Текст книги "Слушай свою любовь"

Барбара Картленд
Слушай свою любовь

От автора

Слово «фортепьяно» буквально означает «громко-тихо», потому что из этого инструмента можно извлекать различные по громкости звуки в зависимости от силы прикосновения к клавишам.

В середине XVIII века в Англии появилось fortepiano, к концу столетия сменившее название на pianoforte.

Примерно в 1709 году во Флоренции Бартоломео Кристофори (1655 – 1751) изобрел свое pravecembalo col piano и forte, явившееся предком современного фортепьяно.

Но лишь в XIX веке с распространением металлических креплений реализовались потенциальные возможности замечательного творения Кристофори.

В 1777 году Моцарт впервые играл за роялем марки «Штайн». Венецианские инструменты оказались наиболее подходящими для стиля его игры – певучего, уверенного, когда мелодия «течет как по маслу».

Но Иоганн Себастьян Бах играл преимущественно на фортепьяно, и в Англии этот инструмент получил распространение во многом благодаря его первому сольному концерту на Зумп-сквер в 1768 году.

После 1806 года в результате возросших требований композиторов и исполнителей фортепьяно стало быстро трансформироваться и, наконец, в 1859 году обрело современный облик.

Глава 1

1817 год

– Антея! Антея! – эхом докатился до нее голос брата.

Антея, перебиравшая в это время постельное белье в комоде, отложила простыню из превосходного льняного полотна, украшенную монограммой родителей и обшитую по краям кружевом, и с сожалением покачала головой.

Эта простыня, как, впрочем, и многие другие, протерлась до дыр – теперь чинить ее бесполезно.

– Антея! – не унимался Гарри.

На этот раз ей показалось, что окрик прозвучал гораздо настойчивее.

Она побежала по коридору и с верхней площадки старинной дубовой лестницы увидела брата внизу в холле.

В костюме для верховой езды он был невероятно красив.

Однако, спустившись к нему, Антея увидела, что он не на шутку взволнован.

У нее екнуло сердце.

– Что… случилось? – спросила она, с трудом переводя дыхание.

– Мелдозио повредил руку и не сможет играть сегодня вечером.

– Не может быть! – воскликнула Антея.

– К сожалению, это правда, – простонал Гарри. – Как теперь выходить из положения? Кто сможет его заменить?

Девушка тяжело вздохнула.

– Пойдем в гостиную, – молвила она, – выпьешь чего-нибудь. На тебе просто лица нет.

– А откуда оно возьмется, пицо, если я не вижу выхода!

Он захлебывался потоком слов, но Антея, уже не слушая его, бросилась в буфетную.

Там быстренько приготовила фруктовый напиток, который, она надеялась, немного утешит Гарри.

К тому же сок намного полезнее кпарета, да и вообще вино им сейчас не по карману.

Напиток она остудила в чаше с ледяной водой. Затем вытерла стеклянный графин, взяла бокал и поспешила в гостиную.

Это была красивая продолговатая комната.

Как и в большинстве помещений старинного дома, построенного еще во времена Тюдоров, потолок здесь поддерживали поперечные балки.

Потертый ковер несколько странно выглядел рядом с дорогой французской мебелью и ценными картинами.

Гарри рухнул в кресло.

Сестра подала ему бокал сока.

Он пил молча, отрешенно глядя в одну точку; похоже, он даже не заметил вкуса напитка.

Антея присела на софу и с беспокойством спросила:

– Ты совершенно уверен, что мистер Мелдозио не сможет сегодня играть?

– Совершенно! – выпалил Гарри. – Он порезал правую руку, и она сильно распухла. Ему сделали перевязку, поэтому играть на фортепьяно он теперь точно не сможет.

– Бедняга! Ему, должно быть, очень больно! – посочувствовала музыканту Антея.

– А мне будет еще больнее! – раздраженно заметил Гарри. – Думаю, не стоит объяснять, чем это мне грозит? Я могу лишиться работы!

– Может быть, все не так плохо? – возразила девушка. – Ведь в случившемся нет твоей вины.

– Моя вина в том, что я не могу реализовать одну из прихотей его светлости. Когда он нанимал меня на работу – а это была самая неприятная беседа в моей жизни, – он сказал: «Вам следует понять, что я должен всегда получать то, что хочу, без возражений и жалоб. Если вы не сможете выполнять мои требования, я найду того, кто сможет».

Антея уже слышала это раньше и еще тогда подумала, что маркиз Иглзклиф – крайне неприятный человек и редкий грубиян.

С тех пор она все больше в этом убеждалась.

В то же время она прекрасно понимала, что для Гарри было бы настоящей трагедией потерять место управляющего в имении, которое когда-то принадлежало ему самому.

После смерти отца остались огромные долги, и в конце концов Гарри после долгих и мучительных колебаний решил продать родовое поместье Квинз Ху вместе с домом и землей.

Казалось, само провидение вмешалось в судьбу брата в тот день, когда его друг, Чарли Торрингтон, нашел покупателя, согласившегося не только заплатить астрономическую сумму за имение, но и взять Гарри на должность управляющего.

– Я все уладил, старина! – победоносно сообщил Чарли. – В среду я привезу Иглзклифа осмотреть Квинз Ху, хотя он уже решил купить его за глаза, когда я описал ему дом.

– Иглзкпиф! Маркиз Иглзклиф! – поразился Гарри. – Зачем ему Квинз Ху? Ведь его фамильный замок – один из красивейших и знаменитых в Англии.

– Да, конечно, – согласился Чарли. – Но ведь тебе должно быть известно, что он находится в Оксфордшире, до Лондона оттуда довольно долгий путь, даже при наличии таких замечательных лошадей, как у маркиза. Иглзклиф рассчитывает, что дорога от Квинз Ху займет не более часа.

– Но у него же еще есть дом на Беркли-сквер в Лондоне, – заметил Гарри. – Я все-таки не пойму, зачем ему жить здесь.

– Не в этом дело, дурачок! – рассмеялся Чарли. – Ему нужно место, куда он мог бы увезти свое последнее увлечение на одну-две ночи. Теперь ее зовут Лотти Верной, и она балерина «Ковент-Гарден». Не повезет же он ее в свой фамильный замок!

Гарри весь напрягся.

– Мне совсем не нравится, – резко заявил он, – что мой дом превратится в бордель для высших слоев общества.

Чарли всплеснул руками.

– Дорогой мой Парри, ты не можешь позволить себе подобную щепетильность. Иглзклиф готов заплатить сумму, которая покроет все долги твоего отца и обеспечит выходное пособие старым слугам. Разве последние несколько месяцев не стали для тебя настоящей головной болью? Да еще останется довольно, чтобы тебе и твоей сестре не умереть с голоду. Если ты займешь ту должность, которую я хочу тебе предложить, то, в общем, неплохо устроишься.

– Какую должность? – поднял брови Гарри.

– Ты не сможешь обвинить меня, старина, в том, что я не подумал о тебе, – усмехнулся Чарли, – потому что знаю: хуже всего для тебя будет видеть, как кто-то управляет твоим бывшим поместьем и делает это из рук вон плохо.

По выражению лица друга Чарли понял, что затронул самое чувствительное место.

– Благородный маркиз, – продолжал он, – велел мне найти ему управляющего и считает, что местный житель справится с этим делом гораздо лучше, чем кто-нибудь со стороны.

Гарри, внимательно слушавший друга, выпрямился в кресле и с изумлением уставился на него.

– Я ему сказал, что есть у меня на примете именно такой человек – умный, понятливый, надежный и абсолютно честный. По имени Дальтон.

– Дальтон? – удивился Гарри.

– Им будешь ты Не глупи, Гарри! Я все уладил, и, скажу тебе, это отняло у меня немало времени и сил. Ты должен быть благодарен мне.

– Я благодарен тебе. Ты знаешь, как я благодарен тебе, Чарли. Но мне трудно понять, что же все-таки происходит на самом деле.

– Происходит то, что я возвращаю тебе долг. Я ведь обязан тебе жизнью еще с Ватерлоо.

– Ах это… – пожал плечами Гарри.

– Для меня это значит очень много, – с чувством произнес Чарли. – Мне было ужасно тяжело видеть тебя отчаявшимся после смерти отца, и я рад, что нашел способ помочь тебе. Ты продаешь дом и имение за сумму, значительно превосходящую реальную стоимость, и остаешься здесь в качестве управляющего. Судя по тому, что ты мне рассказывал, у тебя будет много работы. Ведь домом столько лет никто не занимался.

– Верно, – сказал Гарри, – но…

– Никаких «но», друг мой, – перебил его Чарли Торрингтон. – Мне удалось уговорить Иглзклифа подписать нужные бумаги и убедить, что Квинз Ху – как раз то, что ему сейчас нужно, и это, по-моему, просто чудо.

Немного помолчав, он продолжал:

– Маркиз готов потратить на ремонт дома целое состояние. Кому, как не тебе, знать, что это необходимо позарез. Когда я здесь останавливался последний раз, всю ночь с потолка капала вода, и я подхватил жесточайшую простуду.

Гарри поднялся с кресла, подошел к окну и обратил невидящий взгляд на неухоженный, заросший сад.

Чарли Торрингтон с сочувствием наблюдал за ним.

Он понимал, как тяжело Гарри продавать Квинз Ху, свое родовое гнездо.

Особняк представлял собой образец архитектуры времен королевы Елизаветы, но, так как последний лорд Колнбрук не смог найти средств на ремонт, крыша протекала, потолки покрылись трещинами, множество оконных стекол побилось, а половицы зловеще скрипели.

Но еще печальнее было то, что денег не осталось ни на жалованье слугам, ни даже на пропитание самим хозяевам имения.

В то же время расстаться с домом, в котором жили их предки, было для Гарри не менее трагично, чем лишиться руки или ноги.

После затянувшегося молчания Гарри устало спросил:

– Когда маркиз намерен въехать сюда?

– Как только все будет готово, – ответил Чарли. – Насколько я знаю Иглзклифа, это означает – завтра.

– Это невозможно в любом случае. Чарли подошел к другу и положил руку ему на плечо.

– Послушай, Гарри, я знаю, до чего все это тебе неприятно, однако, думаю, некоторым утешением послужит то обстоятельство, что именно ты будешь руководить ремонтом и сможешь вернуть дому его первоначальный вид.

– Я? – изумленно воскликнул Гарри.

– А кто же еще? Одна только возможность увидеть Квинз Ху таким, каким он был когда-то, во всем его великолепии, способна хоть как-то смягчить боль утраты. Кроме того, ты всегда говорил, мол, тебе с сестрой рано или поздно придется перебраться в Дауэр-Хаус, потому что крыша в любой момент готова рухнуть вам на голову.

В общем, все сказанное Чарли являлось правдой, но Гарри трудно было представить – хотя, конечно, он слышал о маркизе и видел его, – каким человеком окажется Иглзклиф.

На следующий день маркиз, сопровождаемый Торрингтоном, подъехал к дому в фаэтоне, запряженном четверкой лошадей.

Увидев экипаж, Гарри испытал нечеловеческую зависть.

Это был самый прекрасный фаэтон, о котором оставалось лишь мечтать, а человек, вышедший из него, являл собою верх элегантности.

Однако он с таким презрением взглянул на Квинз Ху, что Гарри его возненавидел.

– Это и есть тот самый дом? – спросил маркиз таким тоном, словно ему показали свинарник.

Такое ощущение было у Гарри, о чем он рассказал впоследствии своему другу.

– Мне казалось, он вам должен очень понравиться, милорд. – с живостью ответил Чарли. – Это лучший во всем графстве образец архитектуры времен Тюдоров, и, как нетрудно догадаться, он назван Квинз Ху потому, что в нем останавливалась королева Елизавета.

– Как и в сотне других мест, – с сарказмом заметил маркиз.

– Если ее величество так решила, я не могу упрекать ее в этом, – парировал Чарли. – И я вовсе не скрывал, что здесь многое нуждается в ремонте, и предупредил вас об этом, но вы сможете убедиться – восстановление сулит огромные перспективы.

Маркиз, не удостоив его ответа, поднялся по дубовой лестнице в холл с огромным резным камином.

Чарли отметил про себя, что в нем могло поместиться дерево целиком.

Затем Иглзклиф перешел в гостиную, выходившую окнами на старинный розарий, и задержался у портрета прекрасной леди Колнбрук, которая, по слухам, очаровала Карла Второго.

– Это фамильные портреты? – поинтересовался он.

– Да, – поспешно сказал Чарли. – Разумеется, они не входят в список вещей, подлежащих продаже, но я уверен, если милорд пожелает, лорд Колнбрук обсудит с вами вопрос о возможности их приобретения.

В это время Гарри, представленный маркизу как мистер Дальтон, стоял позади них и напряженно вслушивался в каждое слово.

Маркиз пренебрежительно смотрел на все, что ему демонстрировали, включая старинную библиотеку, с полками до потолка, на которых теснились книги в кожаных переплетах, истрепанных и выцветших от времени. Было очевидно, что книги его не интересуют.

Маркиз Иглзклиф осмотрел таким образом все помещения на первом этаже, включая молельню, и комнаты для слуг на втором этаже, где занавески на окнах и пологи над кроватями уже превратились в лохмотья, и едко заявил:

– Несомненно, вы запрашиваете чрезмерную сумму.

– Б нее не входит мебель, – немедленно уточнил Чарли. – Но смею вас заверить, милорд, что вы, будучи знатоком архитектуры, оцените идеальные пропорции комнат и, разумеется, всего дома. Он уникален.

Маркиз не ответил, и Гарри, слышавший весь этот разговор, нисколько не сомневался, что Иглзклиф либо отменит сделку, либо потребует снизить цену.

Однако непредсказуемый маркиз не сделал ни того, ни другого.

Он просто прошел обратно в холл и сказал Гарри, что берет его на службу на основании рекомендации Торрингтона с условием, что если он не сможет соответствовать своим обязанностям, то будет немедленно уволен.

– Давайте сразу внесем ясность в наши отношения, Дальтон, – довольно резко произнес маркиз. – Мне нужен безупречный работник, и он у меня будет.

– Я сделаю все, что в моих силах, милорд, – едва превозмогая обиду, ответил Гарри.

Было невыносимо играть предложенную ему второстепенную роль в собственном доме, переходившем в чужие руки, да еще к тому же покупатель все увиденное воспринимал как будто с неудовольствием.

Мо вот маркиз неожиданно сказал:

– Насколько я знаю, вы служили вместе с майором Торрингтоном в одной бригаде во время битвы при Ватерлоо.

– Да, милорд, – кивнул Гарри.

– Это была великая битва, – задумчиво изрек маркиз, – и я хочу, чтобы, работая на меня, вы проявили тот же ум, ту же смекалку и ту же расторопность. Вы понимаете?

– Понимаю, – тихо ответил Гарри.

– Очень хорошо. Я беру вас на службу, – объявил маркиз, – и первое, что вам предстоит сделать, это немедленно начать восстановление дома. Завтра к вам приедет из Лондона мой секретарь и передаст в ваше распоряжение необходимую сумму денег. Каждый месяц я жду от вас отчета о проделанной работе. Ремонт должен быть завершен как можно скорее.

Направляясь к двери, он бросил на ходу:

– Вы вернетесь со мной, Торрингтон, или собираетесь остаться здесь?

– Я бы остался, если вы не возражаете, – молвил Чарли. – Я надеюсь дождаться лорда Колнбрука. Как я уже говорил, он весьма сожалеет, что не смог присутствовать здесь. Я хочу во всех подробностях передать ему ваше решение и уверен, он будет очень благодарен вам.

Не сказав больше ни слова, маркиз сел в фаэтон, взял поводья и уехал с царственным видом.

Друзья молча провожали взглядом фаэтон, пока он не скрылся из виду.

Тогда Чарли радостно присвистнул.

– Мы сделали это, Гарри! – воскликнул он. – Он его купил; Я даже не мечтал, что он действительно заплатит столько, сколько я запросил.

– А он не переменит своего решения? – засомневался Гарри.

– Он так дорожит своей репутацией, что, однажды дав слово, от него не отступится, – успокоил его Чарли. – Мет, деньги у тебя в кармане, равно как и должность управляющего имением, хотя это будет поистине адская работа.

Конечно, Чарли оказался прав.

Одна Антея знала, по сколько часов в сутки Гарри работал – не без ее помощи – в последующие недели.

Прежде всего им нужно было перебраться в Дауэр-Хаус, который пребывал почти в таком же плачевном состоянии, как и Квинз Ху, и перенести туда как можно больше своих вещей.

Все имущество в него просто не поместилось бы, поскольку в Дауэр-Хаусе находилось всего пять спален, не считая комнат для прислуги, три гостиные и один обеденный зал.

Это был очень милый домик, где уже много поколений леди Колнбрук, достигшие преклонного возраста, счастливо доживали свой век.

Однако, несмотря на это, и Антея, и Гарри знали – он никогда не заменит им Квинз Ху.

Пусть он обшарпанный, пыльный, обветшалый, но Квинз Ху был домом, близким сердцу, незаменимым.

Они любили огромную лестницу – по ее полированным перилам съезжали, когда были детьми.

Любили длинные коридоры с бесчисленным множеством комнат.

Любили историю, которой дышал каждый уголок этого старинного дома с его потайными лестницами, призраками и подземными темницами, откуда, по утверждению Антеи, долгими зимними ночами доносились вопли заключенных.

Отца умиляла игра ее воображения. Он говорил, что это никакие не темницы, а подвалы, где, без сомнения, когда-то скрывались протестанты от тирании Марии Тюдор, а позднее – католики во времена правления Елизаветы, сжигавшей еретиков на кострах.

Если даже в этих подвалах никто не прятался, рассказывал лорд Колнбрук, они вполне могли служить складами для контрабандистов, которые поднимались по Темзе и торговали со многими землевладельцами в предместьях Пондома, готовыми выкладывать солидные деньги за французские вина и особенно за бренди.

Но Антея по-прежнему считала эти мрачные, душные, холодные подземелья темницами и ни за что бы не пошла туда по доброй воле.

Зато по всем остальным помещениям дома она носилась с братом наперегонки.

Они прятались, неожиданно выскакивали из потайных дверей в стенах и пугали слуг, играя в привидения.

Теперь, с горечью размышляла Антея, по коридорам, которые помнят шаги ее матери, будут ходить чужие люди, а в комнате, служившей спальней не одному поколению лордов Колнбруков, станет почивать новый владелец.

Чем больше она думала о маркизе, тем больше ненавидела его, хотя и пыталась убедить себя, что поступает не по-христиански, что следует быть благодарной ему за спасение от нищеты и отчаяния.

И все же она не сомневалась, что Иглзкпиф – черствый, жестокий человек, чуждый сострадания к обездоленным людям.

Гарри не открыл сестре истинную причину, сподвигнувшую маркиза купить их дом, но Антея заподозрила, что происходит нечто неладное.

По окончании ремонта, во время которого она буквально восхищалась рабочими, потрудившимися на славу под руководством Гарри, она узнала, что маркиз собирается устроить прием по случаю прибытия в свое новое владение.

Никем не замеченная, она случайно услышала, как Чарли сказал ее брату:

– Надолго они не задержатся. Лотти должна вернуться в театр вечером в понедельник. Но, насколько я знаю, у нее есть небольшая роль в субботу вечером, так что к обеду они все будут вовремя.

Хотя Антея почти ничего не знала о столичной жизни, она запомнила, как Гарри однажды называл Потти Верной превосходной балериной.

Он и Чарли восхищались ею, очевидно, ее высоко ценили все завсегдатаи клубов в Сент-Джеймс.

– Иглзклиф подарил ей бриллиантовое колье, и теперь она сверкает, как рождественская елка, – заметил Чарли в другой раз.

Антее казалось странным, что маркиз тратит столько денег на простую актрису, но она предположила, что так он выражает свое восхищение ее талантом.

Она убеждала себя, что подарки маркиза значат не больше, чем букеты цветов, которые приносят актрисам менее богатые поклонники.

Ей пришли на память рассказы отца о балеринах и оперных певицах, которые после представления всегда получают огромные букеты.

Актрисам было бы очень обидно, если б обожатели вдруг забыли о них.

Судя по поведению Гарри и по тону, каким он говорил с другом о предстоящем празднике, он явно нервничал.

Чарли много времени проводил в Дауэр-Хаусе, делясь с Гарри лондонскими новостями, – скорее всего таким образом он пытался хоть немного возместить другу те развлечения, которых Гарри теперь был лишен, поскольку новая должность обязывала его не отлучаться надолго из имения.

Гарри же не особенно огорчался по этому поводу.

Его единственным желанием было аккуратно выполнять все требования маркиза, чтобы не лишиться своей должности, которая, по разумению Чарли, могла в какой-то степени компенсировать потерю Квинз Ху.

Антея испытывала несказанную радость, наблюдая, как дом хорошеет день ото дня.

Наличие значительных средств позволило Гарри нанять необходимое количество каменщиков, плотников, штукатуров и маляров в их округе.

Рано утром их привозили на работу в больших повозках, запряженных парами лошадей, а вечером развозили по домам.

Антея очень гордилась братом: у него так хорошо получалось то, чем он раньше никогда не занимался!

Конечно, в армии он привык отдавать приказы, которые четко выполнялись, но сейчас девушка также обнаружила, что Гарри унаследовал от отца его природное обаяние, и рабочие изо всех сил старались потрафить своему нанимателю.

Поскольку Гарри провел несколько военных лет вдали от дома, большинство рабочих не знали его в лицо и не догадывались, что на самом деле он лорд Колнбрук.

И конечно, маркиз вряд ли стал бы утруждать себя поездкой к отставным военным, жившим в деревне, или к кому-либо еще, кто знал его с малых лет и мог проговориться.

– Только бы не забыть, что меня теперь зовут Дальтон, – бормотал он с усмешкой, когда начался ремонт. – Чарли, а почему ты выбрал именно это имя?

– Когда-то у меня был учитель Дальтон, – ответил Торрингтон, – весьма надоедливый тип, но работу свою он делал хорошо. Вот я и подумал, что его имя тебе подойдет.

– Мог бы меня спросить, прежде чем перекрестить в его честь. – недовольно заметил Гарри.

– Не было времени, старина. – оправдывался Чарли. – Я сидел в Уайт-клубе и думал о тебе, когда вошел Иглзклиф и кто-то прошептал: «А вот и Мидас, который к тому же вчера сорвал куш на скачках. Деньги всегда идут к деньгам!» Сказано было довольно едко, но я вдруг понял, что маркиз – тот самый человек, который тебе нужен.

Гарри промолчал, и Антея, решив, что это выглядит как неблагодарность с его стороны, торопливо произнесла:

– Бы были очень, очень добры к нам, Чарли. Вы нас по-настоящему выручили.

Чарлз смотрел на нее так, словно увидел впервые. Конечно, он знал ее уже много лет, но она была на пять лет моложе своего брата, и он привык считать ее маленькой девочкой.

И вот, пока он воевал с французами, она выросла и превратилась в привлекательную девушку. Точнее говоря – очаровательную.

Однако взгляд ее синих глаз оставался по-детски чистым и невинным.

Когда все это дошло до сознания Чарли, он понял, что ей нельзя знакомиться с Иглзклифом.

Он все дожидался, пока Антея выйдет из комнаты, и наконец тихо сказал Гарри:

– Что хочешь делай, но не допусти, чтобы маркиз увидел твою сестру.

Гарри удивленно взглянул на друга.

– Почему?

– Не глупи! – отрезал Чарли. – Ты же знаешь, как он относится к женщинам, а твоя сестра превратилась в очень хорошенькую девушку, и я понял это именно сейчас.

– Разве? – опешил Гарри.

Он привык, что сестра бегает за ним, фактически исполняя его мелкие поручения, так же как мальчики из младших классов во время последнего семестра в Итоне.

Он по-прежнему воспринимал ее девчонкой с растрепанными волосами, спущенными белыми носками и в порванном платье.

И когда Антея вновь вошла в комнату, он посмотрел на нее другими глазами и понял, что, несмотря на небогатый наряд, она двигается с изяществом, которого он раньше не замечал, а детская мордашка стала прелестным девичьим личиком.

Этим же вечером, придя к сестре, как обычно, пожелать спокойной ночи, он присел на край кровати.

– Послушай, Антея, Чарли сегодня сказал мне, что маркиз приедет сюда в конце недели и тебе не стоит с ним встречаться.

Девушка рассмеялась.

– А я и не собиралась. Ты думаешь, он пригласит меня на обед?

– Нет, конечно, нет, – поспешно ответил Гарри. – Я думаю лишь о том, что, пока маркиз здесь, тебе не следует гулять по парку и уж ни под каким видом не приходить в Квинз Ху.

– Я понимаю, что тебя беспокоит, – оживилась Антея. – Мы очень похожи, если он меня увидит, то может подумать, что ты – не Дальтон.

Гарри с облегчением вздохнул и согласился с такой версией.

– Да, конечно. Именно этого я и боюсь, поэтому тебе нужно быть очень осторожной. Попросту говоря, не показываться ему на глаза.

– Слушаю и повинуюсь! – состроила гримасу Антея. – Но мне хотелось бы как-нибудь хоть одним глазом взглянуть на него, ведь я никогда не видела маркизов.

– Это исключено! – сурово произнес Гарри. – Пойми, Антея, ты должна оставаться здесь, и если он по какой-либо причине подойдет к двери, ты сделаешь вид, что тебя нет дома.

Антея со смехом откинулась на подушки.

– Ты все сильнее разжигаешь мое любопытство.

– Любопытство до добра не доведет, – предупредил Гарри. – Один маленький неверный шаг может обернуться большой бедой. Антея, маркиз крайне неприятный человек с дурной репутацией. Если б у меня была возможность продать Квинз Ху кому-нибудь еще, я ни за что бы не стал иметь дело с Иглзкпифом.

– Не думаю, чтобы этот дом приглянулся нескольким богачам одновременно, – заметила Антея. – Так что спасибо Чарли – теперь папины долги уже не будут обременять нас до самой смерти.

Она увидела, что брат нахмурился, и, подумав немного, перевела тему в другое русло.

– Сегодня я навестила бедного старого Бурроуза. Он в восторге от ремонта, который сделали в его доме по твоему приказанию. «Никогда в жизни мне не было так уютно, мисс Антея», – сказал он мне. До чего я рада, что повидала его!

– Слава Богу, я могу хоть что-то сделать для стариков ветеранов, – пробормотал Гарри.

– А нянюшка потрясена суммой, – продолжала девушка, – которая даже превысила жалованье за длительное время. «Теперь у меня хватит денег на похороны», – весело сообщила она. Но я ей ответила, что умирать было бы очень нехорошо с ее стороны.

– Да уж, конечно, – улыбнулся Гарри, подумав, что лучшей компаньонки, чем нянюшка, для Антеи не найти.

У него уже был разговор с ней о сестре, и нянюшка твердо сказала:

– Не беспокойтесь, мастер Гарри. Я буду заботиться о мисс Антее, как всегда. Из того, что я слышала о его светлости, могу сделать только самые нелестные для него выводы.

И продолжала еще более решительным тоном:

– Настоящий джентльмен не станет привозить в дом вульгарных девиц из театра. Ваша матушка в гробу бы перевернулась!

– Только не упоминай об этом при Антее, нянюшка, – попросил Гарри. – Это лишь разожжет ее любопытство, и она захочет увидеть маркиза хотя бы потому, что никогда раньше не встречала подобных мужчин.

– Я прослежу, чтобы она оставалась здесь со мной, милорд, – ответила няня.

Гарри слез с кухонного стола, на котором сидел в течение всего разговора.

– Я для вас не милорд. Я – мистер Дальтон и прошу не забывать этого.

Он направился к выходу, и вслед ему понеслись насмешливо-сердитые слова старой няни:

– Да уж, мистер Дальтон! Что такое происходит в этом мире, хотела бы я знать, если человек опасается называться именем, принадлежащим ему по праву?

За то время, пока Гарри занимался ремонтом Квинз Ху, он неоднократно встречался с маркизом, приезжавшим проверить, как идут дела, и в очередной раз поторопить своего управляющего.

Тогда в доме, в частности, перекрасили стены и потолки и полностью перестроили кухню, установив там современные плиты, сиявшие, как полированное серебро.

И вот однажды, когда Гарри приехал в Лондон с ежемесячным отчетом, маркиз категорически заявил ему, что ждать больше не намерен.

– Я приобрел дом для определенной цепи, Дальтон, – произнес он властно и отчетливо. – Me за горами пето, и я собираюсь приехать туда на ближайшие субботу и воскресенье, так что у меня не будет времени везти гостей, которых я намерен взять с собой, куда-либо еще.

Он постучал по столу линейкой.

– Таким образом, вы должны окончательно привести в полный порядок большие спальни. Я хочу, чтобы в доме было много слуг, нанять их я поручаю вам. Если возникнут какие-либо трудности, обращайтесь к моему секретарю. Я приеду с гостями в субботу, двадцатого мая.

– Так скоро, милорд? – в отчаянии произнес Гарри.

– Не так уж и скоро, – возразил маркиз. – Со мной будет не только мисс Потти Верной, о которой вы, разумеется, слышали, но и несколько хорошеньких юных балерин из «Ковент-Гарден». Они выступят для нас во время обеда.

– Выступят?.. – Гарри онемел от изумления.

– Все очень просто, – продолжал Иглзклиф. – Вы установите небольшую сцену, высотой примерно восемнадцать дюймов, в обеденном зале под галереей менестрелей. Девушки будут показывать «пластические позы»– это новая форма искусства, прибывшая к нам с материка. Им потребуется пианист, и я хочу, чтобы вы нашли кого-нибудь из местных.

Увидев, как вытянулось лицо управляющего, маркиз объяснил:

– Всех этих балерин будут сопровождать мои лучшие друзья, и пианист из числа знакомых только смущал бы девушек. Поэтому вам нужно найти человека, который, выполнив свою задачу, немедленно уйдет. Вы понимаете?

– Да, конечно, милорд, – кивнул Гарри. Немного подумав, маркиз прибавил:

– Действительно, неплохо бы устроить обед под музыку. Тихий, мелодичный аккомпанемент не будет мешать разговору, наоборот, придаст атмосфере чересчур длинного обеденного зала некую непринужденность. Музыкант сначала будет играть на галерее, а потом спустится вниз, когда мы перевдем к десерту, а балерины начнут свое выступление. Насколько я понимаю, все, что им потребуется для представления, это музыкальный аккомпанемент. Теперь вам понятно?

– Уверен, что смогу все устроить, милорд, – ответил Гарри. – Я знаю подходящего пианиста, который вышел на пенсию из-за болезни сердца.

Но играет он великолепно, и я уверен: за небольшую плату он с радостью согласится аккомпанировать вам.

– Дайте ему сколько он захочет, – взмахнул рукой маркиз, – и не утомляйте меня подробностями. Ваше дело – организовать все как следует. И проследите, чтобы сцена была изящно задрапирована и, разумеется, украшена цветами.

– Непременно, милорд.

Возвращаясь из Лондона, Гарри заехал к мистеру Мелдозио.

Его домик размерами несколько превосходил коттеджи и был расположен на окраине деревни.

Приятный человек с типично итальянской внешностью, с белыми как снег волосами, Мелдозио жил с сестрой, окружившей его заботой, и большую часть времени проводил среди мелких птичек, которых собирал всю жизнь.

Он встретил Гарри с искренней радостью.

– Какой сюрприз, лорд Колнбрук! – вскричал он. – Как долго я вас не видел! Я уж решил, что вы про меня забыли.

– Я думал, вы слышали, у меня было много дел в Квинз Ху, – ответил Гарри.

Мистер Мелдозио подмигнул ему.

– Да, слышал. Я так понимаю, что вы теперь называетесь мистер Дальтон, управляющий.

– Именно так, – подтвердил Гарри. – Мне нужна ваша помощь вечером в субботу, и ваш отказ очень расстроил бы меня.

Мистер Мелдозио с восторгом согласился.

– Это будет как в старые добрые времена. – Он был явно растроган. – Хотя пальцы плоховато слушаются меня по утрам, я упражняю их ежедневно. Надеюсь, я не разочарую мисс Лотти Верной.