Текст книги "Бесполезная книга, или Сказки о просветлении для просветленных"

Невидимое – рядом

Шаг вправо, два вперед и четыре – влево. А теперь набрать воздуха в легкие, закрыть глаза и войти в дверь. Несколько мгновений перехода. Нечем будет дышать, откажут органы чувств. Для того, чтобы появиться в другом месте, тебе предстоит исчезнуть в этом. Но переход происходит так быстро, что ты обычно ничего не успеваешь заметить. Тебе это напоминает внезапное чихание. На короткое мгновение и ослеп, и оглох, и потерялся…

Дверей в невидимое видимо—невидимо. Лучше и не скажешь. Нужно быть не просто очень внимательным и чутким, чтобы заметить их. Самое главное – быть готовым их заметить. Ведь замечаем мы лишь то, к чему готовы, на прочее старательно не обращаем внимания. Но и этого мало. Даже если невидимое попадает нам на глаза, мы изо всех сил ищем знакомые образы, лишь бы не увидеть реальное. Это тысячелетиями наработанный инстинкт самозащиты.

Зимой для перехода возможностей больше. В солнечный день снег слепит. В снегопад и метель теряешь ориентиры. Вот и шагаешь в дверь невидимого. Но находишь объяснение даже невероятному. Странный рокот моментально присваивается снегоходу, две многорукие тени обретают очертания людей. Мужчина и мальчик. Они могли бы выехать из-за поворота, да только чисто поле вокруг, и появиться внезапно им было неоткуда. Но это уже неважно. Невидимое стало видимым.

– Вы не заблудились? – спрашивает мужчина, а мальчик по—взрослому хмурит лоб. Они словно вспоминают забытую роль. Вопрос банален и вроде бы уместен, хотя, как тут заблудиться, за спиной же дом. Но что—то шепчет внутри, что оглядываться не нужно, нет там сейчас никакого дома. Там и Мира-то нет.

– А куда вы идете? – не унимается мужчина, и мальчик уже похож на древнего ворчливого старика. Не дожидаясь ответа, они уезжают от тебя на дикой скорости. И ты вдруг понимаешь, что оба вопроса важны сами по себе и не привязаны к тому, где ты сейчас…

И ты вдруг чихаешь.

Слышен лай любимой собаки. И вот она– родная брошенная с лета солома под снегом. И запах свежего вперемешку с прелым.

Что это было? И было ли? Хруст снега под ногами. Это якорь и это нить Ариадны. По нему вернешься и из—за него же и заблудишься.

Сказка не просто рядом. Сказка всегда с тобой. Один неосторожный шаг в правильном направлении – и вот оно.

Невидимое. Рядом…

Сказочная относительность

Ходить по снегу на цыпочках бесполезно. Все равно, снег будет хрустеть и выдавать тебя. Можно топать изо всех сил, можно скользить на носочках. Без разницы. Разве что немного изменишь мелодию издаваемого хруста. Но я подкрадывался на цыпочках. Под ногами похрустывало на разные лады, это бодрило. Где—то здесь был Тот, кого я выслеживал. И я очень надеялся, что Он не обратит внимания на какой—то там хруст снега.

– Кхе, Кху, Кхо…, – раздалось откуда-то сверху, и кто-то осторожно постучал меня по плечу. Это произошло так неожиданно, что я не успел испугаться. Мой страх удрал от меня быстрее тени, я даже видел, как он, стыдливо озираясь, скрылся за каким-то камнем.

Оставшись без страха, я посмотрел сначала на то, чем стучали по моему плечу. Это был коготь. Но не птичий. Но коготь. Думать о том, какой величины должна быть лапа, частью которой был этот коготь, не хотелось. А ведь лапа прицеплена к туловищу. И таких лап, как минимум, четыре.

– Сказочник? – Вопрос прозвучал оттуда же, откуда до этого слышалось покашливание. И тут со мной что-то случилось. Я словно бы подрос, или Мир вокруг под меня подстроился. Но коготь уже не казался огромным, а голос слышался так, словно говоривший был примерно одного роста со мной.

В сказках герои часто общаются с великанами, драконами, стихиями и прочими невозможно огромными созданиями. Никто почему-то не задумывается над тем, а как герою удается выжить после того, как ему что—то скажет великан? Это звуковой удар такой силы, как если бы с тобой разговаривала молния, находясь в паре шагов. Но герои целы и невредимы. И этому есть простое объяснение. Сказочная относительность. Она относительна даже относительно самой себя и поэтому с легкостью может сглаживать разницу в размерах, позволяет общаться, не утруждая себя знанием языка собеседника, и вообще творить многое такое, что, как кажется, сотворить невозможно. Та относительность, к которой мы привыкли, обычно что—то берет в качестве точки отсчета или эталона. И это очень ограничивает. Теперь, когда я все понятно и просто разъяснил, продолжим сказку.

За моей спиной был Змей Горыныч. Дракон аппетитно восседал за щедро накрытым столом. Во главе стола царствовал самовар, ведер так на триста, не меньше. Горыныч был почему—то с одной головой. Эта голова приветливо улыбалась. Но потом она вильнула в сторону, и за ней оказалась еще одна голова, явно моложе первой. Эта голова смотрела на меня с нескрываемым восхищением. Молодая голова качнулась и за ней показалась голова с очень мудрым выражением. Она смотрела на меня с деланным безразличием, она не ждала уже ничего нового от этого мира. Я заворожено ждал, но головы закончились.

– Ну? Ага? Эх… – одновременно произнесли головы.

– Доброго здоровья, – просипел я, постепенно приходя в себя. Я так и не мог понять, как это я умудрился не заметить Дракона, громадный стол и не почуять аппетитнейшие запахи, от него исходящие. Видимо, я еще был под влиянием привычной мне относительности, пока голос Горыныча не привел меня в чувство сказочной относительности.

– Чаю? C медом!!! Не обожгитесь, – гостеприимно пригласили меня к столу.

– С удовольствием, – я принял, уже ничему не удивляясь, блюдце с чаем, обмакнул кстати оказавшийся рядом блин в мед и отведал чаю. Да! Это был знаменитый чай Горыныча, настоянный на тысяче тысяч трав, высушенных под сотнями сотен ветров.

– Рассказывай! Сказку!!! Хоть что—нибудь, – попросили меня, как только мы обменялись дежурными новостями и отдали должное роскошным кушаньям.

– В некотором царстве, в тридесятом… – заученно начал я, и был тут же бесцеремонно прерван.

– Нет! Про свой Мир! Эти сказки мы лучше твоего знаем…

Легко сказать, рассказать сказку про наш Мир. А что в нем такого? Чудеса давно занесены в Красную Книгу Чудес и объявлены безвозвратно исчезнувшими. А то, что пытаются продать под видами Чуда, в лучшем случае жалкая копия с копии шкуры давно забытого. Что может быть интересного для сказочного существа в нашем Мире?

– В одном офисе служили три друга… – обреченно произнес я.

– Они были богатырями?

– Почему богатырями? Обычными клерками. Офисный планктон.

– Но ведь служили? А офис – это дружина такая?

– Да какая там дружина! Типичный офис. Столы, компьютеры, принтер, кондишен.

– Кондишен? Вы слышали? Он сказал, принтер!!! – Головы восторженно загалдели, понимающе клацая жуткими клыками и изрыгая разноцветные языки пламени.

Не знаю, сколько прошло времени, пока я с горем пополам смог рассказать, что такое кондиционер. Про принтер я уже боялся заикаться, потому что тогда пришлось бы объяснить, что такое бумага. А про компьютер было бы лучше вообще как—то замять!

– Я понял! Так вот это что! Так бы сразу и сказал, – неожиданно заявил Горыныч. И просто и понятно рассказал мне, что такое офис, кто такие клерки, зачем нужен принтер и чем так удобен компьютер. И все это – без привлечения новых или неизвестных понятий. Сказочная относительность в действии. Я был сражен.

Потом Горыныч покатал меня и успокоил. Ничто так не успокаивает, как прогулка на огромном драконе. Я орал так, что окончательно пришел в себя и понял, что я дома. Не относительно того, что домом не является, а что это – и есть тот Дом, где ты всегда Дома, что бы там ты себе ни думал.

Нерассказанная …сами поймете, кто

О том, что нужное место рядом, говорили все приметы. Некоторые из примет говорили так громко, что заглушали все остальные звуки. Потом понесло коня. Вроде, не ел он ничего такого, но несло его так сильно, что пришлось оставить верного коня на полянке, поросшей чем-то аппетитно зеленым и свежим, но мало похожим на траву. В завершение ко всему, отказались верить глаза. Чтобы об этом рассказать, я даже с красной строки начну.

Вроде ничего особенного не происходило, но при этом непрерывно менялось. Смотришь на дерево – дятел сидит, стучит усердно. Приглядишься, а то никакой не дятел, а белка орехами угощается. Не успел удивиться такому превращению, а видишь, что не белка это вовсе, а сломанная ветка на ветру качается и об ствол дерева стучит. И такая кутерьма со всем, что видишь. Как тут глазам верить? Вот они и отказались!

Выяснилось, что если то, что увидел, вроде как не узнавать, то оно какое-то время еще узнаваемо. Но если не удержался, да еще и назвал вслух, то такая карусель начинается – голова кругом. Идти трудно, очень трудно, когда голова то в одну, то в другую сторону крутится.

Сказочник обнаружился на берегу. Берег был зыбким, колыхался и вкусно пах свежими лесными ягодами. Река, чьим берегом был этот берег, была полноводна и нетороплива, если можно назвать водой белую пенную жидкость, что протекала вдоль ненадежного берега.

На Сказочника указывала деревянная или берестяная, а может даже лиственная табличка. Надпись на табличке постоянно менялась, часто вступая в противоречие с самой собой. Общий смысл написанного на табличке был примерно таким: «Сидящий может оказаться сказочником, а может оказаться где угодно».

И все-таки, это был сказочник. Ведь только он не менялся даже после того, как его узнали. Хотя, может быть, как раз не менялся он потому, что это был не он. Но никого другого поблизости не было. Сказочник (будем все-таки считать, что это сказочник, иначе мы никогда не закончим) курил длинную сказочную трубку. Правда, курил он, если смотреть на него с определенного расстояния, потому как если подойти ближе, то оказывалось, что никакой трубки в руках у Сказочника не было и он всего лишь почесывал нос.

Не оглядываясь, Сказочник гостеприимно указал рукой на пейзаж вокруг. Ничего не оставалось, как сесть рядом с ним на берег.

– Земляничный, мой любимый, – сказал Сказочник и отщипнул от берега аппетитный кусочек. – Раз уж ты меня узнал, то я тебе расскажу, в чем дело. Ты попал в сказку. В самую настоящую сказку, но еще не рассказанную.

– Как это, нерассказанную?

– А вот так. Где—то же должна быть сказка, пока её не рассказали. Ты в курсе, кто ты?

– Если честно, то нет!

– То-то и оно. Была бы сказка рассказанной, то тебя представили бы как главного героя. Мол, «жил—был», так и так. Имя бы тебе дали. Происшествие какое-нибудь организовали. А там уж и – «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается».

– И что мне делать?

– Оставайся со мной, пока тебя не расскажут.

И главный еще неизвестный никому герой остался. Скоро к нему пришел верный конь, и вошло в привычку то, что все вокруг так изменчиво и непостоянно.

Так что, когда сказку сказывать будете, то не спешите. Постепенно героя в наш мир вводите. Расскажите всё по порядку: «В некотором царстве…» и тому подобное.

Сатисфакция

Сказочнику снился сон. Или сну сказывался Сказочник. Когда встречаются сон и Сказочник, то все идет своим чередом, только этот черед сам не знает, куда идет он.

Происходила музыка Моцарта, что-то скрипичное в вариациях менуэта. Скрипка спорила с альтом, тот звал на помощь виолончель, и это было невыносимо красиво. Удивительно, как классическая музыка легко может обходиться без ударных, оставаясь при этом ритмичной и стройной. На фоне музыки Смерть разыгрывала беспроигрышную лотерею. Было непонятно, что же доставалось победителю – Жить или умереть? Но это не волновало организаторов, они бодро запускали хитрый механизм, который перемешивал на небе карточки с именами участников.

Сказочник завороженно смотрел в небо, все еще надеясь, что его карточки там не будет. Жутковатое ожидание. Ничего невозможно изменить, и страшно так, что даже сон зажмурился изо всех сил. Это было похоже на листопад, когда порыв ветра обнимает березку и с нее срывается охапка листьев. С неба падали карточки с именами. И теперь было понятно, какой приз ждет победителей. Имя Сказочника мелькало в разных частях небосклона, и он почувствовал, что больше не в состоянии выдержать эту муку.

Автору важно успеть создать То самое, что будет когда-нибудь признанно главным в его творчестве. Никто заранее не знает, что это будет. Может, короткое трехстишье или путанный роман, а может незаконченная пьеса в одном действии. Но именно по этому произведению автора однажды вспомнят, предварительно основательно позабыв. Это такая лотерея, может и ее проводит Смерть, как сатисфакцию за неизбежность забвения.

Сердцу было тесно в груди, очень хотелось пить. В висках стучала единственная мысль о том, что повезло проиграть, и еще один день начался в его присутствии. Что же он рассказал такого, о чем когда-нибудь, и кто-нибудь вспомнит? Сказочник быстро забывал приходящие к нему сказки. Он даже не сразу мог узнать по прошествии времени записанную именно им сказку. Кто-то может назвать это наказанием, но Сказочник считал это благом. Сказки Живут в сердцах тех, кто их пересказывает. А задача Сказочника – привести сказку к людям.

Он очень любил этот момент тишины, блаженной и невозможно красивой. В такой тишине и наведывали его сказки. Это была законная его награда, записать сказку, которой еще мгновение тому назад не было. Право первосказочности. И сказку непременно нужно было пересказать вслух. Пусть никто и не услышит. Но сказке важно привыкнуть к словам, к дыханию, к волнению и улыбке.

Однажды забудут Сказочника. А потом забудут и его сказки. Но когда-нибудь случайно кто-то наткнется на странные наивные тексты и, не понимая почему, прочитает их вслух. И хорошо, если в этот момент будет звучать музыка для скрипки…

Вся правда о сказках

– В твоей сказке не будет счастливого конца?

– Я не знаю. Много зависит от того, как себя будут вести мои герои. Будут ли они смелы, честны и будут ли готовы пожертвовать собой ради другого.

– Но, ведь если твои герои будут такими, то, скорее всего, они погибнут?

– Да, погибнут. Если герой останется Живым, то кому он нужен? Прославят и запомнят только погибших героев.

– Но ведь не всегда? Не всегда же так бывает?

– Если герой остался Жив, и о нем узнали, то значит у него не всё хорошо с честностью. Увы, настоящий бой – не очень красивое зрелище. Если не добавить в него романтики и чуточку не приврать, то ничего в бое нет такого, о чем стоило бы говорить. Ничего, кроме крови, боли, грязи и дурного запаха.

– Ты же Сказочник! Как ты можешь так говорить?

– Потому и говорю, что Сказочник. Хорошая сказка заканчивается обычно на словах «…и Жили они долго и счастливо» или «…был пир на весь мир». Но ты ведь знаешь, что самое главное в сказке, как и в Жизни, начинается после этих строк. Когда повешены доспехи на стену и гости разъехались, и деньги закончились, и слава позабылась.

– Что—то сказка твоя уж больно мрачной получается. Тебе самому не тошно?

– Нет. Я ведь Сказочник, и значит, мне дарован талант увидеть в обычном сказочное. Придумать что-то «чегонеможетбыть» – просто. Подметить в том, что видишь каждый день, чудесное – это и есть сказка.

– Но если в сказке нет счастливого конца…

– То это хорошая сказка. Сказка, которую будут рассказывать снова и снова. И каждый новый рассказчик сочинит к ней свой счастливый конец. Я начну, обряжу героев и добавлю чуть-чуть чудесного в пресный быт будней.

– Какой—то ты неправильный Сказочник.

– Настоящий. О настоящих Сказочниках, как и о настоящих героях, мало кто знает. На виду те, кто способен придумать хороший счастливый конец или те, кто мог красиво рассказать о бое, в котором не проливал кровь, а поддерживал под уздцы коня, пока героя втаптывали в землю.

– Тебе, наверное, обидно?

– Нет. Если ты хочешь, чтобы герои твоих сказок были хорошими людьми, то в тебе самом должно быть хорошего пусть на чуть-чуть, но больше.

– А как же с плохими героями?

– Точно так же. Чтобы плохой герой получился по-настоящему плохим, Сказочник должен быть немного хуже самого отъявленного злодея.

– И тогда получится сказка?

– И тогда начнется сказка…

Дракон, Волшебник и …другие
Книга первая
Предназначение

Это – тайна. Но не та тайна, которую прячешь от других, а та Тайна, которая сама себя от людей охраняет.

Аука

Сказка мечтающего облака

На берегу одной знаменитой и никому неизвестной реки сидели Волшебник и его Ученик. Они занимались тем, чем обычно занимаются волшебники на берегу реки: лепили из облаков мечты.

– Учитель, – спросил Волшебника Ученик, разукрашивая очередное облако в форме удивленной зебры. – Тебя все считают великим Волшебником, но я ни разу не видел, чтобы ты использовал заклинания, которым ты учишь меня, или ритуалы, которые я практикую каждый день. Разве Волшебнику не нужны заклинания и ритуалы?

– Друг мой, – ответил с улыбкой Волшебник (он только что отпустил в полет огромное облако в форме дракона, рыдающего от запаха метели в одном взгляде от августа). – Ты задал хороший вопрос, и ответом на него будет один Великий Секрет: заклинания и ритуалы не нужны для Волшебства. Задача заклинаний и ритуалов в том, чтобы помочь человеку позволить себе Быть Волшебником.

– А что это означает: позволить быть Волшебником?

– Любое позволение означает согласие с тем, что ты такой, какой ты есть. Легко позволить себе быть слабым, несовершенным и бесконечно сложно позволить себе Силу и Величие. Но труднее всего позволить себе Волшебство.

– Почему? Чего такого есть в Волшебстве, что делает согласие с ним таким трудным?

– Истинное (настоящее) Волшебство – это позволение согласия с окружающим тебя Миром. Человек прекращает борьбу с Миром и принимает всё, что от этого Мира исходит. Подобный шаг требует много сил и очень труден. Но сделавший такой шаг становится равным Миру – он теперь Волшебник.

Уже сумерки выкатили солнце в полдень, и идущий с земли снежный грибной туман покрыл ровным слоем земляники склоны едва различимых близлежащих холмов. От комариных радуг было свежо и кувыркасто. Еще один день начинался с захода солнца на востоке.

Чудо дня! Раз!

Волшебником можно стать совершенно случайно. Даже не заметить этого. Много людей так и проживают свою жизнь, не догадываясь о том, что они волшебники. Подсказать некому, а самому додуматься – времени не хватает. Это, наверное, и к лучшему. Знали бы Вы, сколько волшебников из тех, что знают про себя, что они волшебники, завидуют обычным людям? Откуда про это знаю я? Это тайна. Но не та тайна, которую прячешь от других, а та Тайна, которая сама себя от людей охраняет. Никто из людей не знает о том, откуда берутся знания. Никто! Те же, кто случайно (а только так и можно про это узнать) об этом узнал, больше людьми не являются. Вот и весь сказ.

Можно стать волшебником из-за любви. Нет – не так! Из-за Любви! Уже лучше… Из-за ЛЮБВИ!!! Вот, – в самый раз. Любовь (я буду писать так, но Вы не забывайте, что, на самом деле, все буквы в этом слове должны быть заглавными и только так) – веская причина. Человек, ослепленный любовью, незаметно переходит невидимую границу и попадает в чудесное. А это равносильно радиоактивному облучению – передозировка ведет к необратимым последствиям. На влюбленного обрушивается столько счастья, что оно буквально смывает все на своем пути. Отчаяние влюбленного подобно бездонной пропасти. А равнодушие и апатия делают влюбленного подобным камню. Как тут заметить, что ты меняешься? Никак. И все потому, что любовь – это тоже тайна, из тех, что охраняют себя от людей сами.

Если вдуматься, то человек живет на всем готовом. Откуда-то берутся знания. Почему-то возникает любовь. Неожиданно случается что-то важное. И это ни для кого не тайна, хотя многие почему-то предпочитают делать вид, что об этом не знают.

И все-таки, присутствие волшебника, даже такого, который не знает про себя, что он волшебник, люди чувствуют. Рядом с таким человеком вдруг улучшается настроение и самочувствие, дела начинают ладиться, сам ощущаешь себя таким способным и талантливым. Невидимая волшебная радиация в умеренных дозах полезна всякому.

Будем считать вступление законченным. Всё, что я хотел сказать, я сказал. Теперь могу позволить себе написать о том, что к сказанному не имеет ни малейшего отношения. Если Вам не нравится такой поворот повествования, то милости прошу – садитесь и напишите себе сами так, как Вам нравится.

Одно новое чудо в день. Это для начала. Потом можно и два, и семнадцать, но начинать только с одного. Иначе во вкус не войдешь, не распробуешь. Лучше всего, конечно, начинать с раннего утра – вместе с просыпающимся солнцем. На рассвете много кто делает важные дела – и птицы громче поют, и звери из нор выходят, да и люди тайное творят. Заповедное время. Но если спать любите, то не беда, можно и сразу как проснетесь. Ленитесь утром? Перенесите чудо на более позднее время. Можно начинать когда угодно. Но!… Нет, об этом пока рано.

Чудо должно быть свежим и еще никогда Вам не встречавшимся. Конечно, это не означает, что такого чуда не придумал кто-то другой. Но это важно, важно, чтобы для Вас это чудо было новым. Например, так: люди летают. Не как птицы, а как люди. Незачем махать крыльями, если у тебя их нет – для полета есть другие способы. Взять хотя бы летящую походку. Человек словно не идет, а летит, едва земли касаясь. И если касаться земли чуть реже, а потом еще реже, то совсем не трудно взлететь и летать, легко и просто. Чем не чудо? Я однажды попробовал, и мне понравилось. Правда, летать предпочитаю там, где меня никто не видит. Ни к чему расстраивать тех, кто привык к другим способам передвижения. Деньги в кредит взял, у друзей занял. Купил красивый автомобиль. А тут я мимо и над пробкой пролетаю. Обидно, и главное – машину не бросишь.

На сегодня достаточно. К слову сказать, то, что Вы прочитали, было одним из свежайших чудес. Я его специально с утра пораньше приготовил. Решил, что не будет ничего плохого в том, если иногда вместо обычных слов будут появляться чудеса.