Текст книги "Медальон для невесты"

Барбара Картленд
Медальон для невесты

Barbara Cartland

THE CURSE OF THE CLAN

© Barbara Cartland, 1989

© Лебедева Н., перевод на русский язык, 2013

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

От автора

Официальный визит короля Георга IV в Эдинбург, организованный в 1822 году сэром Вальтером Скоттом, прошел с невероятным успехом.

На портрете Дэвида Уилки король изображен в полном облачении шотландского горца – в том самом, в каком он предстал на приеме в Холирудском дворце.

Его величество, большой любитель нарядов, был весьма доволен своей внешностью. Однако нашлись и такие, кто счел эффект его телесного цвета рейтуз, что он носил под килтом, несколько смехотворным.

Мое описание торжеств в шотландской столице соответствует реальным фактам, ибо почерпнуто мною из книги, опубликованной в Эдинбурге в год королевского посещения этого города.

Глава первая

1822

– До чего же приятно снова встретиться с вами, мистер Фолкерк!

При виде мистера Фолкерка женщина поднялась из кресла и сделала несколько шагов навстречу ему, приглашающе вытянув вперед руки. Лицо ее озарилось улыбкой приязни и добросердечной радости.

– И давненько мы уже не виделись, миссис Бэрроуфилд. Дайте-ка вспомнить… – Мистер Фолкерк издал легкий смешок и потер переносицу, при этом из его рукава выглянул безупречно белый манжет рубашки с дорогой изящной запонкой. – Лет пять… – он еще раз потер переносицу и улыбнулся, – нет, шесть! Никакого сомнения. Шесть лет!

– Семь, если уж на то пошло, – шутливо-снисходительно отозвалась негромким смехом миссис Бэрроуфилд на математические штудии гостя, с трудом преодолевающие препоны минувших лет. – Но я – и это всем известно – не забываю давних друзей. А вас я, поверьте, всегда считала своим другом. Да-да.

– Весьма польщен, миссис Бэрроуфилд…

И шотландец – а мистер Фолкерк был шотландских кровей – отвесил любезный поклон полной, одетой без особого тщания женщине, после чего легонько откашлялся, как если бы собирался перейти к некому важному и неотложному делу, которое привело его в этот час в этот дом.

– Вам, должно быть, не терпится узнать, зачем я пожаловал…

– Само собой, – хохотнула миссис Бэрроуфилд громче и потеребила пальцами пуговку у основания шеи, спрятанную под кружевным воротничком. Воротничок был немного помят, словно его надели наспех, быстро вынув для приема высокого визитера из бельевого ящика. Сизоватого цвета и тоже кружевная, как и воротничок, мантилька в тон ткани платья – блекло-синей – сидела на ее полных плечах чуть неровно, один край несколько перевешивал, но она этого не замечала, поглощенная событием встречи. – Думается мне, не ради моих прекрасных глаз вы пожаловали сюда… – Она прищурила глаза, в которых заплясали веселые огоньки, и сделала особенный жест рукой, подняв вверх указательный палец. – И все ж таки это стоит отметить!

Она тяжело поднялась из кресла, куда успела снова усесться, пока шла их непродолжительная приветственная беседа, и сделала несколько шагов к посудному шкафу.

Достав оттуда бутылку портвейна и пару стаканов, она поставила все на круглый поднос и понесла к столу, на который гость поглядывал с некоторым опасением – уж очень тот казался ему неустойчивым.

Стены комнаты, в которой они сидели, отчаянно нуждались в обновлении их покрытия, да и с мебелью тут было неважно – круглый стол с закругленными ножками, накрытый несвежей вязаной скатертью со свисающими до полу кистями, пара кресел с тут и там потертой обивкой в полоску, старенький секретер с тусклыми латунными ручками и ящичными замочками, давно не чищенными и потому не придающими обстановке того праздничного вида, какой она обычно приобретает, если латунные части мебели, равно как и дверные ручки, заботливой рукой натерты до блеска. Единственным украшением комнаты служили недорогие простенькие безделушки – из тех, что собирают и берегут женщины преклонных лет как память или напоминание о былом, – а огонь, ярко пылавший в скромном камине, придавал всему оттенок уюта, несмотря на то, что стихия огня опасна и чревата немалыми бедствиями, если оставить его без контроля. Но огонь домашнего очага был всегда людям другом, спасителем от голода и ненастья – эти мысли невольно пронеслись в голове мистера Фолкерка, пока он скользил взглядом по окружающей его обстановке, а миссис Бэрроуфилд совершала немудреные приготовления, дабы приветить его на своей территории.

– Не побудете ли за хозяина, мистер Фолкерк? – призывно вопросила миссис Бэрроуфилд с легким оттенком кокетства и снова прищурилась, пряча в глазах лукавые огоньки.

Мистер Фолкерк с некоторым сомнением взглянул на бутылку, после чего налил хозяйке целый стакан, а себе – не больше четверти.

– Совсем вы себя обделили! – тоном упрека заметила миссис Бэрроуфилд.

– В моем положении, – мистер Фолкерк сделал небольшую паузу, – важно сохранять ясную голову, – договорил он с серьезным лицом, взял в руки стакан, со значением взглянув при этом на собеседницу.

– Тоже верно, – согласно кивнула миссис Бэрроуфилд, взяла свой стакан, отпила глоток, поставила стакан на стол перед собой и тоном, как можно более салонным и непринужденным, осведомилась: – Как поживает его светлость?

– Я тут как раз по поручению его светлости, – с готовностью откликнулся мистер Фолкерк после секундной заминки.

– Вот как? – миссис Бэрроуфилд не скрывала немалого удивления. Она откинулась на спинку кресла и приняла позу сосредоточенного внимания. – Стало быть, по поручению его светлости… – Она переплела пальцы рук и снова их расцепила. – А я-то надеялась, вас привела сюда щедрость герцогини.

Было отчетливо видно, что последнее замечание озадачило мистера Фолкерка, и миссис Берроуфилд поспешила пояснить:

– Наверняка вы помните, что мать его светлости, герцогиня Анна, проявляла большое участие к нашим сиротам. На Рождество мы получали от нее индеек. И вообще, редко какой год проходил без того, чтобы она не снабжала меня деньгами на нужды приюта. Но с ее смертью все прекратилось.

– Должен признать, эти пожертвования в пользу приюта прошли мимо моего внимания… – Мистер Фолкерк вежливо склонил голову чуть вбок и вперед, выражая этим сочувствие в связи с тем, что он услышал.

– Я так и думала, – величественно кивнула миссис Бэрроуфилд, снова с ноткой упрека. – Однако же я надеялась, что новая герцогиня продолжит эту достойную всяческого поощрения традицию.

Мистер Фолкерк успел еще раз символически пригубить спиртное из своего стакана, прежде чем она добавила, несколько распалившись:

– В самом деле! Кому еще заботиться о приюте, как не семейству его светлости? Ведь все началось с герцогини Харриет!.. – Она многозначительно подержала паузу, чтобы подогреть в собеседнике интерес. Мистер Фолкерк разгадал это намерение и стал внимательно ее слушать, не прерывая.

– Она обнаружила, что одна из ее служанок… – миссис Бэрроуфилд поерзала, подбирая слова поделикатнее, – в интересном положении. И вместо того чтобы вышвырнуть девчонку на улицу, что она сделала? – Пауза. – Да. Она великодушно основала этот приют, который получил название «Приют безымянных». Очень правильное решение!

Миссис Бэрроуфилд хрипловато рассмеялась и перевела взгляд куда-то вдаль за окно. Было видно, что она не прочь пообщаться с гостем и повспоминать прошлое.

– Хорошие то были времена, мистер Фолкерк, скажу я вам! – вновь подала она голос, а он молчал, предоставив своей визави исполнять ведущую партию. Пока это было ему нетрудно. Перехватить инициативу он вполне успеет, а пока лучше послушать, что ему скажут! – Война еще не началась, и денег было – трать не хочу! – вдохновенно витийствовала миссис Бэрроуфилд, довольная проявляемым к ней почтением.

– Теперь все иначе, – осторожно вступил наконец мистер Фолкерк и покачал головой. – Да вы, думаю, и сами об этом знаете.

– Еще б мне не знать! – хмыкнула миссис Бэрроуфилд и сделала еще глоток из стакана. – Я только и делаю, что экономлю – на всем! Абсолютно на всем! Пытаюсь выгадать хоть пару крох, хоть самую малость! Суммы, выделяемые на приют, остались прежними, а цены? Цены вымахали вдвое!

– Не сомневаюсь, что так оно и есть, – немного смущенно пробормотал мистер Фолкерк, словно бы в этом была какая-то часть и его личной вины, будто он чего-то недосмотрел и теперь должен понести заслуженное наказание.

– Когда я пришла сюда в помощь бывшей настоятельнице, мне было пятнадцать, а за плечами – три года работы в другом приюте! – пустилась в личные воспоминания миссис Бэрроуфилд. – Я-то думала, что это лишь очередное повышение.

У нее вырвался хрипловатый смешок.

– Уверяю вас, мистер Фолкерк, я не собиралась оставаться здесь надолго, но вот же – прошло столько лет, и я теперь – настоятельница! Каково? А ведь помощи мне ждать совсем неоткуда…

– Мне и в голову не могло прийти, что все обстоит так плачевно и безнадежно, – негромко и с легким смущением отвечал мистер Фолкерк. – Но почему попечители приюта не написали обо всем его светлости? Это могло бы помочь… Да-да, наверняка могло бы помочь! Во всяком случае, они были бы извещены, и как знать… – Он готов был по законам риторики развивать эту мысль, но был неожиданно и довольно-таки развязно прерван.

– Они-то?! – презрительно фыркнула миссис Бэрроуфилд, не дожидаясь, пока посланец герцога договорит свою мысль. По ее разумению, никуда от нелицеприятной правды не спрячешься, ни за какие резоны. – Кто-то давно помер, а другим до нас нет никакого дела…

Перехватив удивленный взгляд мистера Фолкерка – не то от того, что его внезапно прервали, не то от неожиданности услышанного, – она поспешила объяснить:

– Полковник Мак-Наб умер три года назад, – и она тихонько хлопнула ладонью по краю стола, словно сдвинула костяшку на счетах, – мистер Камерон вечно болен, да и возраст у него такой, знаете ли – к восьмидесяти. – Еще хлопок, еще костяшка передвинулась в направлении реки Стикс… – Лорд Херчингтон? Этот безвылазно живет у себя в поместье, и о нем с момента смерти герцогини ни слуху, ни духу… – Последний хлопок, венчающий скорбный перечень, прозвучал, как звук молотка по крышке гроба.

– Могу лишь пообещать, – пробормотал мистер Фолкерк, впечатленный предъявленной ему картиной, – что сразу, как только вернусь в Шотландию, я расскажу его светлости о вашем бедственном положении.

– Была бы вам очень признательна, – отозвалась миссис Бэрроуфилд совсем другим – весьма довольным – тоном и еще раз переплела пальцы и снова их расцепила. – Знаете, сколько у меня сейчас на попечении детишек? – В ее взгляде засквозили тоска и усталость.

Мистер Фолкерк отрицательно покачал головой.

– Тридцать девять! – почти торжественно возвестила миссис Бэрроуфилд. – Тридцать девять! – повторила она для усиления впечатления. – А присматривать за ними приходится кому? – Она чуть сбавила напор и закончила фразу с горечью в голосе, почти с отчаяньем: – Мне одной! – Картина получила финальный мазок кистью, приобретя полноту и законченность. Полюбуйтесь, не проходите мимо, расшевелите свои добродетели, раскройте свои кошельки! И поскорее!..

Мистер Фолкерк приподнял одну бровь в знак крайнего изумления.

– Ей-богу, это непорядок! Так не должно быть! – проникновенно продолжила миссис Бэрроуфилд, с удовлетворением уловив уважительный посыл посетителя. – У меня уже не те годы, чтобы за всем успевать самой…

Она обиженно повела плечом, разом допила свой портвейн и снова потянулась к бутылке.

При взгляде на ее раскрасневшееся лицо, обозначившиеся мешки под глазами да парочку лишних подбородков, появившихся с момента их последней встречи, мистер Фолкерк смекнул, что она регулярно утешает себя спиртным. И неважно, был ли это дешевый портвейн, которым сам он не собирался портить себе желудок, или джин, справедливо именуемый в народе «материнской погибелью».

Впрочем, ничто из этих мыслей не отразилось на его благородном лице. В конце концов, он прибыл сюда не ради душещипательных разговоров и цветистых воспоминаний, что бы там ни было. Он напустил на себя вид самый что ни на есть невозмутимый и стал ждать, когда появится удобная брешь в рассуждениях настоятельницы приюта, чтобы он мог перейти к делу.

Мистер Фолкерк был высок, хорошо сложен. В молодости он слыл невероятным красавцем, но и по сей день выглядел весьма импозантно – во многом благодаря густым, поседевшим на висках волосам и поджарой фигуре, лишенной сколько-нибудь явного намека на полноту. Двигался он легко и изящно. Во всем его облике читалось достоинство. Вдобавок он пользовался всеобщим уважением как управляющий герцога Аркрейгского.

– Я непременно расскажу о ваших проблемах его светлости, – проговорил мистер Фолкерк, а миссис Бэрроуфилд в этот момент поднесла опять полный стакан к губам. – Пока же мне важно знать…

Но миссис Бэрроуфилд не сдавала позиций, и остановить ее было не так-то просто.

– Прошу вас, прошу настоятельно, скажите его светлости, что мы теряем репутацию заведения, поставляющего крепких и здоровых подмастерьев! – Она провела языком по верхней губе, слизывая с нее бурую полоску портвейна. – Вот лишь на прошлой неделе пожаловал ко мне хозяин портновских мастерских! И заявил, вы только послушайте, буквально следующее: «Мне нужны два ваших лучших паренька, миссис Бэрроуфилд, а не то отребье, которое вы всучили мне год назад». А что случилось с парнишками, которых я отправила вам, поинтересовалась я. «Понятия не имею, – заявил он, – разве это работники – вечно хныкали да болели. Я выставил их за дверь безо всяких рекомендаций!»

Лицо мистера Фолкерка потемнело.

– Нельзя допускать подобных вещей, когда речь идет о приюте, который уже тридцать лет находится под опекой семейства его светлости! – с возмущением отвечал он.

– Так и я о том же! – усмехнувшись, победоносно воскликнула миссис Бэрроуфилд. – Это удар по репутации его светлости! А мы, хоть и живем далеко от вас, питаем глубочайшее почтение к шотландской знати.

– Весьма признателен, миссис Бэрроуфилд, – породистая голова шотландца снова совершила кивок, исполненный почтительного уважения к последнему заявлению, пусть оно и могло быть в данном случае бесхитростным демагогическим приемом.

– Вот почему я очень надеялась, – продолжила миссис Бэрроуфилд, и голос ее задрожал, – что вам удастся уговорить новую герцогиню заглянуть на денек сюда, к нам…

– Но герцогиня… Ее уже нет в живых! – был ей ответ.

– Как… нет в живых? – Миссис Бэрроуфилд, снова поднесшая было к губам стакан, поперхнулась, обескураженная. Рот ее так и остался открытым, что сделало ее похожей на удивленного тетерева.

– Просто нет, – спокойно повторил мистер Фолкерк, и его благородная голова наклонным движением подтвердила то, что он сообщил. – Ее светлость скончалась во Франции несколько недель тому назад.

– Ну надо же! Я и подумать не могла о таком… Как же такое могло случиться?.. Во Франции, вы сказали?.. – Миссис Бэрроуфилд громко сглотнула. – Странное дело – во Франции… Бедняжка совсем недавно ходила в невестах… Вроде и года не успело пройти, как они с его светлостью поженились…

– Десять месяцев, если уж на то пошло, – уточнил мистер Фолкерк. В этом случае он не ошибся.

– И вот теперь она предстала пред своим Творцом! Ах, бедняжка. Ну что за судьба… А ведь я и глазком не успела взглянуть на нее… – горестно сетовала ошеломленная настоятельница.

Последовала пауза, и мистер Фолкерк, как бы боясь, что на него обрушится шквал вопросов, поспешил предупредить его, повернув разговор к цели своего визита:

– Его светлость герцог Аркрейгский уехал сейчас на север, распорядившись перед тем привезти ему одного из ваших воспитанников.

– Одного из воспитанников? – эхом повторила миссис Бэрроуфилд, еще не осмыслив услышанного. – Воспитанников… Воспитанников… Ах, да, воспитанников! Должно быть, его светлости требуется паренек для работы по дому или на кухне… Дайте-ка я раскину мозгами…

– Нет-нет, – поспешно прервал ее мистер Фолкерк. – Его светлость приказал привезти одну из ваших девушек. Главное, чтобы ей было больше шестнадцати.

– Больше шестнадцати? Да вы шутите?! – воскликнула миссис Бэрроуфилд, и лицо ее пошло пятнами. – Вам не хуже меня известно, что мы выставляем их из приюта, как только им исполнится двенадцать – а если подвернется возможность, то и пораньше.

Она замолчала. Он тоже молчал. Поручение, данное ему герцогом, было для него непростым, и он не хотел случайным неверным словом досадить миссис Бэрроуфилд.

– Может, и не стоило бы об этом, – вдруг тепло заговорила подвыпившая настоятельница, – но наших девочек всегда хвалят за их хорошие манеры. По крайней мере, они привыкли уважительно говорить со старшими и с теми, кто выше их по положению. А этого-то и не хватает, как правило, современной молодежи! – На последней фразе она патетически возвысила голос.

– Тоже верно, – не мог не согласиться с ней мистер Фолкерк. – Однако его светлость отдал мне вполне конкретное распоряжение… – Ему ничего не оставалось, как гнуть свою линию.

– Со слов герцогини Харриет мне всегда было ясно, – не слушая его, продолжила миссис Бэрроуфилд, – что прислуги у вас в Шотландии и так предостаточно. Ее светлость только однажды брала у меня двух девиц – для лондонского дома, когда он еще был открыт. Думается, она была весьма довольна обеими. Такие, знаете ли, обходительные молодые девицы, много чего умели по дому…

При воспоминании об этом по губам ее скользнула улыбка самодовольства.

– Одна из них заходила сюда несколько лет спустя повидать меня. К тому времени она уже была замужем за лакеем. Симпатичная штучка, скажу я вам. Я всегда знала: быть ей замужем, если только найдется мужчина, которому будет плевать на ее происхождение!

– Так вы уверены, что здесь нет никого, кто соответствовал бы моим требованиям? – упрямо вернул ее к своей теме мистер Фолкерк.

– Ясное дело, – уверенно ответила миссис Бэрроуфилд. – У нас тут сейчас в основном малыши. Даже не знаю, как бы я справилась с этой оравой, если бы не Тара…

– Тара? – живо переспросил мистер Фолкерк, словно почуяв дичь. – Должно быть, та девушка, что впустила меня сюда?

– Да, это она. Тара присматривает за самыми маленькими. Да только балует она их, вот что я вам скажу! Я пытаюсь учить ее уму-разуму, но бесполезно. То одного норовит приласкать, то другого… Да мне и не жалко, пускай себе приласкает, но ведь уйдут детки от нас, каково им придется? Привыкнут к мягкому обращению, а им в слуги потом идти… Держать-то их будут в строгости и в черном теле… Да… Я уж и так объясняю Таре, и сяк… Все как об стенку горох…

У миссис Бэрроуфилд вновь вырвался хрипловатый смешок – на этот раз горестный и печальный. Эта женщина не лишена мудрости, невольно подумал о ней мистер Фолкерк с неожиданной секундной симпатией.

– В прежнее время все было иначе. Настоятельница ничто так не ценила, как розги. Порола всех – и правых, и виноватых. Вот и я думаю иной раз, что ее методы были куда лучше моих. Уж слишком добра я – в этом-то вся проблема.

– Я уверен, что ваша доброта по отношению к бедным сироткам говорит только в вашу пользу, – искренне отвечал мистер Фолкерк. – Но мы говорили о Таре. Так зовут эту своевольную вашу помощницу?

– Ах, да, так… Но я как раз хотела сказать… – Миссис Бэрроуфилд внезапно замолкла. На ее лице отразилась работа мысли, приведшая ее к трагическому озарению. – Вы же… вы же… не намерены… Вы ведь не собираетесь…

Она со стуком опустила на стол пустой стакан, все вдруг поняв – и зачем прибыл сюда этот посеребренный с висков красавец, и что у него на уме, и с чем придется остаться ей, горемычной: мало того, что никаких денег ей ждать не приходится, так еще вдобавок к тому обязанностей и забот у нее с этого дня прибавится, и конца этому, ох, не видать…

– Ну, нет, мистер Фолкерк, нет-нет-нет, я этого не допущу! – Она возмущенно повернулась в кресле, и оно под ней угрожающе скрипнуло, словно бы намекая, что и все это приютское заведение вот-вот рухнет и погребет под своими обломками без малого четыре десятка безвинных жизней. – Тару вы у меня не заберете! Это единственный человек, на кого я могу положиться. Не считать же помощницами тех двух старушенций, от которых больше беспокойства, чем пользы. И даже для них я с трудом наскребаю денег! Можете забрать любого из наших воспитанников – да хоть целую кучу! – но только не Тару. – Грудь ее ходуном ходила, дыхание вырывалось из горла с хрипом и каким-то шипением, будто она сейчас возьмет и взорвется.

– Сколько ей лет? Таре… – вкрадчиво поинтересовался мистер Фолкерк, стараясь, чтобы вопрос его не прозвучал алчно.

– Дайте-ка вспомнить… Ей, должно быть, около восемнадцати. Да, так. Почти восемнадцать. Она попала сюда в восемьсот четвертом, через год после того, как наши вступили в войну с этим дьяволом… с Наполеоном. Я потому так хорошо это запомнила, что зима в тот год была до жути холодной, и продукты сразу выросли в цене. Да что там, уголь подскочил вдвое!

– Выходит, Таре почти восемнадцать, – задумчиво констатировал мистер Фолкерк, оставляя без внимания хозяйственные наблюдения настоятельницы, сдобренные историческими подробностями. – Боюсь, если у вас нет больше никого на примете, мне придется выполнить распоряжение его светлости… и все-таки… забрать у вас Тару… Поверьте, это не моя прихоть, я лицо, можно сказать, подневольное… – Ему хотелось продвинуться как можно дальше в том невеселом деле, ради которого он приехал сюда, и он торопился, пока миссис Бэрроуфилд снова не отвлеклась.

– Только через мой труп! – вскинулась миссис Бэрроуфилд, и дыхание ее опять стало шипящим. – Я не допущу этого, мистер Фолкерк, сколько бы вы свою роль ни умаляли тут передо мной… Только этого не хватало!

Она побагровела так, что шотландец даже испугался, не хватит ли ее сейчас удар. Что он будет с ней делать? Пойдут слухи… И так они уже закрутились вокруг семьи герцога! Эта смерть герцогини во Франции…

– Остаться одной со всей этой оравой! Да вы знаете, каково это? Не каждый из них может себя обслужить, вы об этом сами-то не догадываетесь? В общем – так: уйдет Тара, уйду и я. Можете зарубить это себе на носу!

И, как подкошенная, рухнув в кресло – во время своей тирады миссис Бэрроуфилд вскочила на ноги, невероятным усилием легко приподняв свое дородное тело, – она принялась обмахиваться листком бумаги, лежавшим до этого на столе возле подноса с винной бутылкой.

– Я не хотел вас расстраивать, миссис Бэрроуфилд, – сочувственно вздохнул мистер Фолкерк; дело надо решить полюбовно, не обострять отношений, это он понимал и потому делал все возможное, чтобы они пришли к обоюдному соглашению, – но вы не хуже меня знаете, что я должен подчиняться распоряжениям его светлости.

– Это несправедливо! – Подбородок миссис Бэрроуфилд задрожал от протеста. – Просто несправедливо… Я кручусь тут, как могу, и никому нет до меня дела. У его светлости и так достаточно прислуги, чтобы еще забирать у меня единственную девушку, от которой есть хоть какой-то толк. А ведь речь идет о приюте, который основала его покойная бабушка!

Голос ее дрогнул от подступивших слез, и мистер Фолкерк поспешил снова налить ей стакан портвейна. Она с благодарностью приняла его и наполовину осушила одним глотком.

– Могу лишь обещать вам, – вкрадчиво сказал мистер Фолкерк, – что оставлю достаточно денег для найма подходящей прислуги. А как только вернусь в Шотландию, сделаю все, чтобы убедить его светлость увеличить пожертвования на приют. – Вот они, веские аргументы!

Было очевидно, что его слова до некоторой степени умиротворили миссис Бэрроуфилд, однако взгляд ее беспорядочно блуждал, ни на чем не останавливаясь.

– Почему бы вам не рассказать мне все, что вы знаете об этой девушке? О Таре… – миролюбиво предложил мистер Фолкерк. – У нее есть фамилия?

– Фамилия? – с насмешкой переспросила миссис Бэрроуфилд. – Неужто вы забыли, что это «Приют безымянных»? Разумеется, у нее нет никакого другого имени, кроме того, которое она получила здесь – как и у остальных подкидышей, которых мне навешивают день за днем, неделю за неделей…

Она возмущенно фыркнула, прежде чем продолжить:

– У меня для вас еще один незаконнорожденный щенок, заявил мне доктор Харланд буквально на прошлой неделе. Можете оставить его себе, ответила я, нам уже не втиснуть сюда даже мышь, не то что ребенка. Да ладно вам, миссис Бэрроуфилд, возразил он, вы же добрая женщина и не захотите, чтобы это существо закончило свои дни где-нибудь на дне Темзы. Мне безразлично, где он закончит свои дни, заявила я, но сюда я его не приму, даже и не надейтесь…

– И что, он забрал его? – осторожно спросил мистер Фолкерк.

– Да если бы! – устало отмахнулась от него миссис Бэрроуфилд. Она несколько успокоилась и уже не шипела, как раскалившийся на огне чайник. – Я-то думала, мне удалось убедить доктора, что у нас нет больше места, но Тара заявила, что малыша можно положить в кроватку к другому ребенку, и теперь двое спят вместе. Вот так!

Мистер Фолкерк молчал. Что он мог сказать ей в ответ?

– Да ты спятила, так я и заявила ей потом… Взвалить на себя новую работу!

– То есть Тара не возражала? – тихим голосом уточнил мистер Фолкерк.

– Это я должна возражать! – вспыхнула миссис Бэрроуфилд. – Это я получила еще один голодный рот! И ни пенни, чтобы купить еду! «Никогда не встречала таких прожорливых созданий», – всегда говорю я тем, кто постарше, но они только хнычут и просят есть.

Из внутреннего кармана дорожного костюма мистер Фолкерк вытащил внушительного вида бумажник. Вынув оттуда несколько банкнот, он положил их на стол перед миссис Бэрроуфилд в качестве успокоительного средства на первых порах.

– Тут двадцать фунтов, – как можно более мягко сопроводил он свои действия. – Это чтобы продержаться до тех пор, пока я вернусь в Шотландию и распоряжусь насчет вашего приюта.

В глазах миссис Бэрроуфилд загорелся хищный огонек. И мистер Фолкерк невольно задал себе вопрос: интересно, какая часть этих денег будет потрачена на еду для сирот, а сколько уйдет на покупку портвейна, чтобы хозяйка успокоила себя в тревоге за малышей? Но сейчас ему не оставалось ничего другого. Эта грузная женщина и правда находит – единственную, пожалуй, – радость в том, чтобы смешать кровь, бегущую по ее жилам, с вином…

– Прежде чем послать за Тарой, расскажите мне все, что вы о ней знаете, – невозмутимо попросил он, ничем не выражая невеселых своих размышлений.

– Вы действительно хотите забрать ее у меня?

– Сожалею, миссис Бэрроуфилд… Но мне не остается ничего другого… Разве что у вас есть еще одна девушка подходящего возраста.

Миссис Бэрроуфилд бросила на него мрачный взгляд:

– Что именно вы хотели бы знать о Таре?

– День ее появления в приюте… Когда это случилось? Расскажите мне все, что вы помните… Полагаю, вы делаете записи?

Взгляд миссис Бэрроуфилд метнулся в сторону, из чего стало ясно, что записи, если они и были, хранились только до определенного времени, а потому нечего было и надеяться узнать оттуда что-нибудь новое.

Поспешно, как бы желая отвлечь его внимание от этой темы, миссис Бэрроуфилд произнесла:

– Видите ли… Тара не совсем такая, как прочие дети…

Мистер Фолкерк в удивлении приподнял брови.

– Она родилась здесь, в нашем приюте, – ответила на его безмолвный вопрос миссис Бэрроуфилд.

– Как это произошло? – Мистер Фолкерк чуть подался вперед, заинтересованно приготовившись слушать. Это был совсем другой мир, люди жили в нем совершенно иначе, чем аристократы среди себе равных, подумал он.

– Дело было летом, в начале июля, если не ошибаюсь. Я сидела в этом самом кресле, когда услышала шум, способный разбудить мертвого. Вскочив на ноги… – она улыбнулась почти кокетливо, – в те времена я была помоложе и двигалась пошустрее, – к миссис Бэрроуфилд вернулась способность шутить, довольно отметил про себя мистер Фолкерк, – я бросилась к двери, чтобы посмотреть, из-за чего переполох.

Миссис Бэрроуфилд решительным жестом опрокинула в себя остатки портвейна в стакане, после чего продолжила:

– На улице уже собралась толпа, и два человека держали женщину, которая была без движения… – Она замолчала, не то вспоминая события и их подробности, не то впадая в мимолетный пьяненький транс.

– Что же произошло? – спросил мистер Фолкерк, не желая терять ни секунды в беседе с этой пылкой, темпераментной дамой. С нею ему было даже интересно, но дело есть дело, ему следовало его закончить и в назначенный срок вернуться в поместье.

– Несчастный случай, – очнулась миссис Бэрроуфилд. – Экипаж сбил ее, когда она шла по улице. Бедняжка попала под колесо, но кучер даже не остановился, чтобы посмотреть, что с ней.

Миссис Бэрроуфилд многозначительно подняла пустой стакан, и мистер Фолкерк поспешил наполнить его портвейном – в бутылке оставалась самая малость.

– Вот вам эти кучера – наглости хоть отбавляй, и плевать им на тех, кто попадает им под колеса! – Ее явно сносило в смежные плоскости относительно магистральной темы переговоров. И явно влекло в патетическую тональность, благо был зритель и слушатель, в значительной степени сейчас зависящий от нее. Во всяком случае, ее ощущения были примерно такими, хоть она и не отдавала себе в том отчета.

– Так что там случилось с Тарой? – напомнил ей мистер Фолкерк.

– Ну что… Женщину принесли в дом, и я послала парнишку за доктором. В то время за приютом надзирал доктор Веббер… Он жил неподалеку, всего в трех улицах отсюда. Неприятный тип!.. Такой, знаете ли, самодовольный… Я его всегда с трудом переносила. – Она снова готова была взяться за проповедь и провозглашать правила, каковым, по ее мнению, сейчас мало кто следовал, и все беды земные проистекали именно из сего прискорбного обстоятельства.

– А что же… женщина? – проявляя недюжинное терпение, в очередной раз вернул мистер Фолкерк свою собеседницу в нужное русло.

– Я думала, она мертва, – покорно промолвила миссис Бэрроуфилд как ни в чем не бывало, так же легко отвлекшись от воспоминаний о ненавистном ей докторе, как она им предалась, – но та в скором времени начала стонать и метаться, и я вдруг поняла, что у нее начались схватки…

– Так вы что, не заметили сразу, что она беременна? – в состоянии крайнего изумления спросил мистер Фолкерк.

– Должна признать, нет. С годами я стала наблюдательнее, а тогда это ускользнуло от моего внимания. Вам трудно в это поверить? Но так бывает… Вдобавок на этой худышке было свободное платье, так что живота сразу и не разглядишь… Бывают такие фигуры у женщин… Как вам сказать… – Она приготовилась сформулировать какую-то сложную для нее сейчас мысль и мучительно подыскивала слова; этот умственный труд для нее был в этот момент почти физическим.