Текст книги "Я Бадри"

И всё благодаря наставнику Мэттью, с кем ему довелось сойтись. Однако… здесь была и обратная сторона медали – тёмная сторона. Очевидно, полагал Бади, Мэтт был всего лишь галлюцинацией, соответственно, глупо было обольщаться, рассчитывая на то, что это всё когда-нибудь пройдёт само собой, и обойдётся без последствий. Бадри проигнорировал тогда слова психиатра Фернандо,

(«Такое заболевание, как шизофрения, полностью не лечится, Бадри, однако можно добиться состояния стойкой ремиссии…»

«Но, безусловно, нужно лечиться. Как и сказал ранее: добиться стойкой ремиссии. Просто так оно – само собой не исчезнет.»)

теперь же получал надлежащие плоды.

У него развились нервные тики. Очень сильно дёргал головой. В общественных местах с трудом удавалось скрывать этот недуг, чтоб совсем не казаться придурком. Появились различные навязчивые идеи. Одна из них – спрыгнуть с моста. Бадри боялся теперь ходить по каким-либо возвышенностям, потому что опасался в любой момент разбежаться и

(«Вдруг он почувствовал себя орлёнком и…»)

спрыгнуть. Но пуще всего досаждала паранойя, которая стала намного больше, чем раньше. Прохожие чудились потенциальными заговорщиками, мошенниками, другого сорта – врагами. Ему казалось, в социальных сетях за ним идёт особая слежка, а когда он шёл по улице (в любое время суток, но особенно ночью), то навязчиво оглядывался, опасаясь, что кто-нибудь сзади подбежит и схватит его за шею, ну… или ударит ножом в спину. Всё это безусловно удручало, утомляло, как и психически, так и физически, и духовно. Покой Бадри находил только, когда спал. Да, спал он как-раз-таки сладко. За исключением неординарных снов.

«Барабанщик крутится на голове ещё интенсивнее, ведь в ролях не группа Нирвана, а сам – доктор Лектер. Абсурд и провокация!».

Почесал голую спину, затем продолжил щёлкать по кнопкам, ещё немного высекая интересных поворотов в своём романе. Кофе в кружке закончилось. Клонило в необъятный сон. Это был продуктивный день. В следующий миг – вишенка на торте: звук сообщения. Бади сиюминутно среагировал, словно голодный зверь на пробегающую перед носом добычу. Он оторвал телефон с кровати. В голове заиграли привычные мысли, напоминавшие ему прошлый неудачный опыт, связанный с девушками. Игнорируя старые установки, быстрее открыл SMS. Несколько секунд волнительного ожидания; и победа. Сообщение гласило: «Да. С радостью!». Наконец-то они с Эльзой пойдут на долгожданное свидание. Не верилось. Даже как-то насторожило. Но больше всего – радовало.

Бабочки в животе игриво заурчали. Писатель расплылся в широченной улыбке. Сердце приятно стучало. Он отправил в ответ довольный смайлик, и облегчённо откинул гаджет в сторону – на мягкую, ещё не расправленную кроватку. Тут же родился новый поворот в сюжете. Пальцы быстро запечатали. В уголках рта азартная ухмылка. Следующие тридцать минут ознаменовались ещё одной страницей.

Время: 00.33.

Бадри вышел в прихожую. Встал у плиты. Налил из чайника в кружку кипятка. Загорелся безумной идеей поработать всю ночь, но через десять минут уже лежал в расправленной кровати: сон безжалостно одолел его.

***

Однокомнатная лачуга, которую он так же там и арендовал, уже не была похожа на прежнюю берлогу: теперь в ней царили чистота и порядок. Веяло ароматом лазурной волны и магнолии, вместо назойливой сырости и спёртости. Вещи аккуратно сложены в шкафу. Там же – только на верхней полке – образовался ряд книг с художественной литературой. Никаких вонючих носков, разбросанных на территории холостяцкого жилища. Грязное бельё отсортировано по пакетам (находится в ванной комнате, а не как раньше – кучкой в углу прихожей). Даже мусорная корзина отдаёт свежестью, как-то раз показалось Золушке.

Полы раз в неделю стабильно мылись и подметались. Посуда после трапез полоскалась и клалась в шкафчик над плитой, а не залёживалась на столе немытой (как в старые добрые, недалёкие времена). Продукты все по полочкам. Газовая плита до блеска чистая; как и вся бытовая утварь, находящаяся на ней: чайник, сотейник, сковорода. Обстановка в санузле поддерживалась освежителем воздуха с запахом океанского бриза. На зеркале над раковиной отсутствовали какие-либо пятна: теперь начисто протиралось. Сама раковина – без козявок.

В квартире осталось только всё самое необходимое. От лишних вещей он избавился: непонятные бумажки, шмотки – которые толком не носил – раздал малоимущим (фонды, приюты), протёртые трусы (постиранные!) пустил на тряпки в быту, выкинул рванные ботинки, гору пакетов. Ударную установку по итогу продал. Образовался некий минимализм: простенько и уютненько.

Шесть утра. Бади энергично отжимается от пола. В своей комнате. Рельефный голый торс покрыт тонким слоем пота. Со лба спадают капли солёной росы. Бадри следует политике наставника во время утренних процедур.

Голос Мэттью звучит воспоминанием:

– Утро – самое подходящее время для саморазвития. Пробуждение надо начинать с физических упражнений, а не с кофе и пончиков. Постоянно придерживайся этого правила, родной. Придерживайся…

Классические скручивания на пресс в исполнении Бада.

– Кровь циркулирует. Мозг насыщается кислородом. Ты трезвеешь. Ум проясняется, а мышцы и суставы крепчают. Теперь в твоей жизни нет места стрессу и похоти. Ты забыл, родной, что такое безысходность. Забыл! На твоём пути есть только возможности. Ты писатель!..

Бадри стал ещё мокрее. Интенсивно прорабатывает мышцы кора. Громко выдыхает.

– Если чувствуешь себя никчёмным…

Отрабатывает движения из бокса.

– …значит надо усерднее работать, – прокручивает в уме слова наставника, – а если беспокоит тревога…

Делает растяжку: широкая стойка – наклоны туловища к ногам, сидящее положение – аналогично со стойкой; наклоны вправо, влево и перед собой.

– …значит перестань думать…

Напор воды: ш-ш-ш…

– …много думать!

Бадри принимает душ.

– Дьявол создан из огня. Чаще умывайся. Вода тушит пламя. Гигиена, родной, гигиена. Гигиена – половина веры.

Шторы открыты. Лучи майского солнышка оживляют скудную комнату. Лежит в кровати с книгой в руках. На этот раз роман про апокалипсис «Пока мы спали…». Форточка настежь: фоном доносящийся гул машин и диалог (судя по разговору) старых друзей под его окном – второго этажа.

– Надо больше читать. Правильно. Сейчас почитай. А сегодня вечером займись своей книгой. Молодец, родной, молодец. Так держать.

Перед тем, как выйти из дома на работу, Бад вздремнул минут двадцать.

– Ты чуток поспал. А теперь… дай своей поджелудочной отдохнуть. Вчера ты съел много сладкого. Расслабился. Не ругай себя. Но сегодня воздержись от приёма какой-либо пищи.

Он не позавтракал, а лишь выпил – один натощак, а второй после тренировки – два стакана воды: для профилактики намерен прожить день без еды до заката.

***

Многое изменил Бадри в своей жизни, но место, где он хотел бы набить брюхо, осталось неизменным.

Китайское кафе. Девятый час буднего вечера.

– Ты прям как китаец, – выпустила смешок Эльза.

– Я слишком ленив для китайца, – улыбнулся Бад. – Я просто люблю китайскую кухню. Вот и всё.

Девушка сидела напротив симпатичного парня с гладковыбритым лицом, у которого утончённо была уложена гелем чёлка набок. Джентльмен в чёрном костюме со студенческих времён. Красная рубашка: взял пример с наставника. Улыбался. Смотрел уверенно спутнице в глаза. Элегантен как никогда. Девушка увлечена разговором.

Они лопали традиционную китайскую лапшу – острую, как лезвие катаны.

– Кстати, у тебя неплохой английский, между прочим.

– Спасибо, что заметила. Наконец, хоть кто-то оценил.

– А откуда ты?

– Так любишь географию? – последовал риторический вопрос с юмором.

Красотка рассмеялась.

– Да, люблю. В школе её просто обожала.

– Я заметил.

– Получается у тебя есть мама и старший брат, так?

– Совершенно верно.

– И они не здесь?

– Не здесь.

– Скучаешь?

– По началу скучал. Сейчас уже привык.

Бадри не спеша уплетал длинную лапшу, собравшуюся в клубок, будто земляные черви.

– О, слушай, а какая у тебя мечта? – вдруг спросила девушка.

– Написать книгу.

Эльза изумилась.

– Ты серьёзно? Не прикалываешься?

– Нисколько, – робко улыбнулся писатель. – Жизнь и так коротка. Почему нет? Знаешь, я по-настоящему только сейчас начал осознавать, как быстро проходит время; и то, – что мы всё равно когда-то покинем этот мир. Это неизбежно. Деньги, слава, – это хорошо; но… в земле это не будет иметь какого-либо значения.

– В земле? – Глазки хлопали недоумевая.

– Да. В могилу заберём только наши поступки. Нашу человечность. Деньги ведь не самое главное. Большие деньги – это свобода времени; но не само счастье. А свобода… у всех может быть разной: кто-то развивается, а кто-то деградирует. Свобода? Свобода. Но сомневаюсь, что богатый, но тяжело больной человек будет рад своей свободе – своему свободному образу жизни.

Эльза согласилась.

– И если б Бог смотрел на карман человека, то грешников было бы ещё больше, и земля давно превратилась б в ад.

– Так любишь философию?

Бадри улыбнулся.

– Религия и философия не совсем одинаковые вещи. – Аккуратно подтёр салфеткой уголки рта. Он подхватил красный фарфоровый чайник, стоявший посреди стола, и жестом бровей предложил чай спутнице. – М?

Та охотно закивала.

Наливает ей и себе зелёный напиток. Струйка ароматного свежего чая. Из чашек идёт магический пар.

– Спасибо, – сказала Эльза и придвинула к себе чашку поближе.

Джентльмен немного испил напитка.

– А твои родители где? – поинтересовался он.

– Они, как и твои родные, тоже здесь не живут.

– Получается здесь – в большом городе, только ты и твоя бабушка?

– Да.

– Скучаешь?

– Скучаю.

– Мне кажется, ты очень творческий человек, Эльза.

Она как-то странно отвела взгляд и улыбнулась.

– Что? У меня что-то не так с лицом? – натянул улыбку, почувствовав неловкость.

Красотка поторопилась помотать головой. Длинные чёрные волосы на плечах.

– А что тогда? – атаковал любя Бадри.

Эльза вздохнула.

– Не думаю, что быть медсестрой – это как-то по-творчески, – поморщила она нос.

– Вот здесь я с тобой поспорю. Ты глубоко ошибаешься.

– Почему это?

– Эльза, творчество ведь оно везде: и-и… в садоводстве, и в фермерстве, в торговле, в юриспруденции, и… в менеджменте, и-и… в полиции даже. Да… можно долго перечислять. Оно повсюду. В твоём случае это – медицина…

Девушка внимательно слушала да попивала чаёк.

– Большинство привыкло считать, что если творчество, то сразу значит – музыка, рисование или кинематограф. Нет: ошибочное мнение. И я имею ввиду не саму деятельность. Речь о подходе к данной деятельности; ведь от подхода же будет зависеть продуктивность твоей – той или иной – профессии. Правильно?

Эльза молча кивала: заинтригована.

– Я даже не могу выразить это словами. Это как… Творчество – оно трансцендентно. Не думаю, что оно привязано к какому-либо виду искусства. Сама по себе жизнь – это творчество: как ты работаешь, развиваешься, получаешь образование, проходишь через трудности, узнаёшь что-то новое, состоишь в отношениях. Вот, что я подразумеваю под словом «творчество». И нам надо быть творческими, ведь наш мир, и так в последнее время, извини за выражение, хапнул дерьма (она хихикает). Мы просто обязаны, Эльза, быть творческими людьми. Нам нужна креативность. Если у тебя креативный подход, тебе будет интереснее работать, и ты быстрее – да и вообще – достигнешь желаемого результата. Но, конечно, здесь уже зависит от того, насколько, в принципе, нравится тебе твоя работа. Ну, а это уже другая история.

– Да. На счёт работы ты прям в точку, – вдумчиво, как бы посетовала спутница.

Недалеко – посреди зала, набитого сидящими клиентами – молодая женщина в белой рубашке и чёрных брюках отчитывала официанта за какие-то грехи. Юнец был на голову выше ворчуньи. Его лицо покраснело. Да ещё и при всех.

– Я, Бадри, наверное, – Эльза держала в руках чашку с чаем и поглаживала её пальцами, – отношусь к тому проценту людей, кто занимается тем, чем на самом деле не хочет заниматься. Конечно же, мне нравится помогать людям. Не спорю. Но всё же… – Она замолкла.

– Извини, а почему тогда не выбрала другую профессию при поступлении?

– Честно, я не знаю. Наверно, потому, что я была ещё зелёной. И особо не ориентировалась в местечке под названием «Жизнь».

– Действительно.

– А может я просто – сама «бездарность».

– Бездарность?! – Бад искренне удивился. – Эльза, о чём ты? Ты же помогаешь людям! Как человек, который делает добро, может быть бездарным? Скажи мне. Я не понимаю.

– Ну я всего лишь медсестра…

– Медсестра, которая работает во благо людей, – перебил Бадри. – И пожалуйста, впредь, больше так не говори. Ты не бездарна. Хорштэйн²¹?

Леди смущённо закивала, глядя в чашку. Джентльмен окинул взором помещение в поисках наглядного примера.

– Вон, взгляни на того официанта, – ткнул пальцем Бад куда-то в одну из сторон. – Видишь?

Она принялась рыскать глазами, прищурилась.

– Да, вижу.

От кудрявого работника кафе посетительницы были в восторге: официант в красном фартуке шутил, а девушки с сияющей кожей смеялись.

– Посмотри, как он умело общается с людьми, – говорил Бадри наблюдавшей собеседнице. – Какая у него харизма. Это настоящий талант, на самом деле.

Тот обслуживал столик с изумительными дамами: одна – в белом, а другая – в чёрном; прям как «инь и ян». В общем их было шестеро (и две из них были уродинами).

Шестеро шлю…

– Как по мне, обычный парень. Я бы даже сказала «выскочка».

– Что? Хех! Похоже на то… Но он явно не бездарный. Согласись?

– Хм… И причёска ничего так, – была шутка.

Бадри пригляделся получше: шевелюра пикап-официанта была чёрная, как уголь, а её кудрявая форма смахивала на голову Медузы Горгона.

– Главное, чтоб никого не ужалил, – ухмыльнулся писатель.

– Прости?

– Ничего. Мысли вслух.

Появилось сильное желание – навязчивая идея – дёрнуть головой, но джентльмен с трудом его одолел.

– А вообще, Эльза, не бывает таких людей, у которых бы не было таланта. Бог всех нас создал с потенциалом. У каждого есть что-то… что-то своё – свой талант, какой-то дар, какие-то способности. Просто человек сам себя зарывает. Он не даёт до конца раскрыться самому себе. А всё почему? Всё из-за лени. Согласись?

– Соглашусь.

***

Он пьяный сидел на диване, едва держа вертикальную позицию, и вспоминал старые обиды по отношению к отцу и матери, в том числе, и к младшему брату. У дивана на полу валялась его грязная куртка. От него разило ярым перегаром и потом – с примесью острого одеколона. Сид бухал ровно неделю, от того его лицо было заросшим, опухшим и красным. Отходить – по его нетрезвой логике – он вовсе и не собирался, ссылаясь на скучную и неудачную жизнь, что всё так плохо, и без алкогольного зелья теперь ему не обойтись.

Бессонная ночь в родительском доме Бадри. Маленькая и большая стрелки больших настенных часов, подаренные много лет назад покойной матерью на свадьбу Розе, зафиксировали: полвторого. Оторвавшаяся ото сна… она в потрёпанном халате разогревает ужин на кухне. Её сын в гостиной: поди чёрт и узнай, что он ожидает, будучи в стельку пьяный.

Огонь горит. Суп бурлит. Мать помешивает блюдо, и не знает, как поступить.

Часы на фоне таинственно тикают, подчёркивая натуру деревенской атмосферы. Она любит своё чадо, но в то же время и ненавидит. В последнее время чувство неприязни усилилось. Это щемило её материнское сердце так же, как и само положение её алкозависимого сына.

Голос с гостиной:

– М-а-а-м… ну я же никого не трогаю. Ни-ко-го! Ну пойми меня!.. Да… я пью… Но никого же я не трогаю… – заплетался язык.

Роза молча слушала пьяное нытьё, да помешивала вермишелевый суп. Она прекрасно знала, чем может это закончиться: Сид снова начнёт кричать, бить себя в грудь, а затем может что-нибудь сломать из мебели. Несмотря на опасения женщины, парень в этот раз скорее всего был кающимся дитятей, нежели разъярённой обезьяной. Безусловно: пьяный сын никогда не смел подымать руку на родную мать, однако не стеснялся развязывать язык до предела. Больно слышать такие слова от своего первенца, но реальность била в само сердце. Раздосадованная женщина могла ожидать всё что угодно от этой непредсказуемой жизни: болезнь, голод, финансовый кризис, смерть, или даже метеоритный дождь; всё что угодно… но только – не такого отношения к себе от собственного ребёнка.

Когда отец был ещё жив, Сид напивался не так часто (и пил вне дома: стыдился. Именно после кончины отца всё усугубилось.

Горечь потери.

Непонятная обида.

Стресс.

Не мог он обуздать всё это правильным путём; и теперь… в глубине души горько сожалел, что вообще когда-то попробовал этот пресловутый алкоголь.

Суп разогрелся. Роза подошла с тарелкой к плите, отложила в сторону крышку кастрюли, и принялась накладывать съедобную субстанцию. Запах еды непременно распространился по дому. После чего, Роза снова закрыла кастрюлю, и подошла к обеденному столу, поставив на него ёмкость с горячим блюдом. Поставила – холодно и грубо, но так, чтобы не пролить.

– Садись! – сердито бросила мать.

Сид поднял свою – едва вменяемую – тушу, и понёс её к столу. По пути качался туда-сюда, смахивая на усопшего из фильмов ужасов. Мать наказала помыть руки, но сынок проигнорировал. Пока она нарезала хлеб, тот кое-как добрался до кухни, и приземлился небрежно на стул. Пьяная рожа косилась в свете скучной потолочной лампочки. Безнадёжный и опустошённый взгляд. Первенец спивался у матери на глазах.

– Ешь давай, – буркнула Роза, положив на стол ложку и корзинку с хлебом.

Грязной рукой Сид вяло поднял ложку, и окунул её в вермишелевый суп. Блюдо источало пар и ароматы кинзы и базилика. Роза стояла возле стола, скрестив возмущённо руки на груди. В одной руке висела тряпка. Наблюдала, как взрослое чадо пытается удержаться на стуле и благополучно поесть. Хлеб крошился, ссыпаясь из его рук на пол. Прежде чем попасть в рот, ложка с супом немного проливалась на стол. Но ничего страшного. Пусть ест как хочет, лишь бы только скорее лёг спать.

Не такой Роза представляла себе будущую жизнь первенца, когда впервые взяла его на руки тридцать лет назад.

Он что-то пробубнил. Она строго задала вопрос:

– Тебе завтра на работу?

– Д-да, – очередной фокус с враньём.

– Ну «конечно»! И как же ты в таком состоянии пойдёшь на работу?

– Мам, ну пожалуйста. Не надо…

– Что «не надо», Ильгам? Что?! Доиграешься. Тебя так уволят.

Сын промолчал. Бессмысленно сейчас ему что-то вдалбливать.

Кушает. Блестящий взгляд строго в тарелку. Воняет носками.

– Поешь и сразу ложись спать. А то завтра точно не встанешь. Уже два часа ночи. – И Роза зашуршала прочь, грузно вздыхая. – О боже… Когда же это всё закончится?

Женщина удалилась из кухни, оставив Сида наедине с самим собой, который, вероятнее всего, снова уйдёт, нежели останется ночевать дома.

***

– Я хочу спать, Мэтт.

– Вставай! Ты должен писать!

– Но только ведь – три часа ночи!

– Ты же рано лёг спать, не так ли?

– Ну… да.

– Вот. Поэтому иди прими душ, налей горячий кофе, и немедленно приступай к работе.

– Хорошо, наставник. Как скажешь.

– Ещё как, родной, ещё как.

8

…вот Бадри пишет свою книгу, а на смартфоне – слабым фоном – играет классика. (Эта идея – писать под подобную музыку – пришла ему не так давно.) Тонкое сочетание письма и смычковых инструментов производит необыкновенный эффект, делая процесс работы более продуктивным. Замысел так и рвётся наружу: идея поддаётся. Он без каких-либо проблем выливает сюжет на цифровой лист с помощью клавиш ноутбука. Всё как обычно: тьма в комнате, из прихожей украдкой заглядывает свет, вечерний гул двора через распахнутую форточку.

Эльза – это моя Руфь²², под дозой вдохновения ударила мысль.

Мелькают её образ, её слова, её манеры, а особенно – улыбка с ямочками на румяных щёчках. Это – вдохновение. Мысли влюблённого автора порождают искусство. Он добрался до двухсот пятидесяти страниц. Продуктивный выдался денёк; а вечернее свидание его только закрепило.

Бадри благодарил Бога, который обернул для него недуг благом. Короче говоря, оказался на нужной высоте, в нужное время, и в нужном месте. Ирония какая-то.

«Не увлекайся книгами, если не готов стать писателем».

Мэттью

***

Сначала Бад легонько перекусил, выпив стакан холодного молока, и съев немного овсяного печенья. После чего – немного вздремнул, отдохнув от изнуряющего рабочего дня. Затем, когда солнышко решительно начало прятаться за горизонт, Бадри приступил убираться в квартире: прошла очередная неделя, а значит и настало время уборки. Безусловно, он с радостью бы её отсрочил ещё на наделю; но увы – политика Мэттью не терпит лени.

Около полутора часа заняло наведение порядка в однокомнатном жилище. По окончанию этого благородного дела, Бад зацепил смолистый мусорный пакет (с четырёхдневным содержимым), который у плиты ждал своего десантирования. Накинув на себя лёгкую ветровочку и обувшись, он выдвинулся из квартиры.

Оказавшись на улице, Бадри осторожно пересёк проезжую часть, где не было светофора. Прохладно. Намёк на осадки. Запах выхлопных газов и ароматы нарцисса и форзиции, вперемешку с некоторыми деревьями майского происхождения. Писатель бегом настиг мусорные контейнеры, огороженные металлической сеткой: три железные ёмкости в ряд. Бросок. Бадри забросил мешок в один из баков на расстоянии ста пятидесяти дюймов. Воображаемые аплодисменты.

Думаешь, после этого ты сможешь забросить трёхочковый?

Никогда не любил баскетбол.

Уборка позади. Последний штрих – мусор: там, где ему место. На очереди – просмотр фильма. Собрался бежать обратно.

– Я тоже так частенько делаю.

Бадри остановился. Он посмотрел направо и увидел прилично одетого мужчину.

– Не понял?

– Мусор, – улыбнулся мужчина. – Я тоже кидаю его издалека. Но иногда промазываю.

– А-а.

– А где тут супермаркет? Не подскажите?

Незнакомец подошёл поближе. Почему-то сразу Бад обратил внимание на его обувь: туфли потёртые, но кожаные, качественный пошив, выглядят стильно.

– Неместный что ли?

– Совершенно верно. Только недавно сюда заехал. Я живу вон – в том доме. – Молодой человек направил указательный палец в сторону жилой многоэтажки (той самой), где проживал Бадри.

Никакой реакции у писателя это не вызвало.

– Меня Джонни зовут.

– Я Бадри, – настороженно протянул руку в ответ.

Что-то ты какой-то мутный…

– Приятно познакомиться, Бадри. Извините, если задерживаю.

– Да нет. Всё в порядке.

– Курить приспичило. Так где здесь супермаркет? Если вы, конечно, сами знаете?

– Знаю, знаю. – Бадри вытянул руку вдоль дороги и приступил подсказывать: – Идёте прямо. До первого светофора. Затем повернёте налево. Поблизости увидите маленький домик. (По-моему, это мотель. Не помню, как называется.) А за ним как раз и будет супермаркет. Он там заметный. Сразу увидите.

– Всё, всё, шеф. Я понял. От души.

Да… Точно мутный.

– Ты прям как робот: всё чётко и без лишней возни.

Бадри хотел родить что-то в ответ, но тот вновь открыл рот, резко перебив.

– Упс. Я, кажется, сказал «ты». Хе-хе. Прошу прощения.

– Ничего страшного.

Тот ухмыльнулся. А автор поспешил попрощаться.

– Ладно. Мне надо идти. Удачи.

– Сладких снов.

Писатель недолго ждал очередь транспортного движения. Он успешно перебежал проезжую часть, когда траффик взял тайм-аут.

***

Синхронно раздвинулись шторы: сперва на одном окне, а следом – на другом. Комната утонула в лучах утреннего светила. Бадри успел закрыться одеялом, оставив лишь оголённую волосатую ногу на обозрение. Мэттью воскликнул:

– Вставай, золушка! Пора покинуть тёплую обитель. Сегодня у нас большая порция личностного роста.

– Родной, сегодня же воскресенье, – промямлил сквозь одеяло автор-дебютант.

– Всё правильно: воскресенье, пятое число. Сегодня семинар мистера Санда – одного из самых крупных бизнесменов этого грязного города. Ты бронировал билет за неделю.

– Я совсем забыл.

– Так ты идёшь?! Или мне закрыть шторы; и ты снова погрузишься в царствие Морфея?

В ответ:

– М-м-м…

Уютное помещение, подумал Бадри про актовый зал, в котором ему предстояло вот-вот провести двухчасовое лицезрение семинара – его первого в жизни семинара! И… что самое было интересно, так это дешёвые билеты: сразу было видно, что выступающий преследовал другую цель – более благородную. Именно за это и зацепился ученик; а точнее – его наставник, когда они за кружкой чая листали ленту в интернете.

Вместимость зала небольшая, однако «маленьким» его нельзя назвать тоже. Актовая территория – деловых мероприятий и встреч – оборудована кондиционерами. Тонкий дизайн подчёркивают пышные гардины кровавого оттенка, которые свисают до самого пола – на одной из сторон зала, где и прикрывают единственные сверху окна данного помещения, защищая присутствующих от назойливого солнца и придавая некую интимную атмосферу. На сцене такого же цвета – занавес. По бокам сцены – искусственные цветы в соломенных корзинках; а также – по одной акустической колонке. Чёрные мягкие кресла разделяют зал на две части. В каждой из которой: по семь мест в ряду, и семнадцать – в колоне. Пол застелен бежевым ковром без единого рисунка. На потолке продольно выстроены в четыре линии – между которыми интервал не более двух метров – включённые светодиодные лампы.

Любители личностного роста стремительно заполоняли актовое помещение, чтобы послушать стоящие советы от коуча. Возрастной контингент варировался от двадцати до семидесяти. Бадри двадцать восемь, и он чувствовал себя не комфортно. Но Мэтт был рядом. Он придавал ему уверенности.

– Извините, а у вас случаем не будет запасной ручки? Торопился блин. Свою дома оставил, – обратился Бад (с некой неловкостью что ли) к сидящему рядом человеку.

Парниша с заячьей губой ничего не сказал, а лишь зарылся в свою сумку, переворачивая внутри её содержимое. Звук молний и колыхания бумаг. Спустя меньше, чем через минуту, он вытащил нужный предмет. И перед лицом Бадри – словно сабля – взмахнула шариковая ручка: прозрачная, с синим колпачком.

– Благодарю. А знаете, я впервые посещаю се…

– Тсс! – обрубил парниша словоохотливого соседа, приложив указательную сардельку себе на дефектную губу.

– А, ну да. Всё правильно. – Бад продемонстрировал свой идиотский оскал; и (прям аж!) сильно хотел (прямо-таки!) сказать: – Эй, жирдяй! семинар-то ещё не начался! Что ты пальцем мне тычешь тут!

Прошло порядком более тридцати минут, как мудрый и богатый дяденька толкал речь; видно, что образованный, и многое повидал. Бадри пытался вникнуть. По сцене уверенно расхаживал мистер Санд с головным микрофоном у рта. Дорогостоящий серый костюм. Не менее дорого смотрелась чёрная рубаха из-под его пиджака. Полную картину дополнял – хоть и простенький – однотонный кремовый галстук. Незаурядная внешность. Непонятная. По всей видимости полукровка. Не пожилой, но и не молодой. Бадри наблюдал за его манерой поведения. Бизнесмен говорил стоящие вещи. Иногда Бад пробегался любопытными глазами по зрителям. Девушки и парни, мужчины и женщины, старики и старушки – были будто под гипнозом. Внимательно слушали мистера Санда, и пытливо что-то черкали в своих тетрадях или блокнотах. Вот только парень, у которого шизофрения, пока ещё ничего так и не писал.

Гардины задёрнуты. В серебристом свете светодиодных ламп успешный дяденька эмоционально говорит:

– …многое, что может произойти: финансовый кризис, потеря здоровья, утрата близких. Но!.. Проблемы неизбежны, как дождь. Это часть нашей повседневной жизни. И я хочу, чтобы вы помнили об этом, ведь когда придут трудности… вы уже… не сломаетесь!

Аплодисменты зрителей.

– Выбор всегда за вами: либо вы сдаётесь, либо встаёте, и идёте дальше – пробивать путь к успешной и насыщенной жизни!

Мистер Санд на краю сцены. Зал разрывается от восхищённых оваций.

– И невзирая на страх и риск, а они обязательно будут, никогда не сдавайтесь! Ни в малом, ни в большом. Идите до конца, несмотря ни на что. Будьте верны своей мечте! Трудитесь, трудитесь, и ещё раз трудитесь! Это верный путь к подлинному успеху. Гарантирую, друзья! Уж поверьте мне…

Воистину, речь была действительно вдохновляющей. Бадри как древний человек, опасливо оглядывался по сторонам, и тоже хлопал вместе со всеми, с тем чтоб не выглядеть не как все. С трудом сдерживал нервные тики. Бывало дёргал головой. Парниша с заячьей губой моментами это замечал.

Когда я сижу спокойно, он смотрит на сцену; а когда же начинаю дёргаться – нет же! – он сразу пялится на меня.

Прошёл ещё час. Выступление Санда подходило к завершению. Настало время вопросов. Люди подскакивали со своих кресел, словно под ними выстреливали пружины.

Два часа годного семинара. Задница у Бадри приобрела квадратную форму. Но я так чувствую!

Очередная пружина стрельнула. Подскочила с места «рыжая бестия», и задала интересующий её вопрос:

– Здравствуйте, мистер Санд. Я приехала сюда из Техаса. Меня зовут Оливия. И я очень рада присутствовать на вашем семинаре. Спасибо вам за такую возможность, – молвит девушка с первого ряда.

Спикер деловито кивает, стоя за кафедрой, и вытирает платочком пот со лба. Кондиционеры не справляются с энергетикой актового зала.

– У меня вот такая проблема. Не то что бы прямо «проблема». Но это явно мешает развитию моего дела.

– У вас собственный бизнес, Оливия?

– Нет, – ответила рыжая. – То есть, да. Просто, я только начинаю. Я его ещё не запустила.

– Хм, а в чём заключается ваша проблема?

Мистер Санд весь внимание. Любители личностного роста тоже. Бадри весь внимание. «Рыжая бестия» пожалела, что задала вопрос.

– Постараюсь быть краткой, – улыбнулась она, прочистив горло. – Есть некие опасения. В финансовом плане. Боюсь прогореть. Вы как никто другой, лучше знаете, что бизнес в наше время – это нелёгкое занятие.

– Ну, он всегда был нелёгким.

По залу прошёлся еле слышный смех.

– Оливия, извините, а имеются ли соответствующие финансы?

– Да-да. Конечно, – быстро ответила она. – «Сомнения»!.. Я не знаю, как их убрать, и что с ними делать. Я стою на месте, и просто прокрастинирую, хотя в принципе всё уже готово к открытию бизнеса, – поделилась бестия из Техаса. – И так… как вот эти вот сомнения побороть-то?

Коуч кивнул.

– Ну… скажу сразу. Я уже говорил сегодня об этом, да? Риск, страх – вещи неизбежные. Сейчас вам страшно, потому что вы идёте на риск, верно?

Девушка кивает.

– Вот. Оливия, это абсолютно нормально. Думаете, я не боялся и не сомневался?.. Ох! Я был ещё тем трусом. Упаси Господь.

Смех аудитории.

– Сомнение – это нормальное чувство. Это инстинкт самосохранения. Уж так устроен наш мозг. Он боится неизвестного. И здесь мы должны проявить мужество, и пойти ему наперекор. А иначе всю жизнь просидим в зоне комфорта, и так ничего и не добьёмся. Вы, Оливия, должны понимать: это всего-навсего ваши мысли. Как и тот же самый – страх. Инстинкт выживания. Если бы его не было, то что тогда с нами было б…