Текст книги "Береги нашу тайну"

Берта Ландау
Береги нашу тайну

© Ландау Б., 2017

© Симонов В., портрет Б. Ландау, 2017

© Оформление. ООО «Издательство „Э“», 2017

 
До зари
     остается пять минут.
Посмотри,
     как рассвета люди ждут.
Если скажешь, то уйду
     с тобой туда, где кругом одна вода.
Смотри: вдали
     проплывают корабли.
          До тебя
               расстояние руки.
Все же мы так далеки —
     еще чуть-чуть
          я хочу тобой вздохнуть.
Смотри в глаза,
     на двоих одна слеза.
 

Павел Артемьев

У закрытой двери

1. «Пап, мам, помогите!»

Аня часто плачет во сне.

Сны – это пустое, ненастоящее. А слезы – вот они, катятся со щеки на подушку. И бормотание вполне различимое:

– Пожалуйста, пожалуйста, отдайте. Не забирайте, пожалуйста.

У Миши сердце от жалости к жене переворачивается. Знать бы, как помочь. Все бы сделал. Горы бы свернул. Но был у них уговор перед свадьбой: никогда не расспрашивать о прошлом. Все, что было до них, – закрытая книга. Закрытая и зарытая.

Он любил Аню всю жизнь. Еще до их знакомства знал, что полюбить сможет раз и навсегда. И именно такую. У них в семье все однолюбы. Мельтешат, острят, веселятся, всех вокруг своим смехом заражают, но любят и хранят верность тем, кого выбрали.

Если сердце подсказало, если душа наполнена горечью и трепетом любви, что остается? Беречь и хранить то, что послано. Иначе что? Пустота.

Нестерпимо видеть слезы любимой жены и не уметь помочь.

Лучше думать, что сны – ерунда. Приходят из ненастоящего. Приносят напраслину.

Развеять их – ничего не стоит.

Миша легонько дует на Анечкину щеку, на которой застыла слеза.

Жена вздыхает, открывает глаза и улыбается.

И кто был прав? Сон убрался восвояси.

В настоящем – они. Их жизнь, их живое тепло, дочка Любочка, драгоценные мелочи, из которых составляется неповторимое чудо повседневности, основанной на любви.

В любви он эгоист. Он получает свою радость и наслаждается ею сполна. Энергия наслаждения заразительна.

Вот и сейчас. Он тянется к сонной жене – его женщине, по всем правам его – и жадно приникает к ней. Его жар сливается с ее теплом. И вот сонное неслышное дыхание, горькие всхлипы ее снов превращаются в счастливые стоны ее ответного желания.

Такой ее никто не знает. Теперь уже не только он жаждет, но и она требует, двигается ему навстречу, раскрывается перед ним вся: настойчивая, горячая, счастливая.

Они оба проваливаются в обморок любви.

Ни одной мысли не остается. Только стремление: слиться друг с другом, раствориться самозабвенно. Быть.

Потом они лежат, не размыкая объятий, приходят в себя, входя в новый день.

Так начинается почти каждое утро их жизни с тех пор, как они вместе.

Он не представляет себе, что может быть по-другому.

Что кто-то кого-то не хочет, кто-то не дает, кто-то устал…

Если соединяешь свою жизнь с единственной, с не случайной, то как это – не дарить друг другу радость?

Лишь бы только Аня не плакала во сне. Не звала бы кого-то, не умоляла вернуть.

А может быть, все это лишь ночные кошмары? Она просыпается, радуется и ничего не помнит из того, что приносит ей тьма.

Но на всякий случай… На всякий случай он никогда не рассказывает ей о ее ночных слезах.

Пока он рядом, она будет счастлива.

Начинается утренняя обычная суета.

Дочь Люба, как всегда, окопалась в ванной. Гнать и торопить бессмысленно. Девица-красавица не выйдет, пока не будет полностью готова. Родители наводят утреннюю красоту в своей хозяйской ванно-туалетной комнате, примыкающей к спальне. Дочь не дает им разлучиться, им и тут приходится суетиться вместе. Аня принимает душ в кабинке, Миша – стоя в ванне. Потом дружно чистят зубы над двойной раковиной.

К завтраку все собираются свежие, веселые. День в этой семье положено начинать с интересом и радостным ожиданием.

Так завел Михаил, по-другому он не может.

Он, влюбленный в нежную хрупкость жены, доволен, что Любаша пошла в него. Крепкая, жизнерадостная, уверенная в своих силах – такая не пропадет. В любой ситуации сумеет отшутиться, договориться. Страха не ведает.

Миша по роду своей деятельности, как никто, знает, что движет людьми. Может, раньше было иначе, но им на сегодняшний день досталось время страха и гордыни. Сколько их, мечтающих о неверной и ничтожной славе, о невероятных богатствах, наслаждениях! Но бок о бок со славой и богатством идет страх все это потерять. И именно страх этот толкает людей на нечто немыслимое.

Вот недавно вспоминали они слова одного святого: «Мое только то, что я отдал»[1]1
  Св. Максим Исповедник.


[Закрыть].

– Я согласна так жить, – заявила Люба. – В этом свобода. Но учтите, родители, вашу дочь будут считать идиоткой.

– Идиоткой тебя будут считать те, кто живет по принципу «Мое только то, что я не отдал, или то, что я взял у другого», – тихо сказала Аня. – А это, как правило, или очень скучные, или опасные люди.

Отец семейства слушал и наслаждался: умные у него девушки. И жена, и дочь.

Сегодня, однако, умные девушки о чем-то довольно энергично препирались, накрывая стол к завтраку.

– Ну, мам, мамочка, ну почему? Я же сказала, что буду! – с надрывом вопрошала Люба.

– Потому, что мечты не всегда совпадают с реальностью, – возражала Аня. – И потом… ты просто сама рассуди: когда. Вот просто четко скажи: когда и как ты сможешь осуществлять опеку, заботу, уход…

Миша понял, что речь идет о собаке. Уффф! Новая атака. Дочке упорства не занимать. Она уже лет десять как требует собаку. Десять? Да, точно так. В день своего пятилетия обиделась на всех гостей, вместе взятых, за то, что никто не догадался подарить ей щеночка.

– Братика-сестрички нет, щеночка подарить не могут, – гудело чудо-дитя. – Что вы вообще можете?

– У тебя Женька вместо братика, – пытались тогда уйти от ответа родители.

Женька – это Любин названый брат, сын соседей, одногодка, с которым они вместе с грудного возраста.

– Еще спасибо, что Женька есть, – не сдавалась тогда дочь. – Но он тут ни при чем. Я у вас щеночка просила.

– Щеночек – это не игрушка, это ответственность, – веско отстаивал свою позицию папа Миша.

И вот: нашла коса на камень.

Десять лет то затухает, то разгорается эта тема, с одними и теми же аргументами «за» и «против».

– Девчонки, ша! За завтраком обходим острые углы, – велел Миша.

Как только они старательно собрались с силами, обходя эти самые острые углы, почти одновременно пропищали Анин и Мишин мобильники. Эсэмэски прилетели. С утра пораньше.

Он не успел еще руку протянуть к своему телефону. Увидел, как изменилось лицо жены. Оно приняло затравленное выражение, осунулось в какие-то доли секунды. Аня резко в непонятном диком испуге повернулась к дочери, которая в это время стояла у холодильника, за Аниной спиной.

Потом, как совсем еще недавно, во сне, по щеке жены поползла слеза.

Миша взял из безвольной Аниной руки мобильник, глянул на сияющий экран и прочитал вслух:

– «Пап, мам, помогите! У меня проблемы. Срочно положите на этот номер 1000 руб. Потом все объясню».

Была у Ани эта мучительная черта: она могла испугаться по совершенно необъяснимой, нелепой причине. Ведь сколько раз между делом говорили об этих подлых телефонных мошенниках, о том, как наивные люди покупаются на этот идиотизм. Кладут деньги на незнакомый номер… Его секретарше, например, такое сообщение почему-то приходит регулярно. И все бы хорошо, только растит она сына без отца, то есть никаких «пап, мам», а единственно «мам». И эта «мам» не из пугливых. Давно предлагает своему шефу провести расследование и сделать интересный материальчик в номер. Миша – главный редактор известного всей стране журнала – все откладывал на потом. Теперь, увидев болезненную реакцию жены, решил, что откладывать нельзя. Ведь не одна она во всей стране такая. Что там тысяча рублей! Человек со слабым сердцем может от подобной весточки всерьез пострадать.

– Ну, Анечка, ну что ты, в самом деле? – укорил он жену. – Смотри: Любаша здесь. Все хорошо. Это проходимцы, вымогатели эсэмэски рассылают.

Аня, конечно, уже все понимала и нерешительно улыбалась в ответ на ласковую улыбку мужа.

– Миш, а давай пошлем эту тыщу, а? – предложила она.

И эта реакция была хорошо ему знакома. Аня готова отдать все тем, кому плохо. Она объясняет так: если я сейчас чужому помогу, моему ребенку тоже чужие помогут. Логично, конечно, если все настроены помогать, а не вымогать. Но в данном случае вариант «положить тысячу» абсолютно ни под каким видом не катит.

– Ни в коем случае, Ань. Это – мучители, понимаешь? Знаешь, сколько старичков-старушек из-за них с сердечным приступом слегли?

– Ладно, Миш, – Аня глубоко вздохнула, встряхнула головой, словно проснулась.

Люба, моментально сообразив, что можно вернуться к мирному бытию, застонала плачущим голоском:

– Дааа, мам, ты вот тыщу этим гадам собралась посылать. А я тебя о добром деле прошу: щенка взять. Они сказали, что, если не найдут кому отдать, утопят. Нормально, да? Живого ребенка, пусть собачьего, это не важно, возьмут от родной матери и утопят. Тебе это все равно?

По выражению Аниного лица Миша понял, что десятилетняя осада завершилась. Крепость пала под натиском осаждающих.

– Любочка, ладно, берем его. Ты права! – решительно произнесла Аня.

– Йоооо-ху! – завопила осчастливленная дочь, обнимая и целуя пап-маму. – Вы – самые лучшие. Самые-самые!!! Пойду Женьке скажу. Только, пап, там деньги за него заплатить надо. Десять тысяч. Он породистый!

– А что за порода? – хором крикнули родители в спину стремительно убегающему дитю.

Только той уже и след простыл.

– Ничего не понимаю, – усмехнулся Михаил, доставая из кармана требуемую сумму. – Вроде несчастного щеночка топить собрались злые люди. А тут оказывается – он сильно породистый. Денег стоит – мама не горюй!

– Зря я согласилась, да? – огорчилась Аня.

– Ты и так молодец: столько лет держалась под таким натиском! Ничего, все к лучшему. Хорошо б только щеночек не болонкой оказался. Пусть уж будет покрупнее. Чтоб хоть внешне создавалось ощущение защиты. Тревожно, когда Любка одна на улицу вечером выходит.

Любка, конечно, умеет настырно двигаться к цели. Знает, как и к кому подойти. Улучила подходящий момент, когда отца рядом не было, тут же начала на мать давить. А потом и ситуацию использовала в своих мирных целях. С Мишей у нее так не получается. Вот и смекнула. Папочка маневрирует куда лучше своего бойкого, но еще не совсем оперившегося птенца. Взять недавнюю историю, когда велась такая же осада крепости, причем по не менее серьезному поводу: Люба с Женей поставили в известность своих дремучих предков о намерении сделать татуировки. У всех в классе есть, а у них нет. И никто своих не предупреждает. Просто идут и делают. И ничего.

Неделю ныли им про эти татуировки. Женькина мама кричала, что, если только попробуют, устроит такое – мир содрогнется. Все тату-салоны позакрывают в городе Москве. Это же рассадник заразы: СПИД, гепатит С, рожистое воспаление… И это происходит гораздо чаще, чем кажется. И потом… когда эти картинки вконец надоедят, их не вывести. Так и будете, уроды, в 60 лет со своими идиотскими картинками красоваться.

– Нам не надоест! Не надоест! – держали оборону деточки. – Так нечестно! У всех есть, а у нас нет!

– Не надоест? – уточнил Миша.

– Никогда! – уверенно и твердо поклялись Люба и Женька.

– Хорошо. Только сделаем так. Я пойду вам навстречу. Отведу вас в тату-салон. Заплачу за работу. Но: дизайн мой и место татуировки на теле выбираю я. Без обсуждений и предварительного показа.

Юные мечтатели даже не поверили такому счастью.

Соседка Ира просто захлебнулась от возмущения, но Миша за спиной показал ей кулак, и она догадалась замолчать.

Дочь своего отца, хитроумная Любовь, заподозрила неладное:

– Ты небось какую-то точку скажешь сделать. И все.

– Нет, не точку. Когда это я тебя обманывал? Большую, хорошо заметную татуировку. Делать так делать. Зачем из-за точки сыр-бор разводить?

Видно было, как Любаша мысленно взвешивает, соглашаться ли на условия отца или продолжать добиваться полной свободы. Обманывать не обманывал. Обещания исполнял. Тут – большую татуировку обещает. И в салон сам отведет. Они с Женькой переглянулись и решили согласиться.

– Ну, раз папа Миша согласен, мы тоже на его условия пойдем, – подтвердила Женькина мама.

Миша долго старательно делал рисунок, которому предстояло украсить кожу их выросших детей.

Давно ли они оба в колясках лежали? Улыбались своими младенческими ртами, протяжно агукали…

Сейчас вот жесткач им подавай. Тату. Чтоб все как у дикарей. Тотемные знаки. Символы силы…

Ладно. Будет вам символ. Заказали – получайте.

В салон пошли, так сказать, семьями.

Никто, кроме Миши, эскиз не видел. Матери вышагивали со скорбными лицами, как на проводы в армию. Обе, хоть и доверяли Михаилу, боялись неожиданностей. Люба и Женька дико стеснялись идти вместе со своим старичьем, поэтому двигались в отдалении, независимые гордые жертвы невыносимого родительского произвола.

У дверей салона собрались всей компанией.

– Ну тут-то можно посмотреть? – настойчиво потребовала Люба, пытаясь заполучить из Мишиных рук свиток с рисунком.

– Заходим, заходим, – отказался он. – Договорились без просмотров и худсовета, выполняйте свою часть уговора.

– Усаживайтесь, – предложил сопровождающим лицам молодой крепыш-татуировщик. – Что будем делать? Картиночки показать?

– А мы уже со своей картиночкой, – похвастался Миша. – Вот.

Парень развернул рулончик и присвистнул:

– Ого! Серьезная вещь! В цвете делаем?

– Ну да, – подтвердил Миша. – Вот тут внизу травка зелененькая. А лучи – красные.

– И ей, и ему? – кивнул в сторону жаждавших перемен Любы и Жени мастер.

– Ага. Им хочется одинаковое чтоб было.

– Где?

– А вот тут, на лбу. Повязочкой такой, – показал Миша на себе.

– Фига се! Первый раз вижу, чтоб родной отец… – растерянно проговорил умелец. – А если им потом надоест?

– Не, не надоест, они на сто процентов уверены, – убежденно заявил родной отец. – А нам для них ничего не жалко.

Женщины не выдержали напряжения, подскочили. И обе буквально взвыли от ужаса.

Тут уж и Люба с Женей не удержались, заглянули через плечи матерей. И папа Федя присоединился.

Картинка впечатляла. Миша же обещал!

Если попытаться передать ее словами (что нелегко), то основное содержание эскиза составлял огромный зоркий пристальный глаз с густым беспощадным зрачком. От глаза отходили ресницы-лучи, это они должны были изображаться красным цветом, по замыслу автора. Над глазом в лучах красовалось дугой предупреждение: «Бог правду видит!» Внизу же зеленела сочная растительность: травка, кусты – то есть весь необъятный, но обозримый оком простор.

И все это завораживающее художество должно было навечно впечататься в упрямые лбы настырных подростков.

Первой засмеялась Люба.

– И тебе ничего, что твоя дочь с третьим глазом всю оставшуюся жизнь будет выпендриваться?

– Обидно, конечно. Мне казалось, она и так прекрасна. В своем естестве. Какой мать родила. Но раз обещал… Уговор дороже денег.

– А если я соглашусь?

– Буду любить такой, какая есть. С третьим глазом. Я знал, на что шел. Но и у тебя память останется.

– О чем память, пап?

– О твоей собственной глупости и упрямстве.

– И о твоем коварстве, – вздохнула, улыбаясь, дочка. – Знал ведь, что не соглашусь.

– Не знал, но надеялся. А ты, Жень, как? Будешь картиночку делать?

Женька, с младенчества привыкший к особенностям дяди-Мишиного искрящегося чувства юмора, отрицательно покачал головой.

– Не, или вместе, или никак.

– Ну что? Полегчало? – обратился Миша к застывшим боевым подругам, которые стояли, держась за руки, как плакатные героини военных лет.

Видно было, что сдержанность давалась им нечеловеческими усилиями остатков воли.

– А если б они… – вскрикнула вдруг, поняв, что уже можно, Женькина мать, – если б они согласились?

– История не знает сослагательного наклонения, Ир, – успокоил ее супруг. – И потом… Это ж идиотом надо быть, чтоб на такое согласиться…

– А если б? – настаивала Ирина в пылу потрясения.

– Тогда сделали бы, – убежденно произнес Миша.

В это верили все. От своих слов Михаил не отступал никогда.

Хорошо они после тату-салона повеселились. Закатились в кофейню, пирожных набрали, кофе, соков. Придумывали устрашающие сюжеты для тату. Тема из актуальной превратилась в юмористическую. И главное: друзьями остались с отважными потомками.

Что ж! Сейчас победа за юными.

Один – один, стало быть. Боевая ничья.

Они ели свой любимый завтрак: гренки. Пили душистый кофе. Утро проходило, как ему полагалось: в улыбках и радостном настрое.

Жена проводила до дверей. Поцеловались.

– У тебя сегодня лошадки? Я приеду. Там увидимся.

– Я буду ждать, – помахала Анечка рукой.

Только подходя к машине, вспомнил Миша о том, что и его телефон пищал, предупреждая о сообщении.

Он нажал на кнопочку и прочитал: «Я в беде. Помогите. Не знаю, что делать».

– Идиоты, мать их! – выругался Миша.

Но потом снова глянул на сообщение. Что-то в нем не то. А, вот: денег не требуют. Всего-навсего просят помочь. Без имени. Без адреса. Кто это может быть? Очередной разводчик лохов? Или попавший в беду, совершенно растерявшийся человек?

В любом случае – он этого человека найдет и разберется. Вот только до работы доберется.

Он ехал и улыбался. Интересное начало дня. Любка – вот настоящий пионер-герой! Все ловко разрулила в свою пользу. Даже этой эсэмэской воспользовалась. Не пропадет человек в этой жизни. И ладно. А у них зато новый член семьи объявится!

Миша даже не подозревал, какое именно новое возникнет в их судьбе. Причем совсем-совсем скоро.

2. В поиске ответов

По пути к рабочему месту Михаил заглядывает в кабинеты, зовет к себе нужных людей.

– Пора народ оповестить насчет этих подлых эсэмэсок, – дает он задание.

– Это когда «помогите, проблемы, положите тысячу гаишнику на телефон, тогда меня отпустят»? – уточняет обладающая завидной реакцией Маша Никифорова.

– Оно самое! – подтверждает шеф, дивясь сообразительности Никифоровой.

И еще он думает, что, если бы Ане пришло сообщение про гаишника, было бы просто весело. Откуда они знают, кому что посылать? Или действуют от балды? Им же не важно стопроцентное попадание, вполне достаточно, чтобы пара-тройка лохов купилась.

– У меня бабушке пришло: «Пап, мам, я попал в аварию. Могут посадить. Срочно положите три тысячи на этот номер. Потом все объясню», – вступает в разговор Андрей Жаворонков. – Она решила, что у отца беда и что он в такой беде, что забыл о смерти собственного папы пять лет назад. За сердце схватилась, собралась мне деньги давать, чтоб я срочно спасением занялся. Пришлось ей напомнить, что отец вообще-то в Японии, в командировке. Так она до тех пор не верила, что это разводка, пока я в Токио не позвонил. А там, прикинь, час ночи! Разбудили мы его. Зато бабушка успокоилась.

– Я давно про это написать предлагал, помните, Михаил Александрович? – обиженно замечает Гриша Ильин.

– Да, ты же вроде что-то и готовил? Только давно это было.

– Еще когда все начиналось, в прошлом году. И всего несколько строк пошло. А я предлагал сделать большую подборку случаев. Они, например, посылают эсэмэс чаще всего почему-то от имени радиостанции «Европа+»: «На ваш номер выпал приз: ноутбук SAMSUNG, позвоните на номер подтвердить получение сообщения». Доверчивый звонит, а с его счета снимаются все средства. В народе эти эсэмэски от радиостанции называют «Европа-флюс». И, кстати, большинство подобных сообщений отправляются из колоний. Такой у зэков бизнес. И это еще ничего. А вот когда звонят старикам на домашний – вот где жесть. Звонит телефон. Подходит бабуля: «Але», а в ответ слышит мужской голос: «Мама». Если у нее сын, она, конечно, уточняет: «Саша, ты?» И дальше «сынок» шепотом о проблемах, что могут посадить и прочее. И пусть срочно несет тридцать тысяч рублей и отдаст человеку в кепке. Тогда его, Сашу, выпустят. Тысячи попадаются на такое. Я ж рассказывал…

– Да, точно, – вспоминает Михаил. – Предлагал. Ну, тогда за дело. Беритесь дружно, наройте побольше свидетельств. Надо народ предупредить. Поговорите со специалистами, в чем трудности их обнаружения. И вообще – хоть одного такого привлекли к ответственности за все это время? Давайте. Чтоб завтра материал у меня был.

Оказывается, у каждого есть в этом вопросе личный опыт. Идей и примеров хоть отбавляй.

Работа закипела.

Оставшись один, Миша звонит другу детства, ныне владельцу солидного сыскного бюро. Без его помощи не обойтись.

– Заходи ко мне, – предлагает Серега, – я тут в офисе один за всех, даже секретарша больна. Не могу покинуть боевой пост.

– Ладно, жди. Через пять минут буду.

Они удобно устроились: работают через дом друг от друга.

– Проблемы? – спрашивает Сергей, когда заявляется друг.

– Да вот, сам не пойму. Надо кое в чем разобраться.

Он рассказывает про утренние сообщения. Ане написали проходимцы – это понятно. А вот такое – «Я в беде…» Это может быть и не баловство. Мало ли в какой ситуации оказывается человек, который хранит когда-то врученную ему Мишей визитку или попросту сберег в голове его легкий для запоминания номер. Но даже если случайное совпадение… Держат, к примеру, человека взаперти. На секунду ему в руки попадает трубка его мучителя. Набрал первый попавшийся номер. И вот – отстукал. Просит помочь. А как? Тут дело неясное. По базе данных бы посмотреть, на чье имя телефон. Поинтересоваться у владельца. Как-то так.

– Номер питерский, – уверенно определяет Сергей. – Владельца я тебе найду. Но тут, если всерьез затеваться, нужно несколько нелишних телодвижений произвести. И потом, ты не учел, что все это может быть простым детским баловством. Любкина подружка какая-нибудь прикололась, к примеру. И такое случается.

– И это – запросто. Но лучше пусть так, понимаешь?

– Понимаю.

– Давай договор оформим, – предлагает Миша. – Я твоими услугами официально воспользуюсь. Если что-то интересное проклюнется, неплохая статейка получится.

Сергей помогал уже не раз.

На этот раз он от договора отказывается.

– Дело твое пустяковое. Чует мое сердце: кто-то пошалил. Я тебе по-быстрому все узнаю. Время есть? Ты посиди, при тебе раскрою страшную тайну зова о помощи.

– Давай я пока кофейку, что ли, сварганю, – потягиваясь, поднимается из удобного кресла Михаил. – Буду тебе за секретаршу.

– Сергей Игоревич! – пищит он томным голоском красотки Наташи, заболевшей помощницы. – Вам какой кофеек подать, с сахарком или без?

Какое-то время друзья разыгрывают сценку «Начальник и соблазнительная секретарша».

Миша поджимает губки, заводит глазки к потолку, смущается… Вылитая Наташа!

Только у нее, у настоящей секретарши, почему-то кофе никогда не выкипает.

Как это она, однако, успевает все сразу – и глазки невинно закатывать, и нежно ворковать, и на каблучках семенить, и кофе варить отменный?

Опыт! Все приходит с опытом. Со второго раза и у Михаила получается вполне приличный кофе по-турецки.

К этому времени Сергей уже знает, на чье имя оформлен телефон, с которого пришло сообщение, и откуда именно оно послано.

– А вот: Зудина Валентина Николаевна, 21 года от роду, коренная жительница славного города на Неве, слышал о такой?

Миша напряженно вспоминает. Отрицательно качает головой:

– Нет. Никогда не пересекались.

– Сообщение тебе отправлено из Питера. Приблизительно – район Московского вокзала. Что еще важно: номер за ней числится уже семь годков. Мошенники номера обычно меняют быстро, сам понимаешь. Значит… Что это значит?

– А то и значит, что с самого начала значило: или ошиблась номером попавшая в беду Зудина Валентина, или не ошиблась… И тогда действительно речь идет о ее или чьей-то беде.

– Я, кстати, попробовал набрать: телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Адрес ее – вот. Что делать будем?

– Знаешь, мне все же почему-то кажется, что это ошибка. Может, она своему молодому человеку писала и ошиблась номером?

– А МЧ у нее в Москве живет? И она с ним на «вы»?

– Да, нестыковочка, – хмыкнул Миша.

– Но тут есть, между прочим, некая утешительная тема. Фраза «Не знаю, что делать». Она пишется или произносится, как правило, теми, кто нуждается в совете. Пусть в экстренном, но совете. Это не заложница тебе писала, которую в подвале держат. В этом случае все было бы гораздо яснее и четче. Обозначен был бы преследователь, примерное местонахождение вместо этого расплывчатого «не знаю»…

– Это я тоже заметил. Похоже на письма в редакцию. Типа «люблю – не могу – что делать, не знаю».

– Вот-вот. Ты подожди немного. Она, если тебе лично писала, сама объявится. Чует мое сердце. День-другой, и отзовется. А я тем временем своего питерского коллегу слегка напрягу – пусть посмотрит на Валю-Валентину живьем. Да?

– Да, ты прав, я думаю. Подожду. Но у меня к тебе еще одно дело есть. Я насчет Ани хотел поговорить.

– Что? Угрожает кто-то?

– Думаешь, такое возможно?

– Эх, ко мне с такими делами иной раз приходят… Лучше жить в счастливом неведении…

– Но ты первым делом про угрозы спросил, – настойчиво проговорил Миша, – это случайно или тебе казалось, что Ане угрожают?

Сергей задумался.

Серьезный вопрос требовал честного ответа.

– Нет, – сказал он наконец, – про угрозы не думал. Но была мысль о загадке. О каком-то тяжелом прошлом. Что-то в ней закрыто наглухо. И при этом она тебя не обманывает.

– Да. Я знаю. Все у нас честно и открыто. С первого дня до сейчас. Кроме одного момента. Но там мы выяснили…

– Какого момента?

– Ну, раз уж начал, скажу начистоту. Она поначалу от меня скрыла, что Любой беременна. Представь, аборт собралась делать. И я каким-то чудом сообразил. Дурак был дураком, а тут просто протелепатил.

– А как она объяснила?

– Боялась, что ребенок неполноценный родится.

– Ты поверил?

– Да. Абсолютно. Ты бы видел, как она Любке была рада! Она от нее ни на шаг не отходила. Сидит и смотрит. Часами.

– И Люба – твоя копия. Клон, – почему-то замечает сыщик.

Хотя – вполне понятен ход его мысли. В других случаях жена скрывает факт беременности, если ребенок не от мужа. Увы, нередки такие случаи. Уж он-то знает. Не зря ест свой хлеб.

– Не поверишь: даже почерк, как у меня! Даже правый ботинок стаптывает больше левого, точь-в-точь как я! Даже…

– Ладно, ладно, ясное дело, себе смену отковал по своему шаблону. Ты вот лучше вспомни – больше Аня ничего от тебя не скрывала?

– Нет, я бы учуял. Я ее чувствую. И, пойми, я не выведать что-то о ней хочу, а как-то помочь. Она, понимаешь, плачет во сне. Днем счастливая, я же вижу. А во сне плачет настоящими слезами. И я хочу понять причину.

– И устранить, – продолжил за друга Серега.

– Да, примерно так. Мы когда женились, уговорились все о прошлом забыть. Не расспрашивать, не возвращаться к нему. Она так попросила. Я обещал. Не расспрашиваю. Но это все же ненормально, знать, что любимую женщину что-то изнутри точит, и ничем не мочь изменить ситуацию. Я хочу просто узнать, что же с ней было.

– Не боишься? Вдруг всплывет такое, что все изменит?

– Иногда боюсь. Но у меня к ней ничего не изменится. Проверено. А ее… мечтаю сделать ее счастливой.

– Ладно, начнем. Если вопрос о счастье, грех не помочь. Выкладывай все сведения, которые имеешь. Девичью фамилию, явки, адреса… Но смотри. Если что – ты сам этого хотел. Мало ли что всплывет.