языком и ускакал прочь. Потом я вспомнил про снежок в кармане куртки. «Надо пойти вытащить его и положить в холодильник, пока он не растаял», – подумал я и наконец уснул.