Текст книги "Respice finem"

– Я… буду счастлива. – тихо ответила ему Беатрис, закусив губу, чтобы сдержать робкую слезу, – Мне страшно уезжать отсюда одной в темноту неизвестности. Страшно, что Теодор знает, на что идет, беря меня в жены, так же, как и осознает, какую власть будет иметь над моей жизнью. Твой подарок придал мне сил и уверенности в своем будущем… даже если случится беда, мне будет к кому пойти. Я смогу постоять за себя. А если рядом будешь ты… для меня не будет ничего невозможного.

– Рад это слышать…

Костер вспыхивал радужными искрами каждый раз, когда над ним пролетали фигуры людей. Будто разгораясь все ярче, слепя переливами и оглушая своим треском. Под конец Беатрис начала сомневаться, а смогут ли они вообще перепрыгнуть его и не станет ли шутка ее отца чем-то большим, чем злой иронией и насмешкой над его проклятием.

Однако холодные пальцы крепко сжимали ее ладонь, приближался их черед пересекать черту на пути к очищающему пламени, а потому… ей ничего не оставалось, кроме как, сжав руку в ответ, поднять уверенный взгляд вперед, прежде чем, набрав полную грудь воздуха, оттолкнуться от земли, вперед… в неизвестное… На этот раз без тени страха и сомнений.

***

Тьма накрыла ее. Словно по хлопку свет погас вокруг, оставив ее в полном одиночестве в пустоте. Первое время не в силах сориентироваться, понять, закрыты у нее глаза или же нет, Беатрис молча стояла на месте, отдаваясь ощущению невесомости, лишь со временем, когда глаза привыкли к темноте, осознав – она все еще в лесу… на той же самой поляне. Одна. Позвав сначала Виктора, а потом и других, но без ответа. Тишина, за исключением тех голосов, что наполняли ночной лес в последние минуты перед тем, как начинает светлеть небо на востоке. Самые темные минуты перед рассветом.

– Значит это ты… новый голос наших земель, – раздался из-за ее спины гулкий мужской голос.

И трескучие ноты в нем дали девушке знать, что и вправду… теперь жизнь ее не будет прежней. Теперь с ней будут говорить, как с равной… и ей придется отвечать. Думая, прежде чем говорить, а не как она делала это обычно.

Она обернулась на голос, сперва увидев лишь встрепенувшиеся ветви шиповника, что окаймлял поляну, но затем из зарослей явилась высокая фигура молодого мужчины со светлыми волосами, тугими кудрями обрамляющими его лицо, светящимися в темноте рощи зелеными глазами, аккуратными витыми рожками на лбу и… покрытыми густым лоснящимся мехом, оканчивающимися копытами ногами. В руках он держал резную флейту, шею же украшали тонкие многоярусные малахитовые бусы. А из-под вышитой набедренной повязки сзади выглядывал небольшой, похожий на заячий, пушистый хвост.

Беатрис вздрогнула, впервые за долгое время увидев перед собой духа, тем более не самого простого. Перед ней стоял тот самый сатир, которого Яшвен половину вечера на пару с Эмиелем уговаривал сыграть на их празднике и, через силу взяв себя в руки, девушка склонила голову перед ним, рефлекторно пригибая колени в книксене.

– Каковы твои намерения? – задал он вопрос, замерев, точно статуя богини правосудия.

– На самом деле… я никогда не думала об этом. – честно ответила Беатрис, глядя ему в глаза. Один их взгляд парализовывал волю, она прекрасно знала, чем может обернуться ее невежество. – Вскоре мне предстоит покинуть эту землю, но я уверена, без меня вряд ли ваша жизнь станет хуже, чем была.

– Да… я слышал разговор старейшины с вампиром… – склонил голову на бок дух, сощурив взгляд, – Ты станешь одной из них, утратишь наше доверие, и путь к вратам наших холмов для тебя будет закрыт.

– У всего есть своя цена.

– И это так. В таком случае… мы сделаем для тебя подарок. В знак приветствия и прощания, – пожал плечами сатир, мягко ступая по сочной траве прошествовав мимо девушки в сторону тропы, ведущей к поместью.

Едва он подошел ближе, Беатрис задрала голову, осознав, что на самом деле его рост был чуть более двух метров в высоту.

– В благодарность за то, что тебе хватает благоразумия избавить нас от своего общества и соседства с немертвыми, раз уж именно к этому все и идет.

Он приложил к губам флейту, невесомо извлекая из деревянной трубочки неземного звучания музыку. Она стелилась по воздуху, отдаваясь в росе и тумане, эхом звуча в каждой травинке и листке на ветвях деревьев. Птицы и сверчки подпевали его мелодии… полной невысказанной грусти и меланхолии.

Они шли по тропе, будто плывя в клубах туманной взвеси, стелящейся по земле, и с каждым шагом Беатрис вздыхала все глубже, чувствуя, как густеет воздух и как увядают цветы ее венка, пригибаясь от навалившейся на них влаги.

На выходе из леса от нехватки воздуха она потеряла сознание. Дядюшка Йохан, как всегда, когда он гостил у них в доме, на рассвете выгуливая в лесу охотничьих псов, обнаружил ее раньше, чем это успел сделать глава семейства. Иначе скандала было бы не избежать. Ее самочувствие предпочли списать на переутомление и непогоду, но еще несколько дней Беатрис не могла прийти в себя и восстановить в памяти события последних дней. Лишь когда взошла новая луна, память ее прояснилась и, проклиная себя на чем свет стоит, Беатрис зареклась еще хоть раз выходить в лес до своего отъезда, тем не менее с помощью Виктора закопав подарок Шепеторна под порогом своего родного дома вместе с ножом из метеоритного железа.

А ровно за месяц до летнего солнцестояния, когда уже была согласована итоговая дата свадьбы и подписан договор между отцами семейств… Беатрис впервые проснулась посреди ночи в холодном липком поту. С замирающим от ужаса сердцем пытаясь всеми силами изгнать из своей памяти видение очертаний антрацитовых шпилей Штайнхалля… Злой ли подарок фейри или же знак свыше, но именно тогда началось то, чему суждено было свершиться почти две сотни лет спустя.

Череде событий, что ознаменует ее возрождение из мертвых и одновременно с этим – конец этого мира.

Respice finem

Глава 1

Как обычно бывает в жизни… всему хорошему рано или поздно приходит конец. И далеко не каждая сказка может похвастаться счастливым завершением. И пусть временами Беатрис и чувствовала себя как принцесса в башне, окружали ее отнюдь не потоки лавы и кишащие у подножия стен драконы, а собственные страхи, что захлестывали с головой. Но, справедливости ради, стоит заметить, что некоторые люди порой могут быть ничем не хуже чудовищ.

После свадьбы, сыгранной в конце июня тысяча пятьсот четвертого года, теперь уже молодая госпожа Беатрис Аделхейт Раух уехала за своим мужем в Гамбург. Холодный портовый город, окруженный лесами и водой. Дом их находился в нескольких часах езды и так же, как и в ее родном поместье, оттуда открывался поразительный вид на пруд и холмы, за которыми стелилась широкой лентой Эльба. И только это: лес, скалы и ручьи приносили ей утешение, напоминая об удивительном празднике, что подарил ей наставник в ночь ее рождения на свет, и о родном доме, который остался позади.

Из Лейпцига путь был неблизким, родственники приезжали лишь по большим праздникам, сама же она больше не возвращалась в свой родной дом, будто раз и навсегда решив сжечь за собой мосты. Едва за ней закрылись двери гамбургского поместья она будто услышала лязг прутьев, как на решетках в мрачных темницах из старых сказок. Она не имела ограничений в этом доме, могла ходить везде и разговаривать с кем бы не пожелала, она даже могла продолжать тренировки, так как вместе с ней в качестве телохранителя переехал и Виктор, но эти стены… навсегда стали ее тюрьмой. И Теодор никогда не отказывал себе в удовольствии напомнить ей об этом…

Помимо всего прочего… была какая-то неведомая сила, которая, будто клещом присосавшись в ее мозгу, подсознательно вела вперед по тонкой звенящей ниточке, туго вплетенной в полотно паутины воронкового паука. В следствии того приступа после ее совершеннолетия, что предшествовал свадьбе, часть ее разума будто перестала ей принадлежать, заполненная какой-то неуловимой навязчивой идеей. Ей постоянно казалось… что она куда-то опаздывает, чего-то не успевает, но чего… вспомнить она была не в состоянии. И это отражалось на ее отношениях с мужем, на тренировках с Виктором, на ее эмоциях и стойкости духа. Оторвавшись от родного дома, она перешла на новую ступень, в новый этап своей жизни. Так же ясно она осознавала, что и этот дом – лишь очередной виток спирали ее жизни, прежде чем ей придется шагнуть в пустоту, но почему… Почему ее душа так старательно рвалась куда-то за пределы отведенных ей рамок времени и пространства, почему и целой жизни ей казалось мало для того, чтобы что-то успеть… уразуметь это ей было не дано. А потому… одну навязчивую идею она заменяла другой. Более явной и актуальной… каждый день маячащей перед ее глазами.

***

Вышивка на покрывале… книги, небрежно сложенные на полках, трофейная голова благородного оленя, установленная на стене над постепенно затухающим камином… Где-то здесь скрывались тайны обитателей этого дома. Но ее дом был так далеко… от него не осталось даже очага. Ей оставалось только одно… смиренно ждать…

Девушка устало вздохнула, лишь чуть поправив сбившееся одеяло напевая сквозь закрытые губы убаюкивающие мелодии. Малыш, которому было около года, засопел на ее руках, чуть подернув головой, стиснув руками покрывало, но тут же снова затих. Легко качнув его, она окончательно прогнала остатки дурного сна, навеянного треском поленьев, а мягкое прикосновение двумя пальцами к его лбу успокоило разум. Если бы конечно же с ней это работало так же легко…

Она снова обратила взгляд к камину, где в робких языках пламени сгорали последние дрова. Сколько уже лет прошло? Да вряд ли прошел и год с тех пор, как она вышла замуж. Сначала одним грузом с родительских плеч меньше, первенец родился практически сразу, что вызвало неописуемый восторг у всего семейства, окончательно развеяв опасения, что их «особенная» девочка не сможет ужиться в мире обычных людей и ее рано или поздно отправят на костер, заклеймив позором весь их род. И этот странный мужчина, однако воспитавший в Алоисе того воина и надежду семьи, которого все так ожидали… уехал вместе с ней. Один Бог знает, чем это могло бы кончиться. Но теперь это хотя бы была не их забота.

Но нет… своеобразно, но Теодор заботился о ней, милосердно забрав из родительского дома, как лишний балласт, возможно, причиной этому была только ее внешность и умение проявить себя на публике. На людях он всегда был учтив и обходителен. В такие моменты он был любим каждым трепетным женским сердцем вокруг, все восхищались его молодой женой и ее талантами, словно пантерой на коротком поводке, что показывает трюки, но все менялось, стоило лишь им остаться наедине. Сухость, что хрустела песком на зубах и самонадеянность, что ядом проникала под кожу срывала прочь все маски. Она была хорошим «аксессуаром» в свете, статусным и стильным, ведь за ее характер уже давно можно было бы эту самую внешность пустить под откос… Это прекрасно докажет тот маленький сверток невинности, что сейчас она держала на руках, стараясь согреть теплом своего едва бьющегося сердца. Но она старалась… правда старалась, несмотря на свои порывы, свободолюбие и воинственный нрав, что так нравился ее наставнику, хотя бы казаться хорошей женой и ответственной матерью. Хотя бы ради своего сына… раствориться в этом мире… стать его частью. Временами ей казалось, будто у нее что-то отняли. Нечто очень важное, смысл чего она так и не может постичь, но что неуловимо витает вокруг, будоража сознание. Как призрак, как видение, которое она не в силах разглядеть, несмотря на свой дар.

Она стиснула зубы, чувствуя, как режет ее глаза непрошеная влага. Провалы в памяти она предпочитала замещать и оправдывать стрессом из-за переезда. Ужасом… от жизни наедине с потенциальным палачом.

И эта напряженная безмятежность казалась незыблемой, пока тишину не разорвал громкий стук в дверь…

Ручка не провернулась с первого раза, и теперь что-то со всей силы долбило в дверь с той стороны, словно пытаясь выбить ее вместе с петлями. Двери здесь были добротные, из ценных пород дерева, петли крепкие, потому удары с каждым разом становились все страшней, заставив Беатрис вздрогнуть всем телом, изо всех сил прижав к себе ребенка. Было согревшиеся ноги в раз заледенели, а сердце сжалось в комок. Так биться в двери мог только Виктор, но ему бы не потребовалось больше одного толчка, чтобы выбить даже каменную стену. Тогда кто это может быть?.. Однако она прекрасно отдавала себе отчет в том, что, кто бы это ни был… бежать ей отсюда уже некуда. Разве что самой броситься в огонь, пока ее не пригласили туда силой…

Она так и продолжила смотреть в камин, но… стук тут же прекратился. Затих на минуту… две… три…

– Еле нашел запасной ключ… – проворчал себе под нос мужчина, темным силуэтом входя в комнату, – Ты опять закрылась одна? А если бы ребенку стало плохо? Здесь же дышать нечем.

Так и продолжая сидеть в кресле, не открывая глаз и чуть нахмурив брови, Беатрис убрала руку от ушей Аскеля, лишь устало вздохнув на слова мужа.

– Я устала… хотелось побыть одной. – тихо проговорила она, – Ты чуть не разбудил нашего сына. Благо он всегда так крепко спит…

На этот раз устало вздохнул уже Теодор.

– От чего ты устала? – он выждал несколько секунд, – Где ты была почти половину ночи?

– Я… тренировалась. – девушка закусила губу, предчувствуя ответ. – Как делаю каждый вечер трижды на неделе.

– С ним?..

– С мечом… – приподняла она брови, саркастично склонив голову на бок, – Если я не хочу потерять форму после родов, мне необходимо много заниматься, прости, если доставила тебе неудобства.

– Ты испытываешь на прочность не только свое хрупкое тело, но еще и мое терпение, дорогая. – мужчина медленно подошел к креслу, где сидела девушка, ласково проведя рукой по ее волосам, – Я понимаю, ты сильная духом женщина, многие увлечения твоих сверстниц не приносят тебе удовлетворения, но это еще не значит… что мне плевать на то, где… и с кем ты.

– Виктор – член нашей семьи… – терпеливо ответила Беатрис, не поднимая на него глаз, но лишь крепче прижав к себе сына, едва рука ее мужа коснулась ее головы, – Я попросила его сопровождать меня, так как разлука с домом иногда бывает для меня нелегка, а он… мало того, что обеспечивает мою безопасность в твое отсутствие, но и помогает мне не раствориться в этой… меланхолии. Этой горстке горничных, что ты приставил ко мне, я и локон своих волос не доверю. Мы уже обсудили это… как часть договора перед свадьбой, и мой отец одобрил мой выбор. Глупо искать в наших взаимоотношениях подтекст, Теодор.

Мужчина зашевелил усами, под которыми прятал тонкие губы, в этот момент и так сжатые в едва заметную полоску. В ярком свете камина, в пляшущих на его серьезном лице бликах, плутавших в густой растительности и волосах, его мощная фигура казалась похожей на таинственного Минотавра, разве что маленького Тесея здесь защищала сама Немезида.

– Подтекст?.. – ласковая рука неспешно накручивала волосы на пальцы, не сразу дав знать о своих намерениях.

Палец вскоре сменился кулаком и обхватив волосы жены в тугой пучок мужчина с силой потянул вверх, медленно заставив ее подняться с места. Он не хотел будить сына, потому резко не дернул, от чего Беатрис лишь зашипела от боли, но не закричала от неожиданности.

– Думаешь, я не знаю, с какой репутацией я забрал тебя из дома? Кем бы ты была, не будь сейчас здесь меня? Горсткой пепла?.. – он развернул ее лицом к себе и теперь буравил взглядом ее искаженное в оскале лицо. – Я люблю тебя, Беатрис, ты будоражишь мое сердце и душу, пробуждаешь к жизни то, что, как мне кажется, уже давно бы покрылось пылью, превратив меня в безжизненное изваяние, однако, заклинаю тебя, не забывайся! – прошипел он, с новой силой сжав кулак в ее волосах, – Этот человек – дьявол во плоти, что соблазнил твою душу, и лишь страх потерять тебя окончательно не позволяет мне выставить его прочь. А что до договора – твой отец продал бы тебя самому Сатане, если бы это избавило его от пятна на репутации, так что в твоем положении бессмысленно прикрываться этим. Остерегайся!..

– Оставь его в покое!.. – прошипела в ответ девушка, лишь крепче прижимая к себе ребенка. Она знала, что дальше угроз дело не зайдет, Теодор прекрасно осознавал свои риски, но впутывать в это Аскеля… это было бы уже слишком. – Я стараюсь для тебя, как могу, я бесконечно благодарна тебе за все, что ты сделал для меня, сделав мне предложение и оказав милость моей семье. Ты дал мне возможность стать доброй женой и матерью, что бесценно для меня. И наш сын – прямое тому доказательство. Ты любишь меня, несмотря на то, кто я есть, ты достоин уважения и признания, однако требовать от меня слепого обожания и раболепия не входит ни в один пункт ни нашего договора, ни понятий о чести и достоинстве, а посему… остерегайся, Теодор… – прищурилась она, блеснув глазами, но не позволив даже мышце дрогнуть на своем лице, – Я не позволю тебе причинить вред моей семье. Ты не знаешь, на что я способна, но фехтование… лишь малая из этого часть.

Мужчина застыл на месте, продолжая сжимать ее волосы, твердым взглядом буравя ее лицо. А она не сводила с него мечущего молнии взгляда. Внутри она дрожала от нервного холода, охватывающего сердце, тьма будто сгущалась вокруг нее, обесцвечивая мир вокруг, но у нее уже не было пути назад и не было права на слабость. И спиной она чувствовала, как жарко грел с нежданной силой разгоревшийся камин, облизывая огнем камни, грозя поджечь шкуры у ее ног. Этот дом, эти люди, что были ее семьей, безусловно были важной частью ее жизни, однако, если это встанет на пути к ее цели… она, не задумываясь, перешагнет через это препятствие. Чтобы вернуть себе то бесконечно ценное… что отняли у нее.

Эта восковая фигура, где лишь глаза были живыми и вели невидимую посторонним схватку, могла бы стоять так бесконечно долго, будто пытаясь что-то кому-то доказать, однако, здесь это грозило стать лишь плутанием по замкнутому кругу. Заяц волку не товарищ, и Теодор прекрасно осознавал свою слабость перед этой женщиной несмотря на то, что физически он бы мог дать фору многим вокруг себя. Потому все, что ему оставалось, это пытаться сыграть на ее потаенных страхах перед неизвестностью, перед буквой человеческого закона.

При этом не зная… что она уже давно держит зажженной ту последнюю спичку, что сожжет за ней мосты.

Его рука дрогнула, а Беатрис напряглась, ожидая очередного выпада в свою сторону…

– Я не знаю, что с тобой происходит… – лишь тихо произнес он, притянув ее ближе к себе, прижав ее голову к своей груди, лишь чуть зажав сопящий сверток с ребенком между их тел, – Как бы близко ты не была, иногда мне кажется, что ты бесконечно далеко и это ранит меня в самое сердце, лишая надежды однажды действительно стать близким тебе. Лишь об одном прошу… – он опустил голову, зарывшись носом в ее волосы, где его пальцы медленно разжались, опустившись ей на спину, – Будь благоразумна. Не будь здесь тебя… все мои достижения не имели бы смысла.

Ложь. Наглая ложь. Она прекрасно знала, что единственная его любовь – это его труд. Его работа, за которой он целыми днями пропадал в кабинете и на конференциях, вспоминая о ней, лишь когда чувствовал, что остыла постель. Зачем она была нужна ему – оставалось загадкой. Может ему доставляло удовольствие раз за разом предпринимать попытки приручить ее как очередного жеребца из своей конюшни или собаку из псарни, что ловила ему лисиц. Может быть он надеялся сыграть в бога, искоренив из нее эту «дурь», что тянулась за ней нефтяным следом, не огнем, так мечом. Кольцо на пальце не смогло этого сделать, ребенок тоже не помогал, когда-нибудь варианты кончатся… и что тогда?

– Детство кончилось, дорогая… – тихо проговорил Теодор, прижавшись к ней щекой, – Может раньше все было по-другому, и твоя семья потворствовала твоим прихотям, но теперь все иначе… У тебя другие обязанности… и эти игры лишь отвлекают тебя от них. Я терпелив, ибо знаю, что на некоторые вещи требуется время, ты молода и ретива, но однажды всему приходит конец. Наступит день, и ты это осознаешь… так ясно, как светит солнце. – его рука опустилась чуть ниже, проскользила по пояснице, крепко сжав в складки жесткую ткань платья, заставив девушку подобраться, – Я помогу тебе… будь уверена в этом, дорогая.

На этот раз Беатрис замерла на месте, слепо глядя в его высоко вздымающуюся грудь, прижимая к себе тихо посапывающего сына и боясь пошевелиться.

Но мужчина лишь усмехнулся, нежно поцеловав ее в лоб, медленно разжав пальцы, дав ей наконец возможность вытолкнуть застоявшийся в легких воздух.