Текст книги "Порванный шелк"

– Правда? – Она слышала о победе Марка. Эту победу нельзя было отнести к разряду больших и захватывающих, но тем не менее она о ней слышала. В основном благодаря Джеку. Его интересовало именно это место в палате конгресса. – Итак, он живет в Вашингтоне? – спросила она.

– Он должен находиться здесь во время заседаний конгресса. Он сейчас великолепен, как никогда, правда? О, я забыла – ты же его не видела. Поверь мне на слово. Вы очень подходили друг другу. Когда вы с Джеком убежали и поженились, мы все были удивлены. Особенно Марк. Он не выглядел отчаянно подавленным, хотя... Потом он сумел взять себя в руки. Шрив, конечно, донимала его целый год. Все, что от него требовалось, – повернуться, и он сразу видел ее. Как я слышала, она до сих пор по нему вздыхает. Ее можно понять, муж намного старше ее. Ты ведь знаешь, что это значит, дорогуша? Интересно, Шрив знает об этой новой маленькой леди? Марк мне ее не представил. Могу догадаться почему...

Карен стояла не двигаясь, чувствуя себя так, будто на нее налетел целый рой ос. Один ядовитый укус следовал за другим, и в конце концов оцепенение превозмогло боль, и она перестала что-либо чувствовать.

Она, ничего не замечая, повернулась к двери, и Джули весело добавила:

– Надеюсь, ты не относишься серьезно к тому, что я сказала сегодня? Это всего лишь способ бороться со стрессом. Я ничего не имела в виду, говоря все это. Ты же меня прощаешь?

Упрекающая улыбка кривила ее губы, а широко распахнутые глаза смотрели искренне. Она действительно имела в виду то, что говорила, или по крайней мере думала, что это так, впрочем, это одно и то же.

– Извини, что разрезала тебя на сотни маленьких, стонущих от боли кусочков. Привычка у меня такая, безвредная абсолютно. Ни один здравомыслящий человек не будет на меня обижаться за это.

Карен пробормотала что-то невразумительное. Это вполне удовлетворило Джули; с отработанной улыбкой на лице она подхватила зонт и вышла из магазина, влившись в поток пешеходов.

Карен стояла некоторое время, глядя на нее. Потом тряхнула головой, словно отгоняя наваждение, и пошла в сторону дома.

Что за день? Что за отвратительный, утомительный, невероятный день! Осталось всего несколько жалких кварталов и ужасных минут, и она сможет расслабиться. Бокал вина, плитка шоколада и, конечно, какой-нибудь подтянутый, мускулистый герой телеэкрана – ни некое эфемерное создание, нежным голосом исполняющее серенаду, а настоящий мужчина, который способен крушить автомобили, заниматься любовью с изящными стройными женщинами, сражаться с негодяями и всегда выходить победителем. Это как раз то, что ей нужно. Тот, кто всегда одерживает победу.

Она шла, склонив голову под дождем, сунув руки в карманы и размышляя, зайти ли ей в ресторан или опустошить морозилку тетушки Рут. К черту диету, подумала она. Сегодня она нуждалась в таком комфорте, какой только возможно себе представить и создать, а кроме того, бар Херши был значительно дешевле, чем психиатр.

В конце концов ей не стоит волноваться по поводу Марка. Скорей всего, он в дальнейшем постарается избегать встреч с ней, так же, как и она с ним. Наверное, для него это было шоком – узнать, что она вновь в Джорджтауне, такая одинокая, всеми покинутая, несчастная разведенная женщина. Он, видимо, подумает, что она будет пытаться возобновить старое знакомство. Карен была не первой и не единственной из представительниц своего круга, которая столкнулась с разводом. Она уже знала, что это такое, и знала, что за этим следует, – как правило, отчаянное преследование: искусственно яркие улыбки, чересчур тщательный подход к подбору гардероба, телефонные звонки к женатым друзьям и подругам: «Неудобно тебя просить об этом, дорогая, но не мог бы Джим (или Джо, или Боб) найти несколько свободных минут и помочь мне установить сточную трубу (или проверить покрышки, или заменить лампочку)...»

Марк не мог не знать, что он будет огражден от такого рода посягательств. Впрочем, так же, как и она знала, что ей не придется защищаться от него. Он будет находиться как можно дальше от магазина, соответственно от нее. Он не будет искать встречи с ней.

Она была права. Он не пришел в магазин. Он ждал ее на пересечении П-стрит и Висконсин.

Сосредоточившись на том, чтобы не наступить в лужу, она заметила его, только когда он ее окликнул.

– С возвращением, Карен. Должно быть, ты знала, что будет дождь.

Карен даже не споткнулась. Однако часть ее сознания была занята вопросом, почему она не удивилась, хотя должна бы. Другая часть простонала: еще одна напасть сегодня, да что же это за день такой? Громко и довольно холодно она произнесла совершенно иное:

– Привет, Марк. Жаль, что разминулись с тобой в магазине.

– Сбежала, чтобы не видеть меня? Где ты была, пряталась за каким-нибудь мусорным баком в переулке?

– Что заставляет тебя думать...

– Я ведь прав, не так ли? – это был возглас победы. – Это был твой обычный метод – прятаться. И как правило, за чем-то испорченным, гнилым. Чем-то вроде Джека Невитта.

– Я буду очень признательна, если ты больше не станешь говорить подобных вещей.

– Только не говори мне, что ты по-прежнему его защищаешь. Десяти лет рабства недостаточно?

«Злость не конструктивна, – говорила себе Карен. – Она ничего не меняет и не помогает принять верное решение».

– Что ты сделал со своей подругой? – спросила она.

– Посадил в такси и отправил домой. Не стоит беспокоиться на счет тех, о ком тебе кто-то рассказывает; это касается только меня.

Дождь усилился. Вода капала с полей его шляпы. (Марк в шляпе? Когда-то он ходил без головного убора в любое время года, отчего его волосы всегда были либо мокрыми, либо покрыты хлопьями снега.)

– Не в этом дело, Марк, – сказала она. – Я не собиралась приглашать тебя войти в дом.

– В любом случае, у меня нет времени. У меня назначена встреча.

– Но тогда почему...

– Я стоял под дождем и ждал тебя? – Марк задал этот вопрос так же взвешенно и серьезно, как прежде выдавал ответы на серьезные вопросы, касающиеся внешней политики. Он специализировался по внешней политике; был одним из студентов Джека. Спустя какое-то время он ответил: – Я действовал импульсивно. Сейчас я нечасто так поступаю, но... Я знал, что ты услышала или увидела меня и выскочила на улицу, чтобы избежать встречи со мной. Это меня рассердило.

Они подошли к дому. Карен остановилась у кованой металлической калитки. Марк просунул руку и открыл замок с небрежностью, свидетельствующей о том, что он уже делал это неоднократно. Но не спешил открывать ее. Он еще не закончил.

Это было как раз то самое место, где они поссорились в последний раз. В тот день тоже шел дождь – мягкий весенний дождь; молодые листья на деревьях блестели, как свежевыкрашенные. В интеллигентной мягкости апреля рассерженный голос Марка звучал непристойно громко. Она никогда не сможет забыть того, что он ей наговорил тогда.

Она ударила его по щеке – в первый и последний раз; единственный раз в своей жизни она ударила кого-то.

Он тоже помнил об этом. Тень прошлой обиды и злости сжала его губы; глаза превратились в узкие щелочки.

– Я полагала, ты пришел тайно позлорадствовать, – сказала Карен.

– Возможно, как раз это я и делал. Хотя, надеюсь, что нет. Это было бы отвратительно.

За несколько минут до их встречи она была уверена, что настроение у нее упало так низко, что ниже просто не бывает. Она заблуждалась. Сейчас, когда глаза Марка медленно осматривали одну за другой детали ее туалета и ее саму, излучая при этом не тепло, обычно характерное для его карих глаз, а холод, который заставлял содрогнуться, ей стало так неуютно и плохо, что единственным желанием было куда-нибудь скрыться.

Он имел право сердиться и злорадствовать. Все его предсказания, прозвучавшие в тот весенний день, оказались правдой!

«Джек любит молоденьких, симпатичных и умных. Он любит использовать их мысли и подравнивать их под себя. Карен, ты слишком умна, тебе многое дано, ты сможешь добиться успеха. Не позволяй ему использовать тебя. Он хочет тебя только потому, что ты – моя девушка, он ненавидит меня и мой успех с тех самых пор, когда ок пытался украсть мою работу и я поднял шум по этому поводу, сейчас он мечтает отыграться на мне через тебя».

В этот момент она ударила его. Она не могла с этим согласиться даже сейчас. Но во всем остальном Марк был прав, включая и способность Джека уничтожить ее индивидуальность и амбиции.

И вдруг она как будто услышала голос миссис МакДугал: «Что же он делает? Похоже, он ничуть не лучше твоего мужа. Не стой там и не воспринимай это как должное!»

Она подняла голову; капли падали с ресниц.

– Я не хочу, чтобы меня тыкали носом как несмышленую девчонку. Больше не хочу. И не буду это терпеть ни от кого, Марк Бринкли, особенно от тебя. Ты повеселился, я надеюсь, получил удовольствие, вот и хорошо, потому что больше тебе такой возможности не представится. Прощай.

Она приблизилась к калитке, но он продолжал держать ее.

– Повеселился? – повторил он, его губы изогнулись в кривой усмешке. – Если ты думаешь, что я получил удовольствие... Может быть, для нас обоих невозможно забыть прошлое – даже последние пять минут, – но можем же мы быть вежливыми по отношению друг к другу? Мне очень нравятся твои тетя и дядя, и мне бы хотелось продолжить дружбу с ними. Рут не пригласила меня в последний раз, потому что подумала – ты не захочешь видеть меня.

Значит, он возобновил старую дружбу с Рут и Патриком. А между тем Рут даже не упомянула о нем. Ни она, ни Патрик, чья бестактность общеизвестна.

В сравнении с остальными эмоциональными ударами этого дня эта новость была лишь слабым толчком, но для Карен она стала последней каплей. Во всяком случае, Марк был честным по отношению к ней. Он хотел забыть и простить («Дать ему шанс?» – подумала она с горечью) только потому, что враждебность будет мешать старой дружбе.

Последняя попытка, подумала она.

– Рут заблуждалась, – произнесла она холодно. – Мне совершенно все равно, встречусь я с тобой или нет. А что касается твоего высказывания по поводу вежливости – если я правильно тебе поняла, моя проблема всегда заключалась в ее избытке, нежели в отсутствии. Насколько помню, у тебя с этим всегда были сложности. Если ты намереваешься изменить свое поведение, позволь мне пройти в дом вместо того, чтобы мокнуть под дождем.

Марк открыл калитку и отступил в сторону.

– Карен?

Что-то в его голосе остановило ее. Она обернулась. Он улыбался – искренней улыбкой и с таким навсегда запомнившимся выражением на лице, которое когда-то заставляло ее забывать обо всем. Десять лет исчезли как дым.

– Поздравляю, – сказал он. – Когда ты решила, что вновь обрела силы для борьбы?

Глава 3

Дождь шел всю ночь, создавая мрачное настроение, от которого Карен мечтала избавиться с помощью чего-нибудь вкусного, шоколада, например; но почему-то отказалась от этой затеи и остановила свой выбор на салате. Она вдруг поняла, что неожиданная встреча с Марком подняла ей настроение. Как бы то ни было, она знала, что подсознательно всегда страшилась этой встречи с момента своего приезда в Вашингтон. Не было ничего удивительного в том, что он возобновил дружбу с Рут и Патриком. Но невозможно было даже предположить, чтобы Рут, хитрая Рут, не упомянула Марка...

Нет, это несправедливо. Рут никогда не была хитрой. Тактичная, чуткая, всегда уважающая чувства других... Почему она решила, что это имеет к ней какое-то отношение? Сам факт, что Рут избегала говорить на эту тему, подразумевал предположение, делать которое Рут не имела права.

В любом случае, худшее уже позади, все не так страшно, как ожидалось. Кроме того, она гордилась, что сумела противостоять ему. Два столкновения в один день – вначале с Джули, затем с Марком, и в обоих случаях она оказалась на высоте. Спасибо воодушевлению, почерпнутому у старой колдуньи. Могу поклясться, что слышала ее голос, подумала Карен, улыбаясь.

Возможно, миссис МакДугал не является настоящей колдуньей, но то, что она очень мудрая женщина, глубоко и основательно изучившая человеческую натуру, не вызывает сомнений.

В течение нескольких последующих дней Карен пребывала в депрессии, но, как и предсказывала миссис МакДугал, всегда происходило что-нибудь такое, что выводило ее из этого состояния. И в большинстве случаев именно миссис Мак придумывала это что-то. Она безжалостно изводила ее разными идеями по поводу магазина и все время придумывала для нее какую-нибудь работу, так что времени на грустные размышления у Карен просто не было. Она назначала встречи с друзьями, у которых могли оказаться какие-то интересные вещи на продажу, и тщательно следила за тем, чтобы Карен обязательно присутствовала. Она представила ее агентам по продаже недвижимости в Мэриленде, Виржинии и в округе Колумбия, кроме того, она купила и одолжила массу книг для Карен, чтобы та могла изучить интересующую ее тему досконально.

Бывали времена, когда Карен больше всего на свете мечтала о том, чтобы миссис МакДугал как можно скорее уехала на Борнео или куда-нибудь еще в более жаркое место, – у нее даже появилась привычка нервно хватать записную книжку, в которой она записывала интересную информацию, каждый раз, когда звонил телефон. Миссис Мак никогда не упускала случая поинтересоваться, каких успехов она достигла, и Карен знала, что лучше поделиться с миссис Мак новой информацией, почерпнутой из книг.

Это было непросто. Если бы она только знала раньше о том, сколько ей придется узнать и изучить, прежде чем она сможет открыть свое дело, она бы даже не стала думать об этом, а ведь в скольких вопросах ей еще предстоит разобраться. Но больше всего ее пугали практические аспекты: бухгалтерия, займы, получение разрешения, общение с агентами по продаже недвижимости, налоги. Она не спала бы ночи напролет, если бы не уставала так, что засыпала над книгой.

Книги, которыми ее снабдила миссис Мак, были главным образом по старинному текстилю и истории костюма. Вначале она делала это из страха перед миссис Мак, нежелания попасть на ее острый язычок. Именно эти причины заставили Карен отказаться от своих любимых детективов и сентиментальных романов, но вскоре она искренне заинтересовалась. Обнаружившаяся способность понимать и разбираться в вещах, которые ранее казались ей совершенно недоступными, укрепила ее пошатнувшуюся веру в собственные силы. В конце концов изыскательская работа – это как раз то, чему ее учили; основные методы изыскания приложимы к любой сфере деятельности. Но в данном конкретном случае она действительно могла потрогать и ощутить предметы своего исследования, а кроме того, применить те методы, о которых читала. Предметы одежды сами по себе завораживали ее. И не только их красота и очарование волновали ее, но и растущее чувство отождествления с прошлым. «Попрыгунчик Джек» МакДугал осыпал свою прелестную молодую невесту ювелирными украшениями, мехами и восхитительными платьями, всем самым лучшим и изысканным, что только можно было купить за деньги. В те моменты, когда миссис МакДугал вместе с Карен разбирала одежду, ее воспоминания оживляли мир, который был так же далек от Карен, как Древняя Греция – последний ленивый летний полдень аристократии перед первой мировой войной.

Миссис Мак надевала шифоновое с кружевами вечернее платье на ужин у капитана судна во время круиза на «Лузитании» в 1913 году, за два года до того, как шикарный лайнер был затоплен немецкими торпедами, что ускорило вступление Соединенных Штатов в войну. Черное кружево поверх атласа цвета мидий присутствовало на премьере «Треуголки» с участием Леонида Массине в лондонском театре Алгамбра в 1919 году. (Карен было интересно, что думал о балете Джек-попрыгунчик? Проспал ли он все представление – храпел ли?) Костюм от Чиапарелли с огромными зеркальцами вместо пуговиц на пиджаке ослеплял высокопоставленных гостей ярким блеском при первой инаугурации Франклина Делано Рузвельта. Ощущение реальности происходящего было настолько велико, что Карен почти видела, как холеные брови миссис Рузвельт поползли в изумлении вверх при виде этого костюма.

Нельзя сказать, чтобы миссис МакДугал очень сокрушалась над утраченной юностью. Предвкушение последнего розыгрыша, который она намеревалась устроить для своего сына, заражало ее демонической энергией: она носилась по дому, кудахча и хихикая, раздражая своих помощников. Но к Карен это не относилось; предложения о помощи с ее стороны вежливо отклонялись, и скоро она поняла, что в них не было нужды.

Хотя миссис Мак вежливо отрицала это, было очевидно, что она планирует оттянуть переезд на месяцы. Более крупные и ценные предметы антиквариата должны были храниться до возвращения их владелицы. Если, как радостно отмечала миссис МакДугал, она переживет путешествие, то, вернувшись, отберет те вещи, которые хотела бы оставить себе или раздать. Остальное отправится на аукцион «Сотби». Поскольку опись этого имущества велась на протяжении всего времени вплоть до последнего момента, то здесь не возникнет каких-то сложностей.

Совсем непросто было распорядиться тысячами менее ценных мелочей, которые миссис МакДугал накопила за долгие годы: от современной керамики до сподовских и прусских королевских сервизов, от дешевых романов в бумажных переплетах – до первых изданий, и конечно, одежда и аксессуары. Последних было достаточно, чтобы заполнить собой небольшой магазин, – шляпы, туфли, сумки, шарфы, перчатки, ремни, украшения. Последние угрызения совести – брать их или не брать – исчезли, когда Карен увидела, что груды отсортированного барахла растут в чудовищной прогрессии.

Платья относились приблизительно к 1910 году, когда миссис Мак получила статус дебютантки и мужа-миллионера. Однако у некоторых ее близких подружек была одежда, хранившаяся со времен их материй и бабушек, и вскоре маленький аккуратный домик Рут стал напоминать блошиный рынок. Все шкафы были заполнены одеждой, мебель в спальне была завалена тканями, и платья свешивались с временных вешалок. Карен радовалась, что Пат отсутствовал и не мог все это видеть и высказывать свои замечания.

На этой неделе произошло еще одно событие, закалившее слабый дух Карен, – прибыл человек из Юнайтед Парсел с несколькими коробками. По хирургической тщательности, с которой они были упакованы, Карен поняла, кто является их отправителем: загнутые уголки бумаги выглядели так, как если бы их отмеряли с помощью линейки и разгладили затем горячим утюгом. В одной из коробок находилась напечатанная на машинке записка. Тон, в котором она была составлена, был холодно официальным и очень снисходительным. В ней выражалось сожаление по поводу ее импульсивного и неразумного поступка – опрометчивого отъезда и высказывалось требование безоговорочное, хотя и немногословное: ее покорная благодарность за то участие, которое ей выказывалось. В коробках была ее одежда и личные вещи, аккуратно переложенные папиросной бумагой. Ни одна мелочь не была упущена, там были даже потрепанные бюстгальтеры, которые она собиралась выбросить, также тщательно упакованная пара кроссовок с дырками на обоих носках.

Карен методично разорвала записку на мелкие кусочки и спустила их в туалет. Затем она выбросила в мусорную корзину кусок шоколадного торта, который собиралась съесть, вышла на улицу и пробежала четыре мили.

* * *

Она не виделась с Марком и ничего о нем не слышала. Собственно, она этого и не ждала. (По крайней мере, она в этом себя убеждала.) Но встреча произошла неожиданно для Карен как-то днем, ближе к концу недели.

Джули уехала рано, с тем, чтобы покончить с покупками к приближающемуся отдыху. Не прошло и пяти минут после ухода Джули, как Роб последовал за ней, при этом взгляд у него был такой, что Карен не осмелилась возразить. Она была в задней части магазина – проверяла полку с украшениями, над которой давно уже склонился один из покупателей, ничего не приобретая, – но все было в порядке, все было как будто на месте, – в это время и звякнул дверной колокольчик. Полуприкрытая занавеской, она выглянула и увидела девушку, которая была с Марком во время его первого визита.

Она знала, что сразу должна выйти навстречу посетителю с доброжелательной улыбкой на лице и готовностью помочь в выборе покупки. Вместо этого она пригнулась в надежде, что тень скроет ее, в то время как мысли ее скакали в хаотическом беспорядке.

Его с ней не было. Конечно нет – больше он не придет. Она, наверное, хочет присмотреть какой-нибудь шкафчик. Девушка, безусловно, привлекательна, но не столь эффектна, как ей показалось вначале... У нее красивые волосы – прелестные рыжие локоны. Похоже, свои. «Выходи отсюда. Хватит прятаться. Через минуту она тебя увидит, и ты будешь чувствовать себя полной дурой. Скажи что-нибудь. Что-нибудь остроумное и с юмором...»

Карен выглянула из-за занавески:

– Привет.

Девушка обернулась, вздрогнув.

– Привет. Я вас сначала не увидела. Здесь так темно.

На это обычно все жаловались, и Карен с облегчением вспомнила стандартный ответ.

– Я с радостью включу больше света, если у нас найдется то, что вам бы хотелось рассмотреть получше. Боюсь, Джули вышла на минутку, но если вам нужна моя помощь...

– Я знаю, что ее нет, я видела, как она уходила. Я хотела увидеться с вами. Вы ведь Карен, не так ли?

– Да.

Девушка подошла к ней, улыбаясь, протянула руку:

– Я – Черил Рейхардт. Сестра Марка.

– Сестра, – бездумно повторила Карен.

Черил засмеялась:

– Я вас нисколько не виню, все так реагируют. Мы совсем не похожи.

Утверждение полностью соответствовало действительности. Насколько Черил была светленькой, настолько Марк был темноволосым, и ее круглое лицо и щеки с ямочками являли полную противоположность суровым чертам лица Марка.

Карен собралась с мыслями и пожала протянутую руку – как раз вовремя, поскольку слегка покрасневшая Черил уже начала ее убирать.

– Очень рада с вами познакомиться. Вы приехали погостить или вы живете в Вашингтоне?

– Вообще-то я живу с Марком. Он попросил меня приехать и вести его хозяйство после того, как умер мой муж.

– Простите. – Участие, прозвучавшее в голосе Карен, было непритворным, невозможно было представить эту жизнерадостную молодую женщину вдовой.

– Это произошло два года назад, – сказала Черил; по ее вздернутому подбородку и решительному деловому тону Карен поняла, что выражение сочувствия было бы неуместно. – Но я не знаю, что бы я делала, если бы не Марк. Джо оставил по страховке несколько тысяч, но это так немного, а старики живут на пенсию папы да еще содержат моего ребенка...

Она остановилась, чтобы перевести дыхание.

– У вас есть ребенок? – спросила Карен.

– Маленький Джо. Правда, он уже не маленький, ему четыре года. Хотите посмотреть его фотографию? – И, не дожидаясь ответа, она сунула руку в сумочку и достала бумажник. – Эта была сделана в его последний день рождения.

Сердце Карен неожиданно сильно сжалось. У малыша была такая же копна светлых кудряшек, как и у матери, и смешной курносый нос, однако его застенчивая улыбка напомнила Карен улыбку, которую она так хорошо знала.

– У вас есть дети? – спросила Черил.

– Нет. Джек не хотел детей. Вообще-то он никогда не говорил это напрямую, но как-то так получалось, что это всегда оказывалось не вовремя.

– Жаль. Я надеялась, что смогу одолжить у вас одного, – засмеялась Черкл. – Когда-нибудь меня арестуют. Как только я вижу малыша в магазине или где-нибудь еще, я еле сдерживаюсь, чтобы не сцапать его и не прижать к себе. Я так скучаю по маленькому Джо.

– А он не с вами? – Карен вернула бумажник с фотографией со словами: – Он такой очаровательный. Просто не представляю, как можно жить вдали от него.

– У меня не такой большой выбор. Ему хорошо с бабушкой и дедом, и я не хочу снова срывать его с места. К тому же это будет несправедливо по отношению к Марку. Он снимает в городе дом в Фогги Боттом; такой аккуратный, сверкающий, современный, но не очень большой; к нему всегда приходит масса людей, чтобы пообщаться, поужинать и так далее. Да и у меня довольно много хлопот: я стараюсь составить Марку расписание на день, хожу на занятия – я изучаю бухгалтерию и компьютер.

– Молодец.

– Ведь я же не собираюсь быть кассиром в лавке всю свою жизнь. – Черил облокотилась на прилавок, скрестив руки на груди; казалось, она была готова простоять здесь весь день. – Я никогда не училась в колледже, и у меня нет никакой подготовки.

– И никаких особых ценных навыков, – сказала Карен, скривив губы в улыбке.

– Ага, когда вам об этом говорят, чувствуешь себя сразу такой маленькой, правда? Как будто ты мешок с картошкой, которая уже сгнила. Но все-таки в школе я успеваю хорошо. Я думаю, что получу высший балл по бухгалтерии.

Карен высказала соответствующие поздравления; сияющая горделивая улыбка Черил, равно как и ее живая болтовня, были неотразимы.

– Итак, вы не хотите становиться светской львицей Вашингтона, – сказала она.

– Черт, то есть, слава Богу, нет. Весь этот протокол и условности просто сводят меня с ума. Кроме того, Марк обязательно когда-нибудь женится. Женщины за ним постоянно охотятся.

Карен не нашлась, что ответить на это. Черил поняла, что сказала бестактность, снова вспыхнула и проговорила смущенно:

– Послушайте, не пора ли уже закрывать?

– Не беспокойтесь, продолжайте.

– Я пришла повидать вас. И очень обрадовалась, что та другая женщина ушла. Я знаю, что не должна так говорить о вашей подруге, но я с ней себя чувствую не в своей тарелке. Я подумала, что, если у вас есть время, мы могли бы выпить чашечку кофе или чего-нибудь еще.

– Боюсь, что я... – Карен отказалась инстинктивно, но едва произнесла эти слова, как с удивлением поняла, что ей совсем не хочется отказываться от приглашения.

Черил была слишком чуткой, чтобы не заметить замешательства. Она еще более зарделась. Ее кожа отличалась той прозрачной бледностью, которая часто бывает у рыжеволосых и на которой эмоции выражаются так заметно.

– Марк говорил, что мне не следует приходить. Он сказал, что я начну сплетничать и выскажу что-нибудь такое, о чем потом буду жалеть. Но я подумала... что она, то есть вы, похожа во многом на меня, она также недавно вернулась, и, возможно, ее друзья уехали, может быть, и ей немного одиноко, так же, как и мне... – Она запнулась, щеки ее горели.

Она застенчивая, подумала с удивлением Карен, застенчивая и немного беззащитная; так вот что скрывается за этой завесой пустой болтовни! Это была еще одна общая черта, которая их объединяла. И, хотя Черил и называла себя бестактной, она не упомянула еще об одном, что их сближало, – их потеря, так или иначе, мужчин, которые главенствовали в их жизни.

– Я с удовольствием выпила бы чашечку кофе, – сказала Карен. – А почему бы нам не зайти ко мне домой? Я живу всего в нескольких кварталах отсюда, а цены в близлежащих кафе просто грабительские.

* * *

«Застенчивая» – это было не самое подходящее слово по отношению к Черил. Она прекрасно понимала, что не вполне подходит для роли домоуправительницы Марка, но мрачный юмор, с которым она относилась к своим забавным оплошностям, не позволял ей заработать бессонницу. Поскольку ее огрехи были следствием ее острого язычка, доброго сердца и полнейшего отсутствия лицемерия, Карен склонялась к тому, что ее новая знакомая никогда не станет удачливой женой политика.

Было очевидно, что Черил хотела стать ее подругой, а не просто случайной знакомой. Ее признание в том, что Марк отговаривал ее от посещения магазина, лишило Карен еще одной надежды. Черт побери, в самом деле она не хотела, чтобы Марк подумал, будто она за ним бегает, стараясь возобновить их прежние взаимоотношения, но она не позволит ему решать, с кем ей общаться, а с кем не стоит. После грубостей ее бывших одноклассников, колючего недружелюбия Джули открытость и деликатность Черил действовали освежающе.

Она уже и так готова была полюбить Черил, а ее непосредственный интерес к новой затее Карен окончательно покорил ее. Карен и не собиралась говорить о своем проекте, но эта тема неизбежно возникла по дороге к дому Рут, и Черил пожаловалась:

– Я пытаюсь навести порядок в доме у Марка, большая часть мебели там взята напрокат, она выглядит такой захватанной, но я не знаю, как привести все в надлежащий вид.

Когда они поднимались наверх, Карен извинилась за беспорядок в комнатах.

– Здесь не та обстановка, которую вы хотите создать для Марка, поверьте мне. Спальня выглядит, как лавка старьевщика. Видите ли, я собираюсь открыть магазин марочной одежды.

– Марочной? Я думала, это относится только к вину.

Карен объяснила. Она бы на этом и остановилась, но

Черил засыпала ее вопросами, и ответы Карен по подробности и стилю постепенно вылились в краткую лекцию. Когда, наконец, они спустились на кухню попить кофе, как и предлагала Карен, Черил прихватила кружевное одеяние и продолжала задавать вопросы:

– Как вы сказали, что это?

– Куаферская накидка. Это то, что дамы надевали, когда они сидели перед туалетным столиком в то время, как служанки их причесывали.

– А смотрится, как модная блузка. – Черил с восхищением поглаживала оборки. – Невозможно представить, что такую одежду надевали только для того, чтобы причесаться. Ее нельзя бросить в машину для стирки или в сушилку, ее надо было стирать руками, крахмалить, гладить и все такое.

– Вам не надо было бы ничего такого делать, если бы вы были хозяйкой в доме, – сказала Карен. – Грязную работу делала служанка или прачка; в больших домах была специальная девушка, которая, кроме стирки, ничем больше не занималась.

– Это была бы я, – усмехнулась Черил. – Вне всякого сомнения, я не могла бы быть хозяйкой в доме. И я бы не возражала против такой работы, даже приятно возиться с такими красивыми вещами.

Это замечание вызвало еще одну лекцию о способах стирки, которой Черил внимала с нескрываемым интересом.

– Вы потрясающая женщина, Карен. Я не могу выразить, как я вами восхищаюсь. Для того чтобы начать собственное дело, требуется столько предприимчивости.

– Предприимчивости или глупости. Иногда мне кажется, что я откусила гораздо больше, чем могу прожевать.

– О нет, если кто-то и может это сделать, так это только вы. Для меня это все в новинку, а вы, кажется, знаете об этом все.

– Несколько недель назад я не могла отличить шик «марочных» вещей от дырки в полу, – призналась Карен. – Мне еще столько предстоит узнать.

– Думаю, что еще много. Вы уже выбрали место?

Хотя Черил жила в Вашингтоне менее года, она высказала немало разумных предложений относительно места – настолько разумных, что Карен задумалась, не собирается ли та открыть свое собственное дело. Когда она спросила об этом, Черил призналась, что подумывала об этом.