Книга: Ореховый Будда (адаптирована под iPad) - Борис Акунин

После этой книги стало ясно, что «запой чтением» историко-идейных работ Б. Акунина закончился. Возможно надолго. Слишком унылым и исторически неправдивым показался мне «Ореховый Будда». До сих пор фирменным почерком Григория Шалвовича было умение мастерски изобразить свой вымысел – приключенческий или детективный, но в достоверных исторических рамках. При этом я никогда не считал несовершенством или уязвимостью его текстов присутствие в них личного отношения к событиям русской истории.  Отношения часто очень негативного, с которым я всегда был не согласен. А книги все равно нравились.

Вот только, взяв в руки фундаментальную «Историю российского государства» (ИРГ), я это произведение почти сразу отложил. Потому, что в историческом произведении автор может не иметь концепции, может иметь ее, но тогда обязан ее научно доказать. И в любом случае обязан проявить профессионализм. Григорий же Шалвович в ИРГ сначала заявил, что исторической концепции у него нет, что в истории он не разбирается. Как бы ни было, однако буквально со следующей страницы мастер детективного жанра начинает излагать свою «вольнодумную» концепцию. Ту самую, по которой эпохи русской истории сменяются, чередуются по типу «плохая-хорошая-плохая». То есть «прогрессивная», развивающая, за ней регрессивная, тупиковая, отбрасывающая Россию назад. Жесткая сила не эффективна, не дает системе развиваться. Потом приходят демократические лидеры, отрицающие «ордынскую вертикаль» и всё начинает налаживаться. А потом снова…Ну и так далее, все знают эту либеральную доктрину. В ИРГ она излагается без анализа исторического знания, без ссылок на исторические источники, без многого положенного для серьёзной монографии. Получается, что Акунин создал свою историческую реконструкцию и стал ее излагать, считая (вероятно искренне), что в истории так и было. Получилось мифотворчество литератора. Потому ИРГ я отложил.

Другое дело – это его художественные приложения к ИРГ. В них, автор волен излагать что хочет. Никогда за личное мнение в художке не осудят. Чем больше спорного, тем интереснее читать! Главное, чтоб было качество. Высоким качеством исторических романов, повестей и рассказов, я всегда считал достоверность в изображении реалий прошлого. Так, в «Мiре и войне» про Отечественную войну 1812 года, с точки зрения исторических деталей и обстановки, придраться не к чему. В «Ореховом Будде» с приключенческим сюжетом в рамках Петровской эпохи, изнанка совершенно другая. Однако буду занудным, перейду к доказательствам.

Герои произведения, волею судеб ставшие хранителями священной буддийской статуэтки, идут ногами по петровской России. Сталкиваются с трудностями, бедствуют, видят и переживают много разных приключений. Собственно, читатель таким образом знакомится с реалиями страны того периода истории. И вот наши герои попадаются в руки к царским сатрапам-ловцам рабочей силы и брошены к холопам тяжко трудиться на Олонецкой верфи.

О производительности на Олонецкой верфи

«Будь хоть ливень, хоть ураган, но каждое воскресенье в озеро нужно было спустить четыре галеры, поставить на них мачты, снарядить их парусами, прицепить пятисаженные весла, закрепить пушки, и прочее, и прочее. – Галеры это. Их тут строят и на воду спускают. Неделя – четыре новых, неделя – еще. А царю всё мало» Б.Акунин «Ореховый Будда»

2 февраля 1701 г. царь Петр I издал Указ, положивший начало Балтийскому флоту. Флот строился на нескольких верфях. В 1703 году в Лодейном Поле на реке Свирь была заложена Олонецкая верфь. Здесь издавна строили суда, имелись мастеровые люди. Близко подступал корабельный лес и неподалёку строились олонецкие металлургические заводы, которые лили пушки и ядра для вооружённых судов. В кратчайший срок на берегу, в месте сегодняшнего центра города Лодейное Поле, были возведены кузницы, смольни, канатно - прядильный двор, чертёжные мастерские, провиантские амбары и другие строения, необходимые для нормального обеспечения судоверфи. Построили походный храм во имя апостола Петра и дворец для государя. 22 июня 1703 года было спущено на воду первое судно - почтовый галиот. Дальше больше. Именно только в первый год и была «гонка». По разным источникам к июню 1704 года со стапелей Олонецкой верфи сошли на воду 40 судов петровской эскадры из ста с лишним, построенных местными корабелами для русско-шведской войны. В другом источнике в 1703 - 1704 годах на Олонецкой, Лужской и Петербургской верфях было построено около 140 бригантин и скампавей, которые вместе с галерами составили практически весь гребно-парусный флот на Балтийском море. Скампавеи имели длину по палубе 21,95 м, по килю 17,45 м, ширину 3,1 м, глубину интрюма 0,84 м. Бригантины имели длину по палубе 20,62 м, по килю 15,34 м, ширину 2,97 м. Галеры достигали в длину 38, в ширину 9 метров, имели две мачты и от 28 до 36 весел.

Таким образом, в этот год-два (1703-1704 гг.) производительность спуска на воду в отдельные месяцы могла доходить до 6-8 судов, но средняя скорость вероятно была 4 корабля в месяц, а не в неделю.

Теперь немного о технологии. «Яма»

«Потом готовый скелет корабля спускали по пазам в «яму», и там шпангоуты зашивали доской, шпаклевали, смолили, красили, настилали палубы. По воскресеньям открывали шлюз, наполняли «яму» водой, и тогда, под пушечную пальбу и трубный рев, выводили корабль в озеро. Работы оставалось еще много, но галера уже имела имя, флаг и считалась частью государева флота». «Начала расспрашивать. Узнала, что хуже «ямы» места нет. Если вся Лодейщина – преисподня, то там самый черный ее предел. – Нас из балагана хоть на вырубку выводят и по воскресеньям к обедне, а «ямные» все безвылазные, – рассказал Пров. – В «яме» живут, в «яме» дохнут, там же их и зарывают. Когда воду озерную запускают, хошь всплывай, хошь тони. Потом спустят – сиди в грязной луже, догнивай». Б.Акунин «Ореховый Будда»

Никогда, ни на одной верфи петровского времени не существовало «ям». Док-камера – сложнейшее гидротехническое сооружение современного кораблестроения. Для него помимо шлюза, требуются мощные насосы по откачке воды из дока. Очень сложно и дорого, потому даже сейчас спуск подавляющего большинства кораблей в мире выполняется с наклонных стапелей. В то время строительство кораблей велось на обязательно сухом, желательно наклонном берегу, но с обязательно при глубоком дне, достаточным для осадки корабля после скатывания с берега в воду по направляющим полозьям или валкам. Суда строили так. Сплавлять лес по воде для судостроительных целей запрещалось. Сначала изготавливался киль. По всей длине киля устанавливали шпангоуты, как рёбра у рыбины. Шпангоуты крепили между собой брусьями-кильсонами. Верхние концы шпангоутов в поперечном направлении связывали с помощью специальных брусьев-бимсов, под которыми по длине судна прокладывали брусья-карлингсы. По шпангоутам с каждого борта с носа в корму крепили продольные брусья-стрингеры. Образованный таким образом каркас назывался набором судна. Рекомендовалось построенный из предварительно выдержанного просушенного леса набор оставлять на стапеле для дальнейшей просушки еще на год и только после этого приступать к обшивке бортов, днища и настила палуб, просмаливанию, установке матч, оснащение парусами и т.д. В петровскую «гонку» для дальнейшей сушки времени не было, но и опускать в сырую «яму» до просмолки было наивысшей глупостью. И по этой причине тоже подобных «ям» в то время не существовало. Иногда были пильные ямы, над которыми лесоматериалы пилились длинной двуручной пилой двумя людьми, один стоял выше древесины, а другой ниже. Были смоляные ямы или «смолокурки», в которых варили смолу. Но это же совершенно не то. Единственный пример нечто похожего на акунинские «ямы» –стрельнинский док. В 1715 г. в Стрельне построили самоналивной и самоопорожняющийся сухой док, работающий только при помощи шлюзов без каких-либо насосов. Он служил для зимнего хранения и ремонта одновременно 50 больших галер или 250 малых.

«Корабли деревянные. Люди золотые»

«Ненасытному Лодейному Полю (или как его звали здесь «Лодейщине») вечно не хватало рабочих рук. Трудники мерли, как мухи, и добыть им замену делалось всё мудреней. Деревни на сто и двести верст вокруг давно опустели. Мужики, кто еще не угодил в солдаты, матросы иль на работы, разбрелись от греха кто куда. Копали, рубили, тесали ловленые бродяги и дезертиры, каторжные колодники, плохо упрятавшиеся раскольники, иногда издали пригоняли пленных шведов и крестьян-чухонцев, но эти жили недолго». Б.Акунин «Ореховый Будда»

По приказу Петра I к Олонецкой судоверфи приписываются города Каргополь, Пошехонье, Белоозеро с уездами, откуда согнали сюда тысячи крестьян и мастеровых. Тысячи, потому что крестьян сгоняли дворами, то есть семьями. Разрешали ставить дома, разводить домашний скот и огородничать. В источниках называется цифра 14270 человек для нескольких верфей. Однако каторжным в буквальном смысле этот труд назвать нельзя, поскольку он оплачивался по двенадцать рублей в год и столько же харчевых. Много это или мало? Корова в то время стоила от 3 до 5 рублей. «Больших трудов стоил набор плотников. Для постройки корабля по смете требовались иноземные специалисты: мастер, два подмастерья, плотник и кузнец. Русским мастеровым назначили по 60 "добрых" плотников, по четыре кузнеца, одному столяру, живописцу и лекарю на каждый строившийся корабль» И.И.Яковлев «Корабли и верфи».

При строительстве корабля любая работа крайне ответственна. Как пишет Иван Ионович Яковлев, нужны были «добрые», то есть квалифицированные плотники, кузнецы и т.д. Хороший мастер-корабел на вес золота. Это Петр I прекрасно понял платя иноземным мастерам фунтами стерлингов, гульденами и проч. Пока не начал учить и воспитывать своих мастеров. Хороший плотник, кузнец, канатчик и т.д. на дороге не валяется, – это хорошо понимал каждый мастер-корабел. Всякому ремеслу надо учить с детства. Рубить и тесать «ловленые бродяги и дезертиры, каторжные колодники, плохо упрятавшиеся раскольники» на верфи не могли. Кому доводилось организовывать труд других, кто сам работал в коллективе понимает, что хороший результат дает только мастер своего дела. О наказаниях Работа на верфи длилась весь световой день (на широте белых ночей – вдвое дольше обычного), с короткими перерывами для сна и приема пищи.

«Тех, кто пробовал бежать, сажали на кол или ломали на колесе. А пуще того помогала острастка для охраны: солдат, у которых случился побег, по жребию вешали через двоих третьего». Б.Акунин «Ореховый Будда»

А вот, что пишет другой источник: «Не в силах терпеть изнурительные условия, многие кораблестроители бежали прочь. Пойманных возвращали и жестоко били кнутами». «С пойманными расправлялись жестоко, их били «нещадно» кнутом и батогами, однако это помогало плохо, приходилось принимать какие-то другие меры. … В 1707 г. была принята еще более крайняя мера. В связи с тем, что в этом году было особенно много случаев побегов работных людей, высланных в Петербург из Белозерского края, Петр указом от 9 июня распорядился взять членов семей бежавших: их отцов, матерей, жен, детей «или хто в домах их живут» и держать их в тюрьмах до тех пор, пока беглецы не будут сысканы и возвращены в Петербург. «…казнить из пойманных беглых крестьян и холопов только тех, которые уличены будут в убийстве и разбое, а других наказывать кнутами, налагать клейма, вырезывать ноздри. Последний способ казни был особенно любим Петром. В его бумагах остались собственноручные заметки о том, чтобы инструмент для вырезывания ноздрей устроить так, чтоб он вырывал мясо до костей». Н.Костомаров Но это уже про строительство города. Не про верфи. Да и то, как видим, били, рвали ноздри, сажали в тюрьму. Убивали же только за убийство и разбой. Беглецов, на мой взгляд, вряд ли могли сажать на кол или «ломать на колесе». Это казни и пытки для тех, кто допустил измену царскую: военную, государственную или религиозную и супружескую. Еще наказывали за незаконную порубку заповедных лесов. За это от штрафов до рванья ноздрей и каторги в зависимости от причиненного ущерба. О смертности В слоях XVIII века в Петербурге огромных братских могил не найдено. Зато полно останков животных в выгребных ямах, что свидетельствует о наличии в рационе рабочих мяса. При этом кормили их централизованно. Да еще и платили по рублю в месяц, что было средней зарплатой землекопов для того времени. На верфях же, где был труд квалифицированный, а мастеровых если не холили, то берегли, смертности без естественных причин и вовсе не было. Вывод Мы рассмотрели только один малый эпизод «петровских реалий» из книги Б.Акунина «Ореховый Будда». Таких эпизодов в книге полно. Автор создал свою историю эпохи и начал ее излагать, убеждая, что в истории так и было.

На этот раз действие происходит в петровские времена. Где-то в Голландии в руки шлюхи не самым законным путем попадает маленькая фигурка Будды. Барышня выходит замуж за русского лопуха, который отправляет ее к себе на Родину. Пока Марта находится в пути, семья мужа попадает в опалу, и приезжать особо некуда. Марта меж тем уже глубоко беременна. Ее сплавляют к староверам, что спрятать, но она погибает при родах.

У новорожденной дочери Каты от матери останется только божок на шее. Кате и в голову не приходит, что кому-то может быть интересен ее кулон.

Но однажды ее находит некий старик, который рассказывает ей об Ореховом Будде, о том, что это ценная реликвия, и ее нужно вернуть домой. У Каты же с божком связано другое: это единственное, что осталось от матери. Старичок соглашается и говорит, что Ката может стать Хранительницей Будды и ехать с ним в далекую Японию, на родине ее ничего не держит. Ката служит у опального князя, который пишет запретную книгу и которого убивают. Девушка легко соглашается с будущим учителем.

Так начинается большое приключение Каты, где она постигает мудрости и тонкости востока.

Акунин во всех своих книгах с большой любовью и трепетом рассказывает о восточном учении, при этом, увлекшись российской историей, не забывает вплетать факты российской истории. Например, он довольно подробно описывает, как строились верфи, используя старорусские словечки, специальную лексику и проч. То, что принято называть "полным погружением".

Занятное чтиво. Я была бы не прочь почитать продолжение истории, там есть триггеры на возможные новые приключения.

Тут есть интересные герои, но раскрыться им полностью автор не даёт. Да и повесть всё больше про японское буддийское учение, чем про эпоху Петра Первого. Это повесть про путь с маленькой буквы и про Путь с большой. С поучениями, как должно жить, и что в этой жизни главное.

А уж что там за события вокруг происходят, и по какой стране да в каком времени путь пролегает… это всё не особо важно.

Читать было интересно, но кажется, что эпоху Петра Акунин тут приплёл через силу.