Текст книги "Пропавшие души"

Глава 11. Сьерра

– У нас авария на стройке, обрушение тяжелой техники. Кареты скорой помощи уже в пути! – доносится до нас.

– За работу, дорогая, – говорит Лора, заставляя меня улыбнуться и закатить глаза.

Мы встречаем Гранта.

– Малышки! – кричит он, сияя. К нему уже вернулся его раздражающий оптимизм. – Хорошо, что вы здесь. На строительной площадке обвалились леса, несколько рабочих ранены. Кто-то при падении, на кого-то упали леса и оборудование. У нас есть потерпевший с множественными ушибами, открытым переломом бедра и, возможно, перелом тазовой кости, и один с подозрением на травму позвоночника и защемлением нерва. Сообщалось также о мужчине с черепно-мозговой травмой, а еще… – Грант делает глубокий вдох и продолжает: – А еще в одном из строителей застряли два массивных стальных штыря.

– Что? – недоуменно переспрашиваю я.

Грант хмурится.

– Трудно сказать, выживет ли он. Насколько известно, он упал и напоролся на штыри. Пришлось их обрезать, иначе его было не госпитализировать. Другой информации пока не поступало.

– Проклятье! – вырывается у меня.

– Кто сегодня дежурит? – спрашивает Лора.

Грант указывает направо:

– Доктор Колби. Сейчас она в двенадцатой палате.

– Ты знаешь ее, Сьерра?

– Да, работала с ней две-три смены, но не могу сказать ничего определенного. Хирург-травматолог, довольно молодая, возможно, выпустилась рано. Она показалась мне амбициозной, но неприятной ее не назовешь. К тому же врач она хороший.

– Подписываюсь под каждым словом, – соглашается Грант. – От себя добавлю, что доктор Колби в «Уайтстоуне» всего год и она, скорее, одиночка.

– Поняла, – кивает Лора. Она всегда стремится лучше узнать тех, с кем работает: наблюдает, оценивает. Для меня же главное, чтобы каждый выполнял свою работу.

– Операционная готова, – сообщает Грант, когда на другом конце отделения поднимается суета.

Кто-то кричит:

– Приехали!

Мы бросаемся туда, и в этот момент все мои эмоции и боль отходят на второй план.

– Этого пациента я возьму на себя, – говорю Лоре, натягивая перчатки.

– Я помогу. – Сьюзи, медсестра, с которой мы познакомились несколько дней назад, встает рядом.

– Тогда мы с Грантом займемся следующим! – перекрикивает нарастающий шум Лора.

Воздух дрожит, как перед грозой, заряженный адреналином, тревогой и страхом. Нервы покалывает.

– Мужчина около пятидесяти лет, упал с лесов, получил сильный удар о землю. Он без сознания, реакция на внешние раздражители отсутствует, но пульс ровный, дыхание не затруднено. – Парамедик вводит нас в курс дела, помогая перенести вакуумный матрас. Я пытаюсь оценить ситуацию. – На затылке пострадавшего рваная рана, не слишком большая, но кровотечение сильное.

– Что-нибудь еще? – спрашиваю, пока Сьюзи проверяет жизненные показатели.

– Признаки нарушения фиксации взгляда. Кроме того, он упал спиной на край бордюра.

Тихо чертыхаюсь. Возможно, позвоночник сильно поврежден. Ударяю резиновым молоточком по сухожилию над коленной чашечкой, проверяя рефлексы. Колено должно подскочить или хотя бы дернуться, но ничего не происходит. Проверяю рефлекс подколенного сухожилия, который тоже не срабатывает. Проклятье! Ощупываю лодыжку, ногу и бедро. Мышечный тонус снижен. Поднимаю взгляд и замечаю, что у мужчины мокрые брюки. Осторожно расстегиваю молнию, чтобы подтвердить свои подозрения. Проклятье, так и есть. Приапизм и, ко всему прочему, опорожнение мочевого пузыря, а значит, нервы позвоночника были задеты и наверняка повреждены. Это может привести к параличу нижних конечностей.

– Сьюзи, нужен этилэфрин. Быстро. – Говорю, какое количество ввести, и приказываю следить за давлением пациента. Зову на помощь медбрата – кажется, его зовут Хендрик: вдвоем с Сьюзи нам не справиться.

При длительной эрекции надо действовать быстро, и этилэфрин сейчас – лучшее средство. После я займусь другими травмами. Главное правило: treat first what kills first. Сначала лечи то, что убивает первым. Кроме травмы позвоночника, у мужчины могут быть внутреннее кровотечение и черепно-мозговая травма.

– Для начала проведем фокусированное ультразвуковое исследование сосудов и выясним, есть ли внутреннее кровотечение. Потом сделаем КТ, нужно проверить голову и позвоночник. Также необходимы общий анализ крови и пульсоксиметрия. А пока стабилизируйте позвоночник.

Мы как можно скорее должны понять, есть ли у пострадавшего опасные для жизни травмы.

– Поняла, – отзывается Сьюзи, и они с Хендриком приступают к работе.

Я собираюсь помочь Лоре и Гранту, но внезапно у моего пациента начинаются судороги.

– Нам нужно его стабилизировать! – кричит Хендрик, и они со Сьюзи спешат оказать ему помощь, чтобы он не откусил язык или как-то еще не ранил себя. Я не нахожу объяснений тому, что происходит, но вдруг в голове словно что-то щелкает. Травма головного мозга может привести к судорожным припадкам.

Проверяю реакцию зрачков и дыхание и жду: бывает, что судороги прекращаются сами по себе, но после бесконечных пяти минут наступает время действовать.

– Вводите лоразепам.

Сьюзи делает инъекцию, и, к счастью, приступ немедленно проходит. Какое облегчение…

– Хорошо, – говорю я, тяжело дыша. – Немедленно на КТ! Нужно исключить внутримозговое, суб– и эпидуральное кровоизлияния. – Надеюсь, ничего из этого у пациента нет. Скорее всего, он останется парализован. Впрочем, рано делать прогнозы, сначала надо провести КТ и сделать анализы. Если при повреждении спинномозговых нервов улучшение не наступает в течение следующих сорока восьми часов, на полное выздоровление не приходится рассчитывать.

Тяжело сглатываю и позволяю себе подумать о Митче, всего секунду. Когда мы работали вместе, он раздражал, отпускал глупые шуточки, отвлекал, но и следил, чтобы я отдыхала. Как бы странно ни звучало, но он помогал мне. Дарил оптимизм. Мне его не хватает. Очень.

– Сьерра! – кричит Лора, и я бросаюсь к ней. – Нужна твоя помощь.

Увидев ее пациента, понимаю почему.

Проклятье!

– Он только что поступил. Его состояние было стабильным, а кровотечение – слабым, но потом… – Голос Лоры дрожит. Она зажимает руками рану, из которой хлещет кровь. Судя по всему, задета брюшная артерия.

Грант – рядом с Лорой, помогает остановить кровотечение. Пациент на искусственном дыхании, и у него изо рта начала идти кровь. Монитор ЭКГ пищит, и я, опустившись на носилки, делаю массаж сердца. Нельзя сдаваться, пока есть шанс. Но понимаю, что это все. Кончено. В его брюшной полости много крови, и разрыв так быстро не закрыть. Он истечет кровью еще до того, как окажется в операционной. Нужно что-то сделать с этой чертовой фибрилляцией желудочков. Соскользнув с носилок, хватаю дефибриллятор и собираюсь крикнуть, чтобы все отошли, когда тревожный писк раздается снова и ЭКГ показывает нулевую линию.

Черт, черт, черт!

Если не остановка сердца, то кровопотеря и глубокая рана в животе его убьют.

– Видимо, что-то повредило брюшную аорту, и во время транспортировки она разорвалась, – говорит Грант сквозь зубы.

– Ну давай! – снова и снова повторяет Лора, непреклонно и решительно. Но сплошная линия на мониторе ЭКГ не меняется. Кровь продолжает вытекать из раны пульсирующими толчками.

К нам спешит доктор Колби. Она осматривает пациента и констатирует его смерть. Я объявляю время смерти, чувствуя, как внутри у меня все сжимается, и делаю шаг назад. Грант тоже отходит от носилок. Но Лора остается на месте. Она прижимает ладони к ране, меняет салфетки, в которых больше нет смысла.

Грант что-то говорит, но Лора лишь качает головой. Я уверенным движением отодвигаю его в сторону, обхватываю руками ее лицо, забрызганное кровью, и заставляю посмотреть на себя.

– Лора, – говорю настойчиво и тихо добавляю: – Отпусти его.

Она поднимает на меня глаза. По ее щекам стекают слезы. Как больно видеть ее такой! После смерти Рии она тяжело переживает смерть пациентов. Так было и раньше, но тот случай сильно повлиял на нее.

– Он не выкарабкался бы, – дрожащим голосом продолжаю я. – Ты не виновата, слышишь? Ты ничего не могла сделать.

– Доктор Харрис, проводите доктора Коллинз в уборную и возвращайтесь.

– Хорошо, – отвечаю я и киваю Лоре. – Пойдем.

Ее руки – ладони, предплечья – красные от крови. Весь ее халат красный, не осталось и клочка белой ткани. Даже туника насквозь промокла.

Приобняв Лору за талию, осторожно вывожу ее из отделения неотложки. Оказавшись в туалете, она лихорадочно моет руки, а потом опирается о край раковины и низко опускает голову. До сих пор я не проронила ни слова, чтобы дать ей время собраться с силами. Я выхожу и, вернувшись через несколько минут, молча протягиваю Лоре чистую тунику.

– Спасибо, – бормочет она, переодеваясь. Смотрит на себя в зеркало и тяжело вдыхает. – Все в порядке. Я просто… просто…

– Можешь ничего не объяснять, – говорю я, и это не пустые слова. – Это ничего не даст. Тебе нужно время, чтобы прийти в себя. Вот и все. В этом нет ничего странного. – Пожимаю плечами. Несколько месяцев назад, когда я только начала работать в «Уайтстоуне», то думала: хорошо бы другие интерны показали свои слабые стороны. Так у меня было бы больше шансов стать лучшей. Но теперь все иначе.

Я не стала менее амбициозной, но мои приоритеты поменялись. Да, я хочу быть первой, хочу быть идеальный. Но не в такие минуты, как сейчас. Есть вещи поважнее.

Благодаря только профессиональным навыкам хорошим врачом не стать. И уж тем более – если эгоистично ставить свои интересы выше всего.

Неожиданно я думаю о маме и с трудом сдерживаю ругательство, когда понимаю, что похожа на нее – пусть и не выбрала профессию, которую она пыталась мне навязать. Амбициозная, ограниченная, эгоистичная и невежественная. Я не хочу быть такой.

Не хочу походить на мать.

Амбиции – да, но не любой ценой. Или этот путь заведет меня в никуда. Эгоизм – да, но не когда он вредит тем, кто мне дорог.

Лора научила меня этому, сама того не подозревая. Лора, взрыв, моя работа. Горечь и боль. Но думаю, что боль лучше равнодушия. Боль может излечить.

Мне надо переосмыслить свои приоритеты, цели и желания, но на это требуется время.

– Пора возвращаться, – наконец говорит Лора и улыбается.

– Да, пора.

Глава 12. Митч

«Какого хрена ты творишь? Смотри, вот приеду в Финикс и отметелю тебя хорошенько!»

Прочитав сообщение сестры, смеюсь во весь голос. Мария старшая после меня, но ей всего восемнадцать, и она такая миниатюрная, что я с легкостью удержу ее одной рукой. К тому же Мария и мухи бы не обидела.

«Можешь попробовать, пекена[3]3
  Pequeña (исп.) – маленькая, малышка (также – ласковое обращение).


[Закрыть]. Я буду ждать».

Ответ приходит немедленно.

«Кретин! Ты прекрасно знаешь, я не могу уехать. Я отметелю тебя, когда вернешься домой. Мама с папой чуть не поседели и много плакали. Я тоже. Пожалуйста, позаботься о себе. Claro? Te quiero, tonto».

Я тоже вас люблю.

Вздохнув, откладываю телефон и досматриваю выпуск дневных новостей, а потом выключаю телевизор, который уже несколько часов работал на заднем фоне. Мне трудно читать – не могу сосредоточиться, но по телевизору смотреть нечего. Я устал лежать, но много ходить мне нельзя, чтобы кожа не лопнула. Поэтому приходится ограничиваться прогулками до туалета и обратно. Признаться, большего мне и не надо, потому что, несмотря на лекарства, боль адская.

И сон облегчения не приносит. Обычно мне снится, как я падаю в черную дыру. После таких кошмаров я просыпаюсь в поту. Иногда снится, как мы перекладываем пациента на каталку, открываем кислородный баллон и садимся в лифт. Потом – бам! – и темнота. Ничего не вижу. Не чувствую. Ничего.

Раздается стук в дверь. Я удивленно поднимаю глаза, потому что никого не жду, и говорю:

– Войдите!

Когда Лора заглядывает в палату и широко улыбается, мое лицо невольно расплывается в улыбке. Она заходит, подгоняемая Грантом, который, оказавшись внутри, разводит руки в стороны.

– Я пришел! – объявляет он, принимая вид божества, жаждущего поклонения. Лора упирается руками в бедра и сердито смотрит на него. Они оба в защитных комбинезонах, из-за чего эта сценка кажется еще более странной.

– Это еще что такое?

– Прощу прощения? – Грант выглядит растерянным.

– Это вопрос?

– Нет?

Грант понятия не имеет, что сделал не так. Я смеюсь. Черт, только сейчас понимаю, как сильно скучал по нашей команде.

– Что вы здесь делаете?

Прищурившись, Лора окидывает Гранта наигранно мрачным взглядом, а потом подходит ко мне и с улыбкой треплет по волосам:

– А ты как думаешь? Мы пришли тебя навестить.

– Да, мы сдали смену и теперь не знаем, чем заняться, – добавляет Грант, подмигивая.

– Остальные передают тебе привет, – говорит Лора, опускаясь на стул, на котором утром сидела Сьерра. Я улыбаюсь. Жаль, что Сьерра не пришла. Но тогда могло показаться, что она за меня волнуется. Или того хуже – заботится.

– Почему ты так странно усмехаешься? Вызвать тебе врача?

– Грант! – возмущается Лора, и я показываю ему средний палец.

– Ребятки, я работаю здесь дольше вас. Проявите немного уважения!

Переглянувшись, мы с Лорой понимаем, что Грант говорит серьезно, и хохочем. Я так трясусь от смеха, что становится больно. Ощущаю, как повязки трутся о чувствительную кожу, и морщусь.

– Наглости вам не занимать. Ничего-ничего. Вот придете ко мне за помощью…

– О, да ладно тебе, – говорит Лора. – Ты знаешь, я тебя очень люблю, но если будешь продолжать в том же духе, можешь забыть про кофе. – Она подмигивает, и Грант поджимает губы, понимая, что не проживет без ее шедеврального фраппучино. Лора поворачивается ко мне и спрашивает:

– Как ты себя чувствуешь? Боль сильная?

– Не особо. Я на обезболивающих, и обо мне прекрасно заботятся. Операция прошла хорошо, осложнений не было, и, если повезет, не придется проводить операцию по удалению рубцовой ткани. Но это в любом случае лишь эстетическая проблема. Так что скрестите за меня пальцы.

– Звучит очень неплохо, – говорит Грант. – Кто твой лечащий врач?

– Доктор Томас, – отвечаю я, и Грант задумчиво кивает.

– Говорят, он настоящий профессионал, пусть Софи и убегает, едва услышав его имя.

– Почему? – удивляется Лора.

– Не знаю. Кажется, между ними что-то было.

– Ты – и не знаешь? – Лора смеется. – Ну если уж тебе не известно, то и никому. Даже им самим.

– Это еще как понимать?!

– А ведь Лора права, – подтверждаю я, одними губами произнося «прости».

– Может, и так, – неохотно признает Грант, опираясь о кровать. – Мне нравится быть в курсе.

– Ты сплетник. – подмигивает Лора. – Но совершенно замечательный!

Сузив глаза, Грант, как мальчишка, показывает Лоре язык, но ему мешает маска. Лора отводит свою маску в сторону и быстро показывает язык в ответ.

Качаю головой, наблюдая за ними.

– Это что, вариация на тему «я покажу тебе свою штуку, если ты покажешь мне свою»? В следующий раз предупредите заранее, чтобы я подготовился.

– Если ты все еще можешь шутить, волноваться не о чем. Пойдем, Лора. Митч в полном порядке.

– Не говори чепухи. Значит, лекарства помогают, ты идешь на поправку и чувствуешь себя неплохо. Это… большое облегчение.

– Неужели вы так волновались? – спрашиваю я, на что Грант мгновенно отвечает: «Нет!», а Лора – «Да!».

– В любом случае очень рад вашему визиту.

– К слову о визитах… – Грант бросает взгляд на часы и морщится. – К сожалению, мне пора бежать. Дела, дела.

– Свидание? – интересуюсь, поигрывая бровями.

– Эх, если бы. Семейный ужин. У моей сестры день рождения.

– Да, точно. Ты упоминал об этом. Желаю хорошо повеселиться! – Лора поднимает вверх большие пальцы.

– Весельем эти мероприятия не отличаются, – ворчит Грант, взмахнув на прощание рукой. – Приятного вечера, Лора, а ты, малыш, держи ухо востро.

Когда за ним захлопывается дверь, атмосфера меняется. Он словно унес с собой беззаботное веселье, оставив нам гнетущее, мрачное чувство.

– Выглядишь усталой.

Когда мы с Лорой остаемся одни, я присматриваюсь и замечаю ее покрасневшие глаза, морщинки на лбу и синяки под глазами из-за недосыпания. Кажется, она плакала.

– Я и правда устала. Сегодня мы с Сьеррой дежурили в неотложке. Одно дело работать в стационаре или операционной и совсем другое – в неотложной помощи. Каждый раз, когда думаю, что повидала в этой жизни все, что-то случается. – Фыркнув, Лора нервно потирает лоб. – Но кому я это говорю…

Откидываюсь на подушки, думая над ее словами.

– Странно, что я скучаю по работе? И одновременно боюсь возвращаться? – нахмурившись, признаюсь я.

– Нет. Совсем не странно. Всем, кто там оказался, пришлось нелегко. Если бы Нэш не был прикован к больничной койке, я бы уговорила его поехать к Фэй и пропустить по стаканчику.

– Ясно. Сегодня один из таких дней, – бормочу я.

– Да. Один из таких. – Лора замолкает и, поколебавшись, говорит: – Сьерра передавала тебе привет.

От удивления я чуть не давлюсь слюной:

– Что?

– Да, она не смогла прийти, поэтому попросила передать тебе привет. – Лора вздергивает подбородок, и я понимаю, что она лжет.

– Эх, Лора Коллинз. Ты совсем не умеешь врать. Сьерра предпочла бы сгореть заживо, чем передать мне привет, – уверенно заявляю я, и по ее реакции понимаю, что попал в яблочко.

– Это слишком драматично, даже для Сьерры. Но да, ты прав, – признает она, скрещивая руки на груди.

– Ничего страшного. Она меня уже навещала.

Лора округляет глаза, удивленно приоткрывает рот и резко подается вперед.

– Откуда ты знаешь… – Она резко замолкает, прочищает горло и совсем другим тоном продолжает: – Понятия не имею, о чем ты.

Со смехом качаю головой:

– Я вовсе не пытался тебя подловить. Я проснулся от звонка телефона и увидел Сьерру. Ей пришлось поговорить с моей мамой.

– Митч! Почему ты притворился, что спишь? Это слишком даже для тебя!

– А что мне было делать? Открыть глаза с криком: «Бу!»? Или сказать: «Доброе утро, дорогая. Что, спишь? В следующий раз ложись рядом».

– Господи, какой кошмар, – улыбается Лора.

– Сьерра явно не хотела, чтобы я узнал, что она меня навещала. Я решил с уважением отнестись к ее желанию. Да и потом, забавно, что ей пришлось поговорить с моей мамой.

– Что ж… по крайней мере, теперь мне можно не бояться сболтнуть лишнего. Честно говоря, дела у Сьерры так себе. Ее мучают кошмары, и этот взрыв… Черт. Я все-таки проговорилась. – Лора со стоном закрывает лицо рукой.

– Кошмары? Почему? Она что, была там? – спрашиваю, мысленно моля: «Пожалуйста, Лора, скажи, что это не так». Не хочу, чтобы при взгляде на меня Сьерра вспоминала тот день.

Лора, прикусив губу, ерзает на стуле, а потом смотрит мне в глаза и, глубоко вздохнув, отвечает:

– Мы были первыми на месте происшествия.

– Сьерра, она… – Только не это…

– Да. Позаботившись о Йене и Лише, мы вернулись. Я занялась Нэшем, а Сьерра… пробралась к тебе, – едва слышно говорит Лора, и мое сердце начинает биться так сильно, словно вот-вот выскочит из груди. У меня перехватывает дыхание, и я пытаюсь осмыслить услышанное.

– Поэтому ей снятся кошмары? – Мне с трудом удается задать этот вопрос. Неужели ей снятся кошмары из-за меня?

– Митч…

– Скажи все как есть, – резко требую я.

– Да… Думаю поэтому. – Лора тянется ко мне, но, передумав, опускает руку обратно на колено. – Тебе лучше поговорить с ней.

У меня звенит в ушах. Сьерра была на месте взрыва. Я надеялся, что она находилась в неотложке или уже поднялась наверх. Но она была со мной. Проклятье!

Глава 13. Сьерра

Дым струится под ногами, поднимаясь все выше, забивает нос, заставляя закашляться. Я почти ничего не вижу. Трудно дышать. Впереди лежат Лиша, Джордж и Митч, до которых не получается добраться. Повсюду огонь, жар, кровь, море крови… Металлический запах ударяет в ноздри.

– Почему ты не помогла сначала мне? – доносится до меня голос Лиши.

– Почему ты не помогла мне? Теперь я мертв! – говорит Джордж.

– Чего ты так долго возилась? Нельзя было быстрее? – спрашивает Митч.

Их голоса звучат все громче, и я, всхлипнув, зажимаю уши, но голоса не стихают…

С криком сажусь на кровати. Я мокрая от пота и тяжело дышу. Снова кошмар. Последний месяц страшные сны мучают меня почти каждую ночь. Месяц… Неужели после взрыва прошло столько времени? Кажется, это было вчера…

Как и поминальная служба по Джорджу. Я отправилась туда с Лорой, дошла до дверей часовни – и попятилась. Я задыхалась. Казалось, меня сейчас вырвет. Я не смогла войти внутрь. Лора не стала задавать вопросов. Лишь слабо улыбнулась и сказала: «Все хорошо, Сьерра».

Дверь в мою комнату распахивается, и на пороге появляется заспанная мама, одетая в когда-то красивую ночную рубашку.

– Чего ты раскричалась? Я думала, к нам вломились грабители. – Она перекидывает через плечо светлые волосы, которые совсем не похожи на мои густые темные кудри. – Разве тебе не пора на работу? И почему на кухне не прибрано? Ты же знаешь, я терпеть не могу беспорядок!

– Убирайся, – говорю я, мое терпение закончилось. Хватит. Я больше не могу.

– Что?

– Убирайся! Вон из моей комнаты! – кричу я и едва сдерживаюсь, чтобы не добавить: «Убирайся из моей жизни!»

От удивления мама теряет дар речи.

– Что же это… я… неблагодарная девчонка! – возмущается она и исчезает за дверью.

Мне холодно, но термометр показывает, что нет причин мерзнуть.

Дрожа, беру с прикроватной тумбочки телефон. Половина шестого. Пора подниматься и готовиться к смене, но затекшие руки и ноги отказываются повиноваться.

Заставляю себя встать с постели. Не хочу опаздывать. Кроме того, перед работой планирую ненадолго заглянуть к Митчу, как делаю последние несколько дней. Его перевели из отделения интенсивной терапии, теперь он в другой палате, тоже одиночной, потому что ему требуется определенная температура, особая вентиляция и специальный матрас. В отделении комбустиологии меня уже знают, и медперсонал рассказывает о самочувствии Митча. Каждый раз, когда он засыпает, я пробираюсь в палату, чтобы посмотреть на него.

Понятия не имею, как это началось, но когда я с Митчем, когда вижу, что он идет на поправку, мне становится лучше.

Я делаю это ради себя, а не Митча. Я большая эгоистка.

– Ради себя, а не Митча, – повторяю шепотом и направляюсь в ванную, чтобы привести себя в порядок.

Перед тем как уйти, заглядываю на кухню и беру яблоко, оставив беспорядок нетронутым. Мы с Мэйси больше не разговаривали о переезде, но она прислала мне множество вариантов. Она серьезно отнеслась к поискам, но я игнорировала ее сообщения. Хотя после того, что произошло утром, я поняла, что сойду с ума, если не уеду от мамы. Хочу этого или нет, нужно выкроить время на поиски квартиры. Под лежачий камень вода не течет.

Сегодня четверг. Уже октябрь и погода стоит прекрасная: приятная по здешним меркам температура – не такая жара, от которой хочется лечь на кафельный пол и не двигаться. Хотя, в отличие от Лоры, жару я люблю. Может, покататься на квадроциклах или заняться в свободное время чем-нибудь…

Смеюсь.

Какое еще свободное время?

Но когда-нибудь я возьму передышку. Определенно…

Со вздохом смотрю на светлый фасад больницы, на установленные на нем огромные буквы.

Иногда светло-коричневая надпись «Больница Уайтстоун» кажется золотистой, иногда – красной, в зависимости от света. Ниже указан год, в который Алистер Уайтстоун основал больницу. Она по-прежнему принадлежит Уайтстоунам, сейчас ей управляет Грэм Уайтстоун. Начальник всех начальников. Понятия не имею, что он собой представляет, его можно увидеть на страницах газет, но не в реальной жизни.

Я готовлюсь к смене в неотложке, после которой завтра вернусь в стационар. Затем иду проведать Митча. Господи, боже, если бы он знал, сколько раз я к нему приходила, подумал бы, что я по нему с ума схожу.

В некоторых отделениях уже оживленная суета: друзья и члены семей приходят навестить близких, медсестры и медбратья следят, чтобы все работало без сбоев, врачи переходят из одной палаты в другую.

В отделении комбустиологии встречаю Кайю. Последние несколько недель я вижусь с ней почти так же часто, как с Грантом.

– Доброе утро, Сьерра, – щебечет она и, сияя улыбкой, протягивает мне коробку конфет. – Будешь? Вчера я побывала в шоколадной лавке. Никогда не пробовала шоколада вкуснее!

– И тебе не жалко делиться?

– Хм-м-м… Теперь, когда ты об этом спросила… – Кайя сужает глаза и медленно отводит коробку в сторону.

– Ешь на здоровье. Попробую как-нибудь в другой раз. – Машу рукой и прохожу мимо. Я знаю дорогу, и мне давно не нужно отмечаться в списке посетителей. Когда я попросила Кайю и остальной медперсонал не рассказывать никому о моих посещениях, они не стали задавать вопросов, хотя и было ясно, что им хочется узнать почему. Если жалюзи в палате Митча закрыты, я разворачиваюсь и ухожу, но такое бывало всего раз пять. Если жалюзи открыты, я заглядываю внутрь, чтобы проверить, спит ли Митч. И удостовериться, что с ним все хорошо. Когда мне не удается зайти в палату, я общаюсь с медперсоналом. С доктором Томасом я больше не встречалась, чему очень рада.

Прижавшись к стене, как преступница, наклоняюсь, чтобы заглянуть в окно. Спит ли Митч? Или…

Что? Я встаю перед стеклом и смотрю внутрь. В палате никого нет. Кровать заправлена. На столе прибрано.

Неужели Митча выписали?

Вхожу в аккуратную палату, которая без Митча кажется совсем другой. Чужой и холодной.

Он уехал домой? На сколько его отстранили от работы? Почему Кайя ничего не сказала? Вопросы возникают один за другим.

Сжимаю кулаки. И чего я переполошилась? Это не имеет значения. Рано или поздно Митч вернется в больницу и будет раздражать меня, как раньше. Неважно, случится это завтра, через неделю или две. Митча выписали, это хороший знак. Можно успокоиться.

Тяжело вздохнув, оглядываю комнату и собираюсь уйти, когда слышу тихий щелчок. Останавливаюсь и прислушиваюсь. До меня доносится громыхание. Или стук?

Мне кажется или звук доносится из уборной?

Через секунду Вселенная отвечает на мой вопрос: дверь ванной комнаты распахивается, и я оказываюсь лицом к лицу с человеком, которого успешно избегала последние несколько недель – хотя и навещала множество раз.

Митч.

Он стоит, прислонившись к дверному косяку. На нем одежда, в которой он пришел в больницу в день взрыва: узкие выцветшие джинсы и темно-красная футболка, из-под нее выглядывает ткань телесного цвета – скорее всего, на Митче компрессионная рубашка. Не представляю, в каком состоянии его ожоги, но когда думаю, как он выглядел после взрыва…

Заглядываю ему в лицо. Он кажется бледным, немного усталым, но не больным. Его волосы торчат во все стороны и спадают на лоб, доходя до преступно длинных черных ресниц и темно-карих глаз.

Вместо того чтобы что-то сказать или сделать, я стою и смотрю на Митча, не веря своим глазам. Он здесь, передо мной, а не лежит на больничной койке.

Теперь придется объяснять, что я тут делаю. Но я испытываю облегчение.

– Митч, – шепчу, удерживая его взгляд и гадая, что он думает и чувствует.

Митч делает нерешительный шаг, потом еще один и еще, пока не оказывается передо мной. Мне приходится запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

Его губы растягиваются в слабой улыбке, и на мгновение у меня перехватывает дыхание. Я и забыла, как раздражающе он красив, когда улыбается.

– Сьерра, – зовет он меня по имени. Не «дорогая». Его перекатывающееся «р» напоминает кошачье мурлыканье.

«Он редко называет меня Серрой», – проносится у меня в голове.

– Похоже, я ошиблась палатой, – бормочу смущенно, заставляя его рассмеяться.

– Не только палатой, но и корпусом. Удивительно, правда?

– Ты просто…

– Кретин? – заканчивает он, и я тяжело сглатываю. – Да, знаю.

Его голос звучит хрипло, выражение лица становится серьезным, взгляд скользит по моему лицу, задавая вопрос. Пытаясь найти ответ.

Если сейчас не уйду, Митч поймет, какие чувства во мне вызывает. Тогда я больше не смогу лгать, отчитывать его, вести себя дерзко. Придется быть с ним честной, что хуже всего.

– Мне пора.

Я колебалась всего несколько секунд, но важен сам факт: я колебалась. Что происходит? Что со мной не так?

Собираюсь уйти, но не успеваю сделать и шага, как Митч хватает меня за руку и разворачивает к себе. Я едва не врезаюсь ему в грудь. Свободной рукой хватаюсь за его футболку, и мой нос оказывается в опасной близости от его подбородка. Если немного запрокинуть голову, то…

– Что ты творишь? – спрашиваю я не так возмущенно, как следовало бы. Митч не отвечает, и это только усугубляет ситуацию.

Отпустив его, подаюсь назад, чтобы немного увеличить расстояние между нами – в надежде, что перестану ощущать его тепло, чувствовать исходящий от него свежий, горьковатый запах.

Господи, до чего я наивна.

Хватка на моей руке ослабевает, и я жду, когда Митч отпустит меня, но не двигаюсь с места даже после этого. Он нерешительно проводит кончиками пальцев по моему плечу, а потом уверенным движением притягивает к себе. Я громко вздыхаю от удивления, прижимаясь щекой к его груди и чувствуя, что он положил подбородок мне на голову. Впиваюсь пальцами в его футболку.

Желание закрыть глаза и наслаждаться происходящим пугает меня до чертиков.

Митч обнимает меня. Несмотря на ожоги…

– Нет! – испуганно выдыхаю и пытаюсь отстраниться, чтобы не навредить ему. – Отпусти меня! Я не хочу причинить тебе боль! Ты после операции, у тебя обширные ожоги, а шрамы еще свежие.

Митч обнимает меня крепче и тихо смеется:

– Я подумал, ты не хочешь со мной обниматься. Но видимо, дело в другом.

– Что ты несешь? – бормочу я, напрягшись.

– Не волнуйся, ты справа, а не слева.

– Митч.

– Еще минуточку, – бормочет он и проводит рукой по ткани моей туники, по ребрам, лопатке, предплечью. Чувствую, как от его прикосновений по коже пробегает мелкая дрожь. – Спасибо, – внезапно говорит он, и я заставляю себя расслабиться.

– За то, что я тебя еще не прикончила?

– И за это тоже, – отзывается Митч.

Горло сжимается, сердце бьется быстрее, словно хочет сбежать. От чего?

– Но прежде всего за то, что нашла меня.