Текст книги "Любовь дикая и прекрасная"

– Лгунья! – возмутилась Катриона.

– Нет, – нагло улыбнулась Фиона. – Я имела обоих – и Патрика, и Адама. Я останусь со своим Адамом. Но чтобы у тебя не было сомнений на этот счет… – И Фиона во всех подробностях описала спальню Патрика.

Не произнеся ни слова, Катриона рассталась с кузиной. Отправившись в свои покои, она облачилась в теплые замшевые бриджи, шелковую рубашку, надела сапоги на меху и тяжелый плащ, тоже с меховой подкладкой. Затем послала смущенную Эллен в конюшню, приказав, чтобы оседлали Бану.

– Но куда же вы поскачете в такое время? – возразила было служанка.

– Не знаю, – ответила Катриона, садясь на Бану. – Но когда великий граф Гленкерк возвратится из Форбза, скажи ему, что я скорее выйду замуж за самого дьявола!

Рывком повернув голову Баны, она пришпорила кобылу и поскакала легким галопом через подъемный мост в сгущавшиеся зимние сумерки.

5

Подхватив свои юбки, Эллен, спотыкаясь, побежала обратно в замок на поиски хозяина Грейхевена. Найдя его, выдохнула:

– Она ускакала, милорд! Госпожа Катриона ускакала!

Грейхевен соображал не слишком быстро, но его жена разобралась во всем сразу.

– Что случилось?

– Не знаю, миледи. Она была так счастлива, что снова оказалась в Гленкерке, и предвкушала свою свадьбу.

– Я подозреваю, – сказала Хезер, – не было ли все это притворством.

– Нет! Нет, миледи! Кат влюблена в графа, это ясно. Они были даже… – Эллен запнулась, охваченная ужасом, и прикрыла рот ладонью. Хезер поняла.

– Как долго?

– Ох, миледи!

– Как долго, Эллен?

– В первую ночь, когда мы вернулись в Гленкерк. Я нашла пятна на следующее утро. Но что-то происходило уже и на Рождество. Он не насиловал ее! В этом я уверена, миледи!

– Хочешь ли ты сказать, что граф спал с моей девочкой? – возмутился лорд Хэй.

– Ох, Грейхевен, помолчи! – прикрикнула на него Хезер. – Не столь важно, что они спали вместе. Все равно им предстоит пожениться через три дня. Эллен… что Кат делала сегодня? Куда она ходила?

– После обеда, как обычно, часок поспала. Затем отправилась в фамильный зал со своей вышивкой. Графа не было весь день, так что они не могли поссориться.

Отыскалось несколько человек, которые разговаривали с Катрионой или видели ее после обеда. Все – и Мэг Лесли, и ее дочери, и Эйлис Хэй с двумя служанками – в один голос уверяли, что девушка выглядела веселой и находилась в приподнятом настроении.

– Что же могло испугать ее? – задумалась Мэг.

– Она не казалась испуганной, миледи, – поправила Эллен. – Была бодра и оживленна.

Во дворе послышался цокот копыт и лай собак: граф и его братья возвращались из Форбза, куда ездили вчетвером заключать брачное соглашение между Изабеллой Форбз и Майклом Лесли. Со смехом и шутками они вошли в фамильный зал, разом остановившись перед картиной, представившейся их глазам.

– Что такое? – встревожился граф.

– Кат… – бездумно начала Хезер.

Патрик побелел.

– Нет-нет, с ней все в порядке, – поспешила заверить леди.

– Тогда что же?

– Кат в скверном настроении, племянник. И она ускакала. Не выдержали перед свадьбой девичьи нервы, – ответила Хезер, пытаясь его успокоить.

– Когда?

– Примерно час назад. После обеда она еще была здесь. Потом неожиданно отправилась в свою комнату, оделась для езды верхом и ускакала.

– Кто разговаривал с ней? И откуда вы знаете, когда она уехала?

Хезер объяснила, а затем повернулась к Эллен, чтобы та поведала все что знала.

– Она ворвалась ко мне в спальню, милорд. Кричит: «Элли, отправляйся на конюшню и вели седлать Бану». – «Миледи, – говорю я, – уже поздно, и солнце близится к закату». – «Делай как тебе велят!» – приказала она. Боже мой! Я растила ее с младенчества, и никогда прежде Кат со мной так не разговаривала. Когда она садилась на лошадь, на ней была старая одежда для верховой езды. «Элли, – говорит, – скажи великому графу Гленкерку, что я скорее выйду замуж за самого дьявола!» И ускакала. А я сразу побежала к миледи Хэй и все рассказала.

Патрик Лесли стиснул зубы. Его глаза сузились.

– Кто-то, наверное, расстроил ее, – процедил он.

– Кого расстроил? – спросила Фиона, входя в зал. – Боже, что здесь происходит?

Не повышая голоса, Патрик спросил:

– Ты видела Кат сегодня после обеда?

– Да, она вышивала.

Граф посмотрел на брата. Адам решительно взял свою будущую жену под руку и увел ее в библиотеку. Испуганная Фиона предстала перед обоими Лесли.

– Что ты сказала Кат, дорогая кузина? – ледяным голосом обратился к ней граф.

– Ничего, Патрик. Я ничего не говорила! Клянусь! Мы разговаривали о наших девичьих делах.

Адам схватил свою нареченную и, бросив ее поперек стула, провел кнутовищем по спине. Фиона завизжала от боли и попыталась увернуться, но Патрик придержал ее за тонкую белую шею, не дав подняться.

– Слушай, кузина, – проговорил граф сердито, – любит тебя Адам или нет, но сейчас он по моему приказанию забьет тебя до смерти. Что ты сказала Катрионе?

– Я сказала, что ты спал со мной. – Всхлипывая, Фиона передала им весь разговор.

– Сука! – выругался Патрик. – Я столько времени потратил, чтобы завоевать доверие Катрионы, а ты сгубила все за три минуты!

Хлопнув дверью, он вышел из комнаты. Адам посмотрел на Фиону сверху вниз.

– Я предупреждал тебя, любовь моя, что, если будешь озорничать, я тебя накажу.

Он поднял руку, и Фиона услышала свист кнута, который тут же опустился на ее спину.

– Не надо, Адам! – закричала несчастная, но жених был безжалостен. Он бил и бил невесту, пока та не упала в обморок.

А Гленкерк действовал быстро и решительно. Его любимому жеребцу после поездки в Форбз требовался отдых, поэтому Патрик приказал оседлать своего второго любимца – Дерга. Он позволил сопровождать себя только одному брату Эллен – Коноллу Мор-Лесли. Перед отъездом граф побеседовал с матерью, с теткой Хезер и с Адамом.

– Бог знает, куда она поскакала. Может быть, мне придется разыскивать ее не одну неделю. Но свадьбу отменять слишком поздно, поэтому, Адам, вы с Фионой поженитесь вместо нас.

Он внимательно посмотрел на брата.

– Ты все еще хочешь эту суку?

– Да, брат. Фиона – скверная кошка, но, думаю, теперь она будет вести себя прилично.

– Хорошо! Скажи гостям, что невеста подхватила корь и заразила жениха. Это предотвратит скандал.

– Патрик, сын мой! Будь поласковее с Катрионой! – взмолилась Мэг. – Она молода и невинна, а Фиона страшно огорчила ее злой ложью.

– Мадам, – холодно ответил Патрик, – Катриона делила со мной ложе почти уже две недели. Я обращался с ней нежно и никогда не принуждал ее. Она даже не захотела высказать мне все в лицо, а сразу посчитала меня виновным и бежала. Я не прощу ей такое недоверие. Я найду ее, верну и женюсь, как и предполагалось ранее. Но прежде еще последую примеру Адама и побью ее так, что она не сможет садиться целую неделю.

Несколько минут спустя граф Гленкерк вместе с Мор-Лесли проскакали галопом по подъемному мосту. Ночь была холодная, но светлая: луна освещала им дорогу. Сначала они направились в Грейхевен, ибо Патрик подозревал, что Катриона сбежала домой. Однако там ее не оказалось. Преследователи повернули своих коней на Сейтен, но и здесь их ждало разочарование. Патрик и Конолл подождали до утра и начали тщательно прочесывать местность.

Но Катриона как сквозь землю провалилась. Ее никто не видел.

Пришел День святого Валентина, и Адам Лесли женился на своей вдовствующей кузине леди Стюарт. Гости втихомолку посмеивались, слыша, что граф и его невеста заболели корью. «Какая удача, – перешептывались они, – что у Лесли наготове имелась другая обрученная пара, и празднества не пришлось отменять».

Это был прекрасный пир. Однако новая леди Лесли выглядела усталой и подавленной. Разглядывая своих гостей с главного стола, Фиона думала: «Что бы они сказали, если бы узнали о настоящей причине моей бледности». Ибо последние три ночи Фиона провела привязанной к стулу, наблюдая, как Адам занимался любовью с очень хорошенькой, но совершенно ненасытной крестьянской девкой. Мученица попыталась было закрывать глаза, но даже звуки, доносившиеся с кровати, все равно оказывались непереносимыми. Зачарованная, она смотрела, как исполинский член Адама погружался в корчившуюся девицу, как выходил обратно. Ее собственное желание нарастало, душу и тело охватывала жестокая боль, и в последнюю ночь она вообще думала, что сойдет с ума.

Сегодня утром, однако, Адам сказал, что время наказания истекло. Фиона поклялась, что больше никогда не причинит зла своей кузине, и пообещала, что, когда Катриона будет найдена, она извинится и скажет ей правду. Удовлетворенный Адам улыбался: он знал, как обращаться со своей девкой.

Но Катриону никак не могли найти. Февраль уступил место марту, март – апрелю, а долгожданного известия все не было. И тут Эллен, отправившаяся в Крэнног навестить своих родителей, неожиданно обнаружила, что ее госпожа живет у них! Бежав из Гленкерка, Катриона направилась прямо к Рут и Хью Лесли. Рут, которой было за шестьдесят, немедленно согласилась спрятать девушку. И хотя семидесятилетний Хью выказал меньшую охоту, жена убедила его, что их давно умершая хозяйка одобрила бы этот шаг. Эллен изумилась.

– Конечно же, соседи о чем-то подозревают, – предположила она.

– С чего это? – ответила Рут. – Они же никогда не видят Катриону. Каждую ночь она для упражнения ездит верхом на Бане, но это только часок; а кроме этого она совсем не выходит из дома.

– Мама, Кат не может оставаться здесь бесконечно. Она сказала вам, почему убежала?

– Да! Эта мерзкая Фиона! Еще когда она была ребенком, я знала, что из нее вырастет что-то гадкое.

– Так и случилось, мама. Очень гадкое. Настолько, что она довела госпожу Кат до такой ярости, что та убежала из дому. Но Фиона солгала, и госпожа напрасно ускакала, не попросив объяснения у лорда Гленкерка. Граф обижен, что Катриона могла так плохо о нем подумать. Однако он любит ее и все еще хочет сделать своей женой.

– Хорошо. – В голосе Рут звучала мудрость, унаследованная ею от покойной хозяйки. – Тогда мы должны сделать так, чтобы он ее нашел. Но не здесь.

– Значит, А-Куил, мама. В горах над Лох-Сайтен. Ее бабушка, Джин Гордон, получила тамошний дом в приданое, а теперь он принадлежит госпоже Кат.

– Насколько он велик и в каком состоянии?

– А-Куил небольшой и уединенный. Дом построен из камня, с шиферной крышей. К свадьбе его подновили. На первом этаже – гостиная, на втором – спальня. Имеется кухня и еще небольшая конюшня с двумя комнатками на чердаке. Вот, пожалуй, и все.

– Подходит, – сказала Рут. – А сколько туда ехать верхом?

– Добрый час.

Рут улыбнулась.

– Я уговорю госпожу Катриону поехать туда, а затем отправлюсь в Гленкерк и извещу графа. Там тихо и спокойно, и они наедине разрешат все свои недоразумения.

Рут так и сделала. Убедив девушку, что летом ей следует побольше бывать на свежем воздухе, и заверив, что А-Куил достаточно удален от Гленкерка, женщина отослала беглянку в горы. Эллен заранее поехала проветрить дом и сделать запасы пищи. Служанка попросила у своей молодой госпожи разрешить пожить вместе с ней, и Катриона, чувствовавшая себя одиноко, согласилась.

А-Куил стоял в сосновом лесу, высоко на утесе, откуда далеко внизу виднелись Гленкерк, Сайтен и Грейхевен. Место было тихим и укромным. Несколько дней все еще не успокоившаяся Катриона бродила по лесу, росшему вокруг дома. Ночью она спала глубоким сном в большой просторной спальне, а Эллен устраивалась неподалеку в низенькой кроватке на колесиках. Так прошло больше недели, и девушка начала чувствовать себя в безопасности.

Но вот однажды вечером разразилась страшная буря, загнавшая Катриону и Эллен в спальню. Разведя в камине огонь, они поужинали тостами с сыром и выпили слегка крепленого сидра. Ни та, ни другая не обращали внимания ни на молнию, зловеще сверкавшую над ними, ни на грозные раскаты грома. Внезапно дверь распахнулась, и Эллен в ужасе закричала. Широкими шагами вошел граф.

– Твой брат на кухне, Эллен. Найдется ли в доме место, где вы могли бы спать оба?

– Чердак над конюшней, милорд.

– Тогда беги.

– Нет! Не оставляй меня с ним, Эллен!

Эллен беспомощно смотрела на свою госпожу.

Граф мягко взял служанку под руку и вывел за дверь.

– Не подходи к этой комнате, если только я не позову тебя. Понятно?

– Да, милорд.

Дверь за женщиной плотно закрылась, и она услышала, как с грохотом задвинули засов. Спустившись по лестнице, Эллен увидела брата и повела его в чердачные комнаты над конюшней.

– Он очень сердит на нее, Конолл?

– Да, – спокойно ответил брат. – И будет ее бить.

– Никогда! – выдохнула Эллен. – Он же с ума по ней сходит!

– И все равно, – ответил Конолл, – будет ее бить, и правильно сделает. Убежав от него, она поступила, как блудливая девка. Если граф с самого начала не станет хозяином в собственном доме, то у него всегда будут с ней нелады. Зачем мужчине такой брак?

– Если бы мы с мамой знали, что госпоже Кат будет больно, то не позволили бы графу найти ее.

– Сестра, – терпеливо, словно ребенку, втолковывал Конолл, – он не причинит ей сильной боли. Просто задаст трепку, чтобы помочь исправиться.

Эллен покачала головой. Она знала Катриону Хэй лучше, чем все остальные, потому что сама вырастила ее. Графу предстояло узнать, что, побив свою невесту, он не укротит ее.

6

Катриона рассерженно смотрела в лицо графу Гленкерку. Он аккуратно развесил свой мокрый плащ на спинке стула у камина и снял сырую льняную рубашку.

– Мои сапоги, Кат! – Это были первые слова, которые Патрик сказал ей.

– Отправляйся к дьяволу! – огрызнулась Катриона.

– Мои сапоги! – Его золотисто-зеленые глаза сузились и засверкали недобрым блеском.

Сердце девушки дико забилось. Она встала на колени и стянула с графа сапоги. «Я не боюсь его», – подумала Катриона. Но почему так сжималось ее сердце?..

Патрик грубо схватил невесту за длинные волосы и, обернув их вокруг руки, притянул девушку лицом к себе. Взяв другой рукой верх ее рубашки, он разорвал ткань от горловины до подола и отбросил лохмотья в сторону.

– Я предупреждал, что если ты когда-нибудь ослушаешься, то побью тебя.

И прежде чем Катриона смогла возразить, Патрик толкнул ее на кровать и безжалостно опустил кнутовище ей на спину. Дрожа от боли и возмущения, она закричала и попыталась вывернуться, но граф, удерживая девушку, оставил на ее попке еще несколько красных рубцов и только тогда остановился. Отбросив кнутовище, он забушевал:

– Вы заставили меня несколько месяцев бегать за вами, мадам! Если бы Адам не согласился немедленно жениться, мы оказались бы в неудобном положении перед всеми родственниками и всей округой. Ты довольна, что Фиона заняла почетное место на нашей свадьбе?

Перевернувшись, Катриона проворно села и обратила к нему дерзкое лицо, залитое слезами.

– Ты ублюдок! – завопила она. – То, что ты совал мне между ног, ты совал и ей! Я не прощу тебе этого! Никогда!

– Сучка! – закричал Патрик в ответ. – Как ты могла ей поверить?! Я никогда не спал с Фионой. Однажды она ждала меня в моей спальне, но Адам был со мной. Он сох по ней много лет, поэтому в ту ночь я спал в его комнате, а он наслаждался с ней. Никогда я не спал с этой дьяволицей!

– Почему я должна тебе верить? Вы, ублюдки, шляетесь по всему округу. Фиона сказала, что могла иметь любого мужчину, какого только хотела, а потом в точности описала твою спальню. Что я должна была думать?!

– Почему ты веришь ей больше, чем мне? – спросил он. – Как могла ты спать со мной и не верить, что я люблю тебя и не сделаю ничего такого, что причинит тебе боль?

– Лгун! Ненавижу тебя! Убирайся из моего дома!

– Твоего дома? Твоего?! Нет, Кат, этот дом – часть приданого, которое твой отец дал мне вместе с тобой. Он принадлежит мне, как принадлежишь и ты.

Граф толкнул невесту обратно на постель и склонился над ней.

– Ты – моя собственность, Катриона, так же как и Гленкерк, как и мои лошади, и мои собаки. Ты – это что-то для моего удовольствия. Ты – вещь, на которой я буду выводить сыновей. Понимаешь?

Катриона замахнулась. Уловив стальной блеск, Патрик извернулся и схватил ее за запястье. Вырвав у Катрионы небольшой нож, он ударил ее по лицу.

– Фокусы блудной девки, голубка! Ты этого хочешь? Чтобы с тобой обращались, как со шлюхой?

– Лучше я буду шлюхой, чем твоей женой, Гленкерк! Ни один мужчина не станет владеть мной! Ни один!

Граф засмеялся.

– Славные слова, девица. Однако, поскольку ты выказала интерес, то я могу обучить тебя некоторым фокусам настоящих шлюх. Ты еще не столь расторопна в постели. Мало опыта. Но я исправлю это упущение в ближайшие недели.

– Что ты имеешь в виду? – Ее сердце безудержно забилось.

– А вот что, дорогая моя. Пока я не засажу тебе в живот ребенка, домой в Гленкерк ты не поедешь. Я, конечно, не могу быть уверен, что ты непременно выйдешь за меня замуж. Но когда в твоем чреве вызреет мой сын, то у тебя не будет другого выбора, так ведь?

Стоя, он быстро спустил свои короткие штаны, а затем снова бросился на нее. Губами он нашел ее рассерженный рот и безжалостно впился в него. Скользнув Катрионе промеж ног, граф закинул их себе на плечи и спрятал голову между ними. По мере того как бархатистый язык графа ласкал и щупал ее, вопли ужаса постепенно переходили у девушки в звуки пристыженного желания.

– Патрик! Патрик! – кричала она. – Нет! Пожалуйста! Ох, боже мой! Нет!..

Она отчаянно пыталась ускользнуть от требовательного рта, который обсасывал ее, уйти от мучившего ее языка. Но большие и сильные руки графа удерживали ее округлые бедра железной хваткой, и Патрик наслаждался, посылая по ее телу волны огня и боли. Рыдая, Катриона попыталась не позволить ему наслаждаться ее оргазмом, но он все-таки сумел дважды его добиться. Затем, посмеиваясь, Гленкерк забрался на нее и протиснулся глубоко внутрь, чтобы излиться самому. Не желая того, девушка страстно корчилась под ним. Кончив, граф откатился в сторону и сказал холодно:

– Это, дорогая моя, был урок номер один.

Девушка отползла на угол кровати и молча плакала. Ее плечи тряслись от унижения. Патрику очень хотелось схватить строптивую суженую в объятия и утешить ее, но он был убежден, что малейший признак мягкотелости с его стороны все погубит. Не желая ломать ее дух, он, однако, хотел быть хозяином в собственном доме.

Но Катриона была слишком неопытна, чтобы использовать те хитрые средства, какими женщина может управлять мужчиной так, чтобы тот об этом даже не догадывался. Патрик удивился бы, если бы узнал, что невеста плачет вовсе не из-за того, что он с ней сделал, а из-за того, что он взял над ней верх.

Граф снова заключил Катриону в объятия и стал играть с ее грудью.

– Нет! – возмутилась она.

Патрик, не обращая внимания, вместо ответа сжал мягкую плоть ладонью.

– Боже, – прошептал он, приблизив свое лицо. – Боже, ведь у тебя самые нежные соски, какие я когда-нибудь видел.

Руки графа ласкали трепещущий живот возлюбленной, но едва он двинулся дальше вниз, как девушка вскрикнула:

– Нет! Больше нет!

Улыбаясь, он приподнялся на локте и посмотрел на невесту. Рука протиснулась у нее между ног, и пальцы двигались, не переставая.

– Разве тебе не понравился первый урок, голубка?

Извиваясь, она попыталась отползти.

– Когда я скажу своему отцу, что ты меня изнасиловал, он убьет тебя.

– Нет, моя ласковая. Он благословил меня делать с тобой все, что захочу. Лорд Хэй знает, что в конце концов я выполню свое обязательство и женюсь на тебе. Это все, что ему надо.

Катриона понимала, что Патрик прав, и это бесило ее.

Меж тем граф затянул ее под себя и целовал израненный рот до тех пор, пока она не закричала от боли. Губы Патрика стали мягкими. Бедра девушки раздвинулись от прикосновения его разбухшего члена и жадно выгибались ему навстречу.

– Боже, Кат, ты прямо голодная сучка! Сомневаюсь даже, чтобы Фиона была такой горячей.

Катриона изо всех сил колотила кулачками по его гладкой груди, но он опять засмеялся, а затем неспешно стал превращать ее сопротивление в покорность. Наконец, утомившись, он впал в глубокий сон. Поскольку в таком положении ускользнуть ей было невозможно, она тоже уснула.

В ранний утренний час Патрик разбудил Катриону и снова овладел ею. С непривычки ее молодое тело болело. Понимая это, он приволок в спальню высокий дубовый чан и поставил его перед камином. Под изумленным взглядом своей невесты он принялся таскать ковшами горячую воду, пока не наполнил чан до самых краев. Откуда-то появился кусок благоухающего мыла. Подняв суженую на руки, граф посадил ее в воду.

– Ты пахнешь борделем, – заметил он.

– Тогда ты должен чувствовать себя как дома, – парировала она.

Сорвав с кровати простыни, Патрик выбросил их в коридор и застелил постель свежим бельем, пахнущим лавандой. Затем он исчез и через несколько минут вернулся с наполненным бокалом. Катриона уже вылезла из чана и сидела перед камином, завернувшись в полотенце.

– Выпей.

– Что это?

– Сладкое красное вино со взбитым яйцом и травами.

Это было восхитительно. Сняв с нее влажное полотенце, он поднял обнаженное тело, перенес на кровать и положил на прохладные простыни, укутав пуховым одеялом.

– Спи, милая. У тебя была долгая ночь.

Патрик наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Куда ты идешь? – спросила Катриона. Но прежде чем граф успел ответить, она уже заснула.

Патрик Лесли внимательно разглядывал спящую девушку. Он размышлял о том, как сильно любит ее, вспоминал, как испугался, воображая всевозможные ужасы, когда она убежала от него. Больше он никогда не даст ей случая убегать, и, конечно же, она не узнает, каковы его истинные чувства к ней: женщин лучше держать в неопределенности. Но как ему самому вынести, если Катриона вдруг снова скажет, что ненавидит его?

Патрик принял ванну, оделся и пошел вниз на кухню. Конолл поднялся со скамейки.

– Сиди, парень, – сказал граф. – Эллен, любовь моя, положи мне миску такой же овсяной каши, которой так наслаждается твой брат.

Служанка поставила перед ним еду.

– Конолл, я хочу сегодня съездить в Гленкерк и привезти кое-какую одежду для себя и для госпожи Катрионы. Мы останемся здесь на несколько недель. Эллен, ты скажешь, что ей нужно, и я запишу.

– Я умею читать и писать, милорд, – обиженно сказала Эллен. – Если вы не возражаете, я бы предпочла сама написать леди Хэй.

– Прекрасно, Эллен, – улыбнулся Патрик. – Не сердись, цыпочка, и не ругайся. Ты же знаешь, что я люблю ее.

– Вы били ее, милорд?

– Десять ударов по ее сочному заду. В своем доме хозяином буду я, Эллен.

– Всего десять?

– Всего десять, – ответил он. – Она заслужила больше, но я милосерден.

– Да, – согласилась Эллен. – Она заслужила больше. Однако, когда она была ребенком, бить ее было бесполезно. После этого она дерзила вдвойне. – Она надеялась быть услышанной.

– Она не изменилась, – засмеялся Патрик.

Эллен написала записку, попросив леди Хэй прислать несколько смен нижнего белья, две мягкие льняные блузы, полдюжины тончайших шелковых ночных рубашек из приданого Катрионы, бархатный пеньюар, тапочки и несколько кусков ароматного мыла. Покидая Гленкерк, беглянка не забыла захватить с собой щетку и гребень для волос, а также зубную щетку, которой их всех научила пользоваться прабабка. Эллен вручила графу свой длинный список.

– Это немного, но я останусь здесь, чтобы обстирывать ее. Ноша невелика, справится один брат.

– Славная ты девушка, – похвалил Патрик и повернулся к Коноллу. – Отведи Бану обратно в Гленкерк и кобылу твоей сестры тоже. Пусть здесь останутся только две наши лошади.

– Ох, милорд, – взмолилась Эллен. – Не отбирайте у нее Бану. Кат так любит ездить верхом.

– Она получит кобылу обратно, когда мы вернемся в Гленкерк. Чем больше лошадей я здесь оставлю, тем быстрее она сможет убежать от меня. Но я постараюсь не предоставлять ей такой возможности. Мы останемся в этом доме, пока она не понесет моего ребенка. Вот тогда я заберу ее домой и женюсь на ней.

Эллен вздохнула.

– Она очень рассердится, милорд.

– Поскольку я намереваюсь здесь кормиться охотой на оленей, то сумею переждать ее гнев в лесу, – холодно ответил граф.

Катриона проснулась пополудни. Конолл только что вернулся, выполнив поручение, и, открыв глаза, она увидела Эллен, стоявшую возле небольшого платяного шкафчика.

– Что ты делаешь? – сонно спросила Катриона.

– Убираю ваши одежды, любимая моя, Конолл привез их из Гленкерка.

У Катрионы сон как рукой сняло.

– Где Патрик?

– Уехал на рассвете. Сказал, будет выслеживать оленя для нашего стола.

– Дай мне чистую рубашку и бриджи, Эллен. Хотя уже поздно, я поскачу на утреннюю прогулку.

Катриона перекинула ноги через край кровати. Эллен глубоко вздохнула:

– Не могу, госпожа, и не стоит трудиться изливать на меня свой гнев. Милорд отослал вашу Бану и мою Рыжуху домой в Гленкерк.

Катриона яростно выругалась.

– Похотливый ублюдок! Пусть знает, что, когда мне потребуется, я уйду пешком! Если он возвратится сюда, то я не останусь и на одну ночь!

– Он также приказал, – продолжила Эллен, – чтобы вы несколько дней не выходили из дома. Если вы ослушаетесь, сказал граф, можете уйти голой или в ночной рубашке. Мне приказано не давать вам другой одежды.

Катриону захлестнула волна ярости, но она подавила ее, ибо верная Эллен ни в чем не была виновата.

– Дай мне хоть что-нибудь надеть, – устало проговорила пленница, – и особо не выбирай, потому что мне все равно. Он все с меня стащит, потому что от своей шлюхи он желает только одного.

– Госпожа Кат, – ласково упрекнула ее Эллен, – граф – ваш суженый, и вы скоро станете мужем и женой. Он уже и сейчас был бы вашим супругом, если бы вы не обманулись в нем и не убежали.

– Боже, Элли! Он, значит, и тебя переманил на свою сторону?

Служанка промолчала и вручила Катрионе ночную рубашку из бирюзового шелка.

– Принесу вам что-нибудь поесть, – сказала Эллен и вышла из комнаты.

Устало и равнодушно Катриона натянула рубашку на свое пышное тело. Затем, взяв щетку, снова опустилась на кровать и стала медленно расчесывать пряди золотистых волос. Итак, он решил, что, отобрав у нее лошадь и одежду, сможет держать ее пленницей. Что ж, возможно, какое-то время он ее действительно продержит. Она выждет. Но в конце концов откроется же какая-нибудь из дверей, и тогда она снова убежит от него. Уже больше не имело значения, спал он с Фионой или не спал – хотя Катриона и была рада, что нет. Сейчас значило только то, что она не могла позволить ему завладеть Катрионой Хэй и не позволит. Никто не был над ней властелином. Пока Патрик Лесли не поймет, что она – личность, а не просто его продолжение, придется бороться с ним изо всех сил.

Неся поднос, вошла Эллен.

– Свежий хлеб, только что из печи! Полкролика поджарила на огне. Медовые соты и коричневый эль.

Катриона почувствовала голод.

– Ну, если вы так кушаете, то с вами все в порядке, – обрадовалась Эллен.

– В трудный час отказывается от еды только помешанный, – ответила Катриона. – Если мне надо придумать, как убежать от его сиятельства, то я должна поддерживать свои силы.

– Госпожа Кат! Я не знаю, почему граф терпит вас, если только вас не любит!

– Любит? Чепуха, Элли! Он полагает, что владеет мной, и ему приятно показывать свое превосходство, насмехаясь над моим телом.

Эллен пожала плечами. Она не могла взять в толк, почему Катриона так говорит. Забрав пустой поднос, она вышла из спальни, покачивая головой.

Катриона начала расхаживать по комнате. Еще вчера это было просто место, где она спала. Теперь спальня становилась ее тюрьмой. Возле дверей располагался небольшой камин, слева от него – ряд оконных переплетов, а справа находилось еще одно маленькое круглое окошечко, комната была небольшой и вмещала лишь просторную кровать с балдахином и занавесками напротив двери, низенький платяной шкафчик, стоявший возле кровати, небольшой столик у стены справа да стул у камина. На стене, неподалеку от двери, висело зеркало.

Катриона стояла у окна. Ее взору открывались часть долины, убегавшей вниз, и лес, в окружении которого стоял дом. Она увидела, что из этого леса показался Патрик. Он ехал верхом, и через седло был перекинут олень-самец. Конолл выбежал навстречу и, взвалив добычу себе на плечи, пошагал в конюшню. Граф двинулся следом. Катриона открыла дверь и позвала Эллен.

– Приготовь на кухне ванну для графа, Элли. Он только что привез оленя и вместе с Коноллом сейчас разделывает тушу. Я не хочу, чтобы он капал потом кровью по всей моей спальне.

Когда час спустя вошел Патрик, обернутый одним лишь толстым полотенцем, Катриона не смогла сдержать улыбку. Он усмехнулся в ответ:

– Видите, мадам, я исполнил ваше повеление. Подойдите же и поцелуйте меня.

Катриона робко приблизилась и, обвив шею графа руками, поцеловала его.

– Господи, сладкая ты моя, – пробормотал он, пробежав своими большими ладонями по ее телу, обтянутому шелком, и спрятав лицо на груди у любимой.

– Пожалуйста, Патрик… – прошептала она.

– Пожалуйста… что? – хрипло спросил граф.

Он увлек Катриону к зеркалу и, встав позади, нежно потянул с нее рубашку. Сильными руками он накрыл ее прелестные груди, и соски немедленно восстали.

– Посмотри на себя, Кат! Я еще только прикасаюсь к тебе, а ты уже меня жаждешь!

– Нет! Нет! – возмутилась она, крепко зажмурив глаза, чтобы не смотреть в зеркало.

Патрик ласково засмеялся и, встав к ней лицом, принялся нежно гладить ее шею, губы, веки своими губами. Потом его губы начали спускаться к груди. Граф встал на колени и, нежно, но твердо удерживая Катриону за талию, стал целовать ее живот, и чем ниже опускались его губы, тем крепче они целовали и, найдя наконец маленькую родинку, нежно прикоснулись к ней. Катриона начала тихо всхлипывать.

– Не надо, голубка, – ласково сказал граф. – Не надо стыдиться, что ты женщина и наслаждаешься этим.

– И ты с самого начала знал это? – удивилась Кат.

– Да, – ответил он, увлекая ее на пол и укладывая перед потрескивающим пламенем камина. – Знал. У меня было достаточно много женщин, и я научился безошибочно распознавать, когда им это нравится, даже если они отбиваются, словно демоны, и клянутся, что ненавидят меня.

– Ненавижу тебя, – не унималась Катриона.

Он засмеялся:

– Тогда в ближайшее время у тебя будет повод ненавидеть меня еще больше.

Граф проворно раздвинул ей ноги и всунул свой налитой мужской орган в мягкую женскую плоть. Катриона вздрогнула и попыталась вывернуться.

– Ну нет, голубка! Прошлой ночью я сказал, что ты принадлежишь мне. А что я говорю, моя сладкая Кат, от того не отступаю.

7

Промчалась весна, пришел и ушел День святого Иоанна. А граф Гленкерк все еще не выпускал свою прекрасную пленницу. Сам он часто велел седлать кобылу и уезжал в Гленкерк, куда спускаться было целых два часа, и там занимался делами своего поместья. Часто Патрик охотился, добывая пропитание для обитателей маленького дома. Но ни одной ночи он не проводил без Катрионы.