Текст книги "Настя Иванько и полуостров Крым (рассказы)"

8.
ЗНАМЕНОСЕЦ

1.

Алый стяг мятежа трепетно передан именно ему в руки. Сотни очаровательных барышень каждую ночь готовы с ним разделить ложе любви. Ну, как сказились! Явно они в нем видят кого-то другого. При его-то весе в 163 кг, запущенной стенокардии, тяжелой отдышке, наконец, возрасте, в следующем году ахнет полтинник.

Митя Гжель вел на радиостанции «Эхо РФ» передачу «Поверх барьеров». На Фейсбуке у него тысячи друзей. Проза его в самом элитном издательстве выходит тиражом в четверть миллиона. И это в стране почти не читающей. И, самое главное, козырный артист театра на Таганке, Мотя Тузиков, исполняет под гитару провокационные частушки Димы. Похоже, он – самый востребованный продукт на интернет-рынке. Число кликов астрономическое и обвально растет с каждым днем.

– Даша, дорогуша, завтракать будешь? – Митя подошел к зарешеченному окошку в запертой двери.

– Я не Даша, а Магомет.

– Пусть Магомет.

– Магомет страшно проголодался.

– Бегу, душка…

Да-да, причина его яростной революционности – незадавшаяся семейная жизнь. Первая жена, Ангелина, пятнадцать лет назад выпала из окна. Вторая, Вероника, неосторожно шагнула под колеса подмосковной электрички. Эта третья, совсем молоденькая, обкурившись травки у революционного костра на Баррикадной, стала считать себя мужиком-пророком.

Как же, блин, в жизни все запутано! Добро и зло нерасторжимо. Все сплавлено в какой-то слиток.

Покормив жену, Митя пошел прогуляться.

Просто так ему на улицу было не выйти. Слишком узнаваем. Поэтому он переодевался в костюм бабы-бомжихи. Зашмыганные белые кроссовки. Грязный сарафан с поролоновой накладкой грудей, зад имелся и так подходящий. В руке дырявый пакет из IKEA с жестяными банками из-под пива. Да! На голову, понятно, парик со спутанными седыми лохмами. Тщательно пришлось перед карнавалом побриться.

Митин дом располагался покоем на Тверской-Ямской, неподалеку от памятника В.В. Маяковскому. Место козырное, жаль только из-за ежесуточного потока машин для житья невозможное. Да и бляди-сайгаки так и шмыгают, а за ними полиция с нанодубинками.

Ага, вот и первая баррикада возле отеля «Пекин». Внавалку всякий строительный хлам, ржавая панцирная кровать, кресло без ножки, зачем-то подушка с торчащими перьями… Вокруг этого нагромождения радостно топчется дюжина молодых парней и девчонок. В десяти шагах смущенно стоит карликовый полицай, хлопает глазками с детскими ресницами.

– Как дела? – спросил Гжель.

– Топай, бабка! – нахмурилась девица в платьице-секси.

– Ты чего? – толкнул девицу долговязый пацан в дырявой майке с надписью «Kill Barbie». – Это же наш народ! Ради него мы вышли на баррикады.

Митя Гжель обиженно хлюпнул носом.

Парень достал жестяную флягу:

– Накатишь, мать? Чистый спиртяга!

– Благодарствую. Я не пьющая.

– Тогда, старушка, послушай свежую частушку Мити Гжель.

– Я больше по Пушкину… – Митя зашкандыбал наискосок, к «Рюмочной».

2.

Эх, если бы вернуть всех жен! Или хотя бы привести в чувство Дашеньку-Магомета. Плюнул бы он на Москву с высокой башни, уехал в пустующий бабкин дом под Орлом, стал бы удить из полноводного Орлика полосатых окуньков да скользких подлещиков, собирать грибы, духовитых лисичек по осени пропасть.

В «Рюмочной» пусто, лишь какая-то долговязая тетка в черном плате доливала в бокал с пивом «Столичную».

– Можно? – Митя подсел к старушенции.

– Садись, Митя Гжель.

Димка подпрыгнул как ошпаренный.

– Вы меня, мадам, с кем-то путаете.

Бабка отвернулась от барной стойки, приподняла парик:

– Не узнаешь? Садись, браток. В ногах правды нет.

Гжель испуганно сел. Под седым париком он узнал саму вертикаль, президента РФ, Юрия Абрамкина.

– Вы?.. Без охраны?..

– Думаешь, один ты такой дюже вумный? Мне ФСБ отчет по каждой твоей вылазке мечет на стол. Видео и аудио материалы. Отходишь куда-нибудь отлить, а мне – бац! – анализ мочи. С почками у тебя что-то не то. Наверно, камни. Проверь. Да и с сахарком нелады. Забудь о сладком.

– Надо выпить!

– Гарсон, то же, что и мне, для моей любимой сестренки.

Хлопнули «ерша», в голове малехо прояснело.

Юрий Иванович положил на плечо Гжелю державную ладонь.

– Скажи, старичок, за что вы меня все так ненавидите? Я будто вам кость в горле.

– Ну как же?! Коррупция, кумовство, нанотехнологии, космос, опять же Сколково…

– Значит, я дьявол во плоти? И Вельзевул моя фамилия?

– Типа того… Зло в чистом виде!

– Ни одного белого пятнышка?

– Что вакса.

– Врешь! Даже на солнце есть пятна. А частушки твои – ничего, талантливые. Я их иногда по утрам слушаю в ватерклозете. Облегчаться легче.

– Вы не можете такое говорить! – побледнел Гжель.

– Эх, что ты обо мне знаешь? Я же в курсе всех народных чаяний. Вчера, например, одевался провинциальным батюшкой с латунным крестом. Позавчера отставным контр-адмиралом с золотым, сучка, кортиком. Я же вас, подлецов, насквозь вижу. Вижу насквозь, ан люблю. Но что я могу? Я в ловушке, в капкане.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– А кому? Ты же мой антагонист. Лучше всего видишь мою слабину. Я ведь тоже твои скелеты в шкафу знаю. Дашу-Магомета, не ссы, мы вылечим. Не вопрос. Есть у меня знакомый нейрохирург из Берна. Входил, кстати, шорт-лист на Нобелевку. Неглупый дядька. Хотя и заложить за воротник ой как любит.

Митя крепко хлебнул «ерша»:

– Что попросите взамен?

– Я предлагаю тебе стать моим советником по борьбе с коррупцией, – президент задумчиво почесал свою знаменитую бородавку на щеке.

– Не смешно…

– Какие тут шутки?! Россия, чувачок, если не заметил, на краю пропасти.

3.

Домой Гжель возвращался пошатываясь. Вертикаль дала на раздумья всего неделю. Хотелось бы, да не пожуешь сопли.

Покормил Дашу овсянкой на топленом вологодском молоке.

Женушка отправилась баинькать.

Тут под его окнами, жил он на пятом этаже, раздались истовые крики: «Митя Гжель! Митя Гжель!..»

Мать их так, фаны…

Вышел, что фюрер, на балкон. Махнул рукой. Предоргазменный рев залинковал массы. Человек триста, не меньше. В детстве фильм такой глядел, «Триста спартанцев», снятый кажется в ГДР, в стране которой уж нет, как, впрочем, и самих спартанцев.

Оказывается, народ явился не с пустыми руками. Возникли три искусно сделанные из радужного тряпья куклы. Вылитый Юрий Абрамкин! В полный человеческий рост. Кажется, даже со знаменитой бородавкой на левой щеке. Или это только мерещится?

Первую куклу толпа с агрессивным визгом повесила за шею и подняла под облака на бамбуковом шесте.

Второй оторвали голову (особенно старалась одна пышнотелая дамочка в туфельках на высоком каблуке), облили бензином, чиркнули зажигалкой.

Третью бесхитростно растоптали ногами.

Митя трясущимися пальцами нащелкал со стикера мобилу президента:

– Я согласен.

– Завтра в 11.00 приходи к Спасской башне. Напою тебя цейлонским чайком с маковыми баранками.

– Заметано…

– Пока, бунтовщик.

– Вопрос! Старухой являться или в натуральном виде?

– Конечно, старухой. До поры до времени всю эту операцию будем держать в строгом секрете. Иначе фаны линчуют тебя, как тех кукол. У меня на мониторе трансляция. Им бы, молокососам, детей строгать, а они жгут чучела. Прав был старина Фрейд со своей сублимацией.

Толпа под балконом стала расходиться, пара раз выкрикнув харизматичное: «Митя Гжель!»

– До встречи… – президент РФ отрубил линию.

Дима глянул в тюремное окошко Даши.

Девочка его дремала свернувшись калачиком. Поразительно, именно этого Магомета он любил сильнее всего. Скуластую, конопатую, с толстоватыми ляжками. Ах, какой же у них закрутился упоительный роман семь лет назад в Гаграх! Он тогда весил не 163 кг, а всего 90. Безвестный журналист. Жил от зарплаты до зарплаты. И был, к шаману не ходи, оглушительно счастлив.

Куда все делось?

Митя щелкнул ключом, зашел в комнату затворницы, сел на кровать, покрытую серым солдатским одеялом. Погладил русую голову. Что ж ты, дуреха?! Вылечим, родная, тебя. Поставим на ноги. Ты же у меня начинающий бард. Песни у тебя о любви, а это для людей самое нужное. Злоба, как соляная кислота, выедает души.

Поцеловав Дашу в лоб, отправился спать. Завтра поворотный денек, надо сил поднабраться.

И снился ему Юрий Абрамкин. Будто они с ним прогуливаются возле Москвы-реки, у Крымского моста, садятся на скамейку под цветущей липой, Абрамкин по-сыновьи кладет ему голову на грудь и просит: «Спой колыбельную, мама!» И Митя почему-то поет: «Злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал…» Что-то из Лермонтова. Или Брюсова?

4.

Ровно в 11.00 Митя Гжель был в Спасской башне, у президента. Пили цейлонский чаек с маковыми баранками да солеными сушками, говорили о главном.

– Ты думаешь отсюда так просто выйти? – подмигнул Абрамкин. – Шалишь! Либо себе пулю в висок, либо тебе в зад отравленный зонтик.

– По-моему, вы трагедизируете, – Митя с треском раздавил в кулаке сушку с крупной солью.

– Я тебе все объясню. Моя администрация состоит из двух враждебных анклавов. Первая, самая могучая, банда педиков, во главе с Ванькой Альбиносом. Вторая – бывшие гэбешники. Единоначалия у них нет, поэтому они послабже. Ты – либо туда, либо сюда. Меж двух стульев усидеться не удастся.

Митя вертел головой. И чего, спрашивается, СМИ талдычат, что президент живет в сказочной роскоши? Типовой зал провинциального музея. Масляные картины по стенам. Безвкусная лепнина потолка. Под ногами желточный паркет. Пошлость, скука…

– Чего оглядываешься? – усмехнулся Абрамкин. – Мне эта дизайнерская хрень самому не по сердцу. Уехать бы отсюда к бабке в Воронеж. Удить окуньков да плотвичку. Собирать рыжики. Ходить по клюкву.

– Бегите отсюда! – толстый живот Гжеля заколыхался студнем.

– Найдут… – тыльной стороной ладони президент оттер с нижней губы чаинки. – Значит, решился?

– Да. Но есть сомнения.

– Говори.

– Очень уж вы всем надоели. Вы да вы. Как Микки Маус. Дайте и кому-нибудь другому посидеть на троне.

– Не я решаю… – сокрушилась вертикаль.

Митя тяжело задышал. Схватился за грудь.

– Ты чего? – испугался президент.

– Вам разве не докладывали, у меня букет болезней.

– Сколько живого веса?

– 163 кг.

– Кило 60 надо бы сбросить… Есть у меня один тайский массажист. Отставной резидент из Вьетнама. Месяц-другой, и будешь скакать кузнечиком.

– Вашими бы молитвами…

– Ты верь! Давай-ка я тебе покажу свои семейные фотки. Нужно же нам друг к другу ощутить симпатию. Идти же, как альпинистам, в одной связке. Помнишь, как там у Высоцкого, если друг оказался вдруг?..

5.

Сели пред альбомом, почти обнявшись. Листают.

…Голенький Абрамкин сидит в цинковом корыте на даче. Будущей вертикали всего годик. В руке цепко держит пластмассовую золотую рыбку. Тоненькая его мама в простеньком сарафане мылит будущему президенту голову хозяйственным мылом.

…В пионерском лагере «Экспресс» под Кабардинкой. В огромных, каких-то шутовских, голубых трусах. На груди у него золотая медаль триумфатора забега в мешках.

…В Мытищинском загсе рядом с невестой Алиной Борисовной Альпенгольц. На Абрамкине сторублевый костюм из народной Польши. На Алине глупая корона из стекляруса.

– Я такой же, как ты! – усмехнулся Абрамкин.

– Ну где мне с вами тягаться… Вы войдете в анналы. В историческом пантеоне, типа, Цезаря.

– Самоуничижение паче гордости! – Абрамкин погрозил ему указательным пальцем. – Значит, так… Готовь свою Дашу к отправке в швейцарскую клинику. Магометов и на Востоке с избытком. Слыхал, она песни о любви поет. Помогу ей записать альбом.

– Я вам так благодарен…

– Автомобиль «Крутояр» завтра в 8.00 подойдет к твоему подъезду. Готовь бабаньку.

Гжель потянулся к ладони президента губами.

Абрамкин отдернул руку, помотал кулаком:

– А меня народ ненавидит!

– Дайте срок! А чтобы ускорить, отдайте бабки. Сколько вы лично натырили?

– Миллиардов двадцать. Или шестьдесят. Я не считал. На деньгах у меня нет зацикленности.

– Так отдайте! Плесните их в общий котел. Люд оценит.

– Это можно… Только не прикончат ли меня педики-альбиносы и отставные гэбешники?

– А вы так дело представьте, мол, это им выгодно.

– Ты дьявольски умен… Хочешь я тебя со своей женой познакомлю? Алиной Борисовной? Телка они ничего. Стервозная только. И богомольная – страсть. Вся в иконах.

– Как-нибудь в другой раз. Побегу домой, готовить Дарью к отправке в Швейцарию.

– Беги, толстяк! Жри поменьше!

6.

Покаяние Абрамкина утроили сразу после «Времени», в программе «Однако». В студии президент РФ и Митя Гжель, извечный антагонист, баловень народа.

– Революционная ситуация на Руси возникла исключительно в плоскости морали, – Гжель вытирал со лба обильный пот, пекли софиты. – Один жрет икру из золотого ведра, другой лакает помои из свиного бака. Некрасиво!

– Я с Митей согласен! – заиграл желваками г-н президент. – Сразу после эфира все свои натыренные бабки я перечислю в общий котел.

– Что он несет? – ведущий повернулся к режиссерскому пульту.

– Пользуясь случаем, – Гжель выжал носовой платок на пол, – спешу сообщить следующее. Я становлюсь советником Абрамкина по антикоррупционным вопросам.

И что вы думаете?

Две мафии из президентской администрации побратались, педики-альбиносы с отставными гэбешниками. С российской экономикой, после финансового вливания, произошло чудо. Разработки Сколково оказались востребованными. Через полгода страна слезла с нефтегазовой иглы. Заколосились тучные нивы, задымили заводы. В РФ потянулся поток репатриантов из США, Германии и Израиля. И как потянулся! Отплевываясь гневно на чужбину.

В один замечательный июльский день Гжель показывал Абрамкину свои семейными фотки.

Вот его мылят в цинковом ведре. Вот он в пионерском лагере «Красные дьяволята», под Геленджиком. Вот с первой покойной женой в Люберецком загсе.

– А ты похудел! – президент толкнул Гжеля в плечо. – Сколько скинул?

– 37 кг.

– Надо еще.

– Стараюсь. Перешел исключительно на кисломолочные продукты.

– На следующей неделе можешь забирать свою Дашу из Берна. Больше Магометом она себя не считает. Кстати, я дал распоряжение создать народный сайт, чтобы почитатели бардовской песни скинулись на ее первый альбом.

– Юрий Иванович, вы – святой!

– Ты, попрошу, только не утрируй.

9.
КОНФОРМИСТКА

1.

В то летнее утро чувствовала себя особенно счастливой. Еще бы! Красавица, всего 18 лет, первый курс МГУ за плечами. Она щелкает каблучками золотистых туфелек на главной улице столицы, Тверской. Впереди бескрайняя жизнь, неисчерпаемые возможности.

Услышала шум тормозов.

– Эй, красотка!

Обернулась. Черная «Инфинити» с номером 222. Из окошка глядит седой мужичок с черными глазами. Под полтинник. Не хачик. Бизнесмен, наверное. Или просто водила.

И зачем оборачивалась? Оно ей нужно?

Зацокала дальше.

Дверь щелкнула. Быстрые шаги. Кто-то ее хватает сзади за локоть.

– Я же не чеченский террорист! Куда бежишь?

– Что такое? – вырвала руку.

С ног до головы отсканировала наглеца. Точно, под полтинник. Гусиные лапки морщин у глаз. В черной майке с изображением человечьих черепов. Мятые черные брюки. Простецкие босоножки. К тому же, на полголовы ее ниже.

Незнакомец достал из кармана брюк визитку.

– Держи. Предлагаю вместе позавтракать.

– С какой стати?

– Ты подумай…

Читает визитку: «Генеральный директор «Нефтьгазмонтаж», Артемий Вальдемарович Погребальский.

«Фамилия фейсу соответствует!» – усмехнулась про себя Ира Скворцова.

Честно говоря, денег у нее было – кот наплакал. А кушать хотелось. Только в машину она к нему не сядет.

– Где будем завтракать?

– Умница! – Артемий достал пачку «Парламента», закурил. – Тут за углом забавная кафешка открылась, «Три поросенка».

Не соврал. Прикольно! Официантки в пластмассовых масках поросят, метрдотель в маске матерого хряка.

Ира заказала себе торт «Оргазм Дездемоны» и молочный коктейль «Катарсис». Артемий – 150 г армянского коньяка под нарезку лимончика.

– Странный у вас завтрак… – скосилась Иринка.

– С желудком что-то.

– А как же коньяк?

– Дезинфекция.

Разговор не клеился. Да и о чем можно говорить с пятидесятилетним чéлом?

Артемий все хмурился, нещадно курил, в пепельнице уже горка окурков в рифме с горой человечьих черепов на его майке.

Ира скушала два куска торта с вишневой прослойкой, выпила пару коктейлей. Оттерла носовым платком пунцовые губы.

– Ну, вот и всё?

– Могу рассказать смешной анекдот о воскресшем покойнике на жидовском кладбище.

– Не люблю анекдоты, – Ира встала.

– Сядь… – тихо попросил Артемий. – Предлагаю тебе работу в своей фирме.

– Я студентка, на очном.

– Пару часов, думаю, в день найдешь. Будешь кататься, к бабке не ходи, сыром в масле.

2.

Служба оказалась, действительно, не бей лежачего. С правого угла перекладывай бумажки в угол левый. Монтирует ли что этот «Нефтьгазмонтаж»? Или пилит бабки? Да какая разница!

Похоже, Артемий Погребальский был необходим только для того, чтобы подписывать бумаги с фирменным бланком. Сиднем сидел в дубовом кабинете, перед ним специальный пылесос дымоуловитель, курил без передыха «Парламент», с красным карандашом штудировал Ницше.

– Артемий Вальдемарович, только не обижайтесь, почему вы всегда такой мрачный? – Ира принесла боссу поднос с кофе и булочками.

Гендир постучал коротким и толстым пальцем по тому Ницше:

– Сердце умных в доме плача. Сердце глупых в доме веселья.

Ира сморщила губки:

– После первой зарплаты сердце у меня в доме веселья. Это все мои стипендии за пять лет. Одним чохом.

Погребальский затушил бычок в пепельнице-патроне:

– Есть у меня, госпожа Скворцова, на вас далеко идущие планы.

– Трахнуть хотите?

– Фу! Какое падение нравов у современной молодежи… Кто же о божественном соитии говорит в открытую? Да таким мерзким словом?

Иришка одернула юбку:

– Все говорят. Вы вне мейнстрима.

Артемий Вальдемарович подошел к Ире, зрачки его расширены во всю радужку.

– Предлагаю тебе свою руку и сердце.

– Сердце, которое в доме плача? – не сдержалась Ира.

– Не иронизируй. Ирония – душевная болезнь, вроде онкологии. Иди, детка, подумай.

Скворцова не курила, а тут стрельнула сигаретку, выскочила на улицу. Контора располагалась рядом с детским садом «Березка». Детки лепили из песка крокодила. Воспитательница что-то болтала по мобиле.

Покурить вышла и главный бухгалтер, Галина Алексеевна, за ней ее подружка Елена Викторовна. Галине за пятьдесят, Елене под тридцать.

Галя подмигнула Иришке:

– Сватался?

– Ага…

– Мы через это прошли, – ухмыльнулась Елена.

– Уже разбежались… – глубоко затянулась Галя. – Правда, и не записывались. У него есть официальная жена, как ее, Марика.

3.

В предсвадебный вояж отправились всем гаремом. Галя, Лена, официальная жена Марика, Ира и, понятно, сам г-н Погребальский.

– Святые камни Европы должны подсказать, как быть мне, – хмурился Артемий. – Развод с Марикой – шаг сугубо серьезный.

– Ты, главное, денежек мне побольше оставь, – улыбалась Марика с ямочками на щеках.

– Об этом, старушка, не волнуйся. Есть у Плутарха замечательный рассказ, как престарелый Цезарь спал меж двумя девственницами. Пальцем не трогал их. Поднимал свою, так сказать, духовную энергетику.

– Я не девственница, – потупилась Ира. – Был неудачный роман с парнем из «горячей точки».

– Как-нибудь переживем.

Курили с Галиной у Венецианского канала.

– Он крейзи? – спросила Скворцова.

– Все мы немного сумасшедшие.

– Зачем он потянул с собой весь кагал?

– Спроси у него… А лучше не спрашивай. Если повезет, родишь ему бэби. Сразу пройдешь в дамки. Марике он денег много не даст. Жмот еще тот. А под бэби отвалит.

Артемий в город не выходил. Сидел, как сыч в дупле, в отеле, конспектировал Ницше. Когда барышни возвращались с радужными пакетами, он огорошивал их очередной цитатой:

– Ницше сказал, что Бог умер. Я с ним солидарен.

Ира делилась своим впечатлением с Марикой:

– Какой же он нудный… Как ты его терпела?

– За такие бабки? Он же везунчик, родился в рубашке.

– В смирительной?

– Не иронизируй! Ирония – это болезнь.

– Его словечки.

Во французском Лилле Погребальский преподнес Ире огромный букет роз.

– От чистого сердца! Сегодня я буду спать меж тобой и розами. Аккумулятор души сдох.

– Это шутка?

– Девочка, меня мучают кошмары. Нужна подпитка. Ты можешь спать в одежде. Обещаю, на честь не посягну.

4.

Никогда бы не подумала, что у Артемия такой живот. Как у бабы на сносях! Мужское естество терялось в буйной растительности.

Чудные дела творятся на свете! Он ее даже пальцем не тронул. А Ира уж изготовилась царапаться, визжать, кусаться. Даже обидно… Тихо заснул, захрапел: «Хр-хрр…»

– Он святой! – доложила с утречка г-жа Скворцова Гале, Лене и Марике. – Не прикоснулся. Но какой пузатый!

– Есть такая буква! – захохотала Марика.

Галя достала из шелкового пеньюара пузырек:

– Знаете, что это такое?

– Виагра? – подмигнула Лена.

– Купила сии таблеточки в Амстердаме. Приводят мужчин в образцовую форму. В сто раз круче пресловутой Виагры.

– Сколько нужно? – облизнула губы Иринка.

– Достаточно одной таблетки.

– Я бы сейчас кофе испил, – вывернул из спальни Погребальский.

– Артемий Вальдемарович, все устрою, – Галя метнулась на кухню, выдернув из руки Иры склянку.

Погребальский внимательно поглядел на суженую:

– Как тебе после сегодняшней ночи?

– Всё Ок!

– А я вот несколько раз просыпался.

– Почему? – сощурилась Ира.

– Да наколол о шипы роз жопу.

5.

Галину и Елену она уволила. После свадьбы (Ира вся была в белоснежных брюссельских кружевах!) Погребальский все на нее переписал, теперь она хозяйка бизнеса.

Марику оставила при себе из жалости, в качестве экономки. Артемий Вальдемарович, зараза, на отступные не особо расщедрился.

Хвала амстердамским таблеткам! Буквально через несколько недель у Артемия втянулся живот, разгладились морщины, седина исчезла.

Секса же до сих пор не случилось. Диспозиция та же – 33 розы и Иришка. Только теперь, на правах жены, она спала голой.

Господи, как же убивались Галя с Еленой, когда выведали, что г-н Погребальский переписал на Иришку весь бизнес! Как же были перекошены их физии! Смех, да и только.

Теперь это все в прошлом…

С легкой душой она их вышвырнула на улицу.

Дел у Ирины много. Учебу в МГУ она не бросила. Пишет курсовую «Непротивление злу насилием», по Льву Толстому.

– Дорогуша, а у тебя была с Погребальским любовь? – между делом спрашивает она Марику.

– Даже секса не было.

– Он импотент? Голубой?

– Долбанутый.

Ирочка встает, потягивается. Молодые ее упругие груди распахивают халат. Широко зевает:

– Оно и к лучшему…

Марика за компанию зевнула, перекрестила свой рот.

Ира удивилась:

– Ты верующая?

– Я деревенская.