Текст книги "Искусство жить и умирать"

Ответы на вопросы

Есть ли жизнь после смерти?

Это неправильный вопрос, неправильный по своей основе. Никогда не нужно забегать вперед самого себя: очень возможно, что ты споткнешься и упадешь. Человек должен задать вопрос по делу, человек должен начинать с самого начала. Вот мое предложение: задай вопрос, более близкий к делу.

Например, ты можешь спросить: «Есть ли жизнь после рождения?» Это будет ближе к делу, потому что рождаются многие люди, но у очень немногих есть жизнь. Ты не живешь только потому, что родился. Ты существуешь, несомненно, но жизнь – больше, чем просто существование. Ты рождаешься, но пока ты не родишься заново в свое существо, ты не живешь, никогда не живешь.

Рождение необходимо, но недостаточно. Нужно нечто большее, иначе человек просто ведет растительное существование и просто умирает. Конечно, это очень постепенная смерть – ты так неосознан, что никогда ее не знаешь, никогда ее не осознаешь. От рождения до смерти… долгий прогресс смерти. Очень редко можно встретить живого человека. Будда, Иисус, Кабир – они живы. И это чудо: те, кто жив, никогда не задает вопроса: «Есть ли жизнь после смерти?» Они это знают. Они знают, что такое жизнь, и в этом знании смерть исчезает. Как только ты знаешь, что такое жизнь, смерть не существует. Смерть существует только потому, что ты не знаешь, что такое жизнь, потому что ты еще не осознаешь жизни, ее бессмертия. Ты не коснулся жизни, поэтому существует страх смерти. Как только ты узнаешь, что такое жизнь, в это самое мгновение смерть становится несуществующей.

Внеси свет в темную комнату, и темнота исчезает; узнай жизнь, и смерть исчезает. Человек, который действительно жив, просто смеется над самой возможностью смерти. Смерть невозможна; смерть не может существовать по самой природе вещей; то, что есть, останется, оставалось всегда. Это то, что не может исчезнуть. Но не теоретически; тебе придется пережить это экзистенциально.

Обычно этот вопрос остается в уме, задаешь ты его или нет, вопрос: «Что происходит после смерти?» – потому что до смерти ничего не произошло, вот откуда этот вопрос. Поскольку жизни не случилось даже после рождения, как ты можешь верить и доверять, что жизнь случится после смерти? Ее не случилось после рождения, как она может случиться после смерти? И тот, кто знает жизнь, знает также, что смерть – это другое рождение и ничего больше. Смерть есть другое рождение; открывается новая дверь. Смерть – другая сторона той же самой двери, которую вы называете рождением: с одной стороны, эта дверь известна как смерть, с другой – как рождение.

Смерть приносит другое рождение, другое начало, другое путешествие – но все это будет для тебя только рассуждениями. Это будет мало значить, пока ты не знаешь, что такое жизнь. Именно поэтому я говорю: задай правильный вопрос. На неправильный вопрос ответить нельзя, а если и можно, то только неправильно. Неправильный вопрос предполагает неправильный ответ. Я здесь не для того, чтобы помочь вам что-то узнать, не для того, чтобы помочь вам стать великими мыслителями, логиками. Целью является опыт, не философствование – и только опыт решает эту головоломку.

Ты родился, но еще не родился по-настоящему. Нужно второе рождение; тебе предстоит быть рожденным дважды. Первое рождение только физическое, второе – настоящее – духовное рождение. Ты должен прийти к тому, чтобы узнать самого себя, узнать, кто ты такой. Ты должен задать правильный вопрос: кто я такой? И пока есть жизнь, почему не спросить этого у самой жизни? Зачем беспокоиться о смерти? Когда она придет, ты можешь столкнуться с ней лицом к лицу и узнать ее. Не упускай эту возможность узнать жизнь, пока жизнь окружает тебя.

Если ты узнал жизнь, ты, несомненно, узнаешь и смерть – и тогда смерть не будет врагом, смерть будет другом. Тогда смерть не более чем глубокий сон. Снова приходит утро, и все начинается снова. Тогда смерть не более чем отдых – великий отдых, нужный отдых. После всей жизни труда и усталости человеку нужен большой отдых. В смерти он возвращается к источнику, точно как во сне.

Каждую ночь ты умираешь небольшой смертью. Ты называешь это сном; было бы лучше называть это небольшой смертью. Ты исчезаешь с поверхности, движешься в свое глубочайшее существо. Ты теряешься, ты не знаешь, кто ты такой. Ты забываешь все о мире, об отношениях, о людях. Ты умираешь небольшой смертью, крошечной смертью, но даже эта крошечная смерть оживляет тебя. Утром ты снова полон сил и энергии, снова пульсируешь жизнью, снова готов прыгать в тысячу и одно приключение, готов принять вызов. К вечеру ты снова устанешь.

Это происходит ежедневно. Ты даже еще не узнал, что такое сон; как тебе узнать смерть? Смерть – это великий сон, великий отдых после всей жизни. Она воссоздает тебя заново, делает тебя свежим, воскрешает.

Существует ли на самом деле ад?

Я слышал одну историю.

Атеист спросил у священника… потому что священник в тот день сказал в проповеди, что люди, которые верят в Бога и совершают добродетельные поступки, попадают в рай, а те, кто не верит в Бога, грешники – в ад.

Атеист поднял руку и сказал:

– Господин, тогда нужно решить один вопрос. Что происходит с теми людьми, которые не верят в Бога и все же совершают добродетельные поступки: куда попадут они? И что происходит с людьми, которые верят в Бога и совершают грехи: куда попадут они?

Священник, естественно, растерялся. Если сказать, что добродетельные люди попадут в ад только потому, что не верят в Бога, это кажется неправильным. Какой тогда смысл быть добродетельным? Тогда нужно просто верить в Бога и наслаждаться всеми грехами, которые только возможны. Зачем беспокоиться о том, чтобы быть добродетельным? Если он скажет, что в рай попадут люди, которые верят в Бога и все же совершают грехи, тогда достаточно просто верования. Тогда Бога не интересует, что ты делаешь, его не интересуют твои действия. Ты можешь убивать, ты можешь быть Чингиз-ханом или Адольфом Гитлером, если при этом веришь в Бога.

А Адольф Гитлер верил в Бога, помните, и Чингиз-хан верил в Бога, помните: прежде чем зверски убить тысячи людей, каждое утро он читал Коран. Первым, что он делал, был намаз, молитва, и затем он совершал всевозможные уродливые вещи, невообразимые зверства.

Священник, наверное, был очень чувствительным человеком, бдительным. Он сказал:

– Пожалуйста, дай мне время. Это трудный вопрос, это непросто. Я отвечу в следующее воскресенье.

Для священника эти семь дней были настоящим адом; как он ни пытался, ничего не получалось. Наступило воскресенье, и он знал, что атеист придет за ответом, но не явиться самому было бы унизительно. И он пришел немного раньше и помолился Иисусу Христу:

– Помоги мне! Я твой слуга, я говорил от твоего имени. Теперь помоги мне – дай намек. Этот человек создает такие трудности!

Молясь Христу – семь дней он не спал, думая ночами напролет, думая целыми днями, – он заснул перед статуей Христа, и ему приснился сон. Во сне он увидел поезд, готовый отправиться в рай. Он вскочил в него. Он сказал:

– Это очень хорошо. Почему бы мне не съездить туда самому и не увидеть своими собственными глазами? Если я увижу в раю Адольфа Гитлера, Чингиз-хана и Тамерлана, вопрос будет решен. Или, если я увижу Сократа, который не верил в Бога, но был одним из самых добродетельных людей, если увижу Гаутаму Будду, который не верил в Бога, но был одним из самых богоподобных людей, которые только ходили по Земле, вопрос будет решен.

Он поспешил на поезд, и поезд тронулся. Он достиг рая. Он был немного удивлен, озадачен, потому что рай выглядел совсем не по-райски; он был очень унылым, печальным и тусклым – никакой радости, ничего солнечного, никакой песни. Он столько слышал об ангелах, которые все время играют на арфах, поют и танцуют. Никаких арф, никакого пения, никаких танцев. Лишь несколько глупо выглядящих святых под пыльными деревьями.

Он навел справки – он подошел к начальнику вокзала и спросил:

– Нет ли какой-нибудь ошибки? Это действительно рай?

– Да, это рай, – ответил тот, – никакой ошибки нет.

– Но это больше похоже на ад! – сказал священник. – Идет ли какой-нибудь поезд в ад? Потому что я хотел бы увидеть и ад, чтобы можно было сравнить.

Ему забронировали место, и он отправился в ад – и был удивлен еще более, чем при виде рая. Там было радостно, там играла музыка и пели песни – все было солнечным и ярким. Люди работали, у них в глазах был свет. Никакого дьявола, никакого адского огня, никто никого не мучит – ничего подобного. И он сказал:

– Это больше похоже на рай!

И начальник вокзала ответил:

– Да, действительно, похоже, но прежде все было очень похоже на то, как описывают твои священные писания. Но с тех пор, как здесь оказались Будда, Махавира и Сократ, все преобразилось.

Все зависит от тебя. Ад – как и рай – это не часть географии, это часть твоей психологии. Ты создаешь свой собственный ад, ты создаешь свой собственный рай. И это не в будущем. Здесь и сейчас кто-то живет в раю, а кто-то в аду – и они, может быть, сидят рядом, может быть, они друзья.

Не беспокойся о рае и аде; это только твои состояния. Если ты живешь в уме, ты живешь в аду. Если ты живешь в не-уме, ты живешь в раю.

Если Бог хороший, почему существует смерть?

Ты видишь, как кто-то умирает, и тут же, согласно аристотелевскому уму, возникает проблема: если Бог хороший, откуда смерть? Если Бог хороший, откуда бедность? Если Бог хороший, откуда рак? Если Бог хороший, тогда хорошим должно быть все. Иначе возникает сомнение: никакого Бога быть не может. Или, если он есть, он не может быть хорошим. Как можно называть «Богом» бога, который даже не хорош? Веками христианская теология разрабатывала эту проблему; как это объяснить? Но это невозможно – невозможно с аристотелевским умом. Ты можешь этого избежать, но не можешь совершенно рассеять, потому что этот вопрос возникает из самой структуры ума.

На Востоке мы говорим, что Бог не хороший и не плохой, и все, что бы ни происходило, происходит. В этом нет никакой моральной ценности; нельзя называть это ни хорошим, ни плохим. Ты так все называешь, потому что у тебя определенного рода ум. Именно по отношению к твоему уму что-то становится хорошим, а что-то плохим.

Посмотрите… Родился Адольф Гитлер; если бы мать убила Адольфа Гитлера, это было бы хорошо или плохо? Теперь мы видим, что если бы мать убила Адольфа Гитлера, это было бы очень хорошо для мира. Миллионы людей были убиты; было бы лучше убить одного. Но если бы мать Адольфа Гитлера убила его, ее наказали бы ужасно. Ей могли бы вынести смертный приговор, ее могло бы расстрелять правительство, суд или полиция. Никто не сказал бы, что правительство ошибается, потому что убивать ребенка – грех. Но видите ли вы, что из этого вытекает?

Все, что мы называем хорошим, хорошо согласно определенному узкому уму.

Все, что мы называем плохим, плохо согласно определенному узкому уму.

Если я отброшу верования, за что мне тогда держаться перед лицом смерти?

Когда смерть постучится в двери, ты узнаешь, что все верования исчезли. Верование в бессмертие души не поможет, когда смерть постучится в двери, – ты будешь плакать и рыдать, ты будешь цепляться за жизнь.

Когда придет смерть, ты забудешь все о Боге; когда придет смерть, ты не сможешь вспомнить теорию – и ее сложные коннотации – о реинкарнации. Когда смерть сшибает тебя с ног, она сшибает с ног всю структуру знания, которую ты построил вокруг себя, – она оставляет тебя абсолютно пустым и с осознанностью, что вся жизнь была пустой растратой.

Мудрость – это совершенно другое явление: это опыт, не верование. Это экзистенциальный опыт, это не знание извне. Ты не веришь в Бога – ты знаешь. Ты не веришь в бессмертие души – ты его испытал. Ты не веришь в реинкарнацию – ты помнишь ее; ты помнишь, что был здесь много раз. И если так было в прошлом, так будет и в будущем.

Ты помнишь, что был во многих телах: ты был скалой, ты был деревом, ты был животными, птицами, ты был мужчиной, женщиной. Ты жил во множестве форм. Ты видишь, что формы меняются, но внутреннее сознание остается прежним; поэтому ты видишь только поверхностные изменения, но существенное вечно.

Это видение, не верование. И все настоящие мастера заинтересованы в том, чтобы помочь вам увидеть, не поверить. Мудрость возникает внутри вас, это не священное писание. Вы начинаете читать свое собственное сознание.

Мне кажется, христианская концепция души – то же самое, что ты подразумеваешь под настоящим существом, тем, кто наблюдает. Почему Иисус не говорил о возможности реинкарнации души? Кажется, в этом разница между восточными и западными религиями. Не мог бы ты что-нибудь об этом сказать?

Иисус прекрасно знал о реинкарнации.

Косвенные указания на нее распространены по всем евангелиям. Только вчера я говорил, цитируя Иисуса: «Я был раньше Авраама». И Иисус говорит: «Я вернусь».

В его словах есть тысяча и одно косвенное указание на реинкарнацию. Он прекрасно знал, но была какая-то другая причина тому, что он не говорил о ней, не проповедовал ее.

Иисус был в Индии и видел, что случилось из-за теории ринкарнации. В Индии этой теории учили почти за пять тысяч лет до Иисуса. И это правда, это не только теория; теория основана на истине. Человек проживает миллионы жизней. Этому учили Махавира, Будда, Кришна, Рама; все индийские религии с этим соглашаются. Вы удивитесь, узнав об этом: они не соглашаются ни в чем, кроме этой теории.

Индуисты верят в Бога и душу. Джайны вообще не верят в Бога, только в душу. А буддисты не верят ни в Бога, ни в душу. Но относительно реинкарнации все три религии соглашаются – соглашаются даже буддисты, которые не верят в душу. Очень странно… кто же тогда реинкарнирует? Даже они не могут отрицать явления реинкарнации, хотя и отрицают существование души; они говорят, что души не существует, но реинкарнация существует. И им очень трудно доказать реинкарнацию без души; кажется, это почти невозможно. Но они нашли способ – конечно, очень тонкий способ и очень трудный для понимания, но они кажутся ближе, ближе всех к истине.

Легко понять, что есть душа, и когда ты умираешь, тело остается на земле, а душа входит в другое тело, в другое материнское чрево; это простая, логичная, математическая вещь. Но Будда говорит, что никакой души нет, есть только континуум. Это все равно что вечером зажечь свечу, а утром, задувая ее, спросить: «Тот ли это самый свет, который я зажег вечером?» Нет, свет не тот же самый, и все же есть континуум. Вечером, когда ты зажег свечу… этой свечи больше нет, пламя постоянно исчезает; его заменяет другое пламя. Эта замена так быстра, что ты не видишь промежутков, но при помощи чувствительных научных приборов возможно увидеть промежутки: одно пламя исчезает, другое приходит, одно уходит, другое возникает. Обязательно есть небольшие промежутки, но их не видно невооруженным глазом.

Будда говорит, что точно как пламя свечи не остается прежним – оно постоянно меняется, хотя в другом смысле оно остается прежним, потому что это тот же континуум, – точно таким же образом, в тебе нет сущности души как вещи, но есть как пламя. Она постоянно меняется; это река.

Будда не верит в существительные, он верит только в глаголы, и я полностью согласен с ним. Он подошел к истине ближе всего; по крайней мере, его выражение – самое глубокое.

Но почему Иисус, Моисей, Мухаммед – источники всех трех религий, рожденных вне Индии, – не говорят о реинкарнации прямо? По определенной причине, и причина эта в том, что Моисей осознавал… потому что Египет и Индия были в постоянном контакте. Подозревают, что когда-то Африка была частью Азии, и континент постепенно отодвигался. Индия и Египет были соединены, поэтому между ними так много общего. И нет ничего странного в том, что население Южной Индии чернокожее; в их жилах часть негритянской крови, они негроиды – не полностью, но если Африка была соединена с Азией, тогда, несомненно, случилось смешение ариев с негроидами, и южная Индия стала чернокожей.

Моисей, наверное, очень хорошо знал Индию. Вы удивитесь, но Кашмир утверждает, что в нем похоронены и Иисус, и Мухаммед. Есть могилы, могила Моисея и могила Иисуса… Они увидели, что случилось с Индией из-за теории реинкарнации.

Из-за теории реинкарнации Индия стала очень летаргической; нет никакой спешки. В Индии нет никакого чувства времени, даже теперь. Хотя каждый носит часы на руке, никакого чувства времени нет, даже сейчас. Если кто-то говорит: «Я приду и встречусь с тобой в пять часов», – это может значить что угодно. Он может явиться в четыре, он может явиться в шесть, он может вообще не явиться! – …и это не принимается всерьез. Это не воспринимается так, словно он не выполнил своего обещания, – нет никакого чувства времени! Как можно иметь чувство времени, если доступна целая вечность? Если жизней так много, куда торопиться? Человек может идти очень медленно; он обязательно, в тот или другой день, достигнет цели.

Теория реинкарнации сделала Индию очень летаргической, вялой. Она сделала Индию совершенно не осознающей времени. Она помогла людям откладывать. Если ты откладываешь на завтра, сегодня останется таким же, как и когда ты родился; завтра никогда не приходит. А Индия умеет откладывать не только на завтра, но даже и на следующую жизнь.

И Моисей, и Иисус были в Индии, и оба хорошо ее знали. Мухаммед никогда не посещал Индию, но прекрасно ее знал, потому что был очень близко к Индии, и между Индией и Арабией была постоянная связь. Они решили, что лучше говорить людям: «Есть только одна жизнь, это последний шанс – первый и последний – и если ты его упустишь, то упустишь навсегда». Это средство к тому, чтобы создать интенсивную жажду, чтобы создать в людях такую интенсивность, чтобы они легко могли быть трансформированными.

Но возникает вопрос: не осознавали ли этого Махавира, Будда и Кришна? Не осознавали ли они, что эта теория реинкарнации создаст летаргию? Они пытались использовать совершенно другого рода средство. И у каждого средства есть свое время; как только оно использовано… его нельзя использовать всегда. Люди к нему привыкают. Когда Будда, Махавира и Кришна пытались использовать средство реинкарнации, они подходили под совершенно другим углом.

Индия в те времена была очень богатой страной. Она считалась золотой страной мира, самой процветающей. А в богатой стране настоящая проблема, величайшая проблема – это скука. Именно это происходит сейчас на Западе. Теперь в такой же ситуации оказалась Америка, и скука стала ее величайшей проблемой. Людям совершенно скучно, настолько скучно, что хочется умереть.

Кришна, Махавира и Будда использовали эту ситуацию. Они сказали людям:

– Это ничто, скука одной жизни – это ничто. Вы жили много жизней, и помните, если вы не будете слушать, то будете жить еще больше жизней; вам будет скучно снова и снова. Это движение одного и того же колеса рождения и смерти.

Они раскрасили скуку в такие мрачные цвета, что люди, которым уже было скучно от одной жизни, действительно глубоко вовлекались в религию. Человек должен избавиться от жизни и смерти; человек должен избавиться от этого колеса, этого порочного колеса рождения и смерти. Поэтому это было важно в то время.

Потом Индия стала бедной. Как только страна становится бедной, скука исчезает. Бедному человеку никогда не скучно, помните; только богатый человек может позволить себе скуку, это привилегия богатого человека. Бедному человеку чувствовать скуку невозможно; у него нет на нее времени. Весь день он работает; когда он приходит домой, он так устает, что падает и засыпает. Ему не нужно много развлечений: телевизоры, фильмы, музыка, искусство и музеи – ему не нужны все эти вещи, он не может их иметь. Его единственное развлечение – это секс: естественная вещь, встроенная. Именно поэтому бедные страны продолжают производить больше детей, чем богатые, – единственное развлечение.

Если вы хотите сократить население бедных стран, дайте им больше развлечений. Дайте им телевизоры, дайте им радио, кино – что-то, что отвлекало бы их от секса.

Я слышал об американских парах, что они настолько одержимы телевизором, что продолжают смотреть телевизор, даже занимаясь любовью. Любовь становится вторичной, первичным становится телевизор. Они не хотят пропускать передачу.

Бедная страна знает только одно развлечение, потому что не может себе позволить ничего другого; она может себе позволить только естественные, встроенные. Поэтому бедная страна продолжает производить людей; она становится более и более переполненной. И им не надоедает жизнь. Какая у них жизнь? Чтобы жизнь надоела, сначала нужно, чтобы она была. Чтобы пресытиться жизнью, нужно иметь деньги. Чтобы надоели женщины, нужно, чтобы они были. Чтобы покончить с миром, нужно иметь много его опытов.

В тот момент, когда Индия стала бедной, теория реинкарнации превратилась в бегство, надежду – из скуки она стала надеждой, возможностью откладывать. «Я беден в этой жизни. Не о чем беспокоиться; жизней много. В следующей жизни я буду бороться немного больше и буду богаче. В этой жизни у меня есть только уродливая женщина. Не о чем беспокоиться; это только вопрос одной жизни. В следующий раз я не сделаю такую же ошибку. В этот раз я страдаю от прошлых карм. В этой жизни я не буду совершать никаких неправильных вещей и буду наслаждаться следующей жизнью». Это становится откладыванием.

Иисус увидел это – то средство больше не работает таким образом, каким должно. Ситуация изменилась. Теперь Иисус должен создать другое средство: есть только одна жизнь – поэтому, если ты хочешь быть религиозным, если хочешь медитировать, если хочешь быть искателем, будь прямо сейчас – потому что завтра ненадежно. Завтра может не быть.

Поэтому Запад стал слишком осознающим время; каждый спешит. Эта спешка – из-за христианства. Средство снова потерпело поражение. Никакое средство не может работать вечно.

Мой собственный опыт состоит в том, что определенное средство работает, только пока Мастер жив, потому что он его одухотворяет; он управляет им таким образом, что оно работает; как только Мастер уходит, средство теряет полезность, или люди начинают находить ему новые интерпретации.

Теперь на Западе это средство потерпело полное поражение; теперь оно стало проблемой. Люди живут в постоянной спешке, напряжении, тревоге, потому что есть только одна жизнь. Иисус хотел, чтобы они помнили: так как есть только одна жизнь, помните Бога. А что они делают? Видя, что есть только одна жизнь, они хотят пить, есть и веселиться, потому что никакой другой жизни нет. Поэтому потакай себе, как только возможно. Выжми из жизни весь сок прямо сейчас! И кого волнует, что случится в Судный День? Кто знает, будет ли вообще Судный День?

На Западе во всем возникла огромная спешка, потому что никакой другой жизни нет.

Мэри и Джон живут в большом многоквартирном доме в Нью-Йорке. Однажды они встречаются и тут же влюбляются друг в друга, но не устанавливают никакого контакта. Это продолжается шесть месяцев, и когда Джон, наконец, не может выносить напряжения, он приглашает ее к себе домой. Нерешительно она соглашается, и вскоре они добираются до его дома, закрывают дверь, спешат в спальню и бросаются на кровать.