Текст книги "Рабыня страсти"

– Это не трусость, госпожа моя Зейнаб, это мудрость, – улыбнулась Ома. – Аллаэддин говорит еще, что нам нужно непременно выучиться их языку. Он называется ро…романский.

– Я попрошу позволения у Карима-аль-Малики, чтобы мы обучались вместе, – отвечала Зейнаб, – но время от времени мы будем с тобой говорить на нашем родном наречии, иначе мы его забудем. Кстати, вокруг никто его не поймет, и, если нам понадобится, мы сможем и посекретничать, Ома.

Вечером девушки отправились в бани, где их уже поджидала Эрда.

– Вы слышали? – спросила старуха. – Через неделю вы обе отплываете в Аль-Андалус. Я слышала разговор хозяина с нашим обворожительным мавританским капитаном Каримом-аль-Маликой нынче поутру. – Старуха внимательно поглядела на Зейнаб: – Правду ли говорят, что он потрясающий любовник, девочка моя? Ты наверняка уже знаешь.

– Мой господин Карим еще не занимался со мной этим, любопытная ты старуха! – вспылила Зейнаб. – Страсть – это много большее, нежели мужская плоть в женском теле. Это лишь завершение. А начинать всегда следует с начала, – высокомерно изрекла она.

У маленькой Омы отвисла челюсть.

Но Эрда вытаращила свои выцветшие карие глаза.

– Только послушайте эту малышку! – возмущенно сказала она. – Еще три недели назад она не знала, что такое баня, а теперь мнит себя гурией рая! Да, тебе многому следует научиться, девушка! Для начала хотя бы скромности.

– О-о-о, Эрда! – устыдилась Зейнаб. – Я не хотела тебя обидеть! Ты простишь меня? Ну пожалуйста!

– Может быть, я тебя и прощу… – Эрда сразу смягчилась. Потом жизнерадостно сказала: – Не горюй, моя птичка! Вскоре вы займетесь любовью по-настоящему.

Ома звонко расхохоталась, увидев выражение лица госпожи, да и сама Зейнаб не могла, как ни старалась, скрыть радости…

– Ты несносная старуха, Эрда! – покраснев, шутливо выбранила она ухмыляющуюся банщицу.

Они искупались, а затем поужинали. Эрда накрыла для них стол на женской половине. Еда была самая незатейливая. Когда они поднялись к себе, Ома сказала:

– Мне велено раздеть тебя и уложить в постель. Этот приказ передала мне Эрда.

– А господин Карим придет? – вырвалось у Зейнаб.

– Этого я не знаю, – отвечала Ома, помогая Зейнаб разоблачиться и укладывая ее. – Спите спокойно, моя госпожа.

Дверь, отделяющая комнату служанки от покоя госпожи, закрылась. Зейнаб лежала, затаив дыхание. В доме было удивительно тихо. Из сада доносилось навевающее дрему гудение насекомых… Если она закроет глаза, то вновь окажется в замке Бен-Макдуи… Впервые за много недель воспоминание не причинило ей боли. Судьба сулила ей жить вдали от родины. Теперь девушка отчетливо это понимала. «Прощай, милая Груочь, – шепнула она. – Пусть жизнь твоя будет счастливой, сестра». Потом Зейнаб смежила веки и тихо уснула.

…Он стоял над ее ложем, любуясь спящей. Карим повидал множество прекрасных женщин – и дома, и в далеких странах, – но эта красою затмевала всех. Неужели все девы Альбы столь восхитительны? Он никогда прежде не встречал дочерей этой северной земли.

Она рассказала Доналу Раю всю свою жизнь, а тот передал ее на его попечение. «Поразительно, что она сохранила рассудок», – подумал он. Ее страх перед мужчинами и неспособность ощутить любовь не удивляли Карима. Она никогда не знала ни того, ни другого. Теперь же под его руководством она постигнет все тайны страсти, овладеет вершинами мастерства – только так можно заслужить благосклонность калифа Кордовы. Понравится ли Зейнаб Абдаль-Рахману? Он могущественный правитель и знает толк в прекрасном, но поговаривают, что теперь, когда его лета клонятся к закату, ему нужна не просто красавица… Карим понимал, что именно поэтому Донал Рай уговорил его сделать из Зейнаб Рабыню Страсти.

Карим потихоньку разделся и лег рядом с девушкой, не сводя с нее глаз. Она беспокойно шевельнулась. Он осторожно провел пальцем от ямочки на шее, где бился пульс, по нежной груди. Она сонно зашептала что-то. Палец Карима скользнул вверх. Аквамариновые глаза девушки открылись – она узнала его. Склонившись над ней, он стал по очереди целовать ее соски. Потом принялся согревать их влажным своим языком, затем плавно перешел ко всей груди… Слегка запрокинув ее голову, ласкал языком стройную шею, а затем вернулся к груди.

Зейнаб затрепетала, но не от страха, а от восторга. Ей самой это было очевидно. Они не проронили ни слова. Теперь язык блуждал по ее плоскому животу. «Бедняга Груочь, – промелькнула у девушки мысль, – она только и знает, что потного и вонючего Йэна Фергюсона, который никогда не подарит ей такого наслаждения!»

– А-а-а-ах! – вырвалось у девушки, внезапно ощутившей едва уловимую дрожь в своей святая святых. Когда Карим коснулся ее гладкого венерина холма, она сжалась, но лишь на мгновение. Нет, его внимание, казалось, привлекали лишь ее дивно вылепленные бедра. Вот он целует ее стройную ножку – и, к ее изумлению, ласкает ртом каждый пальчик по очереди…

Он осторожно перевернул ее на живот, затем сел на ее ягодицы, и его большие ладони с длинными чувствительными пальцами лениво заскользили по ее плечам, спине… Она уже постанывала. Склонившись, он скользнул языком по ее плечам, а потом вдоль позвоночника. Потом он погладил ее упругие ягодицы, но, когда пальцы его скользнули между ними, Зейнаб напряглась.

– Не бойся… – заговорил он впервые за все это время. – Ты должна научиться принимать в себя мужской член по-разному, Зейнаб. Тебя здесь никто никогда не трогал? – Теперь пальцы его нежно ощупывали ее тело, не стремясь вглубь.

– Нет, – напряженно ответила она.

Карим тотчас же убрал руку, но продолжал ласкать это юное тело, легкими покусываниями вызвав довольное хихиканье. Вдруг девушка почувствовала, что он накрыл ее своим телом, – она страшно испугалась. Нет, он просто нежно ткнулся носом ей в затылок и легонько подул…

Потом он снова перевернул ее на спину.

– А почему ты не целуешь меня? – удивилась она.

– Поцелуи воспламеняют, Зейнаб. Думаю, ты еще не готова испытывать поцелуи в сочетании с прикосновениями.

– А разве ты не можешь просто поцеловать меня?

– Если я тебя поцелую, то захочу тотчас же коснуться, мой цветочек, – предупредил он.

Она на мгновение насупилась, а потом сказала:

– Очень хорошо, мой господин, я разрешаю тебе. Я доверяю своему учителю, думаю, у него хватит сил остановиться, если я попрошу вдруг…

– Но прикосновения будут другие, более страстные, – снова предостерег он Зейнаб.

– Я готова, – настаивала девушка и прибавила нежно: – Хочу, чтобы ты поцеловал меня!

– Зейнаб! – холодно сказал Карим. – Мне лучше знать, к чему ты готова, а к чему нет. Еще вчера ты страшилась страсти. Всего три кратких урока, а ты уже считаешь, что готова ко всему!

– Но я готова! Я хочу изведать страсть! Это прекрасно, мой господин! Совсем не то, что с Йэном или с Гуннаром… Прошу! – Она уже молила.

– Урок окончен! – ледяным тоном сказал Карим. – И вообще пора спать.

Он лег на спину и устало закрыл глаза.

Зейнаб была вне себя от гнева. Он воспламенил ее кровь снова – она возбудилась куда сильнее, чем во время двух предшествующих «занятий». А он спит! Она жаждала изведать вкус его губ. Невзирая на мизерный свой опыт в том, что именуется страстью, Зейнаб изнывала от желания приникнуть ртом к его губам. Тихонько приподнявшись на локте, она стремительно склонилась и поцеловала его. Она вскрикнула от изумления, когда две мощные руки обвили ее и сапфировые глаза оказались прямо у ее глаз. И вот она уже внизу, и желанные губы прижимаются к ее губам, заглушив стон, а железные объятия лишают ее дыхания…

Это было не совсем то, чего она жаждала, моля его о поцелуе. Она думала, что губы его будут нежны, а лобзания сладки. Но эти поцелуи были дикими и почти болезненными. Она старалась высвободиться из его объятий, но как только ей удалось запрокинуть голову, она ощутила эти жгучие поцелуи на шее. И вдруг… вдруг ей расхотелось вырываться. Она громко застонала, запустив пальцы в его густые, до плеч, темные волосы. Ведомая каким-то наитием, она уже отвечала на его поцелуи. Она чувствовала на спине его руки, пальцы ласкали кожу, обжигали… Она прильнула к нему всем телом и страстно зашептала на ухо:

– Возьми меня! Я не боюсь! Возьми меня!

…Он вот-вот упустит вожжи. Если это случится, он не сможет вышколить Зейнаб. Он хочет ее. Хочет так, как никогда и никого прежде не хотел, но это случится тогда, когда он посчитает нужным. Он, а не она! Рабыня Страсти должна повиноваться своему господину по первому же его знаку…

Разомкнув объятия, Карим бросил девушку животом себе на колени и несколько раз с силой шлепнул по попке.

– Ты непокорна, Зейнаб! – бранился он. – Если бы ты принадлежала мне, я бы привязал тебя за руки к специальным колоннам для бичевания – ты их еще увидишь – и задал бы тебе добрую порку! Сегодня ты не будешь спать подле меня. Ступай сейчас же и ложись у моих ног, ты, похотливая лиска!

– Но ты отвечал на мои поцелуи! – разозлилась она. Шлепки причинили ей боль, но она не расплачется, словно глупое дитя…

– Повинуйся мне, Зейнаб! – В голосе уже звучала угроза.

– Я буду спать на полу, – не унималась она.

– Ты будешь спать там, где я велю! У меня в ногах! В этом доме есть комната для наказаний, я уверен. А у кнута есть особый наконечник, который не оставит отметин на коже. Тебя никогда не привязывали между двух столбов и не хлестали бичом, Зейнаб? Мне говорили, что боль при этом воистину мучительна. Если ты тотчас же не подчинишься, я потребую, чтобы Донал Рай приказал слугам выпороть тебя. Двадцать плетей – думаю, неплохо для начала. Ты должна научиться послушанию. Полнейшая покорность – вот одна из основных добродетелей хорошей Рабыни Страсти. А из моего дома не вышло еще ни одной негодной рабыни! Теперь иди и ложись у моих ног.

Будь поблизости кинжал – она заколола бы негодяя! Вместо этого она покорно отползла в изножье постели. Угрозы все еще звенели у нее в ушах. А взгляд Карима неопровержимо свидетельствовал, что он не шутит. Он и вправду прибьет ее, если она не покорится!

– Ненавижу тебя! – прошипела она, сверкая от ярости глазами.

– Вот и хорошо, – сказал он. – Мне не нужна твоя любовь, Зейнаб. Полюби того, кого Судьба назначила тебе в повелители, но не меня. Меня же ты станешь уважать за то, чему я научу тебя. Учись прилежно и будешь любима могущественным калифом. Если это случится, мой цветочек, у тебя будет райская жизнь. И тогда ты вспомнишь меня добрым словом. А теперь спи. Ты очень быстро преодолела глупые страхи – и я удовлетворен. А поутру мы начнем заниматься всерьез.

И через каких-нибудь две минуты он ровно задышал. А Зейнаб лежала, свернувшись калачиком у его ног, и внутри у нее все кипело. О нет, она вовсе не боялась его! Он доказал ей, что страсть и вправду существует, что мужчине вовсе не нужно быть жестоким с женщиной на ложе любви. И за это она благодарна ему, но как он ранил ее гордость, когда отшлепал ее, словно непослушное дитя! А она уже начинала было думать, что по-настоящему ему нравится… Теперь же совершенно ясно, что он оказывает дружескую услугу Доналу Раю – и не более. Ну что же, она еще покажет этому Кариму-аль-Малике! Она станет самой восхитительной Рабыней Страсти, которая когда-либо выходила из его рук. А когда она ею станет, то жестоко отомстит! Она заставит его полюбить ее и телом, и душой! Ну а когда это случится, она простится с ним и с легким сердцем отправится к кордовскому калифу. А сердце Учителя Страсти – если у этого непостижимого существа вообще есть сердце – будет разбито! Она не станет тосковать по нему и с радостью будет сознавать, что он чахнет по ней и казнит себя за то, что своими руками научил ее тому, за что она стала любимицей калифа. Зейнаб мрачно улыбалась во тьме. все-таки она истинная дочь Сорчи Макдуфф! Месть ее будет достойна кельтской женщины!

Когда настало утро, Зейнаб вела себя так, словно между ними вечером ничего не произошло.

– Доброго утра, мой господин! – ласково приветствовала она Карима.

Он ответил на нежное приветствие и прибавил невозмутимо:

– Сегодня мы приступим к изучению мужского тела – пока лишь при помощи рук. Пойдем в баню – мы с Эрдой покажем, как тебе следует купать своего господина.

– Как прикажет мой господин, – ответствовала девушка.

Он пристально поглядел на нее:

– Похоже, ты все осознала. Даже удивительно!

– Мне плохо спалось нынче ночью, – кротко сказала Зейнаб. – И у меня было время хорошенько обо всем подумать… Я хочу понравиться калифу, мой господин. Донал Рай был очень добр ко мне. И его дар калифу должен снискать ему расположение владыки. А если я буду плохо себя вести, то причиню ему вред.

Все это звучало вполне разумно. И все же это подозрительно… Чересчур разительная перемена произошла в ней за одну ночь. Она умна – это он уже знал. Просто совершенно неопытна, и, похоже, в детстве ее не приучили к послушанию. Она привыкла быть своевольной, но, может быть, впервые наказав ее, он разом выбил из нее упрямство? Ну-ну…

Они отправились в королевство Эрды. Старуха уже поджидала их. Эрда была прекрасной банщицей, а Зейнаб способной ученицей. Она старательно копировала действия Эрды, тщательно водила скребком по телу Карима, потом сполоснула его теплой водичкой… Подражая Эрде, она грациозно запустила ручку в алебастровый кувшин с мылом, растерла ароматную жидкость по широкой груди Карима, покрыв все его тело воздушной пеной. Ее нежные ладошки скользили по его мускулистой спине…

– Сегодня у меня все кости ломит, Зейнаб, – заохала Эрда. – Преклони колени, девочка, и вымой ноги Кариму-аль-Малике, но помни: каждый палец нужно мыть отдельно.

Когда Зейнаб справилась с заданием и подняла голову, взгляд ее неожиданно уперся прямо в его мужское достоинство. Ошарашенная, она лишь вопросительно взглянула на учителя.

– Действуй с нежностью. – В этом и заключался весь инструктаж, но его в сапфировых глазах плясали чертенята.

– Да, мой господин, – кротко ответствовала Зейнаб. – Вещь невелика, я справлюсь быстро, – прибавила она невинно.

Эрда даже крякнула, но старуху позабавила эта скрытая насмешка. «что-то между ними эдакое происходит! – думала она. – Вот только что именно?»

Зейнаб тем временем намыливала член Карима-аль-Малики и его «тайник жизни» своими легкими пальчиками. Она нежно массировала член, зачарованно наблюдая, как он увеличивается в длину и ширину. Это и впрямь было удивительно, но на прелестном личике девушки не отразилось ни восхищения, ни страха. Когда же член стал совершенно каменным и поднялся вверх, Зейнаб как ни в чем не бывало встала и, протянув руку к ближайшей чаше, до краев наполненной водой, сказала:

– Позвольте мне ополоснуть вас, мой господин, мыло, должно быть, жжет нежную кожу…

– Зейнаб!!! – раздался предостерегающий крик старухи, но девушка уже окатила Карима-аль-Малику с головы до ног. – Это же холодная!..

Долгое время было тихо – слышались лишь мирное журчание фонтана да звук падающих на мраморный пол капель…

– О Бо-о-о-же… – тихо и растерянно протянула Зейнаб. Предмет мужской гордости Учителя Страсти Карима-аль-Малики тотчас же съежился и скрылся в потайных складках.

…Она сделала это нарочно, размышлял он. Ну конечно же! Это отмщение за вчерашнее его рукоприкладство.

– О господин мой, простите! – молила Зейнаб. – Я уверена была, что в чаше теплая вода. Эрда всегда заранее все подготавливает. Я думала…

– Но, курочка моя, разве я не просила тебя это сделать? – укоризненно воскликнула Эрда, указывая на кувшин с горячей водой. – Боюсь, ты позабыла…

– Глаза мои были ослеплены мужской мощью моего господина. Ведь я всего лишь невежественная северная дева… – И, не тратя попусту слов, она ополоснула все его тело, но на этот раз приятной теплой водицей.

…Еще бы! Разумеется, это злой умысел. Карим опасался, что все-таки придется прибегнуть к порке, – и в то же время уже был совершенно уверен, что это будет лучшая Рабыня Страсти, непревзойденная гурия, его гордость!..

Ласково улыбаясь, она за руку подвела его к бассейну.

– Вам уже лучше, господин мой? – заботливо спросила она.

– Рыжая хитрая лиска! – тихо произнес он.

– Да, мой господин… – столь же тихо ответствовала она.

– Ты схватываешь все на лету, – сказал он. – Ты прекрасно меня вымыла, совершив лишь один мелкий промах. Не повторяй впредь подобной ошибки, Зейнаб, иначе отведаешь моего кнута. Больше предупреждать не стану, мой цветочек…

– Как прикажет мой господин, – кротко прошептала Зейнаб, опустив золотые ресницы, но скромность была явно показной.

…Она объявляет ему войну. Тут он понял это совершенно отчетливо. Внешне она будет покорной, а душой не покорится никогда! Вызов брошен… Но Карима это лишь раззадорило. Он приручит ее, не сломив, однако, духа девушки. Ведь сломленная, она будет лишь одной из прекрасных ликом и телом жемчужин гарема, но долго там не протянет… Нет, она должна быть сильна и в то же время уметь склоняться. Полно, да возможно ли такое?…

Они вернулась в свою спальню. Надевая верхнее платье, Карим сказал:

– Мне нужно в гавань – проследить, как идет погрузка товаров в трюмы «И-Тимад». Прикажи Оме принести тебе что-нибудь перекусить. Отдохни хорошенько – днем я вернусь, и мы продолжим уроки.

Проводив его, Зейнаб откинула крышку сундука с одеждой, но обнаружила, что он пуст.

– Ома! – позвала она.

Девушка тотчас же появилась из смежной комнаты. На ней был надет странный чужеземный наряд, а другой, подобный ему, она перекинула через руку.

– Донал Рай велел служанкам подогнать для нас по фигуре кое-что из нарядов его матери. Это одеяние называется «кафтан», его носят все женщины в Аль-Андалус. Господин говорит, что нам пора привыкать к мавританскому платью. Вот, надень. Ну не прелесть ли?

Кафтан был сшит из небесно-голубого шелка. Воротник оказался довольно высок, но грудь при этом оставалась почти открыта – странной формы вырез был украшен серебряным шитьем, как и края длинных и необыкновенно широких рукавов. Зейнаб надела платье через голову, вздрогнув от наслаждения при ласковом прикосновении шелка к телу.

– Как красиво… – задумчиво сказала она.

– А теперь я принесу что-нибудь поесть, – засуетилась Ома.

– Давай-ка поедим на воздухе, в саду, – предложила госпожа, и служанка радостно согласилась.

Карим-Аль-Малика сидел в своей каюте на борту «И-Тимад» в обществе своего верного товарища и тщательно обдумывал дальнейшие действия, необыкновенно забавляя этим Аллаэддина.

– Никогда прежде не было такого, чтобы женщина поставила тебя в тупик, тебя!.. – хмыкнул Аллаэддин. – Признаюсь, эти северные девы совершенно особенные. Малютка Ома пусть и девственница, но уж никак не дурочка!

– Они чересчур независимы, – медленно и задумчиво произнес Карим. – Не поручусь, что такая женщина вообще способна стать хорошей Рабыней Страсти. Никогда прежде не встречал такую… А что, если она вообще не поддается выучке?

– Она сопротивляется тебе? – с любопытством спросил Аллаэддин.

– Да – и в то же время нет… – последовал ответ. – Она стряхнула с себя давящий страх перед страстью, но ей трудно, а может, и невозможно научиться повиновению. Я в растерянности, друг, и не знаю, что мне делать с ней. Будь это любая другая, я исполосовал бы ее кнутом. Я даже собирался было выпороть Зейнаб, но ее нельзя унижать.

– Чего она от тебя хочет? – с присущей ему проницательностью спросил Аллаэддин.

Карима озадачил этот вопрос, но все же он признался:

– Она хочет, чтобы я овладел ею, но еще к этому не готова…

– Отчего же? – возразил Аллаэддин. – Это ведь не девственница – ею дважды грубо воспользовались. Теперь ты доказал ей, что мужчина вовсе не обязательно жестокое животное, что он может дать истинное наслаждение, будучи нежным… Она возбуждена и жаждет продолжения. Не будешь же ты в самом деле обращаться с ней, словно со слезливой девой-недотрогой! С непорочной тебе и впрямь следовало бы неделями маяться, осторожно подводя к тому моменту, когда ты уничтожишь ее девственную преграду, подготавливая ее для нового властелина, шаг за шагом вводя в мир чувственных наслаждений, Зейнаб же не знает любви. Над ней надругались. В ее сознании прочно укоренилось, что, когда мужчина совокупляется с женщиной, он причиняет ей боль и унижение… Ты же своими умелыми действиями показал ей, что бывает и по-другому. Прежде чем продолжать, ей необходимо доказательство, которое предоставить можешь только ты, отпустив узду своей страсти. Ты должен стереть из ее памяти все те жестокости, которым она, по воле Судьбы, подверглась, если, конечно, хочешь, чтобы девушка шла тебе навстречу. Поручиться могу, что если ты совершишь с нею на ложе акт страстной любви, то она станет столь же кроткой голубицей, как и любая другая на ее месте… Ну полно, Карим, не учили же тебя в самаркандской Школе Учителей Страсти такому ослиному упрямству! Ты ведь гораздо лучше меня знаешь, что все женщины разные. Что каждая – это нечто в своем роде. И следует хорошенько поразмыслить, чтобы понять, с какой стороны подойти…

– Может быть, я боюсь… – сказал вдруг Карим.

– Боишься? Ты? Да не может того быть! – воскликнул Аллаэддин.

– Я все время вспоминаю Лейлу…

– Я тоже помню Лейлу, – ответил Аллаэддин-бен-Омар. – Она была красивой, но вся словно туго натянутая тетива… или нет… как берберийская племенная кобылица, взнузданная для того, чтобы принять страсть дикого жеребца. Любой мало-мальски смышленый человек сразу понял бы, что она не годится в Рабыни Страсти. Любой, но только не этот глупец, который, движимый похотью, ее купил… А потом… потом ему показалось мало дивно прекрасной рабыни. Он возжелал Рабыню Страсти! Ведь, как мне помнится, он был другом твоего отца? Не отвечай! Будь это не так, ты в жизни не взялся бы за нее! Может быть, ты уже многое позабыл, но я все отчетливо помню. Ты отнекивался, но твой отец умолял тебя оказать своему другу эту милость. Ты сдался. И естественно, девица влюбилась в тебя, ведь выбирать она не могла, а тот старик, что был ее хозяином, в подметки тебе не годился. В том, что потом произошло, не было твоей вины, Карим. Эта же девушка совершенно другая. У нее светлая голова и отважное сердце. Дай ей изведать вкус истинной страсти, и ты победишь, Карим. Могу поклясться!

– Может, ты и прав… – задумчиво протянул капитан. – Может быть, когда покров тайны будет сорван, она уймется и станет прилежной ученицей. От ее успеха у калифа зависит благосклонность владыки не только к Доналу Раю, но и ко мне. А это обрадует отца… – Карим умолк и задумался.

Аллаэддин-бен-Омар лукаво прищурился:

– Как, ты еще здесь, мой капитан? Поспеши к этой упрямице и дай ей сполна все то, о чем она просит! Я присмотрю за кораблем.

– А ты сам, Аллаэддин-бен-Омар? Продолжаешь соблазнять маленькую Ому? Она премиленькая.

– Я взнуздаю ее еще до отплытия, мой капитан, – усмехнулся первый помощник. – А потом начну объезжать. Я буду у нее первым и хорошо обучу ее, поверь…

Карим-Аль-Малика встал, подхватил свой плащ и накинул на широкие плечи.

– Будь ласков и нежен с девушкой, – дружески посоветовал он. – Я не хочу, чтобы она была несчастна – это огорчило бы Зейнаб. Девушки очень близки, поэтому я хочу, чтобы обе были довольны жизнью, друг мой. Помни, что хоть ты и человек с большим опытом, но с девственницами тебе сталкиваться не приходилось – по крайней мере я этого не помню… А к ним следует подходить только с добром и лаской и ни в коем случае не грубо!

– Я не обижу малютку! – пообещал Аллаэддин. – Просто пошире раскрою на мир ее прелестные глазки и, конечно же, протопчу потаенную тропинку… – Он ухмыльнулся. – Но я ни к чему не стану принуждать ее, мой капитан.

– Вот и чудесно!

Капитан с другом вышли на палубу.

– Проследи, чтобы нынче же все связки кож погрузили на борт, и удостоверься, что ни одна из них не порвана. Проверяй все по очереди. А все разодранные или порченые отбрасывай и возвращай торговцу. Учти, меня не будет до завтрашнего дня!

Первый помощник кивнул.

– А тебе желаю торжества победы! – Черные глаза его озорно блеснули.

– Увидим… – откликнулся Карим. – Эти девы Аллоа в лучшем случае непредсказуемы, а в худшем – дики и необузданны. Увидим.

Он сошел по сходням на берег и направился вдоль по улице к дому Донала Рая, где бывшая Риган Макдуфф, а отныне Зейнаб поджидала его появления.

Карим-Аль-Малика нашел обеих девушек в садике. Ома почтительно поклонилась и тотчас же вознамерилась удалиться, чтобы не мешать госпоже. Но Карим остановил служанку, придержав ее за локоть. Как ни любил он своего друга Аллаэддина, но все же не хотел, чтобы малышка посчитала, что если она отвергнет домогательства бен-Омара, то кого-то этим прогневит.

– Аллаэддин-бен-Омар ухаживает за тобой, Ома, – начал он. – И если вдруг он сделает нечто неприятное для тебя или же просто напугает, тебе нужно только остановить его. Он покорится. Ведь Аллаэддин вовсе не варвар. И ты никого не рассердишь, отвергнув его домогательства.

– Благодарю вас, господин, – отвечала Ома, – но я вовсе не боюсь этого вашего друга-великана… Хоть он и брав, и охоч до женщин, но сердцем мягок.

Девушка вновь шаловливо улыбнулась, поклонилась и оставила Карима наедине с Зейнаб.

– Ты воистину добр, Карим-Аль-Малика, – тихо сказала Зейнаб, радуясь тому, что подругу не постигнет ужасная участь.

Он лишь хмыкнул:

– Поначалу я боялся за малютку – теперь же склоняюсь к тому, что мне следует опасаться за моего друга Аллаэддина-бен-Омара…

Зейнаб рассмеялась:

– Ома сметлива и тверда, но она очень добрая девочка. Она жаждет изведать страсти – ну, мне так кажется… Думаю, твой друг достигнет с ней успеха, ведь и он ей приятен. Но лишь в том случае, если предпримет решительные шаги не тогда, когда ему приспичит, а когда она будет готова.

– Да, это правда. То, что настало время страсти, определяет женщина, а не мужчина. – Его глаза пристально смотрели в аквамариновые очи. Он взял девушку за руку и вначале нежно поцеловал доверчиво раскрывшуюся ладонь, а потом тонкое благоуханное запястье. – Вчера ночью ты яростно доказывала мне, что для тебя пробил час тех страстей, для которых, по моему мнению, ты еще не созрела. Ты все еще настаиваешь? Или ты передумала, мой цветочек?

– Теперь… теперь я уже не знаю. – Зейнаб задумалась. – Прошлой ночью ты воспламенил мои чувства своими прикосновениями, и я возжаждала большего… А теперь я этого уже не чувствую. – Она попыталась было высвободить руку, но он не отпускал нежной ладошки.

– Пойдем, – твердо сказал он, уводя ее из сада. – Сейчас проверим, смогу ли я вновь воспламенить твои чувства и заставить ощутить вчерашнее…

– Может, я больше и не воспламенюсь!.. – холодно отвечала она, все еще злясь.

Карим еле удержался, чтобы не хмыкнуть в ответ на столь дикое предположение.

– Сегодняшний день станет для тебя памятным, моя прекрасная Зейнаб, – говорил он, ведя ее по лестнице в спальню. – Скорее всего ты просто не сможешь постичь ничего из того, чему я буду тебя учить, если не поймешь на собственном опыте, что же такое акт любви. Девушки, которых я до сих пор обучал, поголовно были непорочны. Они либо вообще не знали, что бывает у мужчины с женщиной, либо знали ничтожно мало. Ты же из другого теста. Ты сильно пострадала от рук двух негодяев. Но ты не знаешь, сколь сладким может быть слияние двух тел… Когда ты пожелаешь, мой цветочек, я покажу тебе, что акт любви сладок, но в нем есть также и доля безумия… Когда ты поймешь это, Зейнаб, ты быстро преуспеешь в занятиях.

– Возможно, мой господин, – милостиво допустила она.

– Теперь разоблачись, – сказал он ей уже в спальне. – Не так быстро. Кафтан чудесен. Как он попал к тебе?

– От Донала Рая. – Зейнаб, грациозно освободилась от тонкого шелка. – Он объяснил Оме, что это мавританское платье и что нам пора к нему привыкать. Оно мне нравится. Прикосновение шелка к коже куда приятнее, чем прикосновение льна или шерсти, вещи из которых я привыкла носить…

Он кивнул, соглашаясь:

– А теперь раздень меня, Зейнаб.

– Да, мой господин, – отвечала она, изо всех сил стараясь выказывать покорность. Она сняла с его плеч длинный плащ, сложила его и аккуратно повесила на спинку стула. Потом развязала тесемки у ворота белоснежной рубашки и стянула ее с мужского тела. Вдруг ей захотелось погладить его по мускулистой груди, но она сдержалась и, аккуратно сложив рубашку, положила ее на стул. Потом нежные пальчики некоторое время безуспешно сражались с тяжелой пряжкой кожаного ремня.

– Позволь, я сам.

Большие ладони на мгновение накрыли ее ручки. Зейнаб словно окатило горячей волной. Он сам снял ремень и положил на тот же стул.

– Коснись меня, – сказал он.

Девушка подняла на него непонимающие глаза.

– Мои прикосновения вчера ночью подарили тебе наслаждение, правда? А твои касания будут приятны мне. Мужчина любит ощущать на своем теле нежные руки красавицы, Зейнаб.

Видя, что она колеблется, он взял обе ее руки и приложил к своей груди. Пальчики Зейнаб робко принялись блуждать по его груди, проводя по темной растительности. К ее изумлению, волосы оказались на удивление мягкими… Осмелев, она провела ладонями по его плечам, потом по мощной спине.

– Ты очень силен, правда? – спросила она, ощупывая железные мышцы.

Тело его было таким твердым на ощупь и казалось поразительно сильным. Ладони ее оказались на стройной талии, и, уже никем не понукаемая, Зейнаб принялась стягивать с него панталоны, распуская шнурок у пояса, который почему-то никак не хотел поддаваться.

– Тебе будет удобнее, если ты встанешь на колени, – сказал Карим.

Она повиновалась, но изо всех сил старалась не смотреть туда… Девушке казалось, что она еще не совсем готова бестрепетно смотреть на мужское достоинство. Поэтому она сосредоточила внимание на его железных бедрах. Освободив тело Карима от панталон, она коснулась его тела и поразилась, насколько крепки мускулы. Отступив, она быстро поднялась на ноги, взяла панталоны, тщательно разгладила ткань и положила их на стул, где лежала остальная одежда.

– Видишь, все очень просто, правда? – С улыбкой он притянул девушку к себе, прильнув губами к ее светлым волосам.

Сердце Зейнаб бешено заколотилось. Что за сладкая тайна заключена в мужском касании, которая заставляет ее трепетать?

– А Рабыня Страсти всегда разоблачает своего господина? – спросила она, изо всех сил стараясь сохранить контроль над собой.

– Если он этого пожелает. Она купает его – этому ты сегодня училась, она одевает и раздевает владыку… Все, что бы она ни делала, должно доставлять ему наслаждение того или иного рода. Она ведь не просто наложница. Она – нечто куда большее. Она должна в совершенстве овладеть искусством испытывать наслаждение, для того чтобы господин ее уверился, что он лучший любовник на свете, даже если это и не так… Одно его касание должно обволакивать ее дурманом страсти. – Он взял ее за подбородок и взглянул прямо ей в глаза. – К тому же Рабыня Страсти никогда не теряет головы, даже когда волны страсти захлестывают обоих. Ты понимаешь меня?