Текст книги "Желание"

Барбара О’Коннор
Желание

Barbara O’Connor

Wish

Copyright © 2016 by Barbara O' Connor Published by arrangement with Farrar, Straus and Giroux Books for Young Readers, an imprint of Macmillan Publishig Group, LLC. All rights reserved.

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ

Один

Я посмотрела на лист бумаги перед собой.

Анкета «Знакомство с тобой».

В начале страницы миссис Уиллиби написала: «Шарлемань Риз».

Я жирно перечеркнула «Шарлемань» и исправила на «Чарли».

Меня зовут Чарли. Шарлемань – дурацкое имя для девочки, и я говорила об этом маме квадриллион раз.

Я посмотрела вокруг себя на всех этих деревенщин, своих одноклассников, решающих задачки по математике в тетрадках.

Моя лучшая подруга, Альвина, говорила, что тут будут подобные люди.

– Ты возненавидишь Колби. Здесь нет ничего, кроме красных грязных дорог и деревенщин. – Она откинула свои шелковистые волосы за плечо и добавила: – Могу поспорить, они едят белок.

Я кинула взгляд на коробки для ланча под столами рядом, чтобы выяснить, нет ли там бутербродов с белками.

Потом снова посмотрела на лист бумаги на столе. Предполагалось, что я должна его полностью заполнить, чтобы мой новый учитель мог получше меня узнать.

В строке напротив пункта «Опиши свою семью» я написала: «Всё плохо».

«Какой твой любимый предмет в школе?». – «Никакой».

«Перечисли три своих самых любимых занятия». – «Футбол, балет и драки».

По поводу двух из этих любимых занятий я соврала, но о третьем сказала правду.

Я обожаю драться.

Моя сестра, Джеки, унаследовала папины чернильно-черные волосы, а я – его свирепый характер. Если бы мне давали монетку каждый раз, когда я слышала «яблочко от яблоньки недалеко падает», я была бы уже богата. Папа дерется так часто, что заработал себе прозвище Склока. На самом деле в этот самый момент, пока я торчу здесь, в Колби, Северная Каролина, окруженная деревенщинами, старый Склока снова угодил в окружную тюрьму в Райли – за свою любовь к дракам конечно же.

И мне не нужен был хрустальный шар, чтобы увидеть, как в эту самую минуту в нашем доме, прямо посреди бела дня, мама лежит в кровати, с задернутыми шторами и пустыми бутылками из-под содовой на ночном столике. Она останется в этой постели на весь день. Если бы я оказалась там, ей было бы глубоко всё равно, пошла я в школу или сижу на диване – смотрю телевизор и поедаю печенье на обед.

– Но это только верхушка айсберга, – сказала леди из социальной службы, отчеканивая каждый пункт из списка причин, почему меня переселяют в это жалкое подобие города, вынуждая жить с людьми, которых я даже не знаю. – Всегда лучше с родней. Гас и Берта – твоя родня.

– Каким образом? – спросила я.

Она объяснила, что Берта – мамина сестра, а Гас – ее муж. Она добавила, что у них нет детей и они будут рады взять меня к себе.

– Тогда как так вышло, что Джеки останется с Кэрол Ли? – спрашивала я где-то миллионный раз.

Кэрол Ли – это лучшая подруга Джеки. Она живет в роскошном кирпичном доме с бассейном. Ее мама поднимается с постели каждое утро, а ее папу не называют Склокой.

Тогда эта леди в который раз объяснила, что Джеки практически взрослая и через пару месяцев закончит школу.

Когда я указала ей на тот факт, что я уже в пятом классе и не то чтобы маленький ребенок, она вздохнула, улыбнулась фальшивой улыбкой и добавила: – Чарли, ты должна пожить у Гаса и Берты какое-то время.

Я никогда в глаза не видела этих людей и теперь должна жить с ними? Когда я спросила, как долго мне придется там оставаться, она сказала, что до тех пор, пока всё не устроится и мама не встанет на ноги.

Неужели так сложно встать на свои чертовы ноги? Вот что я тогда подумала.

– Тебе нужна атмосфера семьи и стабильности, – уговаривала она меня. Но я знала, что на самом деле имеется в виду: тебе нужна семья, которая не разрушена до основания, как твоя.

Тем не менее, несмотря на то что я умоляла и спорила, умоляла и спорила, я все равно оказалась в Колби, Северная Каролина, и анкета «Знакомство с тобой» по-прежнему была передо мной.

– Ты закончила, Шарлемань?

Миссис Уиллиби внезапно оказалась рядом.

– Мое имя Чарли, – сказала я, и мальчик с сальными волосами на первой парте прыснул от смеха.

Я бросила в его сторону один из своих знаменитых сердитых взглядов, и он сразу затих и покраснел.

Я передала миссис Уиллиби листок; ее глаза бегали взад-вперед, пока она читала. Ее шея стала багрово-красной, а уголки рта скривились. Она даже не посмотрела на меня, перед тем как двинулась обратно в начало комнаты и бросила листок на стол так, будто это горячая картошка.

Я осела на стуле и вытерла потные ладони о шорты. Стоял апрель, но уже было жарко, как в печи.

– Хочешь, я помогу тебе с этим? – Мальчик, сидящий впереди, показал на работу по математике на моем столе.

У него были рыжие волосы и уродливые темные очки на носу.

– Нет, – ответила я.

Он пожал плечами, взял карандаш со стола и направился к точилке.

Вверх.

Вниз.

Вверх.

Вниз.

Вот как он ходил.

Как будто одна нога была короче другой.

И он волочил одну ногу по полу, так что одна его кроссовка издавала скрипучий звук.

Я взглянула на часы.

Черт! Я пропустила 11:11.

Я меня есть список всех случаев, когда можно загадывать желание, например когда ты видишь белую лошадь или сдуваешь одуванчик. Когда смотришь на часы, показывающие 11:11, это как раз подходящий случай! Я научилась этому от одного старика, который владел магазином снастей рядом с озером, куда мы со Склокой ходили рыбачить. Теперь, когда я прозевала 11:11, мне обязательно нужно было найти другой способ загадать желание. И обязательно сегодня! Я не пропустила ни единого дня с конца четвертого класса и определенно не хотела начинать теперь.

Тут миссис Уиллиби кивнула в сторону рыжеволосого мальчика, точащего карандаш, и сказала:

– Говард, почему бы тебе не стать Другом по Рюкзаку для Чарли на какое-то время?

Мисс Уиллиби объяснила, что, когда в школу приходит новый ученик, Друг по Рюкзаку показывает ему окрестности и объясняет все правила до тех пор, пока тот не освоится.

Говард оскалился и выдавил:

– Да, мэ-эм.

Вот и все. У меня появился Друг по Рюкзаку – неважно, хотела я этого или нет.

Остаток дня тянулся так долго, что я с трудом его пережила. Я глядела в окно, пока ребята по очереди хвалились своими проектами по обществознанию. Полил дождь, темные серые облака парили над далекими горами.

Когда наконец прозвенел звонок, я сломя голову выбежала из класса и направилась к автобусу. Я быстро прошла по проходу и села в последний ряд. Я уставилась на засохшую жвачку, прилепленную к сиденью передо мной, одновременно пуская лучи ненависти по всему автобусу.

Не садись рядом со мной.

Не садись рядом со мной.

Не садись рядом со мной.

Если уж я вынуждена торчать в автобусе, полном людей, которых я даже не знаю, то я хочу хотя бы сидеть в одиночестве.

Лучи ненависти, кажется, работали, так что я оторвалась от жвачки и посмотрела в окно.

Рыжий парень со странной прыгающей походкой спешил к автобусу, рюкзак подскакивал на его спине с каждым шагом.

Когда он оказался внутри, я сразу вернулась взглядом к жвачке и снова начала посылать лучи ненависти вокруг.

Но парень не терял времени – пронесшись по проходу, он уселся рядом со мной и протянул мне руку:

– Привет. Я Говард Одом. – Он поправил свои уродливые темные очки и добавил: – Твой Друг по Рюкзаку.

Ничего себе, что за ребята так себя ведут? Никто из тех, кого я знала.

Он держал руку вытянутой и глядел на меня до тех пор, пока я не выдержала. Мы пожали руки.

– Чарли Риз, – представилась я.

– Откуда ты?

– Райли.

– Почему ты здесь?

Говард был любопытным, это точно, но я решила, что, если озвучу жестокую правду, это его заткнет и, может быть, он не захочет больше быть моим Другом по Рюкзаку.

– Мой отец в тюрьме, а мама не может вылезти из кровати.

Ну что же, парень и глазом не моргнул.

– А почему он в тюрьме?

– Драка.

– Из-за чего?

– Что ты имеешь в виду?

Он протер запотевшие очки краешком футболки. Его лицо стало ярко-розовым из-за духоты в автобусе.

– Почему он подрался? – уточнил он.

Я пожала плечами. Я не могла сказать, почему Склока дрался. К тому же была, вероятно, еще куча других причин, по которой он оказался в тюрьме, но никто ничего мне не говорил.

– Гас и Берта сказали моей маме, что ты приедешь. Они ходят в нашу церковь, и однажды я подарил им кота. Тощего серого кота, который жил под крыльцом.

Он всё рассказывал и рассказывал о том, как Гас научил его делать рогатки и что Берта иногда продает закуски на обочине летом. Как однажды его мама въехала на машине прямо в канаву у въезда к Берте и Гасу, как Гас вытащил ее на тракторе и как они все вместе ели сэндвичи с мясом во дворе.

– Тебе понравится с ними жить, – заверил он.

– Я не буду с ними жить, – твердо ответила я. – Я собираюсь обратно в Райли.

– О-о. – Он посмотрел вниз, на свои веснушчатые руки, лежащие на коленях. – Когда?

– Когда мама встанет на ноги.

– И сколько это займет времени?

Я пожала плечами:

– Немного.

Узел, скрутивший мой желудок, подсказывал мне, что это ложь, а беспокойство, сжавшее сердце, говорило: мама может никогда не встать на ноги.

Автобус выехал со стоянки и направился в город, а в это время Говард тараторил правила поведения в школьном транспорте. Не придерживать места. Не жевать жвачку. Не писать на спинках сидений. Не ругаться. Целая куча правил, на которые, я уверена, никто не обращал ни малейшего внимания, кроме, возможно, Говарда.

Я посмотрела в окно на жалкие улицы Колби. Заправка. Трейлерный парк. Прачечная. Не очень-то смахивает на город, скажу я вам. Ни торговых центров, ни кинотеатров. Даже китайского ресторана нет.

Довольно долго автобус ехал в гору. Дождь кончился, и пар прозрачными волнами поднимался от асфальта. Узкая дорога виляла туда-сюда круг за кругом. Часто автобус останавливался, чтобы высадить какого-нибудь паренька рядом с его печально выглядящим домом с грязным двором. Мы были почти у Гаса и Берты, когда автобус остановился и Говард засобирался, сообщив:

– Еще увидимся.

Другой, выглядящий помладше, рыжий мальчик вышел вместе с ним. Я смотрела, как они идут через высокую траву к своему дому. Велосипеды, скейтборды, футбольные мячи и кроссовки валялись везде – от входной двери до самой дороги. Садовый шланг змеился от протекающего крана к яме во дворе. Маленький мальчик с грязным личиком бросал камни в яму, разбрызгивая мутную воду.

Говард помахал мне, когда автобус тронулся, но я отвела глаза на высохшую жвачку.

Когда я наконец добралась до длинной, засыпанной гравием дорожки к дому Гаса и Берты, то проводила взглядом удаляющийся автобус, задевающий белые зонтики, растущие по краям дороги. Я уже ступила на гравий, когда увидела что-то блестящее в грязи.

Пенни!

Я резко нагнулась и подняла его. Потом зашвырнула монетку так далеко, как только смогла, и стала загадывать желание, как раз успев до того, как пенни звякнул о дорогу и отскочил в сторону леса.

Ну хорошо! Сегодня желание загадано.

Может быть, на этот раз оно наконец исполнится?

Два

Я побрела по дорожке к дому, перепрыгивая лужи с мутной дождевой водой и думая о том, чем сейчас занимается Джеки. Наверное, курит сигареты с каким-нибудь парнем на парковке «Пиггли-Виггли»[1]1
  Piggly Wiggly (англ.) – американская сеть супермаркетов, впервые открывшаяся для посетителей в 1916 году. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть] через дорогу от школы. Все думают, что моя сестра – ангел, спустившийся прямиком с небес, но мне-то лучше знать.

Когда дом Гаса и Берты наконец возник на горизонте, я остановилась. Я жила здесь уже четвертый день, но никак не могла взять в голову, каким образом этот дом держится на горе. Передняя часть его плотно сидела в земле, и кустарник, окружавший ее, заглядывал прямо в окна. Но задняя часть покоилась на сваях, которые были вбиты в крутой горный склон. На сваях располагалась небольшая терраса, с двумя креслами-качалками и ящиками с цветами, которые были прилажены к перилам.

В мою первую ночь в Колби Гас притащил туда кухонный стул – специально для меня. Берта задала мне примерно миллион вопросов, например про любимый предмет в школе или про то, какое у меня счастливое число. Не хочу ли я сходить в бассейн в местном спортивном центре и люблю ли вареный арахис[2]2
  Вареный арахис – традиционное блюдо южных штатов США.


[Закрыть]? Но я просто хмыкала и пожимала плечами до тех пор, пока она не остановилась. Я была слишком зла, чтобы разговаривать. Что я делаю здесь, на этой террасе, с этими людьми, которых даже толком не знаю? Я чувствовала себя так, будто меня выбросили на обочину, как ненужного котенка. Так что мы просто сидели втроем в тишине, наблюдая, как солнце закатывается за горы и светлячки мелькают среди сосен.

На протяжении следующих трех дней я пыталась убедить Гаса и Берту в очевидном: мне бессмысленно идти в школу, потому что совсем скоро наступит лето. Но не успела я и глазом моргнуть, как уже сидела в автобусе, полном деревенщин, направляясь туда.

– О, привет! – крикнула Берта, стоя в дверях, пока я шла через двор.

Толстый оранжевый кот выскочил из-за сарая и пронесся мимо меня. У Гаса и Берты был целый выводок котов, которые спали под крыльцом, грелись на солнышке и ловили пчел в огороде.

Я прошла внутрь дома и кинула рюкзак на потрепанное кресло Гаса. Через кухонную дверь в комнату проникал запах запекающейся корицы.

– Я сделала кофейный пирог. Всегда удивлялась, почему его называют кофейным. Ведь в нем нет ни капельки кофе. – Она придержала дверь, чтобы кот мог войти, а потом добавила: – О, я знаю. Скорее всего, потому, что нужно пить кофе, когда его ешь. Как ты думаешь? Впрочем, кому какое дело, правда?

Мне стало понятно с самого первого дня: Берта любила поговорить. В отличие от своей сестры, моей мамы, которая могла проводить дни напролет, не проронив ни слова. Но при этом я очень удивилась, увидев, насколько они похожи. Те же тусклые темные волосы. Те же длинные, тонкие пальцы. Даже те же морщинки в уголках рта.

Я уселась за кухонный стол и стала наблюдать за тем, как Берта отрезает большой кусок кофейного пирога и кладет его на салфетку передо мной. Затем она пододвинула свой стул поближе к моему и попросила:

– Расскажи про первый день в школе, каждую мелочь. Про учителя. Про других детей. О том, как выглядит твой класс. Что у тебя было на обед. Что ты делала на перемене. Каждую мелочь.

– Какая-то девочка ела бутерброд с белкой.

Брови Берты приподнялись.

– Бутерброд с белкой? Ты уверена?

Я облизнула палец и прижала его к салфетке, чтобы подобрать крошки от кофейного пирога. Я кивнула и, не глядя на нее, сказала:

– Уверена.

Маленький серый кот сидел на столешнице и умывался. Я подумала – не тот ли это кот, которого подарил им Говард? Берта взяла его на руки и поцеловала в макушку:

– Чарли не нужна кошачья шерсть в кофейном пироге, Уолтер.

Затем она осторожно спустила его на пол, покрытый линолеумом. Хвост кота задергался, когда он увидел группу крошечных муравьев, которые держали свой путь из-под раковины к темному пятну чего-то липкого рядом с плитой.

– А еще в классе есть мальчик вверх-вниз.

Берта недоуменно наклонила голову:

– Что, ради всех милых Бесси МакГи[3]3
  Милая Бесси МакГи – собирательный образ жительницы южных штатов США.


[Закрыть], значит «мальчик вверх-вниз»?

Она оторвала коричневый листочек с растения на подоконнике и сунула его в карман.

– Это мальчик по имени Говард, который ходит вверх-вниз, вот так.

Я прошагала, как он, вокруг стола.

– Говард Одом, – произнесла Берта. – Благослови Бог его сердечко. Этот мальчик – чистое золото. Совсем не обращал внимания, когда дети показывали на него пальцами, смеялись и называли разными именами типа Пого. – Она покачала головой. – Скажу как на духу, дети иногда могут быть такими злыми.

– Пого?

– Ну да, знаешь, как пого-стик[4]4
  Пого-стик – устройство для прыжков, состоящее из пружины, ручки, педалей и платформы; популярное развлечение среди американских детей.


[Закрыть].

– Ему надо было как следует им наподдать. Так сделала бы я.

Берта вытаращилась на меня, а потом покачала головой:

– Не этот мальчик. Он и мухи не обидит. Все они, Одомы, такие. Добросердечные. Его братья, правда, иногда немного неуправляемые. – Она собрала крошки со стола и выбросила их в раковину. – Вот хотя бы на прошлой неделе – трое из этих ребят были здесь, помогали Гасу заменить съеденные термитами доски на крыльце, и они не взяли ни одного пенни. Мы отослали их домой с целым картофельным мешком репы, и они были довольны, как слоны.

Репа? Любой ребенок, который рад мешку репы, как минимум странен, как по мне.

Берта снова села за стол рядом со мной.

– Ну а что еще? – спросила она. – Расскажи что-нибудь о школе.

Я пожала плечами. Я не собиралась рассказывать об анкете «Знакомство с тобой», которую миссис Уиллиби бросила на стол, словно горячую картофелину, или о том, что Говард теперь мой Друг по Рюкзаку, поэтому я просто ответила:

– Ничего.

– Ничего?

– Не-а.

Тут Берта хлопнула руками по столу:

– Я совсем забыла! У меня кое-что для тебя есть.

Она жестом показала идти за ней вниз по коридору к маленькой отдельной комнатке, где, как предполагалось, я должна буду спать.

– Та-да! – Она взмахнула рукой и заулыбалась во весь рот.

Я последовала глазами за ее взглядом к узкой кровати, стоящей в углу. К стене были прислонены две подушки в розовых наволочках с нарисованной на них Золушкой.

– Сегодня с утра я осознала, что эта комната выглядит совсем не как жилище маленькой девочки, – сказала Берта. – Так что я сходила в «Биг Лоте» и купила эти наволочки. Я хотела купить весь комплект, но он был для двуспальной кровати. Я могу вернуться и взять еще пушистый розовый коврик, если Гас поможет мне передвинуть бюро. И знаю, нужно убрать отсюда консервные банки и старый телевизор, который даже не работает, но…

Она продолжала что-то бубнить, но я ее даже не слушала. Наволочки с Золушкой? Наверное, она думает, что мне пять лет, а не двенадцать. Она явно не очень хорошо разбиралась в детях.

Днем Джеки звонила из Райли. Она рассказала, что заезжала двоюродная сестра Кэрол Ли и подарила ей кашемировый свитер, потому что больше не хотела его носить. А папа Кэрол Ли учил ее водить машину – Склока этого никогда не делал. Она добавила, что подумывает выкрасить несколько прядей в синий цвет и что какой-то парень по имени Арло возил ее на гонки НАГСА[5]5
  NASCAR (англ.) – Национальная ассоциация гонок серийных автомобилей, в русской аббревиатуре НАГСА.


[Закрыть] в Шарлотте. Она была так увлечена, рассказывая о своей счастливой жизни, что даже не спросила, как мне живется в Колби с деревенщинами, поедающими белок. Когда мы разъединились, я пошла в свою комнату, легла на подушки с Золушкой и начала жалеть себя. Как Джеки может быть такой счастливой? Казалось, ей теперь нет до меня совсем никакого дела.

Думаю, и Склоке тоже не было до меня дела. Могу поспорить, он был так увлечен, играя в баскетбол за высокой стеной окружной тюрьмы, что совсем не думал обо мне – на этой горе, в этом доме, полном кошек, с этими людьми, которых я даже не знаю. И я точно знала, что моя мама не думала обо мне, блуждая по дому в своем халате, с красными глазами и опущенными плечами.

Я определенно должна была этой ночью выйти на крыльцо и дождаться первой звезды, чтобы снова загадать желание. Может, если сделать это два раза за один день, то сработает?

Три

Этим вечером, сидя на заднем крыльце вместе с Гасом и Бертой, я увидела первую звезду, мерцавшую над верхушками деревьев. Я закрыла глаза и стала изо всех сил просить об исполнении желания.

– Загадываешь желание? – спросил Гас.

Я почувствовала, что краснею:

– Нет.

Берта подтолкнула мужа локтем:

– Расскажи ей о том, как ты загадал желание, чтобы твой дядя Дин пропал, а потом он и правда пропал.

Гас замахал на нее руками:

– О господи, Берти. Она не хочет слушать эту скучную старую историю.

Он покачнулся на кресле, заставив пол на крыльце затрещать и заскрипеть.

Если Берта не замолкала ни на секунду и едва могла усидеть на одном месте, то Гас был тихим и ненавязчивым, отличался спокойствием и неторопливостью. Он весь день и половину ночи не снимал свою бейсболку, из-под которой во все стороны торчали тонкие каштановые волосы. Темно-коричневый козырек бейсболки был весь покрыт пылью и жирными следами от пальцев.

– Это Пегас, – произнес он, указывая на скопление звезд, виднеющееся над горной вершиной вдалеке.

– Гас должен был быть ученым, – заметила Берта. – Он может рассказать тебе все, что ты хочешь узнать о звездах, воздухе, растениях, воде, погоде и обо всем в таком роде.

Со стороны Гаса послышалось тихое «Пф-ф-ф-ф».

– Он думает, я вышла за него из-за его внешности. – Берта подмигнула мне. – Но я вышла за его мозги.

Гас засмеялся.

А потом случилось нечто невероятное. Они потянулись друг к другу в один и тот же момент и взялись за руки. Как будто кто-то сказал: «Так, на счет три беремся за руки». Я никогда в жизни не видела, чтобы Склока с мамой держались за руки. Чего уж там, большую часть времени они даже не смотрели друг на друга.

Я наблюдала, как Гас и Берта сидят на крыльце, глядя в ночное небо, а уголки их ртов приподняты в довольных улыбках. Каждый раз Берта так завороженно смотрела на Гаса, будто он кинозвезда, а не какой-то взъерошенный мужик, работающий на фабрике матрасов в Коопервилле.

Мы оставались на крыльце, пока не заморосило, и мелкий, но холодный дождь не погнал котов, сидящих у нас в ногах, в дом.

Этой ночью, когда я ложилась спать, моя голова шла кругом. У думала о Склоке, прозябающем в окружной тюрьме, и маме, пялящейся в потолок в темной спальне. Я думала о Джеки, сплетничающей с подружками и красящей ногти на ногах вместе с Кэрол Ли. Я думала о Говарде Одоме с его походкой вверх-вниз и о его добросердечной семье. И я думала о Гасе с Бертой, держащихся за руки под сиянием Пегаса. А потом я подумала о жалкой самой себе, лежащей здесь и гадающей, когда же исполнится мое желание.

На следующий день я надела старые белые сапоги мажоретки[6]6
  Мажоретки – девушки в военной или подобной форме, участницы парадов. Сапоги для мажореток выглядят непривычно для обывателей: высокое голенище, плотная шнуровка, винтажный каблучок.


[Закрыть] Джеки в школу. Я поняла, что совершила ошибку, сразу же, как вошла в автобус. Пока я шла по проходу, некоторые из девочек показывали на мою обувь, хихикая и перешептываясь. Я почувствовала, что мои щеки горят, и пристально посмотрела на них. Говард жестом пригласил меня сесть рядом с ним, но я плюхнулась на сиденье позади него.

Я провела все утро, рисуя синим фломастером на руке и притворяясь, что читаю. На перемене Говард раз за разом пытался упросить меня позволить ему показать школу:

– Я же твой Друг по Рюкзаку, помнишь?

Я покачала головой.

– Забудь об этом, – сказала я. – Мне это правда неинтересно. Более того, я не задержусь здесь надолго.

– Почему?

Я закатила глаза:

– Я говорила тебе. Я вернусь назад, в Райли.

– Но что, если твоя мама не сможет встать на ноги? – спросил он.

Так, какого черта он задает такие вопросы?

Я зашагала прочь от него, уселась под окнами кафетерия и стала смотреть, как ребята играют в футбол на площадке. Раз или два я глянула в сторону Говарда, который ковырялся ногой в грязи и выглядел насупленным.

Когда прозвенел звонок, все ученики побежали на построение. Кучка неуправляемых ребят протиснулась вперед, оттолкнув Говарда, а тот даже ничего им не сказал. Когда я направилась к остальным, девочка из моего класса по имени Одри Митчелл протанцевала прямо ко мне и противно произнесла:

– Милые ботинки.

Она ухмыльнулась, а подруги захихикали за ее спиной.

Я почувствовала, как дух Склоки начинает заполнять меня изнутри – от кончиков пальцев до макушки. Горячий, как огонь. А потом я сказала:

– Спасибо. Удобные для того, чтобы пинать, – И пнула девицу по ее тощей голени. Сильно.

Следующие несколько минут слились в хаос из плача, криков и жалоб, а потом я обнаружила себя сидящей перед мистером Мэйсоном, директором. Пока он читал лекцию на тему моего недопустимого поведения, я изучала чернильные звездочки и сердечки, которые нарисовала на своей руке этим утром.

Мистер Мэйсон спрашивал, знаю ли я о том, что поступила неправильно, и понравилось бы мне, если бы со мной поступили так же, и еще о куче вещей, до которых мне не было совсем никакого дела.

Я говорила «Да, сэр» и «Нет, сэр», но не отрывала взгляда от изрисованных рук и стучала каблуками ботинок мажоретки по ножкам стула.

Я пожала плечами, когда директор заявил, что собирается позвонить Берте и доложить о том, что я сделала. Потом я вернулась в класс и сказала Одри Митчелл, что очень сожалею, хотя на самом деле жаль не было. Так и закончился мой второй день в школе Колби.

В этот день в автобусе Говард снова проигнорировал лучи ненависти и направился прямиком ко мне. Он уселся на сиденье рядом со мной.

– Ты должна придерживать для меня место, потому что, как мне кажется, Друг по Рюкзаку обязан сидеть близко, – сказал он.

– Это против моих правил…

– Я уверен, ты можешь придержать место для Друга по Рюкзаку.

Я закатила глаза и отвернулась к окну.

– Почему ты пнула Одри Митчелл? – спросил Говард.

Я рассказала ему, как она произнесла «милые ботинки» с этой своей ухмылкой на лице.

Он покачал головой:

– Черт, Чарли, почему ты так разозлилась? Это же просто мелочь.

Я окинула его тяжелым взглядом. Может, это была мелочь для него, но не для меня. Я чуть не выдала про свой свирепый характер, унаследованный от Склоки, но не стала. Вместо этого я рассказала, как была отослана домой из детского сада в первый же день, потому что тыкала в мальчика карандашом.

– Концом с ластиком или острым? – спросил Говард.

– Острым.

– Черт, Чарли!

Я пожала плечами.

– Да, я знаю. Но я была зла.

– На что?

– Он воткнул палец прямо в мой бутерброд, – сказала я.

Говард снова покачал головой, и его рыжие пряди упали поверх очков.

– Вот что ты начнешь делать с сегодняшнего дня: каждый раз, когда почувствуешь, что начинаешь злиться, говори «Ананас».

– Ананас?

– Да.

– Зачем?

– Это будет как бы кодовым словом, подсказывающим, что надо остыть. Мама научила моего младшего брата Коттона говорить «брюква» каждый раз, когда у него возникает сильное желание порисовать на стенах.

– И это работает?

– Иногда.

Это звучало тупее всего, что я когда-либо слышала, но я не стала этого говорить. Мы сидели в тишине, пока автобус двигался своим путем по узкой горной дороге. Раз в несколько минут вид изо окна менялся – вместо густых лесов с соснами, кустарниками и покрытыми мхом камнями появлялось огромное горное плато, простирающееся до бесконечности. Туманная дымка висела над ним, выделяясь на фоне глубокой синевы гор.

«Вот почему эти горы называют Голубой хребет[7]7
  Blue Ridge Mountains (англ.) – цепь горных хребтов и массивов на востоке США.


[Закрыть], – сказал Гас в день моего прибытия в Колби, – потому что они голубые». Потом он объяснил: этот цвет возникает из-за чего-то, что сосны выделяют в воздух. Я понятия не имела, о чем он вообще говорит, но кивала так, будто понимала.

Когда автобус подъехал к дому Говарда, он схватил рюкзак и сказал:

– Запомни. Ананас.

Я наблюдала, как они с братом поднялись по шатающимся ступенькам парадного крыльца, а затем исчезли внутри дома, отпустив застекленную дверь, громко хлопнувшую за их спинами. Рядом с крыльцом стоял диван мышиного цвета, накрытый покрывалом. Завядшие желтеющие растения и высохшие цветы, высаженные в старые кофейные банки, выстроились по периметру крыльца. Может, сердца семьи Одомов были настолько добрыми, что они не замечали, насколько печально выглядело место, в котором они живут?

Автобус пыхтел и скрипел, поднимаясь в гору. Я раздумывала о том, что я скажу Берте по поводу инцидента с пинком, когда непонятное движение за окном привлекло мое внимание.

Две собаки сцепились на грязной обочине, рядом со стоянкой трейлеров. Одна была черная и крупная. Другая – чернокоричневая и тощая как смерть. Маленькая девочка кричала и билась в истерике, а пожилой мужчина включил садовый шланг и направил мощную струю воды в тощую собаку.

– Убирайтесь отсюда! – орал он.

Женщина выбежала из одного из трейлеров и попыталась удержать черную собаку; в этот момент тощая собака гавкнула, зарычала и внезапно сорвалась с места. Она бежала по обочине рядом с автобусом минуту или две, ее длинные уши развевались на ветру. Я прислонила лицо к окну и смотрела, как она сделала петлю на краю дороги, повернулась и исчезла в лесу.

Когда через несколько минут я вышла у дома Гаса и Берты, то взглянула на ботинки мажоретки. Джеки выглядела в них мило, но на мне они смотрелись глупо. Те девочки были правы, смеясь надо мной.

Это знакомое чувство злости накрыло меня, как одеяло. Но на этот раз я была зла сама на себя за то, что оказалась никому не нужной неудачницей. Я размахнулась и ударила ногой по камню, отправив его прямо в куст рододендронов, росший сбоку от дороги.

Потом я прошептала: «Ананас», перед тем как зайти к Гасу и Берте.