Текст книги "Гонка за смертью"

Сизин отнесла его в соседнюю комнату – туда, где у открытой двери на балкон резвились легкие, словно паутина, занавески. Ветер потянул ее за волосы; она высоко подняла колокольчик и девять раз позвонила в него. Звонить так долго было утомительно, однако именно столько требовалось для самого быстрого заклинания вызова.

Воздух над каменными перилами затрещал, а затем появилось облако из белых перьев и пыли. Песок ударил в лицо Сизин, и она отшатнулась.

– Снова ты, – сказал резкий голос, похожий на треск крабовых панцирей, которые кто-то давит.

Когда к Сизин вернулось зрение, она увидела сидящего на камне взъерошенного сокола; его перья торчали во все стороны, черно-желтые глаза были прищурены. Птица раскрыла крючковатый клюв, задыхаясь.

– Снова я, – ответила Сизин.

Сокол пристально посмотрел на нее. Его глаза сияли ярко, однако почему-то казались холодными, словно у убийцы.

– Когда ты меня вызвала, я уже наполовину залез в крысиную нору. Ты так меня напугала, что я чуть не обосрался. Нельзя спустя столько времени вызывать меня без предупреждения. Я думал, ты меня продала.

– А по-моему, очень даже можно, – Сизин снова позвонила в колокольчик. Сокол заверещал, словно от боли. – Так что прикуси язык, дерзкая птичка.

– Шесть звонков тоже работают. Звони шесть раз, и тогда я смогу прибыть не торопясь.

– Нет. Дело срочное.

Птица щелкнула клювом.

– Твою мать! Я же сокол, принцесса. Я довольно быстро летаю.

– Сейчас ты здесь. И ты мне нужен.

– Это так не работает. Я раб колокольчика, а не твоих капризов!

Сизин потрясла колокольчиком, выставив его за перила, и вытянула шею, думая о том, на какую улицу он упадет.

– Я знаю, как все работает, Безел. Колокольчик – то же самое, что и половина монеты, так что не дерзи своей госпоже.

Сокол сделал пару шагов по перилам, царапая песчаник острыми когтями.

– Что ты предлагаешь на этот раз?

– Еду, разумеется. Вино. Можешь жить в гнезде столько, сколько хочешь. Я даже уберу оттуда почтовых птиц.

– И это все?

– Пару самок в неделю.

– Лучше три, – надулся Безел. – В день. Еще что-нибудь?

Сизин скрестила руки на груди.

– И я буду звонить шесть раз.

– И что тебе нужно на этот раз?

– Чтобы ты как можно быстрее нашел мою мать.

– Значит, она не умерла? Говорят, она умерла.

– Вряд ли! О такой трагедии ты наверняка бы услышал.

– Принцесса, до того как ты грубо меня вызвала, я был в Сколе. Хочешь – верь, хочешь – нет, но Дальние Края не следят за жизнью Аркийской империи и твоей королевской семьи.

– Возможно, что зря. Но мы отвлеклись от темы. Моя мать не умерла, а просто ушла. В записке, которую она оставила, говорится, что она отправилась на восток, вот я и подумала, что она заскучала по родине, или же ей надоел отец с его убежищем. Мне нужно точно знать, что с ней. Мне нужно знать, где она, собирается ли она вернуться, и есть ли у нее планы, которые я еще не разгадала.

Сокол вздохнул.

– Вы, аркийцы, вообще никому не верите, да?

– Я, разумеется, просто обеспокоена благополучием моей семьи.

– Точнее – своим собственным, – закудахтал Безел.

Сизин захотелось отвесить соколу оплеуху – да такую, чтобы его разорвало в клочья. Он был не только полуживым, но и полубезумным. Наглость Итейна не шла ни в какое сравнение с дерзкими речами Безела. Высокомерную заколдованную птицу семь лет назад подарил Сизин ее бывший жених, принц Филар. Этот глупец с Разбросанных Островов даже не знал, на что способен колокольчик, а она не потрудилась вернуть вещицу, когда отвергла его предложение руки и сердца.

С тех пор отец постоянно вел войну с княжеством Филара, а птица стала шпионом Сизин.

– Ты исполнишь мой приказ?

Безел прижал крыло к клюву, словно задумавшись.

– Как твой отец относится тому, что его жена ушла? – спросил он. – Полагаю, он все еще в своем убежище?

– Император заперся у себя и по-прежнему не выходит. Ничего не изменилось, если не считать того, что теперь его указы передаю я.

– Твой отец – мудрый человек. Говорят, что вы, королевские особы, рождаетесь с кинжалами в руках.

Сизин постучала ногтем по серебряному колокольчику.

– Так говорят не зря, птица. Ну что, мы договорились?

Безел наклонил голову; его глаза-бусины неотрывно смотрели прямо на нее.

– Да. Но ты дашь мне четырех самок. В день.

С этими словами он камнем упал с перил, и Сизин потеряла его из виду, но слышала его резкий крик, поднимавший с насестов облака голубей и попугаев.

Сизин снова посмотрела на пыльный горизонт; теперь, когда острые глаза Безела удалось купить, она наконец смогла немного расслабиться. Вздохнув, она почувствовала, как бурчит у нее в животе.

Итейн прав: интриги действительно пробуждают аппетит.

Глава 7. Башня вдовы

Воля господина – закон. Тень должна делать то, что прикажет хозяин или хозяйка. Если тень отказывается повиноваться, хозяин вправе покарать ее. Список рекомендованных мер воздействия можно получить в Палате наказаний.

«Кодекс порабощения», статья 12, параграф 1

– В шеренгу СТАНОВИСЬ!

Рев полковника оглушил меня еще до того, как нам разрешили выйти из телеги. Времени жаловаться не было: кто-то дернул за веревку, и я упал лицом в грязь.

Пока я пытался осмотреться, меня заставили встать и втолкнули в ряд. Я слишком погрузился в свои грезы и не заметил, как мы прибыли в жилище Хорикс. Я посмотрел вверх, на узкую пирамиду, которая вытянулась в небо. Пять граней – я считал. Окна башни, глубоко утопленные в камень, были похожи на старые шрамы от оспы. Наклонные стены прерывались немногочисленными балконами. Я заметил несколько где-то в середине и еще один рядом с вершиной шпиля. На нижних балконах сидела стайка хихикающих ярко-зеленых попугаев.

Нас привели на двор, закрытый огромными каменными плитами, установленными на простые колонны. Здесь в каждом углу парили призраки в серых одеждах слуг. На одеянии каждого было вышито черное перо – символ рабства.

Перед нами стоял лысый дородный мужчина; его кожа блестела от жира и пота. Он явно обожал шелка и поэтому был закутан в них с ног до головы. На его груди и под мышками расплылись темные пятна. Его предплечья украшали многочисленные браслеты, сделанные из панцирей жуков и костей.

Рядом с ним находился призрак с пустыми глазницами – тоже лысый, но состоящий из одних углов, словно ограненный драгоценный камень. На его острых плечах висел серый балахон, также с черным пером и – предположительно – гербом вдовы. Он изучал нас, новичков, и хотя у него не было глаз, я почувствовал на себе давление его взгляда. Вероятно, при жизни он еще мог видеть. Его гримаса подсказала мне, что мы не слишком ему понравились.

– Что за отбросы госпожа купила на этот раз, полковник?

– Для наших целей они прекрасно подойдут, Ямак. Не морщи лоб, ты и так у нас уродец. – Калид бросил толстяку свиток. Тот неуклюже поймал его и передал призраку.

– Зачитай его, Векс.

Призрак откашлялся.

– Джеруб.

Немного помедлив, я поднял руку. Мне не нравилось играть новую роль, но, если честно, я совсем не хотел, чтобы меня снова избили. Кто знал, что существование после смерти может быть настолько безрадостным?

– Бела?

Женщина из Скола подняла руку.

– А ты, значит, Мамун.

– Мфгхм.

Ямак всплеснул руками.

– Твою ж мать! У него еще голос не наладился!

– Успокойся, – сказал Калид.

– Векс, одень их. Вот этому дай шарф, а парнишке – шапочку.

– Уборка?

– Пока да. Мальца отправь на кухню.

– Понял.

Калид отпустил наши веревки, и мы пошли вслед за Вексом. Ямак остался, чтобы о чем-то пошептаться с полковником.

Внутри башня оказалась величественной и просторной; в огромных каменных плитах были вырублены коридоры со сводчатыми потолками и широкие лестницы.

Мы пошли по самой роскошной из них, и я впервые порадовался за свои призрачные мышцы. Я не чувствовал ни обычного жжения в слабых лодыжках, ни боли в толстых боках, и, если не считать того, что теперь нужно было управлять ногами, состоящими из тумана, к чему я уже привыкал, мне все казалось легко.

По дороге Векс рассказывал нам о том, что находится на каждом этаже.

– Вы будете называть меня «Векс». Я командую всеми призраками, которые служат в доме, и подчиняюсь напрямую господину Ямаку, главе этого дома. Поэтому вы будете выполнять мои приказы. Вот здесь проход на нижние балконы. Тал Хорикс – еще ее называют «вдова Хорикс» – рассчитывает на то, что ее тени будут работать превосходно. Ее вы будете звать «тал» или «госпожа». Склады и кладовые здесь. Она ненавидит лень, дерзость и оправдания. Комнаты для живых слуг – здесь. Говорить вы должны только в том случае, если вам задали вопрос. Отвечайте громко и четко: тал Хорикс не любит, когда бормочут себе под нос. Здесь помещения для охраны. Трогать вдову запрещено; она ненавидит прикосновения призраков. Ей даже смотреть на вас сложно. Поверьте, уж я-то знаю. Вот здесь – первая и вторая библиотеки. Если запутались, вспомните единственное золотое правило: выполнять приказ без сомнений и колебаний. Этого от вас требуют Догматы. Вдова всегда соблюдает их и Кодекс порабощения. А вот и кухня.

Векс остановил нас у арочного проема, за которым начинался коридор.

У потолка клубился пар; до нас доносились крики и лязг.

– Мамун, обратись к повару Хуссе, и он даст тебе работу. Давай, парень, спускайся.

Мы поднялись на два этажа, и Векс показал мне и Беле сеть похожих на пчелиные соты коридоров с альковами, каждый из которых был размером с небольшой шкаф, но без двери.

– Вот здесь вы должны находиться, когда не работаете.

– А что за работа? – выпалил я.

Векс бросил на меня ничего не выражающий взгляд.

– У домашнего слуги? Подмести, подать, стереть пыль, вымыть посуду и снова подмести.

Я кивнул, удержав в себе уйму саркастичных реплик.

– Вон в том сундуке ваши балахоны. Тебе, Джеруб, я принесу шарф. Вдова не хочет смотреть на уродливые раны.

– А выбрать шарф мне дадут?

Векс подошел ко мне и улыбнулся. Я заглянул в его темные глазницы, и подумал о том, кто выцарапал ему глаза.

– Я знаю, что ты за тип. Ты считаешь, что тебя обидели, что все это несправедливо. Ну так вот, господин хороший, я тебе так скажу: эти мысли никуда не денутся. И ситуация тоже не изменится. Двадцать лет я проработал на вдову и, несомненно, меня ждет еще больше лет службы. Это…

Он ткнул меня пальцем в грудь, которая словно была сделана из желе. И хотя я сам был ледяным, мне показалось, что он еще холоднее.

– Это твой удел. Избавь всех нас от своих остроумных замечаний и колкостей. Ты умер. Привыкай.

Мне удалось кивнуть, но мысленно я поклялся, что буду действовать ровно наоборот.

– Ладно, – сказал я и пошел вслед за Белой к сундуку.

Теперь, когда мне предложили одежду, я мечтал поскорее прикрыть свою наготу. Бела, видимо, тоже. Она подняла крышку, и я увидел аккуратные ряды сложенных хлопковых балахонов с вышитыми на них черными перьями. На них также был герб вдовы: три скелета, болтающихся на виселице.

Я схватил балахон, но мои потерявшие чувствительность пальцы соскользнули с него. Я три раза пытался его взять, недоумевая, почему кончики пальцев почти проходят сквозь ткань. Я посмотрел на Белу: у нее дела шли лучше.

– Действуй медленно, – шепнула она. – Думай о том, что ты твердый, что ты снова живой.

– Не справляешься, Джеруб? – спросил Векс.

– Нет, – солгал я и снова потянулся к балахону, изо всех сил думая о том, что я жив.

Сидя в камере, я ничем другим и не занимался, так что уже был подготовлен. К моему удивлению, у меня все получилось. Мои пары потекли вниз по руке, усиливая прикосновение. Еще несколько попыток, и мне удалось сжать балахон двумя пальцами и натянуть его на голову до того, как мое внимание рассеялось.

– Существа не из плоти, а из силы воли, – буркнул я себе под нос строчку давно забытого стихотворения. Детские стихи и песни крассов всегда отличались мрачностью. Восточные Дальние Края быстро учили нас тому, что мир суров. Я всегда думал, что все дело в климате: в степи и в горах не было ничего, кроме палящего солнца, безумных бурь и чуть менее палящего солнца.

– Радуйся тому, что в нашем доме теней не клеймят и не заставляют разгуливать голыми! А теперь двигайте в обеденный зал. Там вас ждет работа.

Векс выгнал нас из комнаты на лестницу, которая вела в зал, похожий на треугольный кусок сыра. Одна стена была почти полностью стеклянной, она изгибалась, повторяя контуры башни. В центре зала на мраморном полу стоял стол, за которым легко бы разместились пятьдесят человек. Между висевших на стенах гобеленов, сотканных из металлических нитей, были прикреплены большие петли и шелковые гамаки.

У стола стояли полдюжины призраков и усердно полировали целое море столового серебра. Завидев нас, они не остановились, но внимательно следили за каждым нашим шагом.

– Новые тени. Дайте им работу, – сказал Векс и быстро вышел из зала.

Призраки молча протянули нам с Белой тряпки и миски с жирной мазью для полировки, а затем жестами приказали нам браться за работу. Я заметил, что несколько из них настороженно поглядывают на дверь, и решил в их компании держать рот на замке.

Как только мне наконец удалось справиться с тряпкой, я ткнул ей в лежащую рядом ложку. Она немедленно засияла. Приложив немало усилий, я повернул ее к себе: мне хотелось увидеть разрез на шее.

Я чуть не сбросил вещь со стола. У меня не было отражения. Я уперся в ложку носом, но увидел лишь расправленный расплывшийся завиток, который напоминал стену у меня за спиной. Я почувствовал себя так, словно мне ударили под дых. Все оказалось куда страшнее, чем я думал.

Остальные начали посмеиваться. Я несколько раз услышал слово «свежий». Я повернулся к ним спиной и отошел.

В однообразной работе есть определенная чистота. Время, потраченное только на единичную, повторяющуюся деятельность, исцеляет разум – так же, как сон помогает выздороветь раненому. Я занимал свой мозг простой битвой полировки с грязью, и каждая начищенная вещь становилась крошечной победой в моей личной войне. Только так я мог добиться чего-то похожего на расслабление.

Более того, теперь у меня появилась возможность научиться работать пальцами. Я знал, что призраки могут манипулировать объектами из мира живых – держать, поднимать, нести их и так далее, но никогда не задумывался о том, насколько это сложно. Я раз за разом ронял тяжелое столовое серебро, ловя на себе неодобрительные взгляды других призраков. При жизни мои руки всегда действовали очень ловко и хитроумно, и поэтому сейчас подобная неуклюжесть сводила меня с ума.

Через несколько часов я все-таки понял, как нужно действовать, и к тому моменту, когда мы отполировали все, что лежало на столе, я уже мог держать поднос с приборами, и руки мои при этом почти не дрожали. Да, это была маленькая победа, но она все равно меня подбодрила.

Принесли щетки, и мы занялись гобеленами. Затем появились другие щетки – для лежавших на полу шкур леопардов и антилоп. Затем – воск для мрамора.

Когда господин Ямак выгнал нас из зала и отправил убирать жилые помещения стражи, уже почти стемнело. Кровати, ящики, шкафчики, окна – я занимался всем этим, словно заводной. К тому времени, когда Векс пришел, чтобы отвести нас в альковы, все, к чему мы прикоснулись, блестело. Война с грязью закончилась. Пожав плечами, Векс указал на несколько мест, где осталась пыль, и приказал завтра убрать все еще раз.

Пока призрак вел нас прочь, я начал понимать, почему слуги-мертвецы выглядели так уныло. До сих пор я думал, что эта мрачность просто сопутствует смерти; но теперь я понял, что бремя – не сама смерть, а рабство. Бессмертие кажется прекрасным, когда в твоих легких есть воздух, но для того, кто, как и я, мертв, это ненавистное слово. Для раба это – бесконечная война с врагом, оружие которого – повторение, скука и жестокость. Убивание времени превращается в выживание во времени, а «завтра» становится ругательством.

– И что теперь? – спросил я Векса, прежде чем он снова скрылся.

«Интересно, к каким важным делам он постоянно убегает?» – подумал я.

– Жди, пока не позовут.

– Но нам же не нужно спать.

– Верно.

– Значит, я должен просто тут стоять?

– Можешь сесть на пол, если хочешь.

Я скрестил руки на груди.

– А на что ты рассчитывал, Джеруб? – усмехнулся Векс. – На перину из страусиных перьев и опахала из пальмовых листьев?

– Меня зовут Келтро, – отрезал я, отказываясь забыть свое имя. Оно – единственная значимая вещь, которая у меня оставалась.

Векс грубо втолкнул меня в альков. По моей груди разлились холод и онемение, отчасти похожие на боль.

– Уже нет, тень, – сказал Векс, прежде чем уйти.

Я промолчал и стал слушать, как шуршат его ноги по каменным ступеням. В конце концов я все-таки посмотрел в глаза своим соседям. Они явно не видели ничего дурного в том, чтобы глазеть на меня; некоторые для этого даже высунулись из своих альковов.

– В чем дело? – спросил я. – Вы только пялиться можете? Вам языки отрезали, что ли?

Один из них кивнул, а остальные лишь закрыли глаза, позволив своему свету потускнеть. Только Бела продолжала пристально смотреть на меня.

– Тебе это в новинку, да? – спросила она.

– А тебе – нет?

– Нет. Темса украл меня у моего хозяина. Я уже год как умерла. Поверь, лучше держать рот на замке; просто смирись с этим, как и сказал Векс.

Я покачал головой, глядя в потолок.

– Я этого так не оставлю.

– Что не оставишь? – спросил еще один – мужчина, сидевший в алькове чуть поодаль. – Друг, ты уже все потерял.

Я повернулся в его сторону и нахмурился.

– Ты ошибаешься. Есть же правосудие. Возмездие. Моя гордость. Моя репутация. Мое чувство чести. – Последнее заявление было довольно сомнительным, но говорить об этом было приятно. – Со мной обошлись несправедливо, и я отказываюсь просто задрать лапки кверху.

– Он сказал «репутация»! – фыркнул кто-то.

– Ну тогда отказывайся тихо, – сказал другой призрак. – Иначе из-за тебя всех нас выпорют медью.

В раздражении я попытался ухватиться за холодные корни своих волос.

– Наверняка же есть способ протестовать? Наверняка есть люди вашего Кодекса, которые способны мне помочь?

– Кодекс? Ха! – зазвенел голос в дальнем конце ряда. – Разве у порабощенной тени есть время или серебро на такие дела? В любом случае, на рассмотрение дела уходит несколько лет!

Я всплеснул руками.

– Ну, значит, мне поможет какая-нибудь благотворительная компания добродетельных дураков!

Их издевательский смех заставил меня заткнуться. Кроме того, я понял, что спорить с такими трусами бессмысленно: они уже сдались и смирились со своим положением, с тем, что навсегда останутся в своей посмертной тюрьме. Возможно, именно поэтому призраки в Арке никогда не бунтовали.

Три часа, а может, и четыре, во мне кипела ярость. Шум города стих, превратился в скрип ночных насекомых и редкие приглушенные крики. Внутри башни все было тихо, и лишь иногда слышался кашель стражника.

Мне никогда не нравилось, если кто-то приказывал мне сидеть или стоять. Более того, из дома я сбежал именно потому, что мои родители – пусть они вечно покоятся в целости и сохранности – пытались так мной командовать.

Лежать оказалось приятнее, чем стоять; я приподнялся на локтях, словно нищий, и прикрыл глаза, притворяясь, что сплю. Но, несмотря на все мои усилия, отдых не накатывал на меня, и никуда меня не уносил. Сон даже не издевался надо мной, как это часто бывает, когда он зависает где-то на границе сознания.

Ранним утром, когда именно – не знаю, я увидел их.

Пары и небольшие группы призраков молча поднимались по лестнице и проходили мимо моего кусочка коридора. Почти полчаса они шли, а затем появился стражник, вооруженный коротким копьем, – он проверил, что никто из них не отстал и не заблудился. Он действовал тщательно и даже заглянул в наши альковы и, бормоча, пересчитал нас.

Любопытство никогда не нуждается в особом приглашении. Я по опыту знал, что мое внимание могут привлечь даже самые незначительные вещи.

Как только стражник исчез, я встал. Сидевшая рядом Бела удивленно посмотрела на меня.

Ничего не говоря, я просто вышел из своего алькова и начал осторожно пробираться по коридору.

– Эй, тупица! – прошипел призрак у меня за спиной. Тревога в его голосе подсказала мне, что он беспокоится за себя, а не за меня. – Не высовывайся!

Не обращая на него внимания, я пошел вслед за стражником. Мои голубые ноги почти беззвучно ступали по каменному полу. Я подумал о том, что стану еще более ловким вором – если когда-нибудь сумею обрести свободу.

– Эй!

Еще один крик, уже более громкий. Его я тоже проигнорировал и остановился у спиральной лестницы. Теперь по ней уже никто не шел. Башня уснула. Я прикусил холодную губу. Мне страшно хотелось спуститься и узнать, что заставило столько призраков бродить здесь посреди ночи.

Терпение. Я заставил себя вернуться в свой альков, видя осуждающие взгляды других призраков и слыша их неодобрительное бормотание.

– Идиот долбаный, – прошептал кто-то, а затем наступила тишина.

Я не ответил. Их мнение для меня ничего не значит. Пусть торчат тут, прикованные к вечности, которая состоит из полировки серебряных ложек.

А у меня другие планы.