Текст книги "История ислама. Т. 3, 4. С основания до новейших времен"

Во всяком случае, обширные их завоевания в ближайшие 20 лет заставляют предположить у них весьма значительные военные силы, и масса турок, которую мы встречаем вскоре затем в Азербайджане, в Месопотамии и в Малой Азии, оправдывает, даже если допустить необычайно быстрое размножение, высказанное нами еще раньше мнение, что тут мы имеем дело уже с настоящим переселением народов. Сделаем вкратце перечень всем удачам и победам двух братьев, которым столь сильно благоприятствовали обстоятельства. Уже в 433 (1041) г. у Зиярида Ануширвана, повелителя Джурджана и Табаристана, была отнята ими часть его владений, и сам он, для сохранения остатка своих земель, вынужден признать над собой сюзеренство Тогриль-бека, между тем как одновременно Чакыр-бек овладел городом и округом Балха. В 437 (1045) г. оба брата вместе отняли у незаконного владетеля Хорезм, и Тогриль осадил еще в том же году Рей, откуда он и его брат Ибрахим Яннал проникли далее в Хамадан и Исфахан. Последние Бунды, для дейлемитов, для которых теперь, по отношению к туркам, речь шла уже чисто о существовании, дрались храбро; в 439 (1047) г. был заключен мирный договор с властителем Бирмана под условием признания им сюзеренства сельджуков, и только в начале 443 (1051) г. после храброй защиты, наконец вынужденный к тому голодом, сдался и Исфахан.

В названных областях действовали исключительно Тогриль и Яннал, а Чакыр-бек остался в Хорасане, в завоевании которого и укреплении в нем; ему помогал сын его Альп Арслан. Оба они выполнили свою задачу более миролюбиво и согласно, чем два брата Чакыра на западе. Ибрахим Яннал, который предшествовал всюду Тогриль-беку, пробивая ему путь, предпринял уже в 440 (1048) г. победный набег в византийскую Армению. Опьяненный своею удачею, он стал прямо сопротивляться брату, когда последний хотел было взять себе некоторые части занятой его войсками Мидии. Дело дошло до открытого боя, в котором Ибрахим был разбит (441 = 1049/50 г.) и должен был сдаться, после чего между братьями произошло официальное примирение. Но эти события были все же дурным предзнаменованием для дальнейшего развития отношений между различными членами этой семьи, мир и согласие которых могли бы одни надолго упрочить сделанные завоевания. Затем, в течение ближайших годов, сражались большей частью в Фарсе и Хузистане, где Буид, багдадский эмир аль-умара Хосрау Фируз, прозванный аль-Мелик ар-Рахим («сострадательный король»), защищался с величайшим упорством и, много раз изгнанный, возвращался до 447 (1055) г. все с новыми силами. Тогриль-бек, которому это наконец надоело, решил иным образом окончить дело. В 446 (1054) г. он отправился в Азербайджан, подчинил себе местных мелких князей, проник глубоко в византийскую область и, обезопасив себе таким образом фланг, в 447 (1055) г. направился прямо на Багдад, чтобы отнять у Мелика Рахима главную его опору, после падения которой Хузистан и Персия, конечно, не могли бы уже продержаться. Благоприятствующим обстоятельством для достижения его цели явилось следующее: вражда, существовавшая между министром халифа Кайма и предводителем войск Мелика Рахима аль-Басасирием, постоянные распри суннитов с шиитами в Багдаде и, наконец, нескончаемые набеги арабских бедуинских князей Ирака, доходившие чуть ли не до самых ворот столицы, для отпора которых ежеминутно требовались имевшиеся в распоряжении Басасирия военные силы.

На халифа падает подозрение, что он сам призвал правоверного турецкого султана, чтобы, по крайней мере, избавиться от еретика Бунда; верно это подозрение или нет, но нам уже известно, что в указанном году Тогриль-бек действительно положил конец царствованию Мелик-Рахима. Сам Мелик был вскоре, вопреки данному ему обещанию, лишен свободы и так и умер в 450 (1058) г. в плену. Еще за десять лет до того, в 440 (1048) г. умер государь Кирмана и после смерти его принадлежавшие ему области были, само собой разумеется, тоже захвачены сельджуками. После того несколько младших членов из дома Бундов снова пытаются играть роль, что им, однако, не удается. Последний из них, о котором сохранились сведения, некий Кей-Хосрау жил в 487 (1094) г. в небольшом персидском местечке, которое султаны отдали ему в собственность. Таким образом угасла династия Бундов, искупив в некотором роде значительные свои ошибки и недостатки храбрым сопротивлением против восставшего на нее с разных сторон враждебного превосходства сил.

От сельджуков, принявших наследство Бундов без предшествующего исторического опыта, нельзя было и ожидать, чтобы судьба дейлемитских их противников послужила им уроком. Напротив того, они сразу устроили семейные свои отношения по образцу Бундов: в то время когда в конце 448 и в начале 449 (1056) г. Тогриль-бек подчинил себе Месопотамию, особенно Мосул, и частию сам, частик) через своих военачальников дал необходимую для них встрепку арабским мелким князьям и Басасирию, искавшему у них убежища, Ибрахиму Янналу показалось, что его снова обошли. Передают, будто бы измаильтянское влияние и тайные послы Басасирия много способствовали усилению его недовольства Тогриль-беком и подкрепили его в его мечте о возможности вступить ему самому на султанский престол. Так или иначе, но он внезапно, со своими приверженцами, в 450 (1058) г., в то время, когда еще шла битва в Месопотамии, бросил без позволения брата войско его и отправился в Мидию, где находились лично ему преданные военные отряды, и вместе с этим переманил к себе также и большую часть войска Тогриля.

В опустошенном и разграбленном уже десятками лет Ираке не оставалось теперь ничего для поживы солдат, к тому же сражения с бедуинами оказывались утомительны и трудны, поэтому, когда прошел слух, что Яннал обещал прекратить войну в Иракской области, тысячи и тысячи солдат примкнули к нему. Положение дел было весьма критическое: Яннал располагал теперь неизмеримо большими военными силами, чем Тогриль, и отрезывал еще этого последнего в его и без того довольно затруднительной позиции среди арабов от восточных провинций. Но у Тогриля не было недостатка в энергии и решительности: моментально бросив Ирак и предоставив его на усмотрение халифу, арабам и Басасирию, он, с оставшимся у него небольшим количеством войска, прошел быстрым фланговым маршем мимо Яннала, прямо в Рей, а оттуда спешно послал за подкреплением в Хорасан. Хотя там Чакыр-бек и лежал как раз на смертном одре (451 = 1059 г.), но сын его Альп Арслан («храбрый лев») имел такие же правильные понятия о вещах, как и отец, и стоял за мир и согласие в семье. Он тотчас же поспешил с братьями своими Кавурдом и Якутием на помощь к Тогрилю, и Яннал, который неизвестно почему промедлил и, наконец, только теперь двинулся на Рей, был разбит и взят в плен. Тогриль присудил неисправимого Яннала к задушению тетивой от собственного его лука. Но близкое будущее должно было показать, как мало этот пример принес пользы в будущем.

С гибелью Яннала кончилась и власть Басасирия в Багдаде; этот беспокойный человек, после годового пребывания в столице, был вынужден снова убраться оттуда. Когда его покинула удача, одновременно с этим его бросили также и предводители бедуинов, которые до тех пор держали его сторону. Теперь же они считали более выгодным для себя войти в соглашение с сельджуками. Басасирий был убит в последней отчаянной битве с преследовавшим его отрядом войска султана при Куфе в конце 451 г. (начало 1060) г. Тогриль удовольствовался этой развязкой и последовавшим затем, более или менее добровольным, подчинением арабских князей южной части Ирака и до конца жизни не делал уже дальнейших попыток увеличить свои владения. Даже Укейлиды Мосула, воспользовавшиеся восстанием Яннала для того, чтобы снова приобрести независимость, точно так же, как и курдские Мерваниды в Дияр-Бекре, и платившие дань с 422 (1031) г. византийцам[59]59
  См. более подробно у Герцберга «История византийцев» (№ 59, этого сборника с. 224). Самый город имел, конечно, византийский гарнизон.


[Закрыть] и Бену-Нумейр около Эдессы, все остались, в сущности, нетронутыми и в покое[60]60
  Византийцы упоминают о неудачном нападении сельджуков на Эдессу в 1060 (452) г., о котором восточные историки не говорят нигде ни слова. Нужно полагать, что это был лишь незначительный набег, не имевший ровно никаких последствий.


[Закрыть]. О причинах столь необычного бездействия энергичного воина и героя ничего не известно. Можно предположить, что годы стали брать свое, и полководец, почти целых тридцать лет не перестававший беспрерывно сражаться, несколько утомился, а быть может, вместе с тем и события 450 (1058) г. доказали ему, что следовало бы, раньше чем задумывать новые предприятия, обеспечить подходящими мерами уже сделанные приобретения. К тому же мир, заключенный Чакыром на востоке с представителями рода Газневидов, и окончательное овладение Багдадом на западе давали новому обширнейшему государству одновременно с обеих сторон твердую опору. Такой момент, совпадавший к тому же со смертью одного из двоих основателей государства, побудил другого к временному покою и созерцанию, а также и к заботе о дальнейшей судьбе своего рода.

Прежде всего, Тогриль отослал Альпа Арслана в Мерв, управлять вместо отца восточными провинциями: это было очень разумное распоряжение, так как Альп Арслан давно уже был близко знаком, почти сросся с положением дел в тех областях. Затем понадобился довольно долгий период времени на восстановление в войске дисциплины, разрушенной в основании мятежом Яннала, а также и на умиротворение индийских и персидских областей (452 = 1060 г.). Наконец, с 453 (1061) г. мы видим султана занятым щекотливым делом, с удивительной выдержкой доведенным им до благоприятного конца. Несмотря на свои пожилые уже года, он забрал себе в голову мысль жениться на дочери халифа Кайма. Его опытный визирь аль-Кундурий, обыкновенно называемый почетным титулом Амид аль-Мульк («опора государства»), ревностно добивался согласия властителя правоверных на этот брак.

Но халиф упорно сопротивлялся. Конечно, личная его выгода бесспорно требовала бы сохранить доброе расположение могучего турецкого султана, освободившего его от рабства Бундов и окружавшего его особу в Багдаде почетом, уважением и, впервые после долгого промежутка времени, также и блеском внешнего представительства. С другой стороны, этот же самый султан одним мановением руки мог бы свергнуть его с престола. Тем не менее в предполагаемом браке было много такого, что заставляло Аббасида считать этот союз нежелательным и неприятным. Выскочка Тогриль-бек навряд ли искал и нашел случай в непрерывной лагерной своей жизни научиться изящным манерам, и халиф во время этого сватовства чувствовал, вероятно, то же, что почувствовал бы гордый аристократ из старинного и благородного, хотя несколько захудалого рода, если б у него 69-летний промышленник, вышедший из простого рабочего класса и сделавшийся миллионером, просил руки его дочери, предъявляя одновременно несколько срочных векселей. Возможно также, что замедление его дать свое согласие на брак дочери с султаном истекало также из желания получить по возможности более дорогую плату за это. Передают, что он будто бы поставил условием присоединение к Багдаду и его окрестностям еще и Васита под непосредственную его власть, вероятно, как начало имеющего быть вновь восстановленным могущества дома Аббасидов. Но Амид аль-Мульк, хитрый персиянин из окрестности Туса, оказался сильнее властителя правоверных. В конце концов, в 454 (1062) г. халиф должен был дать свое согласие, и в 455 (1063) г. Тогриль совершил торжественный въезд в Багдад, в качестве жениха дочери халифа. Но и последняя, по-видимому, была не особенно польщена мыслью о будущем своем супруге. Она обошлась с ним так холодно и пренебрежительно, что добилась своего: брак их был пока лишь браком для вида.

Нетрудно понять, почему султан, несмотря на все поставленные ему на пути затруднения, представлявшие для него столько же унижений, так упорно стремился дойти до задуманной им цели. Его династия находилась в том же самом положении, в каком находились Бунды, когда они достигли могущества и почета: для удержания приобретенного ими престола и власти Сельджуки могли рассчитывать только на свою личную храбрость и энергию и еще более на привязанность к ним их эмиров и солдат. Чтобы упрочить эту привязанность, тесный союз с халифом представлял величайшую ценность ввиду того, что турки, в качестве добрых суннитов, чтили халифа, как духовного своего главу. Поэтому сын султана и дочери халифа имел бы уже вдвойне право на повиновение турецких подданных. Однако судьба отказала прежнему своему любимцу в исполнении этой заветной его мечты. Тогриль-бек умер 8 рамадана 455 г.[61]61
  Так гласит самое древнее сохранившееся сведение; более поздние сообщения указывают на 18 или 22 рамадана.


[Закрыть] (4 сентября 1063 г.) от болезни в Рее, куда он вскоре после своего брака отправился из Багдада. Суннитские писатели, которым мы обязаны самыми древними известиями о первых султанах из рода Сельджуков, необыкновенно расхваливают его за благочестие, ум и мягкость. Последнее подразумевает, вероятно, cum grano salis, хотя можно допустить, что уже из одной мудрости Тогриль-бек старался положить предел ужасным опустошениям, которые турки его творили в завоеванных землях. Рассказы византийцев о том, как тузы, сельджуки и туркмены хозяйничали в греческо-армянских областях[62]62
  См. Герцберга, «История византийцев» (№ 59, этого сборника с. 238, 244). Впрочем, не следует забывать при этом и того, что наши братья-христиане крестоносцы, при взятии, например Иерусалима, держали себя чуть ли не хуже турок. С Куглером, «История крестовых походов» (есть русское издание Л. Пантелеева), следует в этом отношении сравнить Вейля, «История халифов», том III (Мангейм, 1851, с. 172).


[Закрыть], так ужасны, что и в нем и в его преемниках мы навряд ли можем предположить большую склонность к ангельским добродетелям, чем в турецких султанах из дома Османов, именем которых в более поздние времена немецкие матери имели обыкновение пугать своих детей. Все же для Сельджука Тогриль-бек был достаточно человеколюбив, что явствует из снисходительности, с которой он отнесся к брату Ибрахиму после первой его попытки мятежа. Во всяком случае, он был могучий воин по образцу Махмуда из дома Газневидов, хотя ему не пришлось бороться с такими значительными затруднениями и препятствиями, как Махмуду. Поэтому вопрос остается нерешенным, который из них двоих был одарен более выдающимся военным талантом. Во всяком случае, Махмуд превосходил Тогриль-бека восприимчивостью к духовным интересам; зато несколько прочнее оказалось политическое единство государства, основанного Тогриль-беком при помощи брата его Чакыра. Их сыновья показали себя достойными своих отцов.

Или, вернее, отца, так как у Тогриль-бека не было другого потомства, кроме совершенных им славных дел. Чакыр-бек имел несколько сыновей; из них мы уже знакомы с Альп Арсланом, Якутием и Кавурдом (см. выше). Кроме этих сыновей у Чакыра был еще от другой жены сын Сулейман, который вместе с матерью, после смерти отца, нашел себе приют у Тогриль-бека и находился при нем в Рее, когда последний там умер. Тогриль был женат на вдове брата, и визирь Амид аль-Мульк, получив известие о смерти своего господина, спешно бросился в Рей и объявил тут, что Тогриль назначил своим преемником племянника и пасынка своего Сулеймана. Было ли это действительно так или нет, теперь, конечно, трудно решить; но, во всяком случае, подобное распоряжение могло быть лишь вынуждено у больного человека, или же Тогриль-бек так ослабел умом в последние дни перед смертью, что пожелал увенчать славную жизнь свою великою глупостью. К счастью, дело устроилось иначе: когда Амид аль-Мульк, дав полную волю своему честолюбию, – по-видимому, он ждал для себя невесть каких благ от вступления на престол молодого и неопытного султана, – тотчас же велел внести имя Сулеймана в хутбу, он этим доказал, что иногда самый хитрый дипломат оказывается весьма плохим государственным деятелем. Нужно было быть крайне близоруким, чтобы вообразить себе, что Альп Арслан, державший в крепкой руке своей весь восток и представлявший собой мужественного, энергичного кумира солдат, наподобие Тогриль-бека, даст себя провести человеку пера. Но до братоубийственной войны, которая непременно бы вспыхнула, дело, однако, не дошло: полководцы Тогриля просто-напросто объявили, что о подобном, как Сулейман, султане они и слышать не хотят, и все перешли к Арслану. Тут и Амид спохватился и поспешно велел поминать в общественных молитвах сначала старшего брата. Но уже было поздно. Когда вскоре затем Арслан, в качестве всеми признанного султана, совершил въезд свой в Рей, он велел схватить визиря и отвезти его в Хорасан, где в конце 456 (1064) г. два раба султана объявили ему его смертный приговор; они хотели его задушить, но старый поверенный Тогриль-бека не был лишен ни чувства собственного достоинства, ни мужества. «Я не грабитель и не разбойник!» – воскликнул он, оторвал кусок материи от широкого рукава своей хламиды, сам завязал им себе глаза и спокойно принял смертельный удар. Для народа было все-таки счастьем, что старому визирю пришлось сойти со сцены: хотя и уроженец Хорасана, он был фанатик-суннит, считавший даже приверженцев Ашари недостаточно правоверными, а шиитов – отвратительными еретиками, и постоянно побуждал Тогриль-бека к принятию притеснительных мер против ненавистного его визирю религиозного направления. Этого-то не было больше после вступления на престол нового султана. Альп Арслан (455–465 = 1063–1072 гг.) был великим воином перед лицом Аллаха, какими были до него отец и дядя, и так же как и сын и преемник его Мелик-шах (465–485 = 1072–1092). Он предоставил почти неограниченное внутреннее управление государством своему визирю Хасану ибн Али, прозванному Низам аль-Мульк («поддержка государства»). Этот последний был тоже перс, родом из Хорасана, но более мудрый государственный деятель, чем несчастный его предшественник. Сын дехканина, он родился в 408 (1018) г. в Тусе. В очень молодых годах, еще при Газневидах, даровитый юноша выступил на административное поприще; затем получил место секретаря сельджукского наместника в Балхе, а в заключение, когда, после смерти Чакыр-бека, Альп Арслан вступил в управление восточными провинциями, он сделался его визирем; хотя для турецкого администратора, занимающего к тому же высокий пост, Хасан ибн Али исповедовал правоверие и выказывал величайшее благочестие, все же недаром текла в его жилах кровь персидских дехкан: он отлично понимал, насколько разумная веротерпимость в интересах страны и ее повелителя. Поэтому он тотчас же уговорил Альпа Арслана отменить меры, направленные против шиитов и ашаритов, и даже более того, почетом, оказанным могилам алидских имамов[63]63
  Сообщают положительно, что Альп Арслан совершил молитву у гробницы имама Риды; его преемник Мелик-шах сделал то же в святынях Кумма, Неджефа и Кербелы (там же).


[Закрыть], выразил некоторую предупредительность персидскому национальному самолюбию.

Такое ведение дела, с которым шло рядом официальное, хотя и не всегда сердечное, единогласие с халифами – главами суннитского правоверия, – должно было производить наилучшее впечатление на все мало-мальски цивилизованные слои населения государства. Но еще большее значение имело то обстоятельство, что во время тридцатилетнего пребывания Хасана в должности визиря, которую он занимал при обоих султанах, Низам аль-Мульк выказывал поистине неутомимую деятельность как по восстановлению порядка внутри государства, так и для развития всех его материальных и духовных интересов, – деятельность, создавшую в последний раз в магометанской Азии период нового расцвета, правда продолжавшегося недолго. На долю султанов выпадает при этом не меньшая заслуга, чем на долю их умного и благомыслящего визиря. Им, которые в полнейшей мере унаследовали воинственные наклонности своих предков, нельзя зачесть в достаточно высокую заслугу то обстоятельство, что они поставили на один уровень прирожденную им мужественную и доблестную военную деятельность с разумной заботой о благе и преуспеянии своих подданных. Правда, лично для них оставались всегда на первом плане военные занятия, и чем более были они уверены, что управление обширным их государством преуспевает в руках визиря, Низам аль-Мулька, тем ревностнее сражались они на западе и на востоке со своими единоверцами и с неверными для расширения границ своих владений. Подобно тому как Махмуд на востоке, так теперь впервые, по прошествии нескольких столетий, сельджукские его соплеменники открыли для ислама новые области на западе. Здесь можно было отлично пустить в ход диких тузов и туркменов и – неоценимая выгода, – пользуясь этим случаем, избавиться от них внутри государства.

Подобно тому как до взятия Багдада турецкие орды наводнили Персию и Месопотамию, так они наводнили теперь Сирию, Армению и Малую Азию, отчасти подчиняясь султанам, отчасти сохраняя самостоятельность. Сельджукские повелители руководствовались весьма умной политикой, предоставляя эти, в сущности, трудно поддающиеся дисциплине, но отлично справляющиеся с внешними врагами иррегулярные войска, стоявшие в Византийской области и в магометанских пограничных странах Месопотамии и Сирии, власти собственных их вождей и не всегда тотчас же вмешиваясь в дело, когда по временам эти последние восставали друг против друга. Правительство избавлялось таким образом от целой массы бедствий, в ущерб, правда, тем местностям, которым было суждено изображать собой арену для личных интересов отдельных эмиров. Конечно, тут являлась та загвоздка, что на запад от реки Тигр каждый полководец, хотя он и уверял при этом, что ревностно занят службой султану, подразумевал под этим полнейшую свободу действий неотъемлемым своим правом. Таким образом, в этих областях значение султанов, выбиравших себе столицами попеременно то Рей, то Нишапур, то Исфахан, всегда было лишь условное; и если Альп Арслан, а также Мелик-шах не пренебрегли лично явиться сюда в 463 (1071) и 479 (1086) гг. и установить здесь в некоторой мере порядок, все же можно было в будущем опасаться, чтобы при менее сильных правителях или при могущих наступить во время престолонаследия разногласиях и распрях эти местности тотчас же отпадут от султанского государства. То, что во главе войск, сражавшихся на западе, стояли отчасти также члены сельджукского владетельного дома, не означало еще собой ничего. Семейные отношения Сельджуков с той минуты, как Тогриль велел умертвить своего брата тетивой от собственного его лука, становились с каждым годом все более и более турецкими и вскоре оставили за собой худший проявления подобных же отношений Бундов. Уже Альп Арслан должен был в 455 (1064) г. сражаться с восставшим против него Кутульмишем, одним из двоюродных братьев Тогриль-бека, а в 459 (1067) г. – против родного своего брата Кавурда, наместника Кирмана. Когда же, после смерти Альп Арслана, султанский престол наследовал Мелик-шах, Кавурд снова поднял знамя восстания, так как сам желал сделаться султаном. В 466 г. (начало 1074 г.), после трехдневного сражения при Хамадане, он был разбит, взят в плен и в следующую же ночь задушен. Но пример этот не удержал одного из братьев Мелик-шаха, Такаша, сначала в 473 (1081) г., затем вторично в 477 (1084) г. произвести восстание в Хорасане. После погашения второго из них ему, по приказанию брата, выкололи глаза. Хотя с этих пор нежные родственники оставили Мелик-шаха в покое, все же уже не трудно было предсказать, что должно случиться, если бы последующие султаны оказались менее твердыми или менее счастливыми, чем он. Блеск тридцатилетнего периода времени, пока длилось царствование Альп Арслана и его сына Мелик-шаха, не был уже затемнен подобными дальнейшими событиями. Бросим теперь краткий взор на завоевания, которые отчасти под личным их предводительством, отчасти их именем были совершены на границах государства.

Завоевания эти делались большей частью насчет византийцев и Фатимидов. Власть потомков Василия II в Константинополе была в таком же явном упадке[64]64
  См. об этом, так же как и в последующих войнах византийцев с сельджуками, «Историю византийцев» Герцберга (№ 59). Арабские и персидские летописцы, внимание которых направлено здесь на восток, почти совсем умалчивают об успехах сельджуков в Малой Азии, так что по вопросу об этих военных событиях мы во всем существенном должны довольствоваться сведениями византийцев. Я тем менее считаю нужным распространяться об этих событиях, что они уже ясно и точно изложены у Герцберга.


[Закрыть], как и власть халифата Фатимидов в Каире; оба не были в состоянии отразить с достаточной силой обрушившиеся на них жестокие удары. Как только Альп Арслан, после того как он взял в руки бразды правления, утвердил свою власть подавлением мятежей, вызванных Кутульмишем в Рее и некоторыми другими в Герате и его окрестностях, он отправился в Армению для продолжения военных экспедиций Тогриль-бека[65]65
  Упоминаемый Герцбергом (с. 244) хищнический набег 1063 г., должно быть, был еще решен и подготовлен Кутульмишем, который до своего восстания был там военачальником.


[Закрыть]. Кроме многих других городов, он овладел крепостью Ани; вся страна была опустошена, церкви обращены в мечети, жители убиты или уведены в рабство, и, что хуже всего, дорога в Малую Азию открыта для полчищ дикой конницы, которая теперь, в 459–462 (1067–1070) гг., наводнила весь цветущий полуостров до Каппадокии и Понта, даже до самой Фригии, и по своему обычаю всюду грабила и разбойничала. Правда, в дело вмешался в 1068 г. (конец 460 или начало 461 г.)[66]66
  По Герцбергу (с. 249). Мусульмане же, говоря об этом набеге, приводят 462 = 1069/70 г. О взятии же Меласгерда (Мамцикерта) Альпом-Арсланом в 1070 г. (Герцберг, с. 249) у них совсем не упоминается, вероятно, потому, что император Роман в следующем году обратно отнял у них город.


[Закрыть] император Роман IV, который под конец проник в Сирию и отнял у мусульман Мембидж (Гиерополис). Но 1071 (463) г. доставил турецкому султану такую славу, которая до него еще никогда не выпадала на долю ни одному исламскому владыке, – он взял в плен самого римского императора. Роман IV явился в Армению с большим войском, отнял у врагов взятый ими в предшествующем году Меласгерд и пошел дальше, но тут против него двинулся сам Альп Арслан. Битва велась с великим ожесточением, пока наконец ненадежность одного из второстепенных предводителей войска римского императора не повлекла за собой отступления византийцев. Тщетно храбрый император прилагал все усилия, чтобы избежать поражения; он был взят в плен в рукопашном бою, и его армия обратилась в дикое бегство[67]67
  Об этом событии см. статьи бар. В.Р. Розена «Арабские сказания о поражении Романа Диогена Альп-Арсланом» в записках восточн. отд. Императ. русск. археологии, общества, т. I, 1886, с. 19, 189 и 243. (Примеч. ред.)


[Закрыть].

Альп Арслан сумел в качестве победителя проявить мудрую сдержанность: в общем, он обошелся с пленным императором весьма прилично и согласился дать ему свободу взамен заключения мирного договора, по условиям которого будто бы, кроме отсылки из Византии безо всякого выкупа всех пленных мусульман, входила еще уплата громадной денежной суммы[68]68
  Говорят, миллион или полтора миллиона золотых. Весь мирный договор несколько неясен: бросается в глава отсутствие указаний относительно главного: будущей пограничной линии между двумя государствами. Расширение территории было необходимо Альп Арслану уже из-за одних его турок.


[Закрыть]. Императору Роману предстояла печальная участь убедиться, насколько был великодушен турок-победитель по сравнению с низостью собственных его подданных: милые друзья воспользовались его пленом, чтобы в это время устроить в Византии против него восстание, следствием которого была возмутительная гибель его по возвращении. Мирный договор был уничтожен теми же, которые свергли несчастного императора, но лишь во вред византийскому государству. Хотя Альп Арслан, занятый теперь по ту сторону Оксуса, уже более и не являлся самолично в Армению, и Мелик-шах, в свою очередь, тоже забыл думать об Армении и Малой Азии, но турецкие орды были тотчас же снова спущены на измученные эти области, и предводитель их, Сулейман, сын Кутульмиша, был тем неутомимее в своих предприятиях, что им руководила надежда основать себе здесь, хоть и не явно, зато фактически, собственное, независимое государство. Сперва это ему отлично удалось. До появления Алексея Комнина (1081 = 473 г.) положение дел в Византии становилось все невозможнее и невозможнее, так что наконец в 1074 (466/67) г. император Михаил был даже вынужден обратиться к Сулейману с просьбой о помощи против одного победоносного мятежника. Турок не упустил случая воспользоваться беспримерной для него выгодой подобных обстоятельств, около 1081 (473) г. Малая Азия, включая Никею и далее, была у него в руках, и этот самый город, где происходил когда-то столь важный для христианства вселенский собор, мусульманский эмир избрал теперь своим местожительством. То, что христиане получат за это полное удовлетворение завоеванием через каких-нибудь 18 лет Иерусалима, во время Первого крестового похода, – никому тогда и во сне не снилось, ни мусульманам, ни христианам.

Но с Сулейманом случилось то, что бывает с большинством людей, когда им улыбается счастье: ему все было мало, и вследствие этого он и скувырнулся. В 477 (1085) г., благодаря измене византийского наместника, ему удалось овладеть Антиохией, городом, находившимся уже 120 лет в руках греков. Сулейман вступил на почву Сирии, а в этой местности, равно как и в соседней с ней Месопотамии, по указанным нами выше причинам царили довольно-таки значительные беспорядки. Рядом с Укейлидами Мосула и Мерванидами Дияр-Бекра, которым Альп Арслан, вследствие официального их подчинения ему, оставил их владения, но которые с тех пор почти непрерывно воевали друг с другом, здесь после смерти Тогриль-бека появилось еще много других враждовавших между собой предводителей и военачальников. На первом плане укажем на полководцев и наместников Фатимидов, которые сражались с все вновь возвращавшимися Мирдасидами из-за Халеба, а с Укейлидами Мосула из-за нескольких городов на Евфрате. Здесь Альп Арслан в 463 (1071) г. установил хоть на короткое время порядок; он оставил Халеб Мирдасидам, которые подчинились его сюзеренству, хотя и не вполне добровольно, а города вдоль по Евфрату передал эмиру Мосула, Муслиму ибн Курейшу. В том же году ворвались на юг Палестины толпы туркменов, которые до того участвовали в войнах в Северной Сирии, а теперь уже не были больше там нужны. Под предводительством своего вождя Атсиза[69]69
  Это – верное произношение этого имени по Ибн аль-Асиру, X, 70.


[Закрыть] они творили массу бесчинств и набегов от Дамаска вплоть до Египта; в 465 (1073) г. фатимидский наместник Иерусалима решился подчиниться султану, чтобы иметь хоть некоторый покой от этих разбойников[70]70
  Впрочем, только еще в 465 (1073) г. совершилось формальное причисление Иерусалима к государству сельджуков.


[Закрыть]. Уже в предыдущем году влияние постоянного возрастания могущества сельджуков распространилось до самой Аравии, где шериф Мекки отказался в 462 (1070) г. от египетских халифов и велел молиться в Багдаде за Аббасида, что при фактической независимости священных городов было ничего более, как только один обряд, имевший, однако, вследствие нравственного влияния весьма важное значение, в особенности же для Сирии, которая теперь была окончательно отнята у Фатимидов.

В 468 (1076) г. Атсиз овладел Дамаском, и, хотя нападение, предпринятое им в 469 (1076/77) г. против Каира, и было отбито Миргушем Бедром, все же и попытка последнего взять обратно Дамаск (471 = 1078/79 г.) тоже не увенчалась успехом. Правда, у Атсиза не хватило силы удержать за собой свои завоевания. На помощь ему уже должен был явиться Тутуш, брат Мелик-шаха, которого этот последний в 470 (1077/78) г. послал для окончательного завоевания в Сирию с войском через Евфрат. Но после того, как египтяне вынуждены были отступить, Тутуш под каким-то ничтожным предлогом устранил бедного Атсиза и сам утвердился в Дамаске. Таким образом, в 477 (1085) г. расположились почти в непосредственном соседстве три жадных на завоевание лица: Тутуш в Дамаске, Сулейман ибн Кутульмиш в Антиохии и Укейлид Муслим на Евфрате. Только чудо могло бы заставить их хранить между собой мир, тем более что прямо посреди них лежало одинаково ценное для всех трех яблоко раздора: Халеб, которым правил Ибн аль-Хутейтий от имени последних Мирдасидов. Муслим и Тутуш попеременно делали уже с 470 (1077/78) г. походы против города, и Муслим наконец овладел им в 473 (1080) г.

Мелик-шах, по мнению которого Тутуш становился слишком могучим, дозволил Укейлиду взять себе город. Но Муслима охватила мания величия, он стал мечтать о самостоятельном государстве, вошел в соглашение с Фатимидами и Мерванидами Дияр-Бекра против сельджуков, и в 476 (1083) г. начались в высшей степени запутанные стычки между турецкими генералами Мелик-шаха, Мерванидов и Муслима, в подробностях следить за которыми не стоит. Достаточно сказать, что не вышло ничего путного для них из совместной военной деятельности, о которой уговорились Муслим и Фатимиды. Египетский Миргуш Бедр только в 478 г. (средина 1085 г.) мог вторично, но снова напрасно, совершить нападение на Тутуша, после того как перед тем, ровно за месяц, Муслим был убит в сражении против Сулеймана ибн Кутульмиша, который в 477 г. (начало 1085) г. осадил Антиохию. Но как только Тутуш со своей стороны освободился от египтян, он тотчас же, сопровождаемый эмиром Ортоком, военачальником, прославившимся своими постоянными военными удачами, направился в Халеб. Этого-то и желал Сулейман.