Текст книги "Пигмалион (пер. Н. Рахмановой)"

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Одиннадцать утра. Кабинет Хигинса на Уимпол-стрит. Это комната в первом этаже, окнами на улицу, первоначально предназначавшаяся под гостиную. Посередине задней стены – двустворчатая дверь: входя через нее, видишь справа у стены два высоких картотечных шкафа, стоящих под прямым углом друг к другу. Там же письменный стол, где громоздятся фонограф, ларингоскоп, батарея тонких органных труб с воздуходувными мехами, ряд газовых горелок под ламповыми стеклами, подсоединенных резиновым шлангом к газовому рожку на стене, несколько разного размера камертонов, муляж человеческой головы в натуральную величину, показывающий голосовые органы в разрезе, и коробка с запасными восковыми валиками для фонографа.

По ту же сторону – камин; возле него, ближе к двери, – удобное кожаное кресло и ящик для угля. На каминной доске – часы. Между письменным столом и камином – журнальный столик.

По левую руку от двери – шкафчик с неглубокими ящиками; на нем телефон и телефонная книга. Почти вся остающаяся часть левого угла занята концертным роялем, расположенным хвостом к двери; перед роялем не табурет, как обычно, а скамейка во всю длину клавиатуры. На рояле ваза с фруктами и сладостями, преимущественно шоколадными конфетами.

Середина кабинета пуста. Кроме кресла, скамейки и двух стульев у письменного стола, в комнате есть лишь еще один стул, не имеющий определенного назначения. Сейчас он придвинут к камину. На стенах гравюры, в основном Пиранези, и портреты меццотинто. Картин нет. Пике ринг, сидя у стола, раскладывает по местам камертон и карточки, которыми только что пользовался. Хигинс, стоя рядом, у картотеки, водворяет обратно выдвинутые ящики. Сейчас, при дневном свете, видно, что это крепкий, жизнерадостный, отменного здоровья мужчина лет сорока, в костюме, свидетельствующем о принадлежности к определенной профессии, – черный сюртук, крахмальный воротничок, черный шелковый галстук. Он один из тех энергичных людей науки, которые глубоко, даже страстно интересуются всем, что может служить предметом научного исследования, и в то же время равнодушны к себе и ближним, а заодно и к их чувствам. Несмотря на возраст и внушительную комплекцию, он, в сущности, очень похож: на непоседу ребенка, который шумно и бурно реагирует на все, что привлекает его внимание, и за которым нужно внимательно присматривать, чтобы он не натворил беды. По-детски неустойчиво и его поведение: добродушная ворчливость в минуты хорошего настроения мгновенно сменяется у него яростными вспышками, как только ему что-нибудь не по нраву; но он так непосредствен и бесхитростен, что симпатичен даже тогда, когда заведомо не прав.

Хигинс (задвигая последний ящик). Ну вот, как будто и все.

Пикеринг. Поистине потрясающе. Но знаете, я не воспринял даже половины.

Хигинс. Хотите снова прослушать на выбор?

Пикеринг (встает, подходит к камину и становится спиной к огню). Нет, спасибо, больше не могу. На сегодня хватит.

Хигинс (идет за ним и становится рядом, с левой стороны). Устали слушать звуки?

Пикеринг. Да. Ужасное напряжение. А я-то гордился, что могу отчетливо произнести двадцать четыре гласных. Но ваши сто тридцать сразили меня. В большинстве случаев я даже не могу уловить разницу между ними.

Хигинс. (посмеиваясь, отходит к роялю и берется за конфеты). Вопрос привычки. Вначале вы не улавливаете разницы; но вслушайтесь хорошенько и вскоре убедитесь, что они отличаются друг от друга, как «А» от «Б». (В комнату заглядывает миссис Пирс, экономка Хигинса.) В чем дело, миссис Пирс?

Миссис Пирс (колеблясь: она явно растеряна). Какая-то юная особа желает вас видеть, сэр.

Хигинс. Юная особа? А что ей угодно?

Миссис Пирс. Видите ли, сэр, она утверждает, что вы очень обрадуетесь, когда узнаете, зачем она пришла. Совсем простая девушка, сэр. Из самых простых. Я бы сразу выпроводила ее, но подумала, может быть, она вам нужна, чтобы наговаривать в ваши машины. Не знаю, правильно ли я поступила, но к вам иногда приходят такие странные люди… Надеюсь, вы меня извините, сэр…

Хигинс. Ничего, ничего, миссис Пирс. А у нее забавное произношение?

Миссис Пирс. Кошмарное, сэр, просто кошмарное. Не понимаю, как вы можете интересоваться такими вещами.

Хигинс (Пикерингу). Давайте послушаем. Тащите ее сюда, миссис Пирс. (Бросается к письменному столу и достает новый валик для фонографа.)

Миссис Пирс (подчиняясь не без внутренней борьбы). Слушаю, сэр. Как вам угодно. (Уходит.)

Хигинс. Какая удача! Я покажу вам, как делаю запись. Заставим ее говорить – я запишу ее сначала по системе Белла, а затем латинским алфавитом. Потом запишем ее на фонограф, и вы сможете прослушивать запись сколько захотите, сравнивая звук с транскрипцией.

Миссис Пирс (возвращаясь). Вот эта юная особа, сэр.

Входит цветочница. Она в полном параде. На голове у нее шляпа с тремя страусовыми перьями: оранжевого, небесно-голубого и красного цвета. Ее передник почти чист, и грубошерстное пальто подверглось воздействию щетки.

Пафос этой жалкой фигурки, с ее наивным тщеславием и видом важной дамы, трогает Пикеринга, который и так уже выпрямился в кресле при появлении миссис Пирс. Что касается Хигинса, то ему безразлично, с мужчиной или женщиной он имеет дело; разница заключается лишь в том, что в тех случаях, когда он не воздевает руки к небу в отчаянии от тупости какого-нибудь небесного создания или же не помыкает им, он заискивает перед женщиной, как ребенок перед своей нянькой, когда ему хочется выпросить у нее что-нибудь.

Хигинс (сразу узнав цветочницу и не скрывая своего разочарования, которое у него, как у ребенка, превращается в смертельную обиду). Это же та девчонка, которую я записал вчера вечером. Она нам не нужна. У меня достаточно записей с лисонгровским жаргоном. Нет смысла тратить на нее еще один валик. (Цветочнице.) Уходите, вы нам не нужны.

Цветочница. А вы не задирайте нос раньше времени! Вы еще не знаете, зачем я пришла. (К миссис Пирс, которая остановилась в дверях, ожидая дальнейших приказаний.) Вы сказали ему, что я приехала на такси?

Миссис Пирс. Какие глупости, моя милая! Неужели вы думаете, что такому джентльмену, как мистер Хигинс, не все равно, на чем вы приехали?

Цветочница. Ого, какие мы гордые! А ведь он не брезговает давать уроки; я сама слышала, как он говорил. Ну так вот! Я сюда не кланяться пришла. Если мои денежки вам не по вкусу, я пойду к другому.

Хигинс. При чем здесь ваши деньги?

Цветочница. Как при чем? При том, что я пришла брать уроки. Теперь расчухали? И платить за них собираюсь, не сумлевайтесь!

Хигинс (ошеломлен). Ну, знаете! (С трудом переводя дыхание.) И чего же вы ожидаете от меня?

Цветочница. А были бы вы джентльменом, так для начала предложили бы мне сесть. Я ведь уже сказала, что дам вам заработать.

Хигинс. Пикеринг, как мы поступим с этим пугалом? Предложим ей сесть или вышвырнем ее за окно?

Цветочница (в ужасе отступает за рояль, готовая отчаянно защищаться). А-а-оо-уу. (Оскорбленная в своих лучших чувствах, хнычет.) Что вы обзываете меня пугалом? Я же сказала, что буду платить, как всякая другая леди.

Мужчины, остолбенев, растерянно смотрят на нее.

Пикеринг (мягко). Чего вы хотите, дитя мое?

Цветочница. Я хочу быть продавщицей в цветочном магазине, а не торговать фиалками на углу Тотенхэм Корт-роуд. А меня туда не возьмут, если я не буду выражаться по-образованному. А он сказал, что берется научить меня. Я не прошу никаких одолжениев, понятно? Я могу заплатить, а он меня обзывает, словно я дрянь последняя.

Миссис Пирс. Как можно быть такой глупой, невежественной девушкой? Неужели вы думаете, что вы в состоянии брать уроки у мистера Хигинса?

Цветочница. А почему бы нет? Я не хуже вас знаю, почем стоят уроки, и согласна платить.

Хигинс. Сколько?

Цветочница (приближаясь к нему, торжествующе). Наконец-то заговорил по-людски. Я ведь знала: стоит вам увидеть, что можно вернуть хоть часть того, что вы швырнули мне вчера вечером, вы сразу станете посговорчивее. (Доверительно.) Малость подзаложили за галстук, а?

Хигинс (повелительно). Сядьте!

Цветочница. Только выкиньте из головы, что мне из милости…

Хигинс (громовым голосом). Кому я сказал? Сядьте!

Миссис Пирс (строго). Садитесь, моя милая. Делайте, что вам велят.

Придвигает свободный стул к камину между Хигинсом и Пикерингом и становится за ним, ожидая, пока девушка сядет.

Цветочница. А… аааоооу… у. (Стоит ошеломленная, но с вызывающим видом.)

Пикеринг (с изысканной вежливостью). Не присядете ли?

Цветочница (неуверенно). Что ж, это можно. (Садится.)

Пикеринг возвращается к камину.

Хигинс. Как вас зовут?

Цветочница. Элиза Дулитл.

Хигинс (торжественно декламирует).

Элиза, Элизабет, Бетси и Бесс

Удрали за птичьими гнездами в лес.

Пикеринг. В гнезде там четыре яйца отыскали.

Хигинс. Оставили три, а по штучке забрали.

Оба заливаются хохотом, довольные своим остроумием.

Элиза. Хватит дурить-то!

Миссис Пирс. Так, милая, с джентльменами говорить не полагается.

Элиза. А чего он со мной не по-людски разговаривает?

Хигинс. Вернемся к делу. Сколько же вы намерены платить за уроки?

Элиза. Да уж не знаю, сколько положено. Моя подружка берет уроки французского языка по восемнадцать пенсов за час. Так то у настоящего француза. А у вас ведь не хватит нахальства брать с меня за мой родной язык столько же. Вот я и не дам больше шиллинга. Хотите – берите, не хотите – как хотите.

Хигинс (расхаживает по комнате и, засунув руки в карманы, позванивает ключами и мелочью). Знаете, Пикеринг, если рассматривать шиллинг не просто как шиллинг, а как некий процент с ее заработка, то он для нее то же, что шестьдесят-семьдесят фунтов для какого-нибудь миллионера.

Пикеринг. То есть как?

Хигинс. А вот так – посчитайте сами. Миллионер имеет примерно сто пятьдесят фунтов в день. Она зарабатывает примерно полкроны.

Элиза (заносчиво). Кто это вам сказал, что я зарабатываю только…

Хигинс (продолжая). Она предлагает мне за уроки две пятых своего дневного дохода. Две пятых дневного дохода миллионера составили бы примерно шестьдесят фунтов. Недурно! Нет, черт побери, колоссально! Это, пожалуй, самый высокий гонорар в моей жизни.

Элиза (вскочив в ужасе). Шестьдесят фунтов! Что вы такое городите! Я и не думала предлагать вам шестьдесят фунтов. Откуда мне их взять…

Хигинс. Придержите язык!

Элиза (плача). Нету у меня столько…

Миссис Пирс. Не плачьте, глупенькая. Сядьте. Никто не возьмет ваших денег.

Хигинс. Зато кто-то возьмет метлу и всыплет вам как следует, если не перестанете реветь. Сядьте.

Элиза (нехотя повинуется). О-о-о… аау. Полегче – вы мне пока что не отец!

Хигинс. Если уж я возьмусь вас учить, то буду пострашнее двух отцов. Нате. (Протягивает ей свой шелковый носовой платок.)

Элиза. Это еще для чего?

Хигинс. Чтобы вытирать глаза. Вытирать нос, вытирать все, что окажется мокрым; и запомните: вот это – платок, а это – рукав. Не путайте их, если хотите стать леди и поступить в цветочный магазин.

Окончательно сбитая с толку, Элиза беспомощно смотрит на него.

Миссис Пирс. Бесполезно с ней говорить, мистер Хигинс: она же вас не понимает. Кроме того, вы не правы, она рукавом не утирается. (Берет у нее носовой платок.)

Элиза (вырывая платок). Еще чего! Отдавайте платок! Он не вам его дал, а мне.

Пикеринг (смеясь). Верно. Боюсь, миссис Пирс, что платок теперь придется рассматривать как ее собственность.

Миссис Пирс (подчиняясь силе обстоятельств). Так вам и надо, мистер Хигинс.

Пикеринг. Послушайте, Хигинс! Мне пришла в голову интересная мысль. Помните, вы похвастались, что сумели бы выдать ее за герцогиню на приеме в посольстве? Если вам это удастся, я признаю, что вы лучший педагог в мире. Держу пари на все издержки по эксперименту, что вам это не удастся. Я даже согласен платить за ее уроки.

Элиза. Вот это добряк! Спасибо, кэптен.

Хигинс (соблазненный предложением, смотрит на Элизу). Чертовски соблазнительно! Она так неподражаемо вульгарна, так невероятно грязна.

Элиза (с возмущением). Оау-ооооо. И совсем я не грязная. Я мыла и лицо и руки, а потом уж пошла к вам. Вот!

Пикеринг. Вы, безусловно, не вскружите ей голову комплиментами, Хигинс.

Миссис Пирс (с беспокойством). Не скажите, сэр. Есть много способов вскружить голову девушке, и нет человека, который бы умел это делать лучше, чем мистер Хигинс, пусть даже не всегда умышленно. Надеюсь, сэр, вы не толкнете его на безрассудные поступки.

Хигинс (зажигаясь идеей Пикеринга). Что такое жизнь, как не ряд безрассудных поступков? Вот повод для них найти труднее. Никогда не упускай случая: он подворачивается не каждый день. Согласен! Я сделаю герцогиню из этой чумички, из этого грязного, вонючего окурка!

Элиза (энергично протестуя против такой оценки ее особы). Ооооааау!

Хигинс (с увлечением). Через полгода, да нет, через три месяца, если у нее хороший слух и гибкий язык – я свезу ее куда угодно и выдам за кого угодно. Начнем сегодня же! Сейчас! Сию минуту! Миссис Пирс, возьмите ее и отмойте хорошенько! Не поможет мыло, трите наждаком! Плиту вы уже затопили?

Миссис Пирс (протестуя). Да, но…

Хигинс (неистово). Сорвите с нее все эти тряпки и немедленно сожгите. Позвоните к Уайтли или в любой магазин и велите прислать все новое! А пока не привезут – заверните ее в газету.

Элиза. Вы не джентльмен, никакой вы не джентльмен, если говорите такие вещи. Я честная девушка, да, честная. Знаю я таких, как вы! Видала!

Хигинс. Вот что, милая, хватит с меня вашей лисонгровской добродетели. Вы должны теперь учиться вести себя как герцогиня. Уведите ее, миссис Пирс. Если она не будет слушаться, вздуйте ее!

Элиза (вскакивает и бросается к Пикерингу, ища защиты). Нет! Я позову полицию, вот увидите, позову!

Миссис Пирс. Но у меня нет для нее места.

Хигинс. Суньте ее в мусорное ведро!

Элиза. Ааооооооу!

Пикеринг. Ну-ну, Хигинс! Будьте же благоразумны!

Миссис Пирс (решительно). Вы должны быть благоразумны, мистер Хигинс, право, должны. Нельзя так третировать людей.

Хигинс, получив нагоняй, стихает. Ураган переходит в ласкающий ветерок изумления.

Хигинс (с профессиональной изысканностью модуляций). Я третирую людей! Дорогая моя миссис Пирс, дорогой мой Пикеринг, я не имел ни малейшего намерения третировать кого бы то ни было. Наоборот! Я считаю, что все мы должны как можно лучше отнестись к этой бедной девушке. Мы должны подготовить ее к новому образу жизни и помочь ей освоиться с ним. Если я недостаточно вразумительно высказывался, то делал это лишь из боязни ранить ее или ваши чувства.

Элиза, успокоившись, пробирается на свое прежнее место.

Миссис Пирс (Пикерингу). Нет, вы слыхали что-нибудь подобное, сэр?

Пикеринг (смеясь от души). Никогда, миссис Пирс, никогда.

Хигинс (терпеливо). А в чем, собственно, дело?

Миссис Пирс. А дело в том, что нельзя же вот так просто подобрать девушку, как подбирают камешек на пляже.

Хигинс. А почему бы нет?

Миссис Пирс. Как почему? Да ведь вы ничего о ней не знаете. Кто ее родители? К тому же она может быть замужем.

Элиза. Черта с два!

Хигинс. Вот именно. Как совершенно справедливо выразилась девушка черта с два! Какой там замужем! Разве вы не знаете, что женщина ее происхождения, пробыв год замужем, выглядит как пятидесятилетняя поденщица.

Элиза. Да кто на мне женится!

Хигинс (внезапно переходя на самые волнующие, низкие ноты своего голоса и к самым убедительным приемам своего красноречия). Клянусь вам, Элиза, еще прежде чем я успею обучить вас, улицы у вашего дома будут усеяны трупами мужчин, застрелившихся от безумной любви к вам.

Миссис Пирс. Хватит, сэр. Вам не следует так разговаривать с ней.

Элиза (решительно встает и выпрямляется). Я ухожу. У него у самого не все дома! Ясно! Не нужно мне тронутых учителей!

Хигинс (оскорбленный до глубины души тем, что она осталась глуха к его красноречию.) Ах вот как! Я сумасшедший, не так ли? Прекрасно. Миссис Пирс, не заказывайте ей новые платья. Вышвырните ее.

Элиза (хнычет). Легче, легче… Нет у вас таких прав, чтобы меня трогать.

Миссис Пирс. Видите, к чему приводит дерзость. (Указывая на дверь.) Сюда, пожалуйста.

Элиза (чуть не плача). Я и не просила платьев. Я бы все равно их не надела. (Бросает платок Хигинса.) Я сама могу себе платья купить.

Хигинс (ловко подхватывает платок и загораживает ей дорогу). Вы дрянная, неблагодарная девчонка. Вот как вы мне платите за то, что я хотел вытащить вас из грязи, красиво одеть и сделать настоящей леди.

Миссис Пирс. Довольно, мистер Хигинс! Я этого не допущу. Дурно поступаете вы, а не она. Возвращайтесь домой к родителям, дитя мое, и скажите им, чтобы они лучше смотрели за вами.

Элиза. Нет у меня никаких родителев. Они сказали, что я уже взрослая, сама могу прокормиться, и выгнали меня.

Миссис Пирс. А где ваша мать?

Элиза. Нет у меня матери. А выгнала меня моя мачеха… шестая. Ну и наплевать – я и без них обхожусь. Но вы не думайте, я девушка честная.

Хигинс. Вот и прекрасно! К чему тогда весь шум? «Нет у нее никаких родителев». Девушка никому не принадлежит и никому не нужна, кроме меня. (Подходит к миссис Пирс и вкрадчиво убеждает.) Вы же можете удочерить ее, миссис Пирс. Иметь дочку – такая радость. А теперь довольно болтовни. Тащите ее вниз и…

Миссис Пирс. Но что станется с ней? Собираетесь ли вы платить ей? Опомнитесь же, сэр.

Хигинс (нетерпеливо). Да платите вы ей сколько положено; можете занести это в графу хозяйственных расходов. А зачем, черт побери, ей деньги? У нее будет вдоволь еды и платьев. А если дать ей денег, она запьет.

Элиза (набрасывается на него). Совести у вас нет! Все вы врете! В жизни никто не видел, чтобы я хоть каплю спиртного в рот взяла. (Возвращается к своему стулу и с вызывающим видом садится).

Пикеринг (с добродушным упреком). А вам не приходит в голову, Хигинс, что у девушки могут быть какие-то чувства?

Хигинс (критически осматривая ее). Нет, вряд ли. Во всяком случае, не такие, которые следовало бы принимать во внимание. (Весело.) Есть у вас какие-нибудь чувства, Элиза, а?

Элиза. У меня чувства такие, как у всех людей.

Хигинс (задумчиво). Понимаете вы, Пикеринг, в чем трудность?

Пикеринг. Что? Какая трудность?

Хигинс. Исправить произношение легко. Научить грамотно говорить – куда труднее.

Элиза. Не желаю я грамотно говорить. Я хочу говорить как леди.

Миссис Пирс. Мистер Хигинс, прошу вас, не уклоняйтесь в сторону. Я должна знать, на каких условиях остается здесь девушка. Собираетесь вы платить ей жалованье? Что станет с ней, когда вы кончите ее учить? Надо же хоть немного смотреть вперед, сэр.

Хигинс (нетерпеливо). А что станет с ней, если я оставлю ее в канаве? Ответьте-ка мне на этот вопрос, миссис Пирс.

Миссис Пирс. Это дело ее, а не ваше, мистер Хигинс.

Хигинс. В таком случае, когда я закончу обучение, мы сможем выбросить ее обратно в канаву, и это снова станет ее делом, так что все в порядке.

Элиза. Сердца у вас нет; на всех вам наплевать, кроме себя. (Встает и решительно объявляет.) Хватит с меня, я ухожу. (Направляется к двери) Постыдились бы вы, да, постыдились.

Хигинс (берет конфету из вазы на рояле, глаза его лукаво блестят). Возьмите шоколадку, Элиза.

Элиза (колеблется, поддаваясь соблазну). Почем я знаю, что там внутри? Такие вот, как вы, отравили не одну порядочную девушку. Я знаю, слышала.

Хигинс вынимает перочинный нож, разрезает конфету, кладет половину в рот и, смакуя ее, протягивает вторую половинку девушке.

Хигинс. Вот, смотрите, в залог доверия, одну половину вам, другую мне.

Элиза хочет что-то возразить, Хигинс всовывает ей в рот конфету.

Хигинс. Вы будете получать шоколад коробками, бочками, каждый день. Вы только им и будете питаться. Ну как?

Элиза (наконец проглатывает конфету, чуть не подавившись ею). Сдалась мне ваша конфета! Я бы и не стала ее есть, только я слишком хорошо воспитана, чтобы плюваться.

Хигинс. Послушайте, Элиза, вы, кажется, приехали в такси?

Элиза: Ну, а если приехала? Я что, не имею права на такси ездить, как все?

Хигинс. Имеете, имеете, Элиза. Теперь вы будете ездить в такси сколько захотите. Можете хоть каждый день кататься по всему городу и вдоль, и поперек, и вокруг. Подумайте об этом, Элиза.

Миссис Пирс. Мистер Хигинс, вы искушаете девушку. Это нехорошо. Ей надо думать о будущем.

Хигинс. В ее возрасте! Вздор! О будущем она успеет подумать тогда, когда впереди уже не будет будущего. Нет, Элиза, берите пример с этой леди: думайте о чужом будущем, но никогда не размышляйте о своем собственном. Думайте лучше о шоколаде и такси, о золоте и бриллиантах.

Элиза. Не хочу я вашего золота и бриллиантов. Я порядочная девушка, вот! (Снова садится, пытаясь принять позу, исполненную достоинства.)

Хигинс. Вы и останетесь порядочной девушкой – об этом позаботится миссис Пирс. А замуж вы выйдете за гвардейского офицера с пышными усами. Он окажется сыном маркиза, и отец сначала лишит его наследства за то, что он женится на вас, а потом, тронутый вашей красотой и добродетелью, смягчится и…

Пикеринг. Простите, Хигинс, но я обязан вмешаться. Миссис Пирс, безусловно, права. Раз девушка намерена довериться вам на полгода, то есть на время вашего опыта, она должна ясно понимать, что делает.

Хигинс. Невозможно! Она решительно неспособна понимать что бы то ни было. Да и вообще, кто из нас понимает, что делает? Мы бы никогда ничего не сделали, если бы понимали, что делаем.

Пикеринг. Очень остроумно, Хигинс, но маловразумительно. (Элизе.) Мисс Дулитл…

Элиза (ошеломленная). А… у… у… у… о!..

Хигинс. Ну вот! Это все, что можно выжать из Элизы. А… у… у… у… о! Объяснять ей что-либо – бесполезно. Вы должны понимать это, как человек военный. Ей надо приказывать – вот и все, что требуется. Элиза, вы будете жить здесь полгода и учиться красиво говорить, как леди из цветочного магазина. Если вы будете слушаться и делать то, что вам скажут, вы будете спать в хорошей спальне, есть вволю, покупать конфеты и разъезжать в такси. Если вы будете непослушной и ленивой, вы будете спать в чулане с черными тараканами, и миссис Пирс будет колотить вас метлой. Через полгода вы наденете роскошное платье и в карете поедете в Бэкингэмский дворец. Если король увидит, что вы не настоящая леди, он прикажет полицейским засадить вас в Тауэр, где вам отрубят голову в назидание другим дерзким цветочницам. Если же никто ничего не узнает, вы получите в подарок семь шиллингов шесть пенсов, поступите продавщицей в цветочный магазин и начнете новую жизнь. Если вы откажетесь от моего предложения, значит, вы самая неблагодарная и злая девчонка на свете, и ангелы будут плакать, глядя на вас. (Пикерингу.) Надеюсь, теперь вы удовлетворены, Пикеринг? (Миссис Пирс.) Я полагаю, что объяснил все предельно ясно и просто. Не так ли, миссис Пирс?

Миссис Пирс (терпеливо). Позвольте мне лучше, сэр, поговорить с девушкой с глазу на глаз. Не знаю, смогу ли я взять на себя заботу о ней и вообще соглашусь ли я на эту затею. Конечно, я уверена, что вы не желаете ей зла, но уж если вы заинтересуетесь произношением человека, так забываете обо всем на свете. Пойдемте со мной, Элиза.

Хигинс. Отлично, миссис Пирс, благодарю вас. Тащите ее в ванну.

Элиза (неохотно вставая, подозрительно). Невежа вы, вот кто. Не понравится мне здесь, так я и не останусь, а уж бить себя метлой никому не дам. Не просилась я в ваш Бэкнемский дворец. А с полицией никогда делов не имела, никогда. Я девушка порядочная…

Миссис Пирс. Нельзя возражать старшим, моя милая. Вы не поняли этого джентльмена. Пойдемте, пойдемте. (Ведет Элизу и распахивает перед ней дверь.)

Элиза (на пороге). А чего там, я правду сказала. И не стану я соваться ни к какому королю, пусть мне хоть голову отрубят. Знала бы я, что здесь получится, ни за какие коврижки не пришла бы. Я всегда была девушка честная, к нему я не лезла, ничего я ему не должна, наплевать мне, не позволю над собой измываться, и какие у всех людей чувства, такие и у меня…

Миссис Пирс закрывает дверь, и причитаний Элизы больше не слышно. Пикеринг отходит от камина и, усевшись верхом на стул, кладет локти на спинку.

Пикеринг. Простите за откровенный вопрос, Хигинс. Порядочный ли вы человек в отношениях с женщинами?

Хигинс (уныло). А вы встречали мужчин, которые были бы порядочны в отношениях с женщинами?

Пикеринг. Да, довольно часто.

Хигинс (опершись ладонями на крышку рояля, подпрыгивает, с шумом усаживается и авторитетно объясняет). Ну, а я не встречал! Стоит только женщине сблизиться со мной, как она становится ревнивой, требовательной, подозрительной и чертовски надоедливой. Стоит только мне сблизиться с женщиной, как я превращаюсь в тирана и эгоиста. Женщины все ставят с ног на голову. Впустите только женщину в свою жизнь, и вы обязательно увидите, что ей всегда нужно одно, а вам – совершенно другое.

Пикеринг. Что же, например?

Хигинс (в нетерпении спрыгивает с рояля). А черт его знает! Вероятно, женщина хочет жить своей жизнью, а мужчина своей, причем каждый старается свести другого с правильного пути. Один хочет ехать на юг, другой – на север, в результате оба вынуждены отправиться на восток, хотя оба не выносят восточного ветра. (Садится на скамейку у рояля.) Вот почему я старый убежденный холостяк и, по-видимому, таковым и останусь.

Пикеринг (встает и, подойдя к нему, говорит серьезно). Бросьте, Хигинс! Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Приняв участие в этой затее, я беру на себя ответственность за судьбу девушки. Надеюсь, вы не попытаетесь злоупотребить ее положением? Ясно?

Хигинс. Что? Ах, вот вы о чем! Дело свято – можете быть спокойны. (Встает и объясняет.) Поймите, она ведь будет моей ученицей, а научить чему-нибудь можно лишь при условии, что личность ученика – священна. Я научил десятки американских миллионерш правильно говорить по-английски, а это самые красивые женщины в мире. Я человек закаленный. На уроке женщина для меня все равно что полено, и сам я не мужчина, а полено. Видите ли…

Миссис Пирс приоткрывает дверь. В руках у нее шляпа Элизы. Пикеринг усаживается в кресло перед камином.

Хигинс. (Живо.) Ну что, миссис Пирс? Все в порядке?

Миссис Пирс (в дверях). Если разрешите, мистер Хигинс, я хотела бы сказать вам несколько слов.

Хигинс. Разумеется, миссис Пирс. Входите. (Она входит в комнату.) Не сжигайте это (он берет у нее шляпу), я хочу сохранить ее как антикварную редкость.

Миссис Пирс. Только, пожалуйста, поосторожнее, сэр. Мне пришлось дать девушке слово, что я не сожгу эту шляпу, но немножко прокалить ее в печке отнюдь не мешает.

Хигинс (поспешно кладет шляпу на рояль). Спасибо за предупреждение! Так что же вы хотите мне сказать?

Пикеринг. Я не помешаю?

Миссис Пирс. Нисколько, сэр. Мистер Хигинс, очень прошу вас тщательно выбирать выражения в присутствии этой девушки.

Хигинс (строго). Разумеется. Я всегда чрезвычайно тщательно выбираю выражения. Почему вас это беспокоит?

Миссис Пирс (невозмутимо). Нет, сэр, вы вовсе не выбираете выражения, особенно если что-нибудь ищете или теряете терпение. Для меня это не имеет значения: я привыкла. Но, право, вам не следует ругаться при девушке.

Хигинс (возмущенно). Я – ругаюсь! (С пафосом.) Я никогда не ругаюсь. Терпеть не могу сквернословия. Какого черта вы имеете в виду?

Миссис Пирс (бесстрастно). Как раз это я и имею в виду, сэр. Вы злоупотребляете бранными словами. С проклятиями я готова примириться: «к черту», «на черта», «какого черта», «какому черту» – это еще куда ни шло…

Хигинс. Миссис Пирс! Что за выражения я слышу от вас! Ну, знаете!

Миссис Пирс (твердо)….но есть одно слово, которое я самым настоятельным образом прошу не употреблять. Девушка только что сама произнесла это слово, стукнувшись о дверь. Кстати, оно начинается на ту же букву. Девушке простительно, сэр, она с детства ничего другого не слышала. Но она не должна слышать этого слова от вас.

Хигинс (надменно). Не припоминаю, чтобы я когда-нибудь произносил это слово, миссис Пирс. (Миссис Пирс пристально смотрит на него. Он вынужден добавить с мнимым беспристрастием судьи.) Разве в редкие минуты крайнего и справедливого возмущения.

Миссис Пирс. Еще сегодня утром, сэр, вы помянули этим словом свои ботинки, масло и хлеб.

Хигинс. Вот как! Но это же просто метафора, вполне естественная в устах поэта.

Миссис Пирс. Как бы это ни называлось, сэр, прошу вас не повторять этого слова при девушке.

Хигинс. Ну ладно, ладно, не буду. Это все?

Миссис Пирс. Нет, сэр. Присутствие девушки обязывает нас быть особенно аккуратными и опрятными.

Хигинс. Несомненно. Вы совершенно правы. Это очень важно.

Миссис Пирс. Ее нужно отучить от неряшливости в одежде и нельзя позволять ей разбрасывать повсюду свои вещи.

Хигинс (подходя к ней, торжественно). Золотые слова! Я как раз хотел обратить на это ваше внимание. (Отходит к Пикерингу, который наслаждается этим разговором.) Именно такие мелочи, Пикеринг, имеют огромное значение. Береги пенсы, а фунты сами себя сберегут – эту пословицу можно в равной мере отнести и к нашим личным привычкам и к деньгам. (Теперь Хигинс бросил якорь на коврике у камина с видом человека, занявшего неприступную позицию.)

Миссис Пирс. Да, сэр. В таком случае я попрошу вас не выходить к завтраку в халате или, по крайней мере, возможно реже пользоваться им вместо салфетки. А если вы еще будете так любезны и перестанете есть все с одной тарелки и запомните, что не следует ставить кастрюльку с овсянкой прямо на чистую скатерть, то у девушки перед глазами всегда будет полезный пример. Ведь на прошлой неделе вы чуть не подавились рыбьей костью, которая ни с того ни с сего очутилась в вашем варенье.

Хигинс (снявшись с якоря, снова берет курс к роялю). Допускаю, что такое может произойти со мной – по рассеянности. Во всяком случае, не часто. (Разозлившись.) Кстати, от моего халата чертовски разит бензином.

Миссис Пирс. Верно, мистер Хигинс. Но если вы будете вытирать руки…

Хигинс (вопит). Ну хорошо, хорошо, хорошо! Отныне я буду вытирать их о свои волосы.

Миссис Пирс. Надеюсь, вы не обиделись на меня, мистер Хигинс?

Хигинс (смутясь при мысли, что его могли заподозрить в столь недобрых чувствах). Что вы, что вы, миссис Пирс! Вы совершенно правы. Я буду крайне осмотрителен при девушке. Теперь все?

Миссис Пирс. Нет, сэр. Не разрешите ли мне дать ей пока один из японских халатов, которые вы привезли из-за границы? Я просто не решаюсь снова надеть на нее старое платье.

Хигинс. Разумеется, разрешаю. Берите все, что хотите. А теперь, наконец, все?

Миссис Пирс. Теперь все. Благодарю вас, сэр. (Уходит.)

Хигинс. Знаете, Пикеринг, у этой женщины совершенно превратное представление обо мне. Я человек скромный и застенчивый. Мне до сих пор кажется, что я не такой взрослый и внушительный, как другие. И тем не менее она глубоко убеждена, что я деспот, домашний тиран и сумасброд. Почему – не понимаю.