Текст книги "Философия грусти"

«Страна Оруэлла»

В стране царей не будь угрюм,

Итак здесь много коридоров

Из серых лиц, из грузных дум,

Международного позора.

Страна орлов, стальных цепей

Закрытых ртов, экранов лживых.

Здесь будь немного веселей,

Горит огонь в сердцах без дыма.

Здесь лестницы ведут к стене,

Уходит из-под ног брусчатка,

И мысли о чужой стране

Нас посещают слишком часто.

И это повод горевать…

Но повод ведь не значит надо!

С утра помятая кровать

Испачкана чужой помадой.

Покрепче кофе завари,

По часовой мешая ложкой.

В экранный ящик не смотри,

Инсинуирует он ложью.

Но главное ты не грусти

И выгни грудь как ветром парус.

Итак осталось пол пути…

Итак вся жизнь сплошной артхаус…

В стране царей не будь угрюм,

Здесь будь немного веселей.

Ведь радость как родник средь дюн

В местах монархов и вождей.

«Друг-друга любили»

Пройдя по старой брусчатке,

Подумал о тех, что здесь были.

О тех кто без всякой оглядки

Друг-друга любили.

Наверно, давно, даже очень:

Лет двести назад или больше,

Он узнавал ее почерк

Из сотен похожих.

И был может он менестрелем,

Или из знатного рода.

Возможно, страдая похмельем,

Любовью до гроба.

И чувства были взаимны,

Здесь на старой брусчатке,

Они мечтали о дивных

Мальчишках, девчатах.

Детей у них было восемь:

Друг на друга похожих.

Лет двести спустя снова осень,

А может и больше…

«Над Москвой»

Над Москвой порхают голуби.

Мне от них в этих крышах не скрыться.

Заморозить бы эти годы мне

В седокаменной старой столице.

И сниму я с гвоздя настроение,

Что под цвет рекламы бульварной.

Я пройдусь сквозь клаксонов пение,

Переходом в Москву-товарную.

Серость неба синью меняется,

Желтый дом гепатитного цвета.

Мое сердце в груди валяется,

Моя песня пока что не спета.

Я люблю этот город праведный,

Купола заменяют солнце.

Третий Рим, Господом неприкаянный,

С кожей бронзовой…

«Сохрани мою тень»

Календарный день

У порожной двери,

Сохрани мою тень,

Контур мой сохрани.

Может быть я устал

И сутулый чуть-чуть,

Свое место искал,

Я прокладывал путь.

А теперь – тишина,

И с комода свеча.

Моя тень мне нужна,

Гладит ангел с плеча

Ее чёрную плоть,

Ее живность и лень.

Наш отец и Госпо́дь,

Сохрани мою тень.

«От простого усложнения» Стихотворение в прозе

Чёрный холст неба разукрашен бесконечностью: от простого усложнения вселенских частиц до моего задумчивого настроения. Энергия космоса дышит мне в ноздри, сливаясь с нейронами моего головного мозга. Троллейбусы электричества тела ходят, не выбиваясь из графика. Их решим может сбить режим наркотрафика. Обычное явление в эпоху нескончаемого желания. Утонув в вечерней тоске, ты восполняешь пробелы души, вклеивая в разорванную киноленту жизни обрывки памяти, что потерял, спеша повзрослеть, теперь не зная, как скинуть скорость. И только вечера́ размышлений поворачивают время вспять. Хоть на миг ты вспоминаешь, что лицо на детской фотографии – это ты, до конца своих дней…

«Импульс тока»

Между нами импульс тока,

Он неслышен и незрим.

Сердце бьется как с наскока,

Хочет выскочить с груди.

Врач сказал – тахикардия.

Он – доцент, ему видней.

Но зачем пишу стихи я,

Грузных дум очередей?

Мне диагнозов не надо,

Написал их Остин Джейн.

Твоя алая помада —

Разукраска серых дней.

Электричество над нами,

Старый физик мне сказал:

– Создаётся проводами,

И даёт тепло всем нам.

Недоверчив я к учёным,

Мне нет проку объяснять.

Я всегда в неё влюблённый,

Начинаю сочинять…

За строкой рифмую стро́ку,

Вместе будем до седин.

Между нами импульс тока,

Сердце рвётся из груди.

«Переживания советского мигранта»

Мне теперь совсем не до смеха,

И, наверно, не мне одному.

Ведь когда-нибудь в отпуск уехав,

Мы навеки покинем страну.

Будут снится нам рощи с берёзой,

Да осины что гнутся как мы,

Под нависшей чугунной угрозой

«Поцелуя навылет» страны.

Мы отечества бедные дети.

Мы скитальцы без права мечтать.

Свой рассвет в полумраке я встретил,

Но закат не хочу провожать

В этом месте из грёз и печали.

В этом месте гонимых сынов.

Где мы плакали, где мы кричали,

Не избавив себя от оков.

Не ищите меня вы по свету.

Завтра утром я дверь распахну.

Выйду я в магазин за газетой

И навеки покину страну…

«Оглянитесь, милые»

Эй, оглянитесь, милые

На тро́пы ваших дней.

Расправьте плечи хилые

Полуживых идей,

Своих едва увенчанных,

В забитой голове,

Что улетают к вечеру

Как «мюмзики в мове»

Эй, вы интеллигентные,

Ничуть не хуже тех,

Что обвенчались лентами

С судьбою на успех.

Прекрасное всё временно,

Как и наоборот.

Нам всем земля постелена,

Всё кончится вот-вот.

Взгляните: звезд раздолье…

Ругается прибой…

И сразу меланхолия

Уйдёт сама-собой.

Эй, оглянитесь милые,

На тропы ваших дней.

Сосредоточьте силы вы

К созданию идей…

* Примечание:

«мюмзики в мове» – птицы вдалеке от дома.

«Всегда твердил»

Я всегда твердил, что нам мало счастья,

Когда бритва скользит у чужого запястья.

Мне двуногого жаль, что он так и не понял

Как прекрасно скакать в одного по полю.

Гражданин невидимка не лишен позора,

Потолку никогда не достать до пола.

Так и вам не сыскать ваших душ заблудших,

Отраженье лица растворяя в луже.

Сколько дней и миров нам для радости надо?

На крахмальной рубашке чужая помада.

Забывая в гостях у друга блузку,

Ты приходишь домой, режешь детям капусту.

Я давно уже жду от ангела вести.

Сижу тихо я в старом письменном кресле,

И давно пренебрёг вселенским позором,

Так и Вас полюблю я увы нескоро.

Выхожу я один – променад к магазину.

И люблю хоть одну, но очень сильно.

Я кидаю в мешок килограммы фруктов.

Это все, чтобы не было мне так жутко.

А кругом то и дело пестрятся рекламы,

Чтобы нас усадить поудобней в диваны,

И стереть мои мысли, да и ваши тоже.

Чтобы душу продать за одно не дороже

Рубля, что упал в канаву.

Правда так она стоит на рынке главном.

Потому мы идём на глазах с повязкой,

В страшный сон превращая детства сказку.

Потому удивляемся смерти скорой.

Ваша жизнь занавешена чёрной шторой…

«Далекие странники»

Над домами, над крышами

Их черепичными,

Пролетали чуть слышимо

Визгами птичьими

Чайки белые, милые,

Далекие странники.

Рыбами не любимые,

Неба охранники.

Выше всех былой Ливингстон,

Мне он не кажется

Достигаемым выстрелом.

Кто так отважится?

Дать ветрам состязание,

И гравитации,

Расширяя сознание

В небе пространственном.

Из окна наблюдаю их

У подоконника.

Мир притих неприкаянно,

Как в гостях у покойника.

Аккуратнее всадники…

Скрылись за облаком.

Моих мыслей соратники

С птичьим обликом.

«Встречая день»

Разбилось солнце тёплым светом

О тротуары нежной пыли.

Разлилось по до домам, проспектам,

Сквозь окна по моей квартире.

Немного радости нам надо

В московской серости обычной.

И жёлтый цвет губной помады

От солнца губ на дне столичном,

Как знамя, герб живой природы.

Все мысли вверх к любви и небу.

Сегодня жёлтый снова в моде,

Давно в гостях он у нас не был.

Пройду дворами меж аптеки,

Сверну под аркой навесной.

Я рад, что день прекрасный встретил

С подругой – солнечной весной.

«Четыре стены»

Три стены замыкает четвёртая,

Как разум стесняет груз,

Навитый системной чечёткою,

Боюсь.

Не то чтоб до дрожи, в холод аж.

Тот страх не от трусости нет.

Я просто слуга непокорный ваш,

Пытливый поэт.

Мне время меняет облики,

Мнёт контуры лица.

Я слышу дьявола оклики

На ваших устах.

Вся жизнь – это брызги шампанского:

Родился и вылил в бокал.

Забудь про поэта Сперанского,

Пропал

Он в пучине невежества,

Литературной ханжи.

Писать я намного реже стал

Про жизнь.

Три стены замыкает четвёртая,

Пленный квадрат.

Не стать в него завернутым

Я очень рад…

«Много окон»

В моем доме много О́кон:

Бетон, одетый в гирлянды.

И в одном я сижу одиноко,

Полощу скотчем гланды.

Кто сверху, а кто-то снизу,

По горизонтали и вертикали,

Стряхивает пепел по карнизу,

Наверное тоже поддали.

Плачет дождь, разбивая слезы

О стёкла, о лбы, об аптеки, о стены

Киосков, дома и березы…

Погодные перемены.

А ветер доносит запахи хвои,

Бьет по щекам ладонью воздушной,

И рассыпается в прах по обоям,

Напоминая о жизни минувшей.

Вечер сулит каждой лампочке гаснуть.

Окно за окном, дома все во мраке.

Ещё одну ночь проживём не напрасно

Под контуром звёзд – ночном зодиаке.

А утро разбудит звонком из похмелья.

Тяжёлые ноги заброшу в тапки,

И встану скрипя я с помятой постели,

Встряхну и расправлю лопатки.

Открою окно, там та же картина:

Роботы в ногу спешат на работу.

Где-то прохожий шнурует ботинок

У двери литейного завода.

Я же читаю заметки из прессы,

Колонка «закон» смердит желтезною.

Обманывать разум тоже полезно,

Чтобы не ссориться с собою.

Я хлопаю дверью, ставя точку

В ведении утра, концентрируя мысли

На том, что пойду воевать в одиночку

С нечистыми, что над отчизной повисли…

«Меняют на газ»

Недосказанных слов —

Сформированных фраз…

У горбатых мостов,

Одиноких без нас,

Свою жизнь провожал,

Закрыв рот на замок,

В стране серых зерка́л,

Одиноких сынов.

Коридоры без стен.

Побелели зрачки.

Вечно ждём перемен,

Но в ответ «помолчи».

«Подожди и поверь,

Не дыши, не кричи».

Нам в закрытую дверь

Не подходят ключи.

Жить в стране без дождей

И морозов нельзя.

Царь сменяет вождей

В стороне от меня.

Мы заложники тем:

«Возмущайтесь в уме».

Всё же ждём перемен,

Пребывая во сне.

Нас двуглавый орёл —

Металлических Бог,

Вызывал на ковер,

И давил словно блох.

Недосказанных слов —

Сформированных фраз…

Мы сменяем отцов

Нас меняют на газ…

«Маятник»

Склеивая обрывки памяти,

Вынимая их из прошлого,

Я понял, что жизнь как маятник,

От злого и до хорошего.

Качает, бьет как молотом,

Сбивая равновесие.

На кофе, едва домолотом,

Гадают живые бесы мне.

Достану коробку с альбомами,

В них фото такие редкие.

Сейчас куда проще с айфонами

Знакомится с плёнкой метрами.

Но нету в них той уникальности,

Наверное, от изобилия.

Нас часто кидает в крайности

От любви к бессилию.

Стирает память как ластиком

Мне время, теряюсь в пространстве я.

И лица давно одноклассников

Забыл в заоблачном странствии.

Наверное, я акцентирую

Слишком много внимания

На жизнь не слишком милую,

Не всем под стать пониманию.

Но мне родней меланхолия,

Чем вешать шторы над зрением.

От правды не так уж больно мне,

Как от жизни сиреневой.

И стал все стабильней маятник:

Качает в одну лишь сторону.

Я сам возведу себе памятник

При жизни, мне всё равно.

«Так тихо»

Так тихо, что слышно,

Как бьется твоё одинокое сердце.

И звезды над крышей,

Её темноте больше некуда деться.

Огнями витрины,

Не греют сирень зимней скованной кожи.

Дворов балерины

Стоптали о тротуары подошву.

Горит, догорает

В огне бледно-розовый отче.

Мне страшно, что ночью

Собаки не лают.

Клуб-дым сигаретный,

Иду, спотыкаясь о талую оземь,

Я вам незаметный,

Тень от фонаря мне прохожий отбросил.

С ним будто простился

В стенах искажённых людских силуэтов.

Мой разум клуби́тся

Среди фонарей и московских проспектов.

«Юмористические формы»

В закат за голубую синь

В припрыжку гарцевали две подруги.

Не страшен был мороз от белой вьюги,

Что гнул стволы молоденьких осин.

– Ты помнишь Ваню? у него, достоинство аж по колено.

Одна другой сказала,

– повезло… А кто сказал?

– по-мойму Лена.

– Так что ж, помчали же к нему,

Зря время тратить понапрасну,

Нас в зиму согревать ненастную,

Ивану суждено лишь одному.

– Вано́ один, а нас до боли двое,

И как нам разрешить сей инцидент?

Не видеть век нам сексуальной воли,

Кому счастливый выпадет билет?

– Да ты смешна, – одна другой сказала —

Тебя я краше, и стройней вдвойне.

Тебе клозет под стать вокзалу,

А принц Иван подходит мне!

Тот спор продлился долго очень,

К порогу дивы подбрили :

«Тук-тук» – Иван, тебя мы хо́чем,

Хотим точнее, нас прими!

– Вы кто такие? Что вам надо?

Не видел я корявей лиц!

Вы будто вышли из зарниц

Уродов редкостных парада.

Я миновал таких сто зим:

От рукоблудия до печки,

И мне милей мирамистин

От грязных рук, чем с вами встреча.

– Иван впусти, такой мороз,

До дому не дойти живыми.

Не уж то стоит наших слез

Твоё радушие? Скажи нам!

– Впущу я вас ночь скоротать,

Но ужин с вас беру как плату!

Вот вам отдельная кровать,

Живу я скромно, небогато.

К утру я вас прошу уйти,

С рассветом, с криком петушиным.

Не буду извергом паршивым,

Желая «легкого» пути.

– Петух ты сам – сказали дивы

И удалились прочь долой,

Уйдя за горизонт красивый

Ночной холодною зимой.

Настало утро, из сугроба

Торчат две пары каблуков,

Несут в селе два новых гроба,

И ставят рядом у крестов.

Мораль проста сего рассказа:

Хранить достоинство и честь,

Не разбивать жизнь словно вазу,

Ещё успеет надоесть.

«Реже замечают»

Меня всё реже замечают

Прохожие из вне.

От факта данного печали

Нет.

Из ста друзей осталось мало,

По пальцам перечесть.

Но мне они достались даром,

И это честь.

Всю жизнь стремлюсь повыше к звёздам,

Всегда боюсь упасть

К оградам, тем что вдоль погоста

В пасть.

Не злю попутную удачу,

Не жгу костры я лжи.

Лет с трёх, наверное, не плачу,

Скажи

Мне сколько время стоит?

Я многое отдам

За вечные с тобой застолья,

Моя мадам.

С тобой одной застыла радость,

Ты ангел мой.

Мечтаю я увидеть старость

С тобой.

«Свой взгляд за горизонт»

Проходят дни, непро́житый февраль,

То снег, то дождь меняет синь заката.

Сквозь эту пелену гляжу я вдаль,

И думается мне, что так и надо.

Но между снов мелькают горизонты

Явлений новых, стен и потолков.

Когда на эту однодневность зол ты,

Меняться даже в мелочах готов.

Проходят дни, позавчерашний смех

Забыл, и может вспомню завтра.

А если нет, не вижу я помех,

Не чувствую глобальную утрату.

Мелькают сигареты, домофон

Звонит не умолкая у соседей.

Мигает жёлтым старый мне плафон,

Желтеет отчего-то, но не светит.

Проходит жизнь, для разума не явь

Такая перспектива многоточья.

Свой взгляд за горизонт кидаю вплавь,

И возвращаю вам я в междустрочии.

«Этот город»

Кружат голову созвездия улиц,

Озарённых фонарями синими.

Между них, помосты сутулясь,

Натёрты как воском инеем.

А под ними плывут еле слышные,

Полугрязные и полумокрые,

Их в краях этих кличут ледышками,

Что сбивают шваброй под окнами.

Этот город краси́вей, чем кажется,

Если видеть дальше привычного.

И порою стоит отважиться

На ночную прогулку столичную.

Просочиться сквозь по́ры бетонные,

Промочить башмаки в жидкой серости.

Облегчить карманы полные,

И стать ближе к забытой бедности.

Где ещё нам искать вдохновение,

Как ни в улицах с тёртой брусчаткою?

Наша жизнь всего лишь мгновение,

В котором бежим без оглядки мы.

«Для нас»

Запах проникает в комнату,

Сотканную из обоев.

Из всех песен помню ту,

Что для нас с тобою.

Запах хвои, запах сирени,

Южных волн и тины речной,

Где мы вместе на гальке сидели:

Я и ты, мы с тобой.

Пропуская воду сквозь пальцы,

Прикасаясь к вечно живой,

Где кружились две чайки в вальсе

Для нас с тобой.

Будь со мной хотя бы вечность,

Будь моей неизменной судьбой,

Где меняется день на вечер,

Только для нас с тобой.

Кружит голову твой «Нина Ричи»,

Не расстаться бы мне с головой.

остаюсь я на редкость приличным

Для тебя и для нас с тобой…

«С тобой»

Меня все реже замечают

Прохожие извне.

От факта данного печали

Нет.

Из ста друзей осталось мало,

По пальцам перечесть.

Но мне они достались даром,

И это честь.

Всю жизнь стремлюсь повыше к звёздам,

Всегда боюсь упасть

К оградам, тем что вдоль погоста

В пасть.

Не злю попутную удачу,

Не жгу костры я лжи.

Лет с трёх, наверное, не плачу,

Скажи

Мне сколько время стоит?

Я многое отдам

За вечные с тобой застолья,

Моя мадам.

С тобой одной застыла радость,

Ты ангел мой.

Мечтаю я увидеть старость

С тобой.

«Не создавать упрека»

Главное не создавать упрёка,

Тем кто тебе неравен.

И мыслить всегда однобоко,

Наверное, мы не вправе.

Если разум короче юбки,

Если взгляд разни́тся с речью,

Себе делаешь ты уступку,

И будешь несчастлив вечность.

Краеугольный камень сомнений

Всегда тянет разум к бездне.

Всем плевать до того что ты гений,

От того только что неизвестный.

Отвергай шаблонные меры,

Промолчи, и останется тайной.

Обличи себя в новую веру,

Только зла не желай мне.

Вероятность такого успеха

Растворяется дымом в пространстве.

И от действий таких больше смеха,

Чем от инсинуаций.

Остаётся лишь быть человеком:

Может при́нятым или забытым,

Наслаждаться текущим веком,

Нами всеми ещё не дожитом.

«Здесь что-то неживое»

Смесь облаков и яда

От дыма над трубой,

Со мной как будто рядом

Здесь что-то неживое.

За стенами бетона

Лишь блёклые зарницы,

Где я скучал по дому

У берегов столицы.

Запутанный, уставший,

Изнеможенный ликом,

Иконы в грязь упавшей

Страны нашей великой.

Комедия без смеха,

Зато без лживой правды.

Из дома я уехал,

Без дома и зачахну.

«Будем одни»

Когда идёт кровь

И видится свет,

Проходя мимо ларьков

Сигарет,

Мне мерещится дым,

Догорает свеча.

Возвращаюсь к дому седым,

И печаль

Догорает огнём.

У оконных теней

Не оттаял ещё от зимы чернозём,

Но будет теплей.

Мне тревожные сны

Как всегда вспоминать.

Кто же будет в этих краях новизны

Нас спасать.

И мы стали теперь

Чуть взрослей, и конфетные дни

Не дают нам терпеть,

Что мы будем одни.

«Предновогоднее»

Зима, побелели ботинки мои.

В снежную пору, гуталин не в цене.

Банды гирлянд, украшают стекла витрин,

Я прохожу мимо них, поправляя кашне́.

Светится ночь, Москва электричество жжёт.

Я растворяю своё отраженье в метро.

Скоро наступит по плану опять Новый год,

И снова в нашей стране несменяемый трон.

Светит луна, пробивает сквозь небо лучи,

Ловит каток блики жёлтеньких глаз.

Иней лицу убирает по паре морщин,

И это не может не радовать нас.

Сколько ещё таких удивительных зим

Стоит увидеть, стоит простить.

Время течёт по стволам леденённых осин,

Белым снегам на ветвя́х ещё долго гостить.

«О наболевшем»

Знаю, будучи я старым

Не взберусь на гору Эверест,

Не стопчу пески я Занзибара

И других я не увижу мест.

Остаётся мне, пока под силу,

По земле наяривать круги,

Свои ноги длинные по миру

В ход пускать, пока легки.

Распахну по шире шторы,

Постараюсь кофе как всегда не сжечь.

Улечу туда где штормы

Не дадут мне голову сберечь.

Сколько строк я написал в подвале

Своей замкнутой и скованной души.

А теперь я думаю о дали,

Покорении вершин.

Занимайтесь кто чем должен,

Не курите часто натощак.

Свои дни в забвении я до́жил,

Говоря вам о простых вещах.

Может формы с виду и глубо́ки,

Может странно рифмоплетом слыть.

Но по факту миром правят строки,

Между них читая легче жить.

Да, я скоро растворюсь в пространстве

И уйду туда где не сыскать

Наших душ, погибших в государстве,

В целом, всё равно, пускай…

«Останется так»

Стены ржавые, стены пустые,

Я не смогу вас тайком обойти.

А облака в сером небе густые

Не оставляют другого пути.

Я потерял свой исправленный компас,

Старый фонарь мой давно отсырел.

Мне пишут люди: «Артур мы ведь ждём вас»,

Но не найти всех людей этих мне.

Кашляет ворон похлеще старухи,

Плачет ребёнок застрявший в снегу.

Я бы хотел протянуть ему руки,

Но в этой мгле я увы не могу.

Много ль таких бесноватых видений

Будут колоть меня вилкой в живот?

Кто-то сказал мне однажды, что гений

Долго в стране этой не проживёт.

Может я сам нашептал, и все про́клял?

Может фальшивые грёзы в стихах?

Сижу я сухой, но ладони намокли.

Сижу я живой, не развеян мой прах.

Проснусь, и вроде бы все отступило.

Умоюсь, исчезнет все-пагубный мрак.

Еще я немертвый, ещё для вас милый,

И это ещё пусть останется так.

«Дней пылающее пламя»

И в коридоре воздух новый,

Я в жизни стен сменил немало.

Прям как мужей меняют вдовы,

Как пчелы раз за разом жало.

Мне грустно от того что память

Кричит в затылок, чтобы помнил

Те дни, когда я был не в праве

Себя одной тобой заполнить.

Наверное, моё наследство

В качевных перебежках с мамой.

И переезд рождал лишь место,

Что обновляло мои планы.

Все чаще слышится мне шёпот,

Тех кто ушёл и канул в лету.

И слёзы капают на щёку

Сентиментального поэта.

Но время голоса́ удво́ит

В моей душе – большой пустыне.

И шёпот зазвучит конвоем,

Сиреной с привкусом унынья.

Пытаюсь отчуждать я память,

Блокировать воспоминанья.

Но дней пылающее пламя

Сжигает с прошлым расстоянье.

Но только нас с тобой лишь двое,

Ты мой замок к пути в безумство.

Вокруг нас новые обои,

Лишь обновляют наши чувства.

«Моё окружение»

Я был бы счастливей на Родосе

И был бы приличней в Германии,

В крови моей много народностей,

Не всем под стать пониманию.

Я был бы пьянее в Ирландии,

Или смуглее в Мексике,

В кармане лишь липкие фантики,

В кульке недоспелые персики.

И мысли мои гнетущие:

Где лучше, а где противнее.

Друзья мои, вечно ждущие

В забытом московском квартирнике,

Давно не так уж и молоды,

Их руки связала обыденность:

Добыть побольше бы золота,

Но деньги всего лишь видимость,

Навязанная обществом,

Рекламой чужих потребностей.

Наверное одиночество,

Страшнее девчачьей ревности.

Мы верно потомки кочевников,

Цыганских повозок с ви́нами.

Хотим сбежать все зачем-то мы,

Уплыть по морям дельфинами.

И всякий раз так мы и делаем,

Бежим от всего надоевшего.

Ведь мы беглецы умелые,

На транспорте, либо пешие.

Я был бы важнее в Америке,

Стрелял бы на поражение,

Но нету роднее мне берега,

Чем мое окружение!