Текст книги "Бунтарка"

3

В порту Капри мешанина капитализма и социализма собрала три сотни сотрудников ВСЕКАКО. Распределенные сразу же после отплытия на круизном лайнере из Марселя по группам, они участвовали в круглых столах, которые вели консультанты по менеджменту, директор по стратегии и развитию, начальник отдела кадров; они размышляли о создании ценностей, открывали для себя такие понятия, как flow back и cash flow,[2]2
  Обратный поток, финансовый исток (англ.).


[Закрыть] узнавали, какие ответы давать акционерам и как привлекать клиентов. По утрам они работали, а во вторую половину дня отправлялись на экскурсии по городам. Накануне, приплыв в Александрию, они ездили к египетским пирамидам под эскортом автоматчиков, которые должны были защитить их от возможного нападения террористов. Они вернулись на борт к вечернему коктейлю, переполненные увиденным, меж тем как их сумки были набиты сувенирами. А сегодня они готовились выслушать речь ПГД, который только что прилетел на личном самолете специально на прием; эта с нетерпением ожидаемая «каприйская речь» должна будет обозначить поворот в стратегии группы. Участники круиза представляли различные ветви предприятия или, точнее сказать, направления. На языке дирекции, используемом в бесчисленных пояснительных документах, ВСЕКАКО представляла собой некую совокупность направлений, в точности как молекулы на схеме, объединенные связями, которые создают логичную сущность. Чтобы подчеркнуть человеческое измерение этого организма, дирекция по связям с общественностью решила перемешать – на время этого круиза – лучших сотрудников (hi potentials[3]3
  Высокопотенциальных (англ.).


[Закрыть]) разных направлений, разных возрастных категорий и разных иерархических уровней. То было не собрание сотрудников высшего уровня, а встреча талантов, во время которой работники и руководители должны были предстать как члены одной семьи, связанные общими целями. Но кое-какие свидетельства неравенства на лайнере все-таки существовали: каюты с иллюминаторами были зарезервированы за представителями руководящего звена, а внутренние кабины (без иллюминаторов) предназначались для простых служащих, меж тем как дирекция занимала апартаменты на верхней палубе. Но приглашением на Капри не были обойдены и некоторые представители вспомогательного обслуживающего персонала (галантное обозначение уборщика-африканца, также посильно участвующего в преобразовании ВСЕКАКО).

Едва ступив на берег, Элиана стала искать на набережной свою группу. Но ее коллеги бесследно испарились, и ей не удалось отвязаться от завитой секретарши с направления «Очистка окружающей среды» и эксперта-бухгалтера с направления «Подводные кабели», которые пытались выказывать ей знаки симпатии.

Группа Элианы была сформирована в соответствии с совсем другими критериями. Здесь сошлись люди, связанные общей навязчивой идеей: не быть похожими на служащих, собранных на семинар. Будучи наемными работниками ВСЕКАКО, себя они считали скорее уж представителями свободной профессии. Изрядно раздраженные профессиональной стороной поездки, но с удовольствием воспользовавшиеся бесплатным круизом, они манкировали собраниями либо появлялись с опозданием, иронизировали над языком, принятым на предприятии, и отказывались переодеваться к обеду и ужину. Им не нравились стремительные экскурсии, но тем не менее они участвовали в них, чтобы увидеть фрески в Помпеях. Они – например, телеведущая Элиана, главный редактор женского журнала или один из руководителей издательства, недавно поглощенного ВСЕКАКО, – считали, что принадлежат к элите, которой завидуют остальные. Став союзниками на неделю, они тем не менее с недоверием поглядывали друг на друга, поскольку некие иерархические принципы проявились и здесь при распределении кают: одних, как работников высшей квалификации (к ним принадлежала Элиана), поселили на второй палубе, других, как, например, топ-менеджеров из дирекции, – на первой. Более того, уже во время посадки они с разочарованием узнали, что руководители ВСЕКАКО самого высшего уровня на теплоходе отсутствуют, словно у них не хватает времени и они предоставили приятное это развлечение наемным работникам более низкого ранга.

Гид направил пассажиров последней шлюпки к фуникулеру. Дома ступенчато цеплялись за скалу над портом Марина Гранде. Вагончик поднимался к деревне Капри, и вот вновь показалось море – огромное, бескрайнее, с белыми парусами и лодками, покачивающимися на волнах в лучах закатного солнца. Рельс проходил между благоуханными террасами, на которых росли виноград и лимонные деревья. Напротив Элианы сидел чуть ли не наголо стриженный молодой человек североафриканского типа и, опершись подбородком на кулак, смотрел на Элиану. Как и у остальных, на груди у него висела табличка участника семинара ВСЕКАКО (Элиана и члены ее группы никогда не надевали ее, потому что от этого у них возникало ощущение принадлежности к стаду). Взглянув на его несколько женственную позу, шелковые брюки и вышитую рубашку, Элиана подумала, что он, наверное, гомосексуалист. Он несмело улыбнулся, словно пытаясь произвести приятное впечатление, и наконец решился заговорить:

– Если не считать «групповых вылазок», круиз весьма и весьма приятный.

Элиана, думавшая точно так же, вдруг разозлилась, как будто это замечание банализировало ее собственное диссидентство. Движимая духом противоречия, она приняла недовольный вид:

– Надеюсь, в сказанном вами нет презрительного оттенка?

Фарид выпрямился. Он и не думал вкладывать в свои слова презрение, но журналистка сурово смотрела на него. Ей этот парень показался жеманным. Она вообще-то симпатизировала иммигрантам – рэперам, актерам, боксерам, преступникам. У этого же был вид стеснительного арабчика, изображающего мелкого буржуа, чтобы обосновать свой подъем по социальной лестнице. Элиана бросила:

– Не стоит жаловаться. Вы получили возможность бесплатного круиза, ну и пользуйтесь ею.

Фарид, несколько раздраженный, заметил:

– Вы уж извините, но это моя линия бунтарства!

Аллюзия была более чем прозрачная. Он намекал на ее передачу «Бунтари». В глубине души журналистке было приятно: ей нравилось, когда ее узнавали, тем более что у ее передачи на кабельном телевидении аудитория была крохотная. В первое мгновение она хотела сменить гнев на милость, но потом отвернулась, сочтя это желание контакта с телезрителем неестественным. Вообще восхищение телеголовами – это пошлость; можно подумать, будто сам факт ее появления на экране придает ей особую значимость (по правде сказать, она так и думала, но боролась с подобными мыслями). Она презирала дурацкую веру людей в телеэкран.

Слева от фуникулера на скале рос огромный кактус, весь увешанный сетями паутины. Когда приехали наверх, Элиана молча вышла из вагона; последние ступени она преодолела опустив голову и избегая любого контакта со спутниками. Выйдя на эспланаду, возвышающуюся над морем, она глубоко вздохнула и пошла следом за коллегами по крутым улицам, сохраняя небольшую дистанцию. Глядя на выстроившиеся по обе стороны дорогие бутики, Элиана подумала, что Капри – место выпендрежное и сверхмерно разрекламированное. Но тут гид свернул в улочку между двумя старыми стенами, увитыми лиловыми бугенвиллеями. За воротами в этих стенах скромные лестницы вели к виллам и паркам. Служащих ВСЕКАКО пригласили войти в решетчатую калитку, затем их повели по пальмовой аллее, освещенной фонарями. Под деревьями выстроились в ряд, подобно слугам при встрече хозяев, молодые люди и девушки в голубых куртках и в каскетках с надписью: «ВСЕКАКО». Элиана одаряла их сострадательными улыбками, чтобы показать, что она находит этот парад унизительным и свидетельствующим о дурном вкусе. В глубине парка стоял небольшой мраморный дворец. Перед превращенным в сцену крыльцом, освещенным прожекторами и окруженным телекамерами, – ряды стульев, большинство из них уже заняты. Кресла были зарезервированы для важных гостей. Элиана подошла к парню в каскетке и шепнула ему:

– Я – Элиана Брён, тут, наверно, оставлено место на мое имя…

Однако слуга-итальянец не говорил по-французски. Уже слегка занервничав, телеведущая несколько раз кого-то толкнула, направляясь к местам, расписанным по протоколу. Она узнала своего шефа, главного редактора программ «Другого канала», бывшего министра промышленности, а также нескольких приглашенных, прилетевших авиарейсом, а в двух задних рядах большую часть своей группы. Поймала несколько взглядов, устремленных на нее и свидетельствующих, что некоторые узнали ведущую «Бунтарей». Овладев собой, Элиана кому-то из знакомых помахала рукой, с кем-то перебросилась словом-другим и с непринужденным видом громко объявила, что сядет сзади, так как «все зарезервированные места заняты». Она презирала иерархическую систему этого лагеря отдыха, но вдруг в первом ряду, в самом центре, обнаружила толстую завитую секретаршу, безумно довольную и громогласно объявляющую своему соседу:

– Не, у нас во ВСЕКАКО классно!

Уже не сдерживаясь, Элиана подошла к ней и объявила тоном выговора, каким обращаются к человеку, который слишком много себе позволяет:

– Извините, мадам, но это VIP-места!

Толстуха с извинениями вскочила, а бунтарка, облегчив душу, уселась в подобающее ей кресло.

4

– Не забудьте скрыть эти красные пятнышки… Видите, вот тут, под веком…

За несколько месяцев Марк Менантро достиг в разговорах с гримершами полной непринужденности, что свидетельствовало о его исключительной приспособляемости. В ту пору, когда он, молодой чиновник при кабинете министров, занимался исключительно взаимоотношениями политических сил, это показалось бы ему крайне нелепым. Но сейчас он готовился к каждому выступлению на телевидении со всей серьезностью, как некогда к экзаменам по конституционному праву. Оказавшись на виду после участия в одном из тележурналов, посвященном превращению его промышленной группы в телекоммуникационного гиганта, он приобрел вкус к известности, и теперь его больше всего заботило, как он выглядел во время интервью. А поскольку люди, окружавшие его, обыкновенно находили, что «просто прекрасно», он пребывал в полном восторге от своего успеха, наслаждался положением телезвезды и требовал делать такой грим, чтобы наилучшим образом выглядеть в свете прожекторов. Из-за развившегося телекокетства он отступил от жестких норм, вбитых воспитанием, обрекавшим его на постоянные усилия. В сорок пять лет он заново открывал жизнь как игру, учился следовать инстинктам и слегка расслабляться, как говорил его советник по связям с общественностью, который как раз вошел в комнату, попыхивая сигарой.

– Нет, Марко, нет, это слишком классически!

Менантро, вполне довольный своим летним бежевым костюмом, светло-голубой рубашкой и галстуком цвета лососины, состроил недоуменную гримасу; шевельнуть головой он не мог, так как подбородком прижимал бумажную салфетку, чтобы не запачкать гримом одежду.

– И что не так?

– Ты не можешь в таком виде объявить подобный проект! Можно подумать, что ты собрался на буржуазную свадьбу.

Слегка раздраженный, Менантро подумал, сколько времени он провел у своего портного, о попытках сделать что-то по-своему, которые его советник неизменно раскритиковывал. Вдруг он обратился к гримерше:

– Мадемуазель, все-таки обратите внимание на эти красные пятнышки под веком! – А потом шутливым тоном он поинтересовался: – А можно узнать твою очередную идею, соответствующую моде и духу времени?

Выпустив клуб табачного дыма на фрески в новогреческом стиле, украшающие переднюю, превращенную в гримерную, советник отвечал:

– Послушай, Марко. Во-первых, ты обращаешься к персоналу твоей корпорации на фантастической вечеринке. И тут высокий класс – оставаться простым, чтобы они не заробели… Во-вторых, ты объявляешь о проекте, в котором соединяются промышленность и поэзия. И надо подчеркнуть его дерзость каким-нибудь зримым знаком, какой-нибудь деталью одежды.

И он изрек с некоторым математическим уклоном:

– Простота плюс равная дерзость, а?

Марк все так же сидел не шевелясь, подняв глаза, словно вопрос этот был адресован гримерше, занимающейся его веками. Все эти разговоры о впечатлении, которое он должен произвести, осточертели ему, но поскольку он окружил себя лучшими профессионалами, то считал нужным прислушиваться к ним.

– Равная чему?

– Равная футболке!

Уверенный в том, что произведет эффект, советник по связям взмахнул перед зеркалом хлопчатобумажной футболкой, на которой был напечатан портрет Артюра Рембо. Менантро улыбнулся:

– Может, не стоит перегибать?

– Разумеется, ты выйдешь не в джинсах и сандалиях на веревочной подошве. Но раскованность футболки смягчит строгость костюма, и потом это будет точно соответствовать содержанию твоего высказывания.

Неожиданно эта идея показалась ПГД забавной. Молодая гримерша прошлась пуховкой по его щекам и лбу, отчего поднялось облачко пудры, потом легонько промокнула кожу салфеткой. Упиваясь запахами косметики, Марк представил себе реакцию некоторых зажатых подчиненных.

– Ну что ж, попробовать можно… Мадемуазель, вы закончили?

Он пошел переодеться в соседнюю комнату. Когда минут через десять он вернулся, гримерша не смогла удержаться от улыбки. Менантро добросовестно облачился в футболку, однако покрытый гримом лоб и прямоугольные очки по принципу контраста подчеркивали недовершенность облика самого могущественного предпринимателя года. Советник по связям, видя, как выпирает в образе некая простоватость, подбежал к Менантро, чтобы придать непринужденности своему подопытному кролику. Он снял с него пиджак, вытащил футболку из брюк, слегка растрепал волосы и постепенно добился впечатления непринужденности и дерзкой решительности, подобающей великому ПГД.

Марк принадлежал к династии горных инженеров и долго был скромником. Родители вбили в него строгие принципы, и если он решался выступить перед приятелями во дворе во время перемены, то лишь для того, чтобы повторить совет, услышанный из уст отца. Если заваривалась потасовка, он пытался участвовать, но у него никогда не хватало смелости быть в первом ряду. Он мечтал шуметь на уроках, как другие, но никак не мог удержаться от того, чтобы первым ответить на вопрос учителя. Став студентом, он следовал маршрутом, установленным для молодых людей вроде него. Прилежный зубрила, он прошел через все подготовительные курсы и получил все необходимые степени, в двадцать пять лет выглядел как бывший министр, приобретя бесценную манеру говорить с поджатыми губами. Он не стал бы отказываться от приключений, посещал бы актеров, попробовал бы легкие наркотики… но никто при нем не закуривал косячок, и он ограничился тем, что взял несколько уроков пения, причем и в этом был чрезвычайно добросовестен, словно крайности были для него закрыты и ему было начертано судьбой стать крупной шишкой, иметь шофера, а впоследствии получить орден Почетного легиона.

После окончания Национальной школы администрации Марк поступил на службу в министерство финансов, где ему поручили подумать насчет приватизации государственных предприятий. Освобождаясь от многих промышленных групп – в соответствии с экономическими лозунгами текущего момента, – государство надеялось пополнить иссякшую казну. Дабы облегчить эту задачу, Менантро и его коллеги написали множество докладных с абсолютно одинаковым выводом: перейдя в руки частных акционеров, эти предприятия станут стократ рентабельнее. В благодарность за труды молодые питомцы Национальной школы администрации были назначены на ключевые посты в группы, которые в ближайшее время планировалось приватизировать, где им предстояло проявить свои незрелые управленческие таланты в неявной связи с властями. Чтобы обеспечить успех приватизационной кампании, они выставляли на продажу только процветающие предприятия, а все убыточные оставляли в государственном управлении. Они распределились по самым лучшим предприятиям национальной промышленности: один стал заместителем директора нефтяной компании, другой – вице-президентом страхового общества и т. д. Марк Менантро остановил свой выбор на Всеобщей кабельной компании, промышленной группе, специализирующейся на производстве электрического оборудования, в сферу интересов которой входило то, что его безумно интересовало: новые технические виды связи.

Появление интереса к ним датируется 1993 годом. Марк был приглашен на ужин к своему приятелю, контролеру финансов. Придя к нему, он долго звонил в дверь, прежде чем тот открыл, причем пребывая в чрезвычайно нервическом состоянии. Вместо того чтобы предложить аперитив, он бросился к компьютеру, совершенно не обращая внимания на гостя, и только через некоторое время поднял на Марка горящие глаза и указал на что-то творящееся на экране, по виду совершенно бессмысленное:

– Это революция! Просто невероятно! Это изменит мир!

– Слушай, перестань кричать и объясни, в чем дело.

Приятель повернулся к нему:

– Ты что, не понимаешь? Наша жизнь переменится! Это потрясающе!

– Что потрясающе? Ты лупишь по клавишам, печатаешь текст и считаешь, что это потрясающе? Объясни мне разумными словами.

Но приятель, будучи участником такого события, любые объяснения почитал излишними. Он лихорадочно барабанил по клавиатуре под взглядом заинтригованного Менантро, который в конце концов понял причину такого транса: его приятель только что получил письмо, пришедшее к нему на компьютер, подключенный к телефонной розетке. А теперь он отвечал своему корреспонденту. Через несколько секунд его послание тем же путем пришло в Канаду. Марк приветствовал технический успех как проявление неоспоримого прогресса в доставке почты, но не очень понимал, почему это вызывает такой восторг. Его приятель, видя подобное тупое упрямство, в негодовании возопил:

– Да это же начало нового мира! Завтра ты сможешь пересылать книги, фильмы, образы… Это же потрясающе!

Менантро вернулся домой настроенный скептически. Однако в последующие месяцы он наблюдал распространение подобной же горячности среди промышленников и финансистов. И тогда, присоединившись к движению прогресса с рвением примкнувшего последним, он сам сообразил, что начинается революция под именем Интернет и что наконец-то он нашел то, чего ему так не хватало, – собственное, личное поприще. Страшно боясь, как бы его не отнесли к тем, кто опаздывает, Менантро усвоил экзальтированную лексику насчет «самого важного открытия после изобретения книгопечатания» и «возможности предоставления безграничного объема информации каждому», и, похоже, факты подтверждали, что он не ошибся. В Штатах биржа перегрелась под воздействием того, что получило название «новая экономика». Даже во Франции политические деятели заявили, что общество должно взяться за работу, реформировать свои структуры и систему образования, чтобы соответствовать новым техническим возможностям. Под шумок всеобщего энтузиазма Марк стал воспринимать себя как пионера прогресса.

Во ВСЕКАКО Интернетом заинтересовались, не дожидаясь назначения к ним Менантро. Компания уже давно участвовала в создании в городах кабельных сетей, предназначенных для множащихся телевизионных каналов, телефонной, а также Web-связи. Но в неповоротливом промышленном конгломерате эта сфера деятельности оказывалась где-то на задах. После приватизации молодой заместитель генерального директора чувствовал, что на него возложена миссия – изменить имидж ВСЕКАКО, преобразовать архаическое предприятие в современную группу, занимающуюся коммуникациями, задача которой объединить кабелем всю планету, но одновременно создавать и наполнение: образы, звуки, игры, программы… В соответствии с излюбленным его сравнением у Всеобщей кабельной два призвания: «Строить автотрассы для информации и производить информацию, предназначенную для циркулирования по этим скоростным дорогам».

Эти футуристические речи, благосклонно воспринятые финансовым сообществом, принесли Марку Менантро нашивки генерального директора. Он находил средства для покупки по всей Европе бесчисленного множества компаний, предназначенных упрочить его проект: оператор мобильной телефонной связи, два частных телевизионных канала, интернет-провайдер, производитель дисков, издательство расширили седалище ВСЕКАКО. Некоторые скептики были обеспокоены этими приобретениями за цену, превышавшую их стоимость. Сражаясь на всех фронтах, новый глава объяснял, какая «синергия» связывает отныне все «направления» группы и какая «стратегия» сделает ВСЕКАКО «номером один в мире».

После непрерывного, в течение двух лет, роста курса акций Марк был избран президентом и генеральным директором. Как и его коллеги, стоявшие во главе бывших государственных предприятий и сами назначавшие себе заработную плату, он удвоил свой оклад. Поначалу еще сдерживаемый остатками совести, вскоре он счел, что за образец надо брать размер вознаграждения глав американских фирм. В следующем году один из его друзей, входивших в административный совет (ПГД другой приватизированной группы), предложил ему акции своего предприятия на сумму, эквивалентную прибылям за три года. Менантро не остался в долгу перед другом, который ввел его в свой административный совет, и сделал для него то же самое. Теперь он приобрел привычку разъезжать по миру в первом классе, купил квартиру в Сен-Жермен-де-Пре, шале в Куршавеле, дом на острове Йе. Пресса приветствовала достижения ВСЕКАКО и личные успехи ее главы с энтузиазмом, пропорциональным росту биржевых котировок.

Через несколько месяцев Марк Менантро захотел придать Всеобщей кабельной новый импульс. Он приобрел множество предприятий по очистке грунтов и фирму по переработке отходов, находившуюся на подъеме, поскольку пропагандируемая правительством программа раздельного выброса мусора позволяла получать грандиозные прибыли при уменьшении числа работающих (так как рабочих, выбирающих в мусоре стекло, пластмассу, металл, заменил потребитель). Благодаря этому Менантро хотел обновить устаревший образ ВСЕКАКО с ее заводами, достойными доисторического капитализма. Группе предстояло войти в период использования возобновляемой энергии и создания чистых производств, которые запустят более квалифицированные, более молодые и более гибкие служащие. В соответствии с его этикой отныне надо будет производить продукцию, «служа морю и лесам». В последней рекламной кампании был использован снимок водопада. И в этот вечер на Капри Марк Менантро собирался представить трем сотням служащих ВСЕКАКО контуры нового облика их предприятия.

Он адресовал гримерше несколько слов, полных невыразимых чувств, поднимая проблемы братства и совместного построения лучшего мира, в каковом построении она участвовала гримом и тушью, а он своей стратегией, то есть каждый в соответствии со своим положением. Пользуясь этой словесной паузой, советник снял с носа Менантро прямоугольные очки, заявив:

– При ссылке на Рембо они будут выглядеть неуместно и глупо.

– А ты не забыл, что я все-таки слегка близорук?

– Какое это имеет значение при произнесении речи?

ПГД уже подталкивали к сцене, и режиссер подал ему беспроволочный микрофон со словами:

– Ну все, выходите.