Текст книги "Невинность, знания и ощущение чуда: почему мы перестали удивляться миру, как это было в детстве?"

В момент невинности, незнания, отличие между наблюдателем и наблюдаемым испаряется. Вы больше не отделены от того, что видите, вы больше не отделены от того, что слышите.

Слушая меня, прямо сейчас, вы можете действовать двумя способами. Первый – способ знания: болтовня внутри вас, суждение, оценка, постоянные мысли о том, верно или неверно то, что я говорю, подходит это под ваши теории или нет, логично это или нет, научно или ненаучно, христианство это или индуизм, можете вы это принять или нет, можете вы это проглотить или нет. Тысяча и одна мысль создают шум в вашем уме, этот внутренний разговор, внутренняя автомагистраль – один способ слушать. Но в таком случае вы находитесь так далеко, что я не смогу до вас дотянуться. Я все время пытаюсь, но не могу до вас дотянуться. Вы действительно оказываетесь на какой-то другой планете: вы не здесь, вы не сейчас. Между мной и вами – Библия, Коран или Гита. И я стараюсь нащупать вас, но наталкиваюсь на барьер из Корана, я пытаюсь нащупать вас, но между мной и вами – очередь из священников. Это – путь знаний, путь глухоты, слепоты и бессердечия.

Существует также другой способ слушать: просто слушание, между мной и вами ничего нет. Тогда есть открытость, контакт, встреча, единение. Тогда вы не интерпретируете, потому что вас не заботит, верно это или неверно. Ничто не верно, ничто не неверно. В этот момент человек не дает оценок. Нечем оценивать, нет критериев, нет заготовленных знаний, нет уже полученных умозаключений, не с чем сравнивать. Вы можете просто слушать – так, как кто-нибудь слушает журчание воды в горах, или одинокую флейту в лесу, или как кто-то перебирает гитарные струны. Вы слушаете.

Но тот, кто придет слушать, как критик, не услышит. А тот, кто придет, чтобы просто послушать, не как критик, но чтобы насладиться моментом, сможет услышать музыку. Что можно понимать в музыке? В ней нечего понимать. Есть вкус, который нужно уловить, – это несомненно. Есть нечто, что можно пить и после чего опьянеть, – это несомненно. Но что в ней можно понимать?

Однако критик здесь не для того, чтобы чувствовать вкус, он здесь не для того, чтобы пить, – он здесь, чтобы понимать. Он все время анализирует, думает. Он не невинен, он слишком много знает и поэтому упускает всю красоту. Критик может прийти к каким-нибудь глупым выводам, но при этом упустить весь момент. А момент так важен!

Если вы можете, просто слушайте, просто созерцайте, тогда в этот самый момент вы поймете, что такое невинность.

И я здесь не только для того, чтобы объяснять вам, что такое невинность, я здесь для того, чтобы позволить вам ощутить ее вкус.

Выпейте чашку чая! Я предлагаю его вам, я предлагаю его вам каждую секунду. Сделайте глоток – почувствуйте тепло момента, его музыку, молчание и любовь, которая переливается через край. Пусть он захватит вас. Исчезните на мгновение с вашим умом – наблюдающим, осуждающим, критикующим, верящим, неверящим, со всеми «за» и «против». На мгновенье будьте просто открытостью, и вы узнаете, что такое невинность. И тогда вы поймете, что такое красота.

Красота – это опыт, который приходит в невинности, цветок, который распускается в невинности. Иисус говорит: «Пока вы не станете подобны маленьким детям, вы не войдете в мое царство Божие».

* * *

Ты так часто говоришь об удивлении и о любви. Как состояние благоговения и детской невинности связано с состоянием любви?

Удивление и благоговение – это величайшие духовные качества. Изумление означает, что вы действуете из незнания. Знающий человек никогда не испытывает удивления, он не способен почувствовать удивление, потому что думает, что уже знает. Он знает все глупые ответы, он может знать даже всю Британскую энциклопедию, в его голове уже есть ответы на все вопросы. Когда вы обнаружите, что на вопрос нет ответа, что на него нельзя ответить – не только сегодня, но никогда; и не потому, что он неизвестен, но потому, что он непознаваем; когда вы сталкиваетесь с подобным, с тем, что не может объяснить ум, вы испытываете удивление. Вы находитесь в состоянии благоговения, как будто бы ваше сердце замирает, как будто бы на мгновение вы перестаете дышать.

При переживании удивления все останавливается. Весь мир останавливается: останавливается время, останавливается ум, останавливается эго. На миг вы снова становитесь ребенком, которого завораживают бабочки, цветы, деревья, камешки на берегу, ракушки, – его поражает все и вся. Тогда вы снова становитесь ребенком. И когда вы способны удивляться и чувствовать потрясающую красоту существования, которую можно ощутить в состоянии благоговения, – когда внезапно существование овладевает вами, переполняет вас, – вы можете танцевать, вы можете праздновать этот момент, вы можете сказать «Ага!» Вы не знаете, что еще можно сказать, в вас нет ни одного слова, внутри есть просто восклицательный знак!

Знающий человек живет со знаком вопроса, а человек благоговения и удивления живет с восклицательным знаком. Все так невероятно глубоко и совершенно, что нельзя знать, знание невозможно. Когда вы переживаете такой опыт, вся ваша энергия совершает прыжок, квантовый скачок – от ума к сердцу, от знания к ощущению.

Когда знать невозможно, ваша энергия больше не движется в этом направлении. Когда вы поняли, что знать невозможно, что тайна останется тайной, что ее нельзя разгадать, ваша энергия начинает двигаться в новом направлении – направлении сердца. Вот почему я говорю, что любовь связана с удивлением и благоговением, детской невинностью. Когда вы не поглощены знаниями, вы становитесь любящими.

Знающие люди – не любящие, головастые люди – не любящие, даже если они любят, они лишь думают, что любят. Их любовь тоже проходит через голову. А проходя через голову, любовь утрачивает свою красоту, она становится уродливой.

Головастые люди расчетливы, арифметика – это их удел. Любовь – это прыжок в опасное живое существование, без всяких расчетов. Голова говорит: «Подумай, прежде чем прыгать», а сердце говорит: «Прыгай, прежде чем думать». Их советы диаметрально противоположны.

Знающий человек становится менее и менее любящим. Он может говорить о любви, он может писать трактаты о любви, он может получить степень доктора философии за свой труд о любви, но он ничего не знает о любви. Он не пережил ее на собственном опыте! Это предмет, который он изучал, это не то ощущение, которое он проживает.

Ты сказал: «Ты так часто говоришь об удивлении и о любви…» Да, я всегда говорю об удивлении и о любви вместе, потому что они – две стороны одной монеты. И вам придется научиться начинать с удивления, потому что общество уже сделало вас знающими. Школа, колледж, университет – общество создало огромный механизм, чтобы делать вас знающими. И чем больше вы напичканы знаниями, тем медленнее течет ваша энергия. Знание воздвигает так много барьеров, кладет так много камней на пути любви, и в мире нет ни одного института, в котором вам помогали бы быть любящими, в котором ваша любовь получала бы поддержку.

Вот мое представление о настоящем университете, вот что я хочу создать. Конечно, его не признают правительства, его не признают другие университеты. И я могу понять – если бы они его признали, это было бы для меня неожиданностью. На самом деле их непризнание означало бы признание – признание того, что это совершенно иной тип заведения, где людей делают не знающими, но любящими.

На протяжении веков человечество живет знаниями, и эта жизнь уродлива. Д. Г. Лоуренс однажды высказал предположение, что если бы все университеты, колледжи и школы закрылись на сто лет, человечество очень бы от этого выиграло. Я полностью с ним согласен. Эти два человека, Фридрих Ницше и Д. Г. Лоуренс, – прекрасные люди. К сожалению, они родились на Западе, поэтому они не знали о Лао-цзы, о Чжуан-цзы, о Будде, о Бодхидхарме, о Риндзае, о Басё, о Кабире, о Мире. К несчастью, они были знакомы только с иудейской и христианской традициями. И их очень раздражал иудейский и христианский подход к жизни. Он очень поверхностный.

Фридрих Ницше ставил такую подпись: «Антихрист, Фридрих Ницше». Сначала он писал просто «Антихрист». На самом деле он, конечно же, не был антихристом, он был антихристианином, потому что однажды, находясь в более здравом уме, он сказал, что первого и последнего христианина распяли на кресте, и это был Иисус Христос – первый и последний. Но под именем Христа существует что-то абсолютно фальшивое, и в тот день, когда иудеи отреклись от него, они тоже стали фальшивыми. С того самого страшного дня они больше не живут в истине. Как можно жить в красоте, если вы отвергаете ваши собственные прекраснейшие проявления? То, что начал Моисей, это прекрасное явление, достигло кульминации в Иисусе Христе, но иудеи отвергли его. В тот самый день они отвергли свое собственное цветение, свой собственный аромат. С того дня они не живут правильно.

И те люди, которые последовали за Иисусом, создали что-то, совершенно противоречащее Иисусу. Если он вернется, он почувствует отвращение, раздражение при виде Ватикана, и Папы Римского, и всего того, что происходит во имя Христа. Мое личное ощущение… Если бы кто-то спросил меня: «Иисус обещал снова прийти – он придет?» Я бы ответил ему: «Если он вернется в наше время, вам не придется распинать его на кресте – он сам совершит самоубийство! Одного взгляда на христиан будет достаточно для того, чтобы он покончил собой. Поэтому мне кажется, что он не придет. Одного раза достаточно, двух будет слишком много».

Но этих людей, Ницше и Лоуренса, совершенно не поняли на Западе. Они сами же дали повод быть непонятыми. Они были беспомощны, они пытались что-то нащупать в темноте. Конечно, они двигались в нужном направлении и, окажись они на Востоке, стали бы буддами. У них был для этого потенциал – огромный потенциал, глубокое понимание. Я во многом с ними согласен.

Д. Г. Лоуренс выступал ярым противником вашего так называемого образования – это не образование, это антиобразование. Настоящее образование может быть основано только на любви, а не на знаниях. Настоящее образование не должно быть прагматическим, настоящее образование не может принадлежать базарной площади. Нет, настоящее образование будет давать вам знания, но сперва оно подготовит ваше сердце, взлелеет любовь. Тогда вам будут доступны любые знания, необходимые для вашего движения по жизни, но это будет вторично. И они никогда не будут доминировать, они не будут цениться выше, чем любовь. И при любой возможности конфликта между любовью и знанием настоящее образование подготовит вас к тому, чтобы отбросить свои знания и жить в любви. Оно придаст вам мужества, оно станет приключением. Оно даст вам пространство для жизни, не исключая никаких рисков и небезопасных моментов. Оно поможет вам быть готовыми к самопожертвованию, если того будет требовать любовь. Оно поставит любовь не только выше знаний, но и выше жизни, потому что жизнь без любви не имеет смысла. Любовь без жизни все еще имеет смысл: даже если тело умрет, для энергии вашей любви это ничего не изменит. Она продолжается, она вечна, она не принадлежит времени.

Чтобы иметь любящее сердце, вам нужна менее расчетливая голова. Чтобы быть способными любить, вы должны быть способны удивляться. Вот почему я всегда говорю, что благоговение и детская невинность глубоко связаны с энергией под названием любовь. По сути, они лишь разные названия одного и того же явления.

* * *

Что такое мистицизм?

Мистицизм – это переживание на личном опыте того, что жизнь не логична, что жизнь – это поэзия, что жизнь – это не силлогизм, что жизнь – это песня. Мистицизм – это заявление о том, что жизнь никогда не может быть познана, она непознаваема по своей сути.

Наука делит существование на две категории: известное и неизвестное. Известное однажды было неизвестным, оно стало известным. Неизвестное неизвестно сегодня, но завтра или послезавтра оно тоже станет известным. Наука верит, что рано или поздно придет такой момент понимания, когда будет только одна категория – известное, все будет познано. Неизвестное постепенно превратится в известное.

Мистицизм – это заявление о том, что жизнь состоит из трех категорий. Первая – известное, вторая – неизвестное, и третья, самая важная, – непознаваемое, то, что не познано и никогда не будет познано. В этом заключается самая его суть.

Можно пережить непознаваемое, но нельзя его познать. Его нельзя передать в виде знаний, но ваше сердце может пропеть его песню. Вы можете его танцевать, вы можете быть наполнены и переполнены им, вы можете быть захвачены им, – но вы не сможете его познать.

Это как река, исчезающая в океане. Вы думаете, река узнает океан? Она становится океаном, но в этом нет знания. По сути, когда вы сливаетесь воедино с чем-либо, как вы можете его знать? Знание требует разделения, знание в своей основе является шизофреническим. Объект должен быть отделен от субъекта, знающий должен сохранять дистанцию с тем, что он знает. Если исчезнет дистанция, то знание будет невозможно.

Это то, что происходит в мистицизме: ищущий сливается воедино с тем, что он ищет, любящий исчезает в возлюбленной, капля росы скользит и падает в океан, становится его частью. Нет никакого знания. В таком единстве оно невозможно. В таком единстве есть только переживание, и переживание не чего-то вовне, но чего-то внутри вас. Это скорее процесс, нежели факт.

Слово «мистицизм» происходит от греческого слова mysterion, которое означает «тайная церемония». Люди, которые прикоснулись к непознаваемому, собираются вместе, чтобы поделиться своим опытом. И это делается не словами – это невозможно выразить в словах. Они делятся своим существом, они изливают свое существо друг в друга. Они вместе танцуют, поют, они смотрят друг другу в глаза или просто сидят в молчании. Вот что по-разному делалось при Будде, при Кришне, при Иисусе. Те, кто любил Кришну, танцевали с ним. Это был мистерион, тайная церемония. Если вы посмотрите на это таинство со стороны, то не сможете понять, что же на самом деле происходит. Пока вы не станете участником, пока вы не станете танцевать с Кришной, вы не поймете, чем делятся эти люди, потому что то, чем они делятся, невидимо. Это не товар, это не может передаваться из рук в руки, вы не увидите ничего подобного. Это не объективно. Это течение одного существа в другое, течение мастера в ученика.

Подобные тайные церемонии в Индии назывались рас, в традиции Кришны они тоже называются рас. Рас означает танец с мастером, когда течет ваша энергия, и течет энергия мастера. Лишь текущие энергии могут соединиться. Неподвижные пруды не могут встретиться, встретиться могут только реки. Встреча возможна только в движении.

Но то же самое происходило и с Буддой, хотя видимого танца не было. Будда сидел в молчании, его ученики сидели в молчании, это называлось стасанг – «пребывание с истиной». Будда стал просветленным, он стал светом для самого себя. Остальные, которые еще не зажглись, чьи свечи еще не зажжены, сидят рядом, в глубокой любви и благодарности, и в своем молчании, в своей любви становятся все ближе и ближе к Будде. Проходит время и наступает момент, когда пространство между мастером и учеником исчезает, – и пламя перекидывается с мастера на ученика. Ученик готов его принять, ученик – не что иное, как открытость. Ученик имеет женскую природу, ученик – это принятие, утроба. Это тоже мистерион, тайная церемония.

Это происходило снова и снова, с Заратустрой, с Лао-цзы, с Иисусом, по-разному. Это то, что происходит здесь, пока я говорю с вами. Если вы – просто любопытный человек, пришедший сюда, чтобы посмотреть, что тут происходит, вы будете только слушать мои слова. Вы упустите настоящее сокровище. Слова предназначены только для тех, кто не может слушать тишину.

Но те, кто стал близок мне, те, кто стали саньясинами, они слушают слова, но они ничего интеллектуально не препарируют, не анализируют, не спорят со словами. Слова воспринимаются как музыка, слова воспринимаются как ветер, колышущий сосны, как капли росы, падающие с крыши, как рев волн в океане. И пока ум слушает музыку, сердце начинает впитывать существо, присутствие. Это и есть мистерион, это и есть тайная церемония.

Но почему ее называют «тайной»? Она не является тайной в том смысле, что мы прячемся где-то в пещере. Она является таковой, потому что доступна только тогда, когда вы связаны с мастером глубоким чувством любви. Другие могут войти, но они ничего не увидят, поэтому ее называют тайной церемонией. Когда Будда сидит со своими учениками, он не прячется где-нибудь в горах – он находится здесь, посторонние могут приходить, уходить, смотреть, – но, тем не менее, церемония эта тайная. Эту таинственность нужно понять. Те, кто придет и посмотрит, увидят лишь несколько людей, сидящих в молчании, и все. Они не увидят исходящего от людей света, не увидят того, что находится за пределами писаний.

Такая же ситуация и здесь. Каждый день заглядывают наблюдатели, зрители, они видят, что вы сидите, слушаете меня, танцуете или медитируете, и думают, что все узнали. Они уходят и начинают делать «авторитетные» заявления об этом месте. Возможно, они пробыли здесь всего один или два дня, но они становятся экспертами. Они ведут себя просто глупо. Наблюдатели не знают ни слова, они ничего не знают о мистицизме. Все их утверждения ложны, они не могут не быть ложными. Чтобы что-то знать о том, что здесь происходит, вам придется стать участником, вам придется достичь глубокой гармонии со мной и с тем пространством, которое тут создается. Вы не можете быть зрителем, вы не можете наблюдать со стороны. Эти вещи невозможно увидеть извне: они тайные.

Вы должны раствориться. Вы должны рискнуть. Только тогда вы ощутите на языке какой-то вкус, только тогда в вашем сердце возникнет какое-то переживание, какая-то вибрация проникнет в вас и станет частью вашей жизни. Вот в чем значение «тайной церемонии». Она доступна для взора каждого, но только те, кто в нее посвящен, смогут по-настоящему ее видеть.

Мистерион в свою очередь происходит от другого корня – myein, что означает «держать свой рот закрытым». Мистицизм означает, что вы что-то увидели, что-то пережили, но не можете это выразить. Мистицизм означает, что вы столкнулись с истиной, которая лишила вас дара речи. Она настолько большая, настолько огромная, настолько необъятная, что не умещается ни в одном слове. Даже слово бог не может ее вместить. Вот почему Будда отбросил его. Она больше того, что может вместить в себя слово бог. И слово душа не может вместить эту истину, вот почему Будда отбросил и его. Это просто слова, реальность же намного богаче.

Вы можете также наблюдать это в своей обычной жизни. Когда вы что-то говорите, это действительно выражает то, что вы хотите сказать? Вы увидели прекрасное дерево, и когда вы говорите кому-то: «Я видел прекрасное дерево», что в этих словах? Они не вмещают в себя зелень этого дерева, в них нет формы, которую создает его крона, тех корней, которые ушли глубоко под землю. В этих словах нет солнечных лучей, падающих на листья и танцующих в них, или прекрасных цветов и их аромата, нет запаха влажной земли, который окружает дерево, птичьих гнезд и пения этих птиц. Что содержат в себе слова, когда вы говорите: «Я видел прекрасное дерево»? Они не содержат в себе ничего. У этих слов нет корней, у этих слов нет крыльев, у этих слов нет ни золотого, ни зеленого, ни красного цвета, эти слова бесцветны. Слова очень бедны. «Дерево»? Слово лишь символ, но оно имеет смысл, мы все знаем, что такое деревья, поэтому, когда кто-то говорит: «Я видел прекрасное дерево», вы можете получить лишь небольшое представление о нем.

Но невозможно даже отдаленно представить Бога, если вы никогда не видели его. Если я говорю: «Бог есть», вы слышите слово, но вы не слышите значения, вы не можете услышать значения. В вашем сердце не возникает отклик. Когда я говорю «прекрасная роза», да, есть небольшой отклик. И если вы закроете глаза и немного поразмышляете над словом роза, то, возможно, начнете видеть, как цветок розы раскрывает свои лепестки вашему существу, потому что вы видели цветы розы. Если вы по-настоящему чувствительный человек, то, может быть, вы даже начнете ощущать запах розы и увидите капли росы на ее лепестках. Могут пробудиться какие-то воспоминания, может ожить какой-то опыт, но это все лишь потому, что вы уже видели розы раньше. А что будет с человеком, который никогда их не видел? Тогда просто слово роза не сможет пробудить в нем никаких чувств, не вызовет в воображении никаких образов. Вы будете слышать слово, но оно не будет услышано, в нем не будет смысла.

Вот что происходит, когда используется слово Бог, вот что происходит, когда используется слово молитва, когда используется слово благодарность, и так далее. У вас нет никакого понимания, потому что у вас нет опыта.

Те, кто получил опыт, становятся немыми. Не то чтобы они переставали говорить, но они говорят лишь о методах, они говорят только о пути, но не об истине. Они говорят, как ее постичь, как избежать ловушек и не сбиться с пути. Они говорят: «Вот путь, вот ориентиры». Они дают вам какие-то карты, путеводители, знакомят вас с теми знаками, которые встретятся вам, чтобы вы могли быть уверены, что движетесь в нужном направлении, – это все, что они могут сделать, но они не скажут ни единого слова об истине или о Боге.

Вот почему это значение тоже прекрасно: myein означает «держать свой рот закрытым». Оно происходит от этих двух слов: от myein образуется слово мистерион, а от слова мистерион происходит «мистицизм».

Мистицизм – это сама душа религии.

И поэтому я настаиваю: отбросьте ум, который мыслит прозой, оживите другой тип ума, который мыслит поэзией. Отложите все свои познания в силлогизме, пусть вашей жизнью правят песни. Совершите переход от интеллекта к интуиции, от головы к сердцу, потому что сердце ближе ко всем тайнам. Голова является антитаинственной, все усилия головы направлены на то, чтобы снять с существования завесу таинственности.

Вот почему, где бы ни начинала развиваться наука, исчезала религия. Всякий раз, когда ум погружается в научные подходы к мышлению и к действию, религия просто умирает, ее цветок увядает. В почве научного ума присутствует яд, который не позволяет семени религии расти, – он его убивает. Что это за яд? Наука верит в то, что тайну существования можно разгадать. Религия говорит, что ее нельзя разгадать. Чем глубже идет ваше понимание, тем более мистическим, тем более таинственным оно становится.

А теперь появилась возможность построить мост между наукой и религией. Величайшие ученые тоже это почувствовали, косвенно почувствовали. Например, Эддингтон, Эйнштейн и другие пришли к ощущению того, что чем больше они узнают о существовании, тем сильнее их недоумение, потому что чем больше они узнают, тем больше остается неизвестного, тем более поверхностным кажется их знание. Эйнштейн умер почти мистиком, старое горделивое утверждение, что «однажды мы познаем все», исчезло. Он умер в очень медитативном настроении, он умирал не как ученый, а скорее как поэт.

Эддингтон написал, что «сначала мы верили в то, что мысль – это лишь побочный продукт, – так же как Карл Маркс, который говорил, что сознание – это лишь побочный продукт социальных ситуаций, – побочный продукт, эпифеномен материи, тень материи. Материя – это вещество, сознание – лишь тень, оторванная от жизни».

Эддингтон говорит: «Я тоже был весьма убежден», потому что таков был климат тех дней. На протяжении трех столетий на Западе наука создавала такую атмосферу. Эддингтон вырос в этом климате, но в конечном итоге в свои последние дни он сказал: «Теперь все поменялось. Чем больше я погружался в изучение, тем больше убеждался в том, что мир не состоит из вещей, но состоит из мыслей – и существование кажется менее похожим на материю, но более похожим на сознание».

Хорошая новость: наука подходит к великому пониманию. Это понимание возникает в результате ее неудачных попыток снять завесу тайны со существования.

Но я не вижу, чтобы подобное понимание возникало в так называемых религиозных людях. Они влачатся позади, они все разговаривают по-старому, говорят глупости. Они все еще поглощены Ведами, Кораном и Библией. И дело не в том, что Веды не правы, или Коран, или Библия не правы – они совершенно правы – но способ выражения мысли в них – устаревший, примитивный. Они не способны встретиться с современной наукой.

Нам нужны современные религиозные мистики такого же калибра как Альберт Эйнштейн, Эддингтон и Планк. На это направлены мои усилия – создать современных мистиков, не просто ученых, которые могут, как попугаи, твердить об Упанишадах и Ведах. Нет, ученые не годятся. Нам нужны люди, в чьих сердцах могут возникнуть новые Упанишады. Нам нужны люди, которые могут говорить так, как говорил Иисус, опираясь на свой авторитет. Нам нужны смелые мистики, которые могут сказать, что им явился Бог, не потому что писания говорят, что Бог существует, но потому что они познали Бога. Не просто ученые люди, знающие люди, но мудрые люди.

Довольно учености! Ученость очень посредственна, она не может построить мост между современной наукой и мистицизмом. Нам нужны будды, а не люди, знающие о Будде. Нам нужны медитирующие, любящие люди, переживающие все на собственном опыте. И тогда однажды наступит день, придет время, когда наука и религия смогут встретиться и слиться, сплавиться вместе. И этот день будет одним из величайших дней во всей истории человечества, это будет великий день радости – несравненный, уникальный, потому что с этого дня шизофрения, раздвоение личности исчезнет. Тогда нам не будут нужны два института – научный и религиозный, будет достаточно одного.

Для внешнего будет использоваться научная методология, для внутреннего будет использоваться методология религиозная. «Мистицизм» – прекрасное слово: его можно использовать для объединенных науки и религии, как бы вы это ни обозначили. «Мистицизм» будет прекрасным названием. Тогда наука будет заниматься поисками внешних тайн, а религия – поисками тайн внутренних, они будут двумя крыльями мистицизма. Мистицизм может стать тем словом, которое вбирает в себя оба понятия. Мистицизм может стать их синтезом.

И вместе с этим синтезом само по себе сможет произойти множество других различных синтезов. Например, если наука и религия встретятся в мистицизме, тогда смогут встретиться Восток и Запад, тогда смогут встретиться мужчина и женщина, тогда смогут встретиться поэзия и проза, тогда смогут встретиться логика и любовь, тогда слой за слоем будут продолжаться встречи. И как только это произойдет, мы получим идеального человека, более целого, более сбалансированного.

* * *

Что, по твоему мнению, является самым удивительным в жизни?

Самое удивительное в жизни – это то, что никто не кажется удивленным. Люди воспринимают жизнь как нечто само собой разумеющееся. Все есть тайна, все просто поразительно! Это чудо, что из семени вырастает дерево, что утром, когда встает солнце, начинают петь птицы. Это чудо! Вы сталкиваетесь с чудесами каждый миг, и все же не выглядите удивленными. Это самая удивительная вещь в жизни – что люди воспринимают жизнь как должное. Только дети не воспринимают ее как что-то само собой разумеющееся. Вот почему дети обладают красотой, милосердием, невинностью. Они всегда живут с ощущением чуда, все вызывает в них благоговение. Камешки на берегу или раковины… Понаблюдайте за детьми, с какой радостью они бегают, с какой радостью собирают простые цветные камешки, как будто бы они нашли потрясающие бриллианты. Когда они рвут цветы, дикие цветы, посмотрите в их глаза. Или когда они ловят бабочек – понаблюдайте за ними. Все их существо, каждая клеточка их тела погружается в тайну. И это – самое важное качество, которое делает жизнь стоящей того, чтобы ее прожить.

Тот, кто теряет способность удивляться, – мертв. В тот момент, когда в вас умирает изумление, умираете вы. В тот момент, когда в вас умирает ощущение чуда, умираете вы. В тот момент, когда вы становитесь не способны чувствовать благоговение, вы теряете всю свою силу.

А быть рожденным с даром радости и ощущением того, что мир безумен, – это то качество, которое делает жизнь стоящей того, чтобы ее прожить, – не только стоящей того, чтобы жить, но чтобы танцевать, чтобы праздновать.

* * *

Старый фермер впервые пришел в цирк. Он стоял перед клеткой с одногорбым верблюдом, вытаращив глаза и разинув рот. Началось представление, и толпы народа пошли смотреть главное шоу, но этот ошарашенный старик так и остался молча стоять перед клеткой, оценивая ноги неправильной формы, раздвоенные копыта, оттопыренную верхнюю губу и причудливый горб на спине этого зверя с сонными глазами.

Прошло пятнадцать минут. Тогда фермер отвернулся с отвращением.

– Боже правый! – воскликнул он. – Да такого животного не существует!

* * *

Вместо того чтобы удивляться, люди имеют обыкновение отрицать: «Такого животного не существует!» Это возвращает вас в состояние комфорта, иначе возникнет беспокойство.

Я слышал об одном генерале, великом военном генерале, который занимал пост в Париже.

* * *

Однажды утром генерал привел своего маленького сына в сад, просто на прогулку. Он был очень счастлив, что ребенок приходит в восторг от статуи Наполеона, сидящего верхом на коне. Ребенок сказал:

– Папа, Наполеон такой красивый, такой великий! Ты можешь каждый раз, когда идешь на утреннюю прогулку, брать меня с собой, просто чтобы я мог посмотреть на Наполеона?

Отец, будучи генералом, был очень рад, что его сын тоже начал интересоваться такими людьми, как Наполеон: «Это хороший знак! Рано или поздно он тоже станет великим полководцем». Спустя полгода генерала должны были перевести на новое место, и он в последний раз привел сына в сад, чтобы тот попрощался с Наполеоном. Сын со слезами сказал отцу:

– Я всегда хотел задать один вопрос, но каждый раз приходил в такой восторг от великого Наполеона, что всегда забывал спросить. Сегодня последний день, и мне бы хотелось знать. Кто этот парень, сидящий верхом на бедном Наполеоне?

* * *

Если вы посмотрите на жизнь, то во всем найдете нечто невероятное.

* * *

Ему было пятьдесят, и лучшие годы своей жизни он провел с женщиной, которая постоянно пилила его и сводила этим его с ума. Теперь, когда здоровье уже подводило, а бизнес находился на грани банкротства, он принял решение. Он пошел в столовую, привязал к люстре свой галстук и уже собрался со всем покончить. В этот момент в комнату вошла его жена.