Текст книги "Быть лучшей"

Сэр Рональд был явно растерян. Заметив это, Пола сказала:

– Позвольте мне пояснить вам, как обстоят дела.

Отец и сын согласно кивнули.

– Сделай одолжение, дорогая, – сказал сэр Рональд.

– Бабушка оставила Сэнди пятьдесят два процента акций «Харт Энтерпрайзиз». Остальные сорок восемь были разделены на три равные части между Эмили, Джонатаном и Сарой. То есть каждый получил по шестнадцать процентов. Как председатель правления и держатель самого крупного пакета акций Сэнди волен делать в компании – да и с компанией, если уж на то пошло, – все что пожелает. Именно этого бабушка и хотела. Пусть доход получают все четверо, но абсолютная власть должна быть в руках Сэнди, потому что он единственный, кто способен предотвратить раздоры среди четверых кузенов. Она считала, что Сэнди заслужил самую большую долю в ее компании, и передала дела ему, поскольку была уверена, что он всегда будет действовать в соответствии с ее желаниями.

– Да, твоя бабушка была предусмотрительна во всем! – Сэр Рональд не уставал восхищаться продуманной стратегией Эммы Харт – И в этом деле она тоже, должен признать, поступила умно. Сэнди действительно в последние годы, когда у «Харт Энтерпрайзиз» возникли немалые трудности, отлично вел корабль.

– Слушай, Пола, – быстро проговорил Майкл, – я вижу, что ты твердо уверена, что Сэнди не хочет продавать «Леди Гамильтон». И возможно, ты права. По крайней мере сейчас. Но не исключено ведь, что в будущем он передумает и захочет освободиться от «Леди Гамильтон». – Майкл помолчал, задумавшись. – Полагаешь, это невозможно? – спросил он. Видя его упорство, Пола не могла удержаться от улыбки.

– Словом, ты так или иначе собираешься встретиться с ним и сказать, что, если он решит когда-нибудь избавиться от «Леди Гамильтон», «Каллински индастриз» начеку? Ты это имеешь в виду? – со смехом спросила она.

Майкл кивнул.

– Именно это. А ты не будешь против, если папа перекинется с ним парой слов?

– Ну, разумеется, нет. По-моему, ничего дурного не будет, если Александр узнает, что его фирмой интересуются. – Пола повернулась к сэру Рональду. – Вы на уик-энд едете в Йоркшир, дядя Ронни?

– Да, дорогая.

– Так отчего бы вам по пути не заехать в Наттон-Прайори и не потолковать с Сэнди? Когда он в деревне, с ним легче иметь дело.

– Пожалуй, так я и поступлю, – сказал сэр Рональд. – И спасибо тебе большое, Пола, ты очень помогла нам.

– Да-да, спасибо огромное, мы действительно благодарны тебе за помощь. – Майкл послал ей одну из своих обворожительных улыбок, отпил вина. Затем, помолчав немного, спросил: – Слушай, Пола, а что, Capa Лаудер все еще замужем за своим художником-французом? Ты ничего о ней не слышала в последнее время? Спрашиваю из чистого любопытства, имей в виду.

– Нет, почему же, до меня доходили сведения о ней, но только окольными путями, потому что я больше не считаю их с Джонатаном членами семьи. – Пола нахмурилась. – В одном французском журнале, по-моему, в «Пари-матч», я полгода назад читала статью об Иве Паскале. Там была фотография: он, Capa и их пятилетняя дочь Хлоя. Похоже, они живут где-то в Приморских Альпах. У них старая ферма. Ив оборудовал там себе студию. У него репутация «enfant terrible»[1]1
  Ужасный ребенок (фр.) – Здесь и далее прим. пер.


[Закрыть] французской живописи, и его картины имеют потрясающий успех.

– Он действительно отличный художник, хотя и не в моем вкусе, – заметил Майкл. – Я воспитан на образцах французского импрессионизма, и все эти ультрасовременные штучки оставляют меня совершенно равнодушным. А вот Моне, Мане, Сислеем и Ван Гогом я всегда готов любоваться.

– Ты прав, – согласилась Пола.

– Коль скоро уж мы заговорили о Саре, что слышно о ее сообщнике, Джонатане Эйнсли? Все еще скрывается где-то на Дальнем Востоке?

– Вроде да, хотя даже Сэнди точно не знает. – Голос Полы звучал ровно и отчужденно. – Друзья Эмили говорили, что видели его в Гонконге, потом в Сингапуре. Дивиденды и балансовый отчет Джонатану пересылают через одну посредническую фирму, здесь в Лондоне, которая, по-видимому, ведет его дела. – Пола поморщилась, как от боли. – Впрочем, пока он не появляется в Англии, меня это мало интересует. Как любила говорить Эмма, баба с воза – кобыле легче.

– Вот именно. – Майкл удивленно покачал головой. – Никогда не мог понять, почему он так поступил. Это надо же свалять такого дурака. Ведь у него все было – и он сам все разрушил.

– Может, он думал, что не попадется, – вступил в разговор сэр Рональд. – Но в таком случае он недооценил тебя. – Уголком глаза он взглянул на Полу, погладил ее по руке и усмехнулся. – В тебе он встретил достойного соперника, это уж точно.

Пола тоже было улыбнулась, но улыбка получилась вымученной. Какое-то время она не могла говорить. Ей было противно само упоминание имени кузена, Джонатана Эйнсли, ее злейшего многолетнего врага.

– Так что же, никто в семье не знает, на что он живет? – не отступал Майкл.

Пола бросила на него невидящий взгляд и поджала губы – привычка, которую она переняла у бабушки. Помолчав немного, она с некоторым нажимом ответила:

– Об этом Джонатану Эйнсли беспокоиться не приходится. «Харт Энтерпрайзиз» дает ему вполне приличный доход. – И, снова помолчав, добавила: – И никому не приходит в голову интересоваться его личной или деловой жизнью… ибо это просто-напросто никому не интересно.

Пола удивленно приподняла брови и, пристально вглядываясь в Майкла своими живыми голубыми глазами, спросила:

– Кстати, а тебя-то почему так интересует Джонатан?

– Даже сам не знаю. В последние годы я совсем не вспоминал о нем, а теперь что-то любопытно стало, – Майкл смущенно улыбнулся.

– Ну а мне он нисколько неинтересен.

В ресторане было тепло, но Полу познабливало как от холода. Она не забыла последние слова, сказанные ей Джонатаном: «Ты меня еще попомнишь, Пола Фарли. Мы с Себастьяном никогда тебе этого не забудем». Он прокричал их, забавно размахивая кулаком перед ее лицом, как злодей в викторианском романе. Ну, Себастьяну-то Кроссу «помнить» теперь не удастся – он умер. А Джонатан жив. Иногда ей снятся кошмары, в которых появлялся кузен, чтобы мучить ее. Он и впрямь на это способен. Он вообще на все способен. Она знала это с детства. Однажды, несколько лет назад, она поделилась своими страхами с Сэнди, но тот только рассмеялся и посоветовал выбросить Джонатана из головы. Это же задира, сказал он, а, как известно, задиры всегда трусы.

Это верно, и тем не менее ей так и не удалось вытравить из памяти день, когда Сэнди выгнал Джонатана. У нее перед глазами так и стоит его злобный взгляд, выражение ненависти, перекосившее лицо. Именно тогда она почувствовала, что нажила себе врага на всю жизнь. Десять лет прошло с тех пор. Ни она, ни кто другой из семьи не видели его все это время, и тем не менее червячок страха не переставал копошиться у нее в груди.

Сообразив, что Майкл и сэр Рональд наблюдают за ней и ждут объяснения, она повернулась к Майклу и нарочито небрежным тоном сказала:

– Господин Эйнсли оказался не той лошадкой, и чем меньше мы будем вспоминать его, тем лучше.

– Конечно, дорогая, конечно, – согласился сэр Рональд. Он почувствовал, как изменилось настроение Полы, когда они заговорили о Джонатане, и решил, что пора сменить тему.

– Я получил от тебя приглашение на прием по случаю шестидесятилетия твоего магазина, – бодро произнес он. – Жду не дождусь, когда же он, наконец, состоится. А другие торжества намечаются? Может, откроешь секрет?

– С удовольствием, дядя Ронни. Я тут кое-что придумала. – Увидев застывшего у стола официанта, Пола остановилась. – Но, может, сначала закажем десерт, – сказала она, пробегая глазами поданное ей меню.

– Прекрасная идея. Я бы порекомендовал шербет, – сказал сэр Рональд. – Для всего другого сегодня слишком жарко.

– Ну что ж, – кивнула Пола. – Майкл, ты присоединишься к нам?

– Нет, я, пожалуй, ограничусь кофе. – Проводив взглядом официанта, Майкл перевел глаза на Полу и одобрительно улыбнулся. – Ты ведь можешь есть что угодно и сколько угодно, и весу у тебя не прибавляется ни на грамм. А мне, к сожалению, приходится следить за собой в последнее время.

Пола покачала головой и рассмеялась:

– Да брось ты, Майкл, ты строен как атлет.

Повернувшись к сэру Рональду, она принялась с энтузиазмом перечислять мероприятия, которые скоро состоятся в честь шестидесятилетия магазина на Найтсбридж.

Майкл откинулся на стуле, вертя в руках бокал с вином. Он почти не слушал Полу, так как по-прежнему был сосредоточен на «Леди Гамильтон» и огромных возможностях с нею связанных. Если, конечно, им повезет и удастся выкупить эту фабрику у «Харт Энтерпрайзиз».

Аманда Линдс, родная сестра Сэнди, создала ее уже много лет назад и с точки зрения Майкла оказалась куда более искусным модельером, нежели Capa Лаудер. Ее платья были легки и удобны. И в то же время в них был неуловимый аристократизм, всегда отличавший продукцию Хартов. Ее одежда отлично продавалась не только во Франции, но и на всем континенте. Это Майкл знал точно.

Сэр Рональд и Пола по-прежнему болтали о предстоящих торжествах и связанных с ними планах. Их голоса почти терялись в голосе посетителей, уже заполнивших весь ресторан.

Появился официант с десертом.

Майкл отпил кофе, раздумывая о способностях Аманды. Если они купят «Леди Гамильтон», сейчас или в будущем, ее непременно надо оставить главным художником и исполнительным директором. А если она почему-либо не захочет, придется кем-нибудь заменить ее…

Размышления Майкла прервал смех Полы, сильный, вызывающий, чувственный. Майкл резко поднял голову и посмотрел через стол на Полу. Та уписывала шербет. Маленький кусочек пристал к ее верхней губе. Она слизнула его языком и продолжала есть. Завороженный Майкл внезапно испытал к ней сильное физическое влечение, что немало смутило его. Он выпрямился на стуле и уставился в чашку с кофе.

Когда он, наконец, поднял взгляд, Пола уже покончила с шербетом и отвечала на какое-то замечание отца. Майкл моргнул, ощущая все большую растерянность. Он, должно быть, с ума сошел – можно ли ему так думать о Поле?

Сквозь окна прямо за ее спиной лился яркий солнечный свет, отчего казалось, что вся она светится, как под лучами софитов на сцене. Все в ней было сейчас живее и ярче, чем обычно: черные волосы, голубые глаза, удивительная золотистая кожа, слегка тронутая загаром. В этот момент она излучала энергию жизни и сексуальность.

Майкл, прежде испытывавший к Поле исключительно братские чувства, почувствовал вдруг, что хочет обладать этой женщиной. Он весь напрягся, сдерживая себя, и даже опустил голову, чтобы его не выдало выражение лица. Почему, спрашивал он себя, почему мне вдруг так захотелось ее именно сейчас – ведь мы знакомы Бог знает сколько времени? Он уставился на вазочки с цветами на столе. Ему удалось подавить нахлынувшие чувства.

– Я буду в Париже, – говорил сэр Рональд, – в конце следующей недели, на пути в Биарриц, и если ты окажешься там, в своем магазине, можно было бы поужинать вместе.

– Нет, в Париж на следующий уик-энд я не поеду, – начала Пола и внезапно оборвала себя. – Проклятие! – воскликнула она, резко выпрямляясь на стуле. Только теперь она вспомнила, что не отменила бронь на самолет в Париж.

– Что-нибудь не так? – участливо спросил сэр Рональд.

– Нет, нет, все в порядке, – поспешно откликнулась Пола, обещая самой себе сразу же по возвращении в офис позвонить в «Бритиш эруэйз». – Я забыла кое-что сделать перед обедом. Но это пустяки.

Майкл, окончательно справившийся со своим порывом, удивленно посмотрел на отца:

– Отчего это ты надумал ехать в Биарриц в такое время года, папа? Ведь сейчас не сезон.

– Знаю. Я хочу посмотреть на Пасхальное яйцо русской императорской фамилии работы Фаберже, – с видимым удовольствием объяснил сэр Рональд. – У моего посредника в Париже есть клиент в Биаррице. Точнее клиентка. Весьма пожилая дама. Из русских белоэмигрантов. Похоже, она, наконец, решилась продать этот ювелирный шедевр. И, естественно, я хочу оказаться там прежде, чем американский издатель Малкольм Форбс или какой-нибудь другой коллекционер пронюхает об этом. Ты ведь знаешь, какая сейчас редкость Фаберже. – Сэр Рональд посмотрел на часы, прищелкнул языком и, не дав Майклу вставить слово, поспешно продолжил: – Кстати, я вспомнил, что через четверть часа у меня свидание в ювелирном магазине Вартски. Кеннет Сноумен недавно заполучил портсигар Николая Второго. Его сделал Перчин, один из лучших учеников Фаберже, и я обещал, что после обеда заеду взглянуть на него.

– Рад это слышать, папа, и надеюсь, тебе достанутся обе вещи, – искренне сказал Майкл, зная, как серьезно относится отец к коллекционированию драгоценностей. То, что когда-то было случайным хобби, стало страстью всей жизни. Коллекция Фаберже, принадлежавшая Каллински, была широко известна и часто выставлялась, наряду с Сандринхемской коллекцией, начало которой некогда положил король Эдуард VII и королева Александра, сестра русской императрицы Марии Федоровны. Впоследствии коллекция перешла к королеве Марии, которая значительно пополнила ее, а теперь коллекция принадлежала королеве Елизавете II.

– Раз ты торопишься, папа, – улыбнулся Майкл отцу, – я скажу, чтобы принесли счет.

Он кивнул официанту.

Сэр Рональд посмотрел на Полу.

– Если ты доедешь со мной до Вартски, дальше мой шофер в твоем распоряжении, дорогая.

– Большое спасибо, дядя Ронни.

– Майкл, а тебя куда подбросить?

– Не стоит, – ответил Майкл, не желая оставаться наедине с Полой. – Спасибо, папа, я лучше пройдусь.

Глава 4

В конце концов Пола все же полетела в Париж. Решение она приняла внезапно, вернувшись в свой кабинет в три часа пополудни. Она уже потянулась к диску, чтобы набрать номер «Бритиш эруэйз» и отменить бронь, как вдруг передумала и повесила трубку. В спешке покончив с работой, она кинула несколько платьев в дорожную сумку и помчалась в аэропорт Хитроу, чтобы успеть на шестичасовой рейс. Без десяти шесть Пола была в аэропорте. Полет прошел без приключений, дул попутный ветер, и ровно через час пять минут после взлета самолет благополучно приземлился в аэропорту Шарля де Голля.

Багаж и таможенный досмотр не заняли много времени, и вот Пола уже едет в автомобиле, который он прислал за ней.

Впервые после обеда с Каллински Пола проанализировала ситуацию. Выходило, что решение лететь в Париж было не таким уж внезапным. Разве с самого начала, едва прочитав его записку, она не знала, что так и будет? Разве уже тогда это не было, как говорят французы, свершившимся фактом? Разумеется, было. Просто не хотелось признаваться в этом, вот она и напустила тумана насчет долга и обязательств.

Пола уютно устроилась в уголке сиденья, вытянув длинные, стройные ноги. Улыбнулась. На память пришли слова, как-то сказанные бабушкой: «Когда позовет мужчина, который нужен, любая женщина побежит, неважно, кто она и какие обстоятельства удерживают ее. Ничуть не сомневаюсь, что придет день, и ты тоже угодишь в эту ловушку, как в нее угодила я, когда появился твой дед. Запомни это, Пола». И как всегда, бабушка оказалась права.

Еще не согнав с губ улыбку, Пола посмотрела в окно. Учитывая часовую разницу во времени, в Париже было девять и уже темнело.

На большой скорости машина, влившись в общий поток, свернула с бульвара де Курсель на площадь Звезды, где возвышалась Триумфальная арка, памятник национальной славы. Пола поежилась. Немыслимо, каким образом удается этим огромным автомобилям, несущимся с бешеной скоростью, словно на гонках, избежать столкновения.

Ее машина, вырвавшись из общего потока, оставила позади рев клаксонов и скрежет тормозов и выехала на Елисейские поля. Пола с облегчением вздохнула. Она любила эту сверкающую магистраль.

Приезжая в Париж, она всякий раз вспоминала свое первое появление здесь, ощущение от которого со временем не ослабевало. Ее любовь к «столице мира» – прекраснейшему городу на свете, была неотделима от ностальгии. Перед мысленным взором мелькали кадры прошлого и в них все те, кто был здесь с нею и благодаря кому поездки в Париж всегда приобретали особый аромат: бабушка, мать с отцом, брат Филип, Тесса, кузина Эмили, которая с детских лет была ее любимой спутницей в путешествиях.

Он тоже был для нее частью Парижа. Скоро они встретятся, и незачем омрачать эту встречу мыслями о детях и терзаниями совести. Это было бы несправедливо. К тому же она раз и навсегда решила, что сожаления задним числом бессмысленны и представляют собой лишь пустую трату драгоценного времени.

Теперь они ехали по Рон-Пуан. Впереди виднелся египетский обелиск времен Рамзеса Второго, который перевезли сюда из Луксора и поместили внутри гигантского, залитого светом прямоугольника площади Согласия. Потрясающее зрелище, навечно врезавшееся в ее сознание. При виде этой мощи Полу охватило радостное возбуждение, и она похвалила себя за то, что велела шоферу ехать в гостиницу кружным путем.

Впрочем, уже через несколько минут они въехали на Вандомскую площадь. Изящные особняки, построенные еще в эпоху Людовика XIV, окружали ее по всему периметру. Машина притормозила у «Ритца». Пола вышла и, поблагодарив шофера, попросила его заняться багажом.

Она быстро прошла через холл вдоль бесконечной, казалось, галереи, заполненной образцами лучших па рижских магазинов. Добравшись до холла поменьше, поднялась на лифте на седьмой этаж и чуть не бегом бросилась к номеру. У двери остановилась, дрожа от нетерпения. Дверь была слегка приоткрыта. Ее явно ждали. Пола вошла, тихо прикрыла за собой дверь и прислонилась к косяку, чтобы хоть немного отдышаться.

Он стоял у стола, без пиджака, с закатанными до локтя рукавами белой рубашки и со свободно болтающимся на груди галстуком. Разговаривая по телефону, он приветственным жестом поднял руку и широко улыбнулся. Оборвав себя посредине фразы, выслушал то, что ему сказали на другом конце провода, и быстро проговорил по-французски:

– Благодарю, Жан-Клод, до завтра.

Они двинулись друг другу навстречу одновременно.

Проходя мимо столика в стиле Людовика XV, на котором стояли бутылка шампанского во льду и два хрустальных бокала, Пола небрежно заметила:

– Ты ведь не сомневался, что я приеду, да?

– Разумеется, – со смехом ответил он, – ведь я неотразим.

– А также являешь собой образец скромности.

Встретившись посреди комнаты, они секунду помедлили, глядя друг на друга.

– Я поначалу решила не ехать, – быстро проговорила Пола. – Я так беспокоилась о детях… я нужна им…

– Своему мужу, мадам, – проговорил он, – вы тоже нужны. – И с этими словами заключил ее в объятия, крепко целуя в губы. Она ответила на его поцелуй, прильнула к нему, и они долго не отрывались друг от друга.

– О, Шейн, – глубоко вздохнула она наконец, – ты же знаешь, что я всегда твоя.

– Да, знаю, – ответил он и, коротко рассмеявшись, откинулся назад и медленно покачал головой. – Но вокруг тебя всегда кто-нибудь вьется. – В его вкрадчивом голосе слышалась легкая ирония. – Дети, родственники, секретарши, служащие, так что один на один с тобою и не встретишься. Вот почему, вылетая сегодня утром в Париж на встречу с Жан-Клодом, я решил, что этот уик-энд мы проведем вместе. Без обычной свиты. Ты да я. Тем более, что ты уезжаешь в Нью-Йорк. Мы ведь заслужили это, разве нет?

– Ну, разумеется, да. – Пола смущенно улыбнулась. – Еще на пути сюда из аэропорта я поклялась себе, что и слова не скажу о детях, но вот я здесь только пять минут и уже…

Шейн мягко прикрыл ей рот ладонью.

– Ш-ш-ш. Что же, я не знаю, что перед поездкой тебе хочется повидаться с детьми? Так ты их увидишь.

– Как это? – она удивленно посмотрела на него.

– Сегодняшний вечер и суббота принадлежат нам. А потом Кевин доставит нас на Ривьеру, и воскресенье с понедельником мы проведем с ребятами. Ты вылетишь в Нью-Йорк на день позже, вот и все. В среду, а не во вторник. Согласна?

– Конечно, согласна, родной мой! Какая чудесная идея и как мило с твоей стороны, что ты подумал не только о нас с тобою, но и о детях, – воскликнула Пола.

– Но это и мои дети, – усмехнулся Шейн.

– Да, но последние две недели ты занимался ими без меня, и, наверное, с тебя этого вполне хватило.

– Да… в каком-то смысле. Но я знаю, как им не терпится увидеть тебя, и мне вовсе не хочется их разочаровывать или выглядеть в твоих глазах полным эгоистом… Словом, я готов разделить тебя с нашим потомством. В конце концов тебя ведь не будет больше месяца.

Пола с любовью посмотрела на него.

– Да… – Она помолчала и, поколебавшись мгновение, мягко, почти робко спросила: – Как там Патрик? С ним все в порядке? – Ее темные брови сошлись, и в голубых глазах явственно отразилась тревога.

– Все хорошо, Пола, он наслаждается жизнью, как и положено в его возрасте, – успокоил ее Шейн. – Ради Бога, дорогая, не волнуйся ты так. – Приподняв ее голову за подбородок, он добавил: – Патрик в полном порядке.

– Извини, Шейн, я знаю, что веду себя, как наседка, но ведь он еще такой маленький и… другой, не похожий на остальных. А ребята такие проказники, и я всегда боюсь, когда он оказывается вне дома…

Она не закончила фразу, не желая прямо говорить о вечном своем беспокойстве за их первенца. Патрику было семь, и, откровенно говоря, он явно задерживался в развитии. Вот почему Пола так переживала, когда его не было рядом.

Шейн тоже очень заботился о сыне, но порой мягко журил Полу за чрезмерную нервозность. В глубине души она знала, что Шейн прав, и изо всех сил старалась сдерживаться и вести себя так, словно Патрик ничем не отличался от своей пятилетней сестры Линнет и от двенадцатилетних близнецов Лорна и Тессы – детей Полы от Джима Фарли.

Шейн участливо посмотрел на жену, вполне понимая ее трудности с Патриком.

– Я не говорил тебе раньше, – заметил он с улыбкой, – что пока мы жили на вилле, Линнет стала Патрику настоящей маленькой мамой. Она взяла его под свое крепкое крылышко и даже покрикивать на него стала. А уж как Лорн относится к Патрику, ты знаешь. Он просто обожает его. Так что волноваться не о чем, милая, и…

Стук в дверь прервал Шейна.

– Войдите, – Шейн поспешил к двери.

Вошел, радушно улыбаясь, портье с дорожной сумкой и чемоданом Полы. Шейн проводил его в спальню, показал, где поставить вещи, и дал чаевые.

Затем подошел к столу и принялся открывать шампанское.

– Слушай, – сказал он, – хватит о детях. Еще раз повторяю, с Эмили и Уинстоном им прекрасно.

– Хорошо, хорошо, милый.

Еще минуту назад мысли Полы были заняты сыном, но теперь она заулыбалась, в уголках ее глаз заплясали огоньки.

– Так ты говоришь, Линнет проявляет характер? Я всегда подозревала, что она унаследовала Эммину властность и не случайно ведет себя как главнокомандующий.

Шейн в комическом ужасе закатил глаза.

– Еще один главнокомандующий в семье! О Боже, дай мне силы вынести это! Похоже, все мои женщины компенсируют таким образом свой простодушный вид. Между прочим, – подмигнув, продолжал Шейн, – Эмили шлет тебе привет. Еще до твоего приезда я позвонил ей и сказал, что мне удалось заманить тебя в Париж и на вилле мы будем только в воскресенье. Она ужасно обрадовалась, узнав, что мы решили хоть немного побыть вдвоем, и сказала, чтобы ты ни о чем не волновалась! А теперь – как насчет бокала этого божественного напитка перед ужином?

– С удовольствием, дорогой.

Предоставив мужу договариваться с портье, Пола уселась на диван, поджав ноги.

Сколько бы ни длилась разлука – четыре дня или две недели, – ее всегда волновали встречи с ним, она всегда физически ощущала его присутствие. Тут все имело значение: и сила духа, которой он был наделен, и рост, и стать, и обаяние. Шестнадцать лет назад, когда отмечали его день рождения – Шейну тогда исполнилось двадцать четыре, – Эмма Харт сказала, что это блестящий человек. Слова эти и посейчас не утратили своей правоты. Он был и впрямь потрясающий.

Этим летом Шейну исполнилось сорок, он был в расцвете сил и выглядел прекрасно. Весь облик его излучал недюжинную силу. У него была широкая спина, могучие плечи, стройное и гибкое тело. За время, проведенное с детьми на вилле, он сильно загорел. Виски, тронутые сединой, ничуть не старили его. Наоборот, в сочетании с атлетическим сложением седина лишь подчеркивала моложавость его мужественного лица. По контрасту с волосами в усах седины не было вовсе, они, как и прежде, оставались угольно-черными.

Я знаю его всю жизнь, думала Пола, но мое отношение к нему не изменилось ни на йоту. Это единственный мужчина, которого я любила. Единственный мужчина, который мне нужен и будет нужен до конца жизни – муж, любовник, верный друг.

– Эй, Стручок, – окликнул Шейн Полу. Это было ее детское прозвище. – Ты где-то далеко… – Он передал ей бокал с шампанским, сел рядом на диван и посмотрел с любопытством.

– Да так, размечталась что-то, – ответила Пола, чокаясь с ним.

– Эмма бы одобрила эту нашу эскападу. В душе ведь она была совершенным романтиком, вроде меня. – Шейн придвинулся ближе.

– Это верно.

– Сегодня я думал о ней, что само по себе не удивительно. И мне вдруг пришло в голову, как быстро пролетело время после ее смерти. Иногда даже страшно становится, с какой скоростью бегут годы. Кажется, только вчера она командовала всеми нами…

– Вот и я о том же думала, когда утром приходила к ней на кладбище!

Глаза их встретились. Они обменялись понимающей улыбкой. Это случалось с ними частенько. Рядом ли, в отдалении ли, мысли их совпадали, и один произносил то, что у другого вертелось на языке.

Ребенком Пола была убеждена, что Шейн умеет читать ее мысли. Впрочем, она и сейчас так считала. Только теперь это ее уже не удивляло – они стали единым целым. Она воспринимала их близость как совершенно естественную, поэтому естественным было и то, что мысли их настроены на одну и ту же волну.

Посмотрев на него, она с некоторым удивлением заметила:

– А разве поверишь, что в ноябре мы будем праздновать десятилетие нашей свадьбы?

– Нет… – Он слегка прикоснулся к ее щеке. – И тем не менее это так. Каждый день нашей совместной жизни полон для меня смысла, и я бы ни за что не отказался ни от одного из них, пусть даже и плохого. Что бы там ни было, с тобой лучше, чем без тебя.

– И с тобой, и с тобой. – Пола взглядом подтвердила свои слова.

Шейн встретил этот прямой взгляд, и в его чудесных темных глазах отразились сходные чувства.

Наступило молчание.

Это была тишина гармонии, тишина полного взаимопонимания, молчаливые мгновения, которые они так любили, когда разговаривают сердца.

Пола откинулась на спинку дивана, отпила шампанского и подумала вдруг, каково бы ей было без него. При этой мысли она внутренне передернулась. Шейн придавал смысл ее существованию. Он составлял суть ее жизни, ту почву, на которой она стояла. Он всегда был рядом, всегда был опорой, как и она для него.

Как хорошо, что он придумал этот уик-энд, что у них выдалось хоть немного времени побыть вдвоем, перед тем как она отправится по делам в Штаты и Австралию. Она улыбнулась про себя, отметив, как тонко и тактично он все устроил. За это она еще больше его любила.

Глядя на Полу, Шейн отметил, что печать дневных хлопот постепенно сходит с ее лица, и это наполнило его сердце радостью. Зная, как напряженно Пола работает, Шейн частенько всерьез волновался за нее, хотя никогда не позволял себе вмешиваться в ее дела. Она была похожа на Эмму. Попробуй только сказать что-нибудь – и раздражение неизбежно. Да и впустую все это.

Он откинулся всем своим крупным телом на обитый бархатом старинный диван и с наслаждением пригубил бокал. Наконец-то и он впервые за день, после того как утром уехал с виллы, мог немного расслабиться. С того самого момента, как он сошел с принадлежащего компании авиалайнера и до появления Полы, он работал с Жан-Клодом Суассоном, главой французского отделения «О'Нил отель интернешнл». Но теперь, в ближайшие два дня – никаких дел, поэтому они и остановились здесь, а не в принадлежавшем ему парижском отеле. Когда им хотелось побыть вдвоем, Шейн всегда заказывал апартаменты в «Ритце», зная, что здесь его никто не побеспокоит.

И, подобно Поле, он улыбнулся про себя, предвкушая радость, которую принесут ближайшие тридцать шесть часов, когда никого не будет рядом с ними.

Между ними была особенная связь.

Она возникла давно, еще в детском возрасте, – некое духовное единство, родство душ. И то, что зародилось в младенчестве, достигло полного расцвета, когда пришла физическая близость.

Пока длился кошмарный брак Полы с Джимом Фарли, Шейн несколько отдалился от нее, но внутренняя связь нарушена не была. Когда же дружеские отношения были восстановлены и постепенно перешли в отношения любовные, обоих поразила сила взаимного физического влечения. Им стало ясно, что так оно и должно быть, что они всегда были предназначены друг другу и что впервые в жизни оба достигли подлинной цельности и гармонии.

Шейн понял, какими ненужными были его многочисленные романы и что без Полы жизнь будет пустой; а Пола поняла, что Шейн – единственный мужчина, которому она должна принадлежать, и что брак с Джимом был пустым и безрадостным. Продолжение этой лжи было равносильно самоубийству. Чтобы жизнь длилась в уважении к себе и в чистоте, надо было покончить с этим браком.

Пола предполагала, что Джим будет против развода. Но тех потоков брани, которые вылились на нее, той низости, на которую он оказался способен, узнав, что она хочет оставить его, Пола не ожидала. Они не могли договориться, дело доходило чуть не до драки. Мирного исхода не было видно.

В какой-то момент, когда стало совсем худо, Джим вдруг сорвался на зимние каникулы в Шамони, где его родители снимали виллу. Полу разозлило то, что в такое критическое время он может кататься на лыжах. А потом обрушилась лавина, которая унесла так много членов их семейства, и Поле больше не надо было беспокоиться о разводе. В двадцать шесть лет она стала вдовой.

Смерть Джима словно вбила клин между ней и Шейном. Как бы искупая свой грех, она отказывалась видеться с ним. Но в конце концов пришла в себя, отправилась к нему и заявила, что хочет быть с ним до конца жизни. Они сразу же соединились, потому что Шейн О'Нил не мог разлюбить ее.

Через два месяца они повенчались. Свидетелями были Эмили и Уинстон Харт.

Оба в глубине души были уверены, что исполнили свое предназначение.

Старинные бронзовые часы на светлой каминной доске начали громко бить.

Пола и Шейн очнулись, посмотрели на часы, и Шейн воскликнул:

– Боже мой, половина десятого, а я заказал столик на без четверти десять. Тебе хватит пятнадцати минут, чтобы привести себя в порядок, дорогая?

– Конечно. – Пола поставила бокал на столик, потянулась и тайком зевнула в кулак.