Текст книги "Парижские вечера (сборник)"

Бахтияр Сакупов
Парижские вечера (сборник)

© Сакупов Бахтияр, 2017

© Super Издательство, 2017

* * *

Глава 1. Жан и «она»

Жан принадлежал к той категории людей, которые умудряются стать взрослыми, миновав юношеский возраст с его страстями, восторгами, сердечными драмами и прочими прелестями, которые он считал явно сомнительными. Несмотря на то, что родился и вырос он в красивейшем местечке, пригороде Парижа, а именно – Буживале, где сам Тургенев вдохновлялся на новые шедевры, Жан скептически относился ко всему, что, по его мнению, «не существовало».

В какой момент его жизни он вдруг решил, что любовь – это миф, не заслуживающий его драгоценного внимания, – неизвестно. Но факт оставался фактом. Любовь для Жана была абстракцией, вымыслом, параллельной реальностью. И, что скрывать, относился к тем, кто проживал подобные чувства, чуть свысока, с насмешкой.

Ах да, и, конечно же, Жан считал себя парижанином. Этакий легкий снобизм, который позволял ему чувствовать себя лучше и создавать свой идеальный образ.

Жан планировал. Он планировал всю свою жизнь, и, знай он точно, сколько ему отмерено лет, он бы расписал каждый день по секундам, педантично следуя составленному плану. Однако именно над такими педантами Судьба обожает посмеяться.

В то утро Жан спешил в Париж, на важную встречу. Как всегда, он завернул в свое любимое кафе на улице Мюрже, чтобы выпить чашечку великолепного кофе и пробежать взглядом утренние газеты. И был пренеприятно удивлен.

Его «законный» столик оказался занят молодой женщиной, которая с увлечением поедала круассаны и, кажется, никуда не торопилась, наслаждаясь завтраком, уютным местечком, ароматами кофе и солнцем, которое лениво поглаживало ее левую щеку и прядь каштановых волос, создавая эффект «нимба».

Являясь по природе здравомыслящим человеком, Жан, тем не менее, не был лишен некоторой доли суеверия, и сейчас эта доля настойчиво интегрировала в его мозг мысль о том, что женщина, сидящая за его столиком, – это весьма плохой знак. Это, можно сказать, сигнал о том, что встреча, на которую Жан спешил и которой добивался более чем полгода, окажется неудачной. Иными словами, «его» место наверняка займет кто-то другой.

Конечно, обладая целеустремленностью и здравым взглядом на вещи, Жан был не из тех, кто пасует перед трудностями, и если Вселенная «подавала знак» о том, что на встречу можно и не торопиться, то он решил, что любой знак можно изменить.

Подозвав официанта, который, к слову, его хорошо знал, как постоянного посетителя, Жан заказал воздушное пирожное для незнакомки – в виде извинения за беспокойство и просьбу пересесть за другой столик, «если мадемуазель это не затруднит».

Он наблюдал, как женщина с легким изумлением взглянула на пирожное, официанта, а затем перевела взгляд на него.

Как только их взгляды встретились, реальность Жана перестала существовать. Работа, карьера, жизненный опыт, отношение к любви и чувствам – все стало призрачным и нереальным, не заслуживающим даже сотой доли внимания. Все, что было нужно и необходимо ему для жизни, находилось за «ЕГО» столиком. И пусть разум отчаянно пытался достучаться до него, лихорадочно вспоминая веские доводы против «любви с первого взгляда» и приводя доказательства того, что ее не существует, Жан ничего не слышал и не видел, кроме этих карих глаз оттенка молочного шоколада.

Это длилось целую вечность – целый миг, растянутый на миллионы отрезков времени в параллельных вселенных. За какое-то мгновение Жан пережил такой поток эмоций, который он не чувствовал, быть может, за всю свою жизнь.

Как в тумане он наблюдал за тем, как ОНА, приветливо улыбнувшись и кивнув ему, просто рассчиталась с официантом и пошла на выход. Даже походка у нее была абсолютно неземная: Жан не был уверен, касается ли она пола или нет.

Тонкий аромат незнакомых духов коснулся Жана легким шлейфом, и незнакомка вышла из кафе, прихватив с собой не только пирожное, но и сердце Жана.

На негнущихся ногах Жан прошел к своему столику и, заказав кофе, бездумно уставился в газеты. Строчки странно подпрыгивали, буквы отказывались складываться в слова, а в голове творилось нечто невообразимое. Мозг Жана пытался совладать с шоком и привести в порядок мысли, а вот сердце готово было петь серенады, ликовать от любви и рыдать от отчаяния, так как предмет вдохновения исчез в неизвестном направлении, и, честно говоря, даже если бы ОНА осталась в кафе, Жан просто не знал бы, что предпринять.

Удивительное дело – интересный и успешный мужчина, практически парижанин, который с легкостью мог очаровать любую приятную даму как манерами, так и разговором, сейчас совершенно не представлял, что бы он мог сделать, останься незнакомка за соседним столиком. А теперь, когда она растворилась среди спешащих по своим делам людей в осеннем утре, перспектив на будущее с ней практически не осталось.

Зацепившись за эту мысль, Жан не без труда вернулся к реальности и более насущным перспективам, например, предстоящей встрече, на которую он, взглянув на часы, ужасно опаздывал. От Буживаля до Парижа не такое уж большое расстояние, но именно это и делает путь сложным, так как многие жители этого городка считают себя столичными жителями, предпочитая работать в Париже, а отдыхать в пригороде. Но, будучи абсолютно не романтичным и не мечтательным человеком, Жан все-таки не утратил надежду добраться в срок. А надежда может творить чудеса, особенно если она работает в согласии с головой и сердцем человека. Чего о Жане сегодня, впрочем, нельзя было сказать.

Опоздав на четверть часа, Жан все-таки попал на вожделенный прием, но, рассказывая о проекте, он был несобран, рассеян, и мысли его постоянно возвращались к тому самому мигу, когда незнакомка подняла на него свои глаза. Хвала небесам, Жану хватило сообразительности сослаться на недомогание, когда он заметил, что встреча практически провалена. Впрочем, вид у него был действительно такой, что ни у кого не возникло сомнений, что человек подхватил вирус.

Не стоит думать, что в мире бизнеса все черствые и бесчувственные. Особенно если это касается потенциальной прибыли. Поэтому Жану дали время на выздоровление и второй шанс.

Всю последующую неделю Жан бродил, точно призрак, по улице Мюрже, надеясь встретить незнакомку, но – тщетно. Буквально в каждой женщине он видел черты той молодой особы, каштановые локоны вызывали в нем настоящий всплеск счастья, надежды, страха.

Он впервые не задумывался о том, что будет делать, если действительно встретит ее. Просто все, что он знал, – это то, что ему необходимо увидеться с ней вновь.

Это было так не похоже на него. Настолько отличалось от его образа жизни, мыслей, самой сути, что перемены эти заметили все окружающие. Впрочем, Жан с успехом продолжал пользоваться уже спасшей его ложью о недомогании, которая более или менее срабатывала и в Буживале, среди его друзей и родных.

За неделю бесплодных поисков Жан осунулся, похудел, даже немного постарел. Однако эмоции и ощущения стали более блеклыми на фоне очередной встречи по проекту.

Когда он переступил порог офиса, ни у кого не возникло мысли о том, что он действительно был болен – так он выглядел. Однако это не помешало ему действительно блестяще представить проект и получить долгожданный карт-бланш на его реализацию.

* * *

Мы сидели у камина и смотрели на этого человека, который совсем не верил в любовь, и уж тем более – в любовь с первого взгляда. И испытал сильнейшее в своей жизни потрясение. Он и сейчас, грустно улыбаясь, говорит:

– Я уже не уверен в том, что это была любовь. Какое-то наваждение. И, наверное, оно прошло. Ведь, если бы это была любовь, Судьба обязательно подарила бы мне – нам – второй шанс. А так – я даже не знаю, как ее зовут.

В нашем хостеле он оказался совершенной случайно, буквально на ночь, «благодаря» тому, что его машина сломалась. Автомеханик пообещал исправить все к утру, и Жан, повинуясь какому-то внутреннему чувству, выбрал именно наш отель, отдав ему предпочтение среди многих таких же, не говоря о роскошных парижских отелях. Именно здесь, когда мы делились своими историями, старая рана Жана открылась, и он понял, как было необходимо кому-то рассказать, поделиться. До сего момента никто, даже самые близкие люди, не знал, чем же он был болен целую неделю и от чего выздоравливал. И, рассказывая сейчас свою историю, он заново переживал все чувства, эмоции и шок от собственного иррационального поведения, столь несвойственного его натуре.

Реакция слушателей не была однозначной, но все сошлись во мнении, что это одна из самых печальных лав-стори на свете. История любви, которая умерла, даже не успев начаться.

Мы сидели и вместе с Жаном продумывали варианты, как бы он себя повел. Что бы каждый сделал на его месте? И, главное, можно ли еще что-то сделать, и стоит ли делать теперь что-то? Когда прошло уже больше, чем полгода?

Единственное, в чем был уверен Жан, так это в том, что отрицать любовь – глупо. Объяснять ее химией и физикой – тем более. Но и принять ее как данность он не мог. Он получил урок, и, быть может, этот урок не был бы так жесток, если бы сам Жан был готов к проявлению чувств. Отношения для него всегда были легкой игрой, и он никогда не задумывался до этого случая, что может кого-то ранить. Сейчас он проходил фазу одиночества. Так как до сих пор подсознательно выискивал в чертах своих подруг ту единственную, которую отпустил в осеннее утро. Женщины это чувствовали, и потихоньку круг его милых подруг таял…

* * *

Около двух часов ночи Жан виновато улыбнулся, с удивлением обнаружив, что держит в руке уже не чашку с кофе, а бокал с вином, и, сославшись на то, что ранним утром ему предстоит решить огромное количество вопросов, испросил разрешения «откланяться».

Наша дружная компания пожелала ему сладких сновидений, приготовившись (что уж греха таить) с удвоенным энтузиазмом перемыть ему косточки, как только он покинет гостиную, как вдруг дверной колокольчик легко звякнул, и на пороге возникла очередная посетительница хостела.

Тонкая, немного нескладная, как подросток, в шифоновом желтом платье, вязаной в полоску кофточке и такой же шапочке, балетках цвета карамели и огромными глазами оттенка молочного шоколада. Поправив выбившийся из-под шапки каштановый локон, она пленительно улыбнулась и произнесла:

– Здравствуйте, я – Мари. Найдется для меня местечко у камина? Я ужасно замерзла!

Звон разбившегося бокала, который выпал из рук Жана, показался нам началом свадебной музыки. И, когда эти двое вновь встретились взглядом, то клянусь, во всей гостиной было слышно только биение сердец, и мы буквально видели, как взгляды Мари и Жана, встречаясь где-то посередине, рождали настоящую электрическую волну, уходящую вверх и взрывающуюся разноцветными фейерверками.

Что же, у этой истории любви вполне может быть великолепное продолжение, и пусть она никогда не заканчивается!

Глава 2. Измена

Мы действительно наслаждались обществом Люка, немолодого француза, который жил в хостеле третьи сутки. И если каждый вечер он бывал на высоте, блистая различными историями из своей жизни, то сегодня он был просто неотразим.

Вероятно, потому, что в его компании оказалась молоденькая блондинка, хрупкая, нежная, смешливая и, вопреки расхожему мнению, определенно обладающая интеллектом.

Люк, немолодой француз около шестидесяти лет, не отличался особенными внешними данными: средний рост, немного лишнего веса, умеренное количество седых волос на голове и руках. Но его глаза, его обаяние – казалось, они способны подчинить всех. Утонченное чувство юмора, потрясающая мимика и постоянно позитивный настрой делали этого человека одним из любимцев наших «посиделок у камина». С Люком, казалось, зал приобретал особую атмосферу уюта, комфорта и тепла. Хотелось сразу делиться своими мыслями, чувствами, переживаниями.

Поэтому никто не удивился, когда сегодня с ним в компании оказалась молоденька нимфа лет двадцати пяти, модельной внешности, которая, казалось, была полностью очарована своим пожилым кавалером, как, впрочем, и он ей.

Они настолько органично смотрелись вместе, что ни у кого это не вызывало ни зависти, ни отторжения, ни желания прочитать Люку отповедь, исполненную морали, на предмет его долгой семейной жизни, о которой он упоминал несколько раз до этого.

О да. Люк был женат. В отличие от многих, женат очень удачно, как он говорил. Он любил свою жену, с которой прожил около тридцати лет и которая (опять-таки по его словам) была истинным подарком Судьбы и совершенством. И вот, на фоне этих признаний, мы смотрели, как Люк, чуть приобняв за талию свою юную спутницу, пил совершенно сумасшедший чай из множества трав и внимал нашим разговорам, изредка вставляя реплику или подсмеиваясь своим чуть глуховатым баритоном.

Странно. Нам никогда даже в голову не приходило заподозрить его в неверности – так он был искренен, описывая свою жену и отношение к ней. И сейчас никому не пришло в голову упрекнуть его в явном адюльтере. В самом деле, не посадит же он красотку в такси после этого вечера, ограничившись только таким обществом у камина?

Мы как раз обсуждали историю Йена и Ольги, русской девушки, когда дверь хостела внезапно открылась и на пороге возникла фурия.

Нет, не в прямом смысле слова, конечно. Это была женщина, она была прекрасна сама по себе, но в своей ярости она была великолепна! Я довольно неплохо знаю французский язык, чтобы свободно общаться на нем, но тирада этой мадам была столь витиеватой, быстрой и с истинно итальянским темпераментом, что даже я, со своими познаниями, смог уловить только приблизительную суть и размеры грядущей катастрофы, кары небесной и других мер наказания, которые будут применены незамедлительно.

Клянусь, я даже не успевал увидеть, как она вбирает в легкие воздух, чтобы выговаривать все, что у нее на душе. При этом, голос у нее был звучный, полный, не резал слух, так что можно было бы получать удовольствие. Хотя удовольствие мы получали, глядя на Люка: он выглядел испуганным, растерянным, осторожно пряча за спину свою молодую подружку, которая тоже делала большие глаза и что-то испуганно ворковала своим нежным голоском. Меж тем, образ фурии явно заслуживал того, чтобы описать его более подробно. Это была немолодая, но очень красивая женщина, с копной светлых волос, ясными карими глазами, которые метали молнии, и довольно спортивной фигурой. Люк. По сравнению с ней он выглядел этаким медвежонком, но ни у кого не возникло сомнений, что они – единое целое. Вот удивительно, проживут люди вместе более тридцати лет, и несмотря на то, что внешне они вроде бы разные, определенная похожесть настолько явная, что сразу видно – они пара. Действительно семья.

Меж тем, супруга Люка пошла в наступление. Быстро проговорив своим бархатным баритоном, чтобы Элен (так, оказывается звали девушку; удивительно, что никому не пришло даже в голову поинтересоваться, как ее зовут, пока она была рядом с Люком) быстро убегала и прыгала в первое попавшееся такси. Вложив ей в руки деньги, он пробормотал «мерси», быстро поцеловал ее в щеку (это при разъяренной-то жене!) и, закрывая ее своей спиной, позволил выскочить на улицу.

Как только необходимость держать жену на расстоянии вытянутых рук отпала, Люк покорно опустил их вниз, и на него с двойной яростью обрушился град упреков, криков, пощечин. Мы почувствовали себя ужасно неловко, находясь в эпицентре событий, но поделать ничего не могли.

Нам оставалось только наблюдать, как Люк, наш веселый, добродушный и удивительно мягкий человек, мрачнел секунда за секундой, затем он очень тихо и резко сказал, что не желает ее больше видеть, и, прихватив свое пальто, которое очень удачно висело на спинке ближайшего к выходу кресла, ушел в ночь.

Мягко звякнул колокольчик, и на его фоне звук резко захлопнутой двери прозвучал как выстрел. Выстрел в сердце семьи, которая распадалась у нас на глазах.

Несколько секунд в зале у камина царила неестественная тишина, а затем «злобная фурия» обессиленно опустилась в ближайшее кресло. Плечи ее опустились, воинственный излом бровей принял совсем иное очертание. И вот, перед нами оказалась просто женщина. Красивая, несмотря на свой возраст, утонченная. Она сидела, спрятав лицо в ладонях, и, казалось, ей нет никакого дела до всех остальных, кто стал свидетелем этой сцены, ее теперешнего состояния и всего прочего.

Она даже не плакала. Просто устало спряталась ото всех. Этакое детское чудачество, когда малыш закрывает ладошками глазки и уверен, что его никто не видит. У меня, у всех, кто находился в этот момент рядом, возникло желание как-то утешить и помочь ей. Тем более, что на протяжении уже нескольких дней мы общались исключительно на любовные темы. Неужели мы не смогли бы вместе найти решение этой проблемы?

Тихо звякнуло стекло бокала, и я, повернув голову, увидел Аннет, рыжеволосую барменшу, у которой сегодня был выходной. Как бармен, она знала, что необходимо в такие моменты, и, молча налив на треть в бокал скотча, поднесла его жене Люка.

Та не сразу поняла, что подошли к ней. С удивлением взглянув на бокал, она осторожно сделала глоток, закашлялась и… Да, конечно же, мы все поняли, что эти слезы, которые она вытирала, были исключительно из-за обжигающего напитка, который она глотнула.

Мы знали, что сегодня будет вечер удивительной истории любви и предательства. И несмотря на довольно поздний час, никто не собирался расходиться. Все замерли в ожидании, что расскажет нам жена Люка. И, действительно, это была очень красивая история.

История целой жизни, наполненная очень трогательными и бесценными моментами, начиная от первой встречи до рождения первенца, а затем и второго сына. Их совместных планов, целей, которых они достигали, внимания и чуткости изо дня в день.

Миллионы маленьких историй, как кусочки мозаики, из которых складывалась совершенная картина жизни. Если бы не одно «но».

Жена Люка, Катрин, безнадежно его ревновала. Ее драгоценный муж ну совершенно не был святым. И, если у него намечался роман, она начинала это чувствовать каким-то сверхчутьем.

– Наверное, вы его очень любите? – спросила Аннет, незаметно обновляя содержимое бокала Катрин. – Ну, если прощаете ему все его похождения?

Катрин чуть пожала плечами.

– Он моя жизнь, – просто сказала она. – Я даже не представляю, как без него буду жить. – Голос ее дрогнул, и она незаметно смахнула легким движением руки очередную слезинку. И тут же, со вновь вспыхнувшим негодованием, которое так преображало ее, продолжила: – Но это просто невыносимо! Все его измены! Вы видели эту девчонку?! Да она годится ему даже не в дочери! Во внучки! Как он может так поступать со мной! Мы столько пережили вместе, столько у нас и счастья и горя на двоих, а он готов это все променять на минутную слабость!

Выдохнув, она, кажется, впервые огляделась. Увидела наш зал с камином. Увидела всех нас. Легкое удивление отразилось на ее лице, образовав очень симпатичную морщинку в середине высокого аристократичного лба.

– Хостел? – с недоумением произнесла она. – Вот удивительно. Сколько лет я прожила с Люком, я бы никогда не подумала, что он остановится здесь. Иногда мне начинает казаться, что я его совершенно не знаю.

Мы просидели почти до четырех часов утра и уже собирались расходиться по своим местам, когда дверной колокольчик возвестил о приходе очередного гостя.

Это был Люк. Наш Люк, который пришел с огромным букетом фрезий – любимых цветов Катрин. Мы ожидали чего угодно. Очередной сцены, скандала, того, что Люк упадет на колени, не обращая внимания на нас, и будет молить о прощении свою несравненную половину, но все получилось гораздо быстрее и интереснее.

Подойдя к жене энергичным пружинистым шагом, Люк вручил ей букет, крепко поцеловал и, подхватив за талию, удалился вместе с ней из хостела, благо у Катрин уже не было сил сопротивляться из-за усталости, выпитого скотча и душевных потрясений.

Конечно, сон у нас как рукой сняло. Мы живо стали обсуждать, что же будет, помирятся они или нет, сможет ли Катрин вот так сразу простить Люка и какие же они все-таки славные и прекрасно смотрятся вместе.

Эта история в истории, настоящая драма, которая разыгралась перед нашими глазами, взбудоражила наши умы и сердца. Нам так хотелось, чтобы все у Люка и Катрин сложилось наилучшим образом! Они действительно заслуживали счастья и тепла, любви друг друга.

На следующий вечер к нам в гостиную заглянул Люк. Лукаво улыбаясь, он сообщил, что у него и Катрин все превосходно, он заскочил за вещами, и они едут в Барселону, на очередную медовую неделю.

На наши вопросы, простила ли его Катрин и как все прошло, он, улыбаясь, рассказал следующее:

– Я всегда любил и буду любить только одну женщину. Свою несравненную Катрин. Она – совершенство. По крайней мере, для меня. Но после первых безумно счастливых десяти лет брака, отношения стали не то чтобы пресными – нет. Слишком спокойными. И Катрин начала утрачивать свой внутренний огонь. С ней по-прежнему было тепло и спокойно, но она превращалась из желанной женщины в сестру, друга, мать детей…

Люк рассказал, что он перестал чувствовать себя мужчиной, а именно с ней он ощущал себя безумно привлекательным и сексуальным. Теперь он становился этаким семьянином, скорее отцом семейства, нежели любимым и желанным мужем. И тогда в его голове созрел уникальный план.

Он решил «изменить» Катрин. И вот, уже в течение двадцати лет, он придумывает различные истории, ситуации, которые позволяют его жене заподозрить Люка в неверности. Как только жена «успокаивается», он продумывает сложные ходы, ни разу не повторяясь и не ошибаясь. Рассчитывает все до мельчайших подробностей. Оставляет «подсказки», чтобы супруга смогла его «вычислить» и поймать на «месте преступления».

Прекрасная блондиночка Элен отлично играла свою роль и изначально была готова к тому, чтобы убежать, как только жена Люка появится в хостеле. А в том, что она появится, он не сомневался. Нрав у Катрин был тот еще.

И вот затухающее пламя страсти снова пылает с удвоенной силой. Люк и Катрин вновь охвачены прежними чувствами, сдобренными переживаниями и опытом прожитых лет. Они провели вместе незабываемую ночь и едут в Барселону, чтобы насладиться моментом чистого счастья и любви друг с другом!

И Люк снова становится просто преданным и любящим мужем. До следующего раза, когда ему снова придется пробудить в своей Катрин настоящую тигрицу, готовую бороться за свою любовь, преодолевать расстояния и закатывать настоящие скандалы в испанском стиле.

Обернувшись на пороге, Люк мягко засмеялся и произнес:

– Честное слово, иногда меня терзают сомнения, настолько ли моя жена наивна, что каждый раз верит в такие истории. Главное, что они, эти истории, правильно работают. Но иногда мне все-таки кажется, будто она заранее знает, что за игру я затеял, и принимает эти правила, потому что ей это так же необходимо, как и мне.

С этими словами Люк вышел, а мы, сидящие у камина в гостиной, всерьез задумались. Возможно ли такое? Слишком уж настоящим было горе его супруги, когда она делилась своими переживаниями с нами. Или все-таки крошечные сияющие искры в ее глазах, которые не потухали ни на секунду, не были плодом нашего воображения?