Текст книги "Сто баксов на похороны"

– Не знаю! – взвыл коренастый.

– Кто подтвердит, что ты дома был? – спросил куривший за служебным столиком средних лет мужчина в штатском.

– Дома я был! – заорал коренастый. – Спал я!

– Тебя Лапин два года назад пьяного на машине остановил, – напомнил ему капитан. – Права на год отдал. Помнишь? Ты еще орал, что ты Лапину…

– Да не видел я его! – крикнул коренастый.

– Плохо дело, Суриков, – покачал головой оперативник. – Лапину ты угрожал. Причина, чтобы его сделать, у тебя была. Пистолет Лапина найден у тебя на кухне. Может, давай по-хорошему? Ведь не один ты был. С кем Лапина убили? – угрожающе спросил он. – И не заставляй меня об этом еще раз спрашивать, – поднявшись, предупредил он Сурикова. – Лапин мой товарищ был. Я бы тебя, гниду, при попытке к бегству срезал. Твое счастье, что не я тебя брал.

– Взяли его, – сказала молодая женщина в короткой юбке. – Они сразу к тем поехали, кто к Лапину дышал неравнодушно. Он когда увидел, как из-под стола пистолет достали, оцепенел, – весело продолжила она. – Правда, они били его сильно. Я думала – убьют.

– Забудь, – прервал ее Корень. – Кривой с тебя враз башку снимет, если вякнешь кому.

– Да я что, – обидчиво спросила она, – глупая, что ли?

– Вот и закрой пасть, – лениво перебил ее пивший пиво, – а то воняет.

– Как нужно было подставить Сурка, – обиделась она, – то Валюшка, а когда сделала – завоняла?

– Я тебе сейчас кишки выпущу, – зевнул Цыганок.

– Не гони на нее жути, – усмехнулся Корень. – Все-таки она лихо это обставила. А с московскими крутиться ништяк, – подмигнул он. – И бабки нормальные, и вообще…

– Уж больно они строят из себя, – недовольно заметил Цыганок. – Особенно этот «дух», Хаджи. Парни базарят, что…

– Ты на них, – Корень снова усмехнулся, – после Чечни зуб имеешь, для тебя любой кавказец «дух». А мне лично плевать, кто он. Пусть даже братан Басаева. Бабки имею, и ништяк. Кривой никогда столько не отваливал.

– Вот такие, – криво улыбнулся Цыганок, – как ты, и за Дудаева в Чечне воевали. Мы раз взяли хохленка. Он, сучонок…

– А в натуре там бабы из Прибалтики, снайперши, были? – с интересом спросил Корень.

Цыганок молча кивнул.

– Ты их видел?

– Живых нет.

– А говорят, что…

– Хорош, – недовольно перебил его Цыганок. – Не тебе за это базар вести. Я когда вернулся, в запой ушел. Думал, хренотень все это. Мол, после войны ночами спать не будешь. Там дрых, а здесь не буду. Но когда трезвый ложился, по натуре, первое время во сне там воевал. Если в первый раз как-то не то чтобы испугался, просто интересно было, но второй бой, когда мы почтамт в Грозном брали, часто во сне вижу. Сейчас, правда, уже все. А сначала, мать говорит, во сне что-то орал. Короче, ну его на хрен, этот базар дешевый!

– Вот видишь, – положив телефонную трубку, подмигнул женщине старший сержант. – Я же говорил, что скоро мы в куражах будем. Сейчас пойду к одному товарищу по оружию, он мне и отстегнет прилично. А сначала упирался! – рассмеялся сержант.

– Ты про Белкова? – спросила она.

– А про кого же? – Он снова подмигнул. Поднявшись, закурил. – Я скоро, через полчасика вернусь. Ты приготовь какую-нибудь закуску получше. Коньячок возьму. Грех не обмыть.

– Я хотела котлеты жарить, – проговорила она. – Вот и наделаю. А коньяк не бери, – поморщилась она.

– День-то какой, грех коньячку не взять.

Он вышел в прихожую.

– Я ушел! – услышала женщина.

– Смотри, там нигде не пей, – громко попросила она. – А то снова придешь и будешь выступать. Лучше уж дома, если так хочешь, отметим!

Открыв холодильник, достала тарелку с мясом.

– Дверь не закрыл, – не услышав щелчка замка, она покачала головой. Захлопнув дверцу холодильника, сделала шаг к коридору и замерла: на кухню вошли двое.

– Вот что, женщина, – усмехнулся подошедший к ней Хаджи. – Я не знаю, что ты будешь говорить милиции. Но не про тех, кого сейчас видишь. Поняла? – жестко спросил он.

Она испуганно отшатнулась назад. Упершись спиной в стену, замерла.

– Это тебе на похороны. – Кавказец сунул ей в вырез блузки стодолларовую купюру. – Запомни, что я сказал. У тебя дочь есть. До свидания, – поклонившись, неторопливо вышел.

– Надеюсь, ты не дура! – усмехнулся Медный и, прикурив, выдохнул дым в лицо женщине. Она с ужасом смотрела на дверь. Немного подождав, осторожно двинулась вперед. Выйдя из кухни, судорожно дернулась и закрыла рот ладонями. Около стены на спине, уставившись на нее безжизненными глазами, лежал старший сержант. Из узкого глубокого пореза чуть выше кадыка густо шла кровь.

– Мама, – услышала она сзади девичий голос. – Кто приходил?

– Уйди! – закричала женщина и, обхватив подошедшую девочку, толкнула ее в дверь комнаты. Но дочь успела увидеть убитого сожителя матери. Ахнув, потеряла сознание.

– Анька! – заплакала успевшая поймать падающую дочь женщина.

– Зря мы ее оставили, – сказал Медный.

– Вообще зря на квартиру пришли, – буркнул Филин, сидевший за рулем «Оки» с тамбовским номером.

– Не зря, – возразил Медный. – Сейчас нужно делать труп либо без свидетелей, либо предупреждать их.

– Думаешь, она хай не поднимет? – усмехнулся Филин.

– Конечно, поднимет, – кивнул Хаджи. – Но будет говорить о каком-то мужике. Даже его приметы назовет. Не было бы дочери – другой разговор. А так будет делать как сказали. Менты сами виноваты, все время поют в газетах и по телику про мафию. – Он засмеялся. – А люди жить хотят. Тем более наверняка знала, что сержантик что-то мутит. Да и не муж он ей. Так что ничего не вякнет.

– Он вышел, – со слезами на глазах продолжила женщина. – И сразу кто-то ударил его. Я услышала вскрик и глухой удар. Это… – Не договорив, заплакала.

– Ваша дочь сказала, – выждав паузу, произнес пожилой мужчина с седыми висками, – что вы с кем-то беседовали на кухне. С кем?

– Так с ним и говорила, – всхлипнула она. – Мы ведь без росписи жили. Вот и решили, что пора бы… – Снова не договорив, зарыдала. В комнату вошел старший лейтенант милиции.

– Никто ничего не видел, – отвечая на вопросительный взгляд оперативников, пожал он плечами.

– Сейчас если кто и увидит, – буркнул майор милиции, – хрен чего скажет.

В заплаканных глазах женщины промелькнула усмешка.

– Как убили? – растерянно спросил Белков. – Да что же это такое? Наших ребят начинают на квартирах убивать. Как же это? Приеду. – Положив трубку, облегченно вздохнул. – Вот и рассчитались. Баба его молчит. Молодцы парни, умеют работать. И лишних не трогают, и те молчат. Но ведь, – в его глазах появился испуг, – они и меня могут. Да запросто! Ведь я все-таки, как говорится, лишний свидетель. Хотя нет! – Он с облегчением вздохнул. – Без меня они ничего не узнают. Вот когда все закончится, тогда надо будет на некоторое время исчезнуть. Да, сейчас я им нужен. Водилы «КамАЗа» не появились. Значит, все-таки поняли, что лучше молчать. Устинов тоже вряд ли говорить что-нибудь станет. Вот только эта стерва из Рассказова… – Он вытащил записную книжку. – Орлова Любовь Ивановна. Тридцать девять лет. Как она написала? «Я видела и могу дать показания в пользу водителя „Нивы“, про которого было написано в газете от восьмого июня в хронике происшествий». Стерва! – повторил Влад. – А чего они ждут? А-а-а, они туда и ехали, а тут я насчет сержанта позвонил. Они ее успокоят. Но ведь легче было бы Свиридова прирезать в палате, и все. Впрочем, тогда точно делом занялись бы всерьез. Его показания плюс показания водил с «КамАЗа», шофера молоковоза да еще этой стервы, и завертелось бы. Свиридова трогать нельзя. Надо поторопить их, – решил Белков. – Пусть едут в Рассказово, к этой Орлице, и закроют ей рот. Что она видеть могла?

– И что делать будем? – зло спросил рябой водитель «КамАЗа».

– За этим и позвал, – хмуро отозвался его напарник, пожилой человек. – Кому-то очень не хочется, чтобы мы давали показания.

– Это и я понял, – кивнул рябой. – Мне Машка сказала. Они, гады, и про дочь говорили.

– Моей Зинке щеку разрезали. И Сашке досталось. В общем, надо молчать. Зря мы с тобой писали…

– Я тебе сразу говорил! – раздраженно бросил рябой. – На кой хрен нам это надо? Ты же помнишь, как они нас спровадили – пистолетом. Как еще до сих пор не убили… – Вздохнув, он взял бутылку, налил две рюмки.

Чокнувшись, оба выпили.

– Крепкий у тебя, Егорыч, самогон, – хрустнув соленым огурцом, одобрительно крякнул рябой.

– Так для себя гнал, – выдохнув, кивнул Егорыч. – Ты, Степка, чего думаешь-то? – Он посмотрел напарнику в глаза. – Если отойти, то себя не уважать. Мужика засудят. И всю жизнь ему крест таскать. Перевернулся и бабу с мальцом угробил. Но если дать показания, то…

– В этом-то и дело, – кивнул Степан. – А если за эту правду наших перережут? Тогда как? Нам с тобой этот крест таскать. Если, конечно, нас самих не прикончат. Подловят на трассе – и привет.

– Я вот чего думаю, – закуривая «беломорину», проговорил Егорыч, – они наших запугали, чтоб на нас подействовать.

– Им это удалось, – хмуро прервал его Степан. – Лично мне плевать на всех, только бы с моими все нормально было. Ты как хочешь, – взяв бутылку, снова налил, – а я скажу, что ничего не видел. Пусть даже судят за лжесвидетельство, но мне на это дело чхать с высокой колокольни. Я приехал, а Машка в слезах встречает: они Иринку, наверное, взяли от тещи. Мы сразу туда рванули. Теща перепугана. Машка раз пять в день звонила. А ты что? Неужели будешь давать показания?

– Конечно, нет, – ответил Егорыч. – Но понимаешь… – Он сумрачно посмотрел в окно. – Ты бы видел Зинку. Они ей щеку распороли. И хочется мне увидеть этого сукина сына. Ты же, гнида, – словно надеясь, что его услышит мерзавец, который разрезал щеку жене, говорил Егорыч, – с бабами смелый! Ты, гнида, меня найди. Вот в этом и дело. Что, они напугать меня решили Зинкиной разрезанной щекой? А только разозлили. Понимаешь?

Егорыч взял свою рюмку.

– Погоди-ка! – Степан тоже взял рюмку. – Значит, ты по-прежнему будешь за справедливость? А я, выходит, в кусты?

– Знаешь что, Степка! – Выпив, Егорыч поморщился. – Дело каждого принимать решения. Я дам показания. Ты ничего не видел и не знаешь. Я и про пистолет скажу. Мол, один вышел. А ты спал. И с моих слов все и написал. Так что…

– Погоди-ка, – вновь перебил Степан, – а как же твои?

– Отправлю куда-нибудь. Ты на всякий случай на бюллетень уйди. От напарника я откажусь. А то вдруг они, гниды, меня по дороге выловят. Я тебя за этим и позвал. Ты правильно делаешь, что за семью беспокоишься. В жизни мужика это – самое слабое место. Только не говори, что мы вроде бы передумали или ничего не видели. Спал и все. Писал с моих слов. Давай. – Он, приподняв рюмку, коснулся рюмки Степана.

– Погоди-ка, выходит, что я в сторону, а ты такой честный…

– Злой я, – поправил Егорыч. – Они обратного добились. Зинка теперь всего и всех боится. И думаешь, я так жить смогу? – опрокинув рюмку в рот, хрипловато спросил он. – Нет. Мне пятьдесят два, и я в жизни все время был защитником своей семьи. А теперь что же получается? – Поставив рюмку, вздохнул и посмотрел на напарника. – Какая-то гнида мою жену по щеке полоснула только за то, что я хочу правду сказать. Мы вот говорили про этого мужика с «Нивы». Мол, каково ему. А мне? Моей жене, у меня в доме, по щеке бритвой, и все? Я рот за замок и плевать на всех? Нет, так семью не спасают.

Степан выматерился:

– …твою мать. Выходит, будто я в мороз оставил тебя посреди трассы и на попутке укатил. Я тоже показания дам. Давай вмажем за это! Хотя, если правду сказать, я думал забыть про это. Совсем из памяти вычеркнуть. Но если…

– Так я тебе и говорю, забудь, – сказал Егорыч, – а ты…

– Хорош меня за щенка держать! – внезапно обиделся Степан. – Значит, ты мужик и за обиду своей жены готов с этими крутыми в войну поиграть, а я так, только для постели и годен? Ну, еще деньги приношу. Я своих отправлю к сестре. Пусть там переждут. Если тещу прихватят, так я им сам пузырек поставлю. Караул, а не теща, хуже инспектора на дороге. Так что давай отправим своих и поедем показания давать. Мужик этот в тюрьме, а там, наверное, ой как невесело.

– Ты подумай хорошенько, – предупредил Егорыч, – прежде чем начинать. Лично я решил. Но мне одному легче будет. А эти гниды, чувствуется, серьезные сволочи. Или работают на очень серьезного дядю. Так что, Степан, думай, прежде чем начинать. У нас с тобой и годы, и судьбы разные. Если бы я жил как ты, ровно и спокойно, наверняка сделал бы так, как ты предложил. Но сейчас не то чтобы не могу, а просто не хочу. А ты, – повторил он, – подумай. Лучше будет, если ты скажешь, что написал все с моих слов, а сам ничего не видел. Не торопись, – увидев, что напарник хочет что-то сказать, проговорил он. – Завтра на свежую голову все скажешь. Наливай, – подвинул он свою рюмку.

– Я уже решил, – наливая, кивнул Степан. – Вообще…

– Давай на сегодня прекратим, – перебил его Егорыч. – А завтра…

– Ты, Андрей Егорович, классный мужик, – кивнул Степан. – И знаешь, чего стоишь. Ты правильно решил. И ничего они не сделают. Наверное, только баб пугать и умеют.

– Не скажи, – не согласился Егорыч. – На трассе они и нас припугнули. Если бы подловили нас где-нибудь и популярно объяснили, что, мол, мужики, знайте свое место, а то и вам, и близким вашим хреново станет, я бы и забыл все. Но когда они, сволочи, моей жене щеку режут и думают, что я молчать буду, черта с два! – Он громыхнул кулаком по столу. – В милицию я, конечно, не пошел и Зинке не велел. Тогда точно она снова пострадала бы. А показания дам. Что видел, то и скажу. И про пистолет вспомню.

– Скажем, – наливая самогона, кивнул Степан. – Я в жизни тоже много чего видел. Так что давай своих отправим и поедем в Мичуринск. Ведь там этого бедолагу держат.

– Может, все-таки поразмыслишь? – предложил Андрей Егорович.

– Выпьем за этого мужика с «Нивы», – приподнял рюмку Степан.

– Понял, – кивнул державший сотовый телефон Кривой. – Но…

– Делай, что говорят, – услышал он злой мужской голос. – И не вздумай шепнуть про это Кости. Я с тебя сразу кожу на сумочки спущу. Завтра я должен знать о результате.

Раздались гудки отбоя. Кривой коротко выматерился и отключил телефон.

– Горец наверняка уже сказал Михайлову, – пробормотал он. – Впрочем, Лорд за меня слово скажет. Зря я Горцу про Вячика сообщил. – Он закурил. – Придется помочь. Кролик! – громко позвал он. – Подь-ка сюда!

– Чего, милый? – В комнату вошла крепкая молодая женщина в купальнике. На ее руках были кожаные перчатки.

– Пошли пареньков в Мичуринск, – вздохнул он. – Там нужно московским помочь. Баба одна не по делу базарит.

– Тебя не понять: то парней Кости сдал через Горца, то помогать им хочешь. Чего ты…

– Тебя это не колышет! – резко бросил Кривой. – Пошли машину в Мичуринск. Там Цыганок и Корень ждать будут. Вячик бабки клевые платит. Надо, чтоб баба не вякала. Но не мочить, – тут же предупредил он. – Просто жути нагнать, и все дела. Поняла?

– Первый раз, что ли? – усмехнулась она. Сняв перчатки, отбросила их в угол. – Кого посылать?

– Сама решай.

– А баба эта кто? Может, какая-нибудь бизнесменка и у нее «крыша» из Питера? Неприятности нам на фиг не упали. Помнишь, в Ладе нарвались? Вроде стоит на трассе и торгует фруктами. А оказалось, питерским платит. Ведь тамбовских сейчас полно в Питере. Так что если…

– Если что, пусть с Вячиком разбираются. Мы его заказ выполняем.

– Но получать с нас будут.

– Делай, что говорят! – разозлился Кривой.

– Ты, Вася, на меня не рычи, – зло сверкнула она глазами, – а то мои брательники враз тебе место укажут. А в Рассказово, если там у бабы «крыша» питерская или из наших тамбовских кто ее прикрывает, я не влезу. Понял? – Она вышла.

– Сучка! – прошипел вслед Кривой. – Своими брательниками пугаешь? Да я их в гробу в белых тапочках видел, – так же негромко, успокаивая себя, добавил Василий.

– Я парней Хриплого возьму! – услышал он голос Кролика.

– Сучка, – чуть слышно буркнул Кривой.

– Зачем же вы так его? – усмехнулась Александра.

– Так уж получилось, – развел руками грузный, с посеребренными сединой висками, средних лет мужчина. – Ты как позвонила, так я и послал…

– Жора, – перебила она. – Его какие-то парни спрашивали. Потом приезжали. У них вроде как пистолеты видели. Ты не знаешь, что там такое?

– Понятия не имею. Значит, кому-то дорогу перешел. А он сам-то что говорил?

– Вроде как из-за девки. Он же постоянно из-за девчонок дрался в молодости. Вот и сейчас, наверное, снова решил былое вспомнить. Ведь его три с половиной года не было…

– В общем, теперь он на тебя вякать не станет, – заверил ее Жора. – В больничке проваляется самое малое около месяца, если не поймет, то мы ему снова популярно все объясним. Муж-то как, не возникает?

– Ромка меня любит. Но, бывает, начнет пить, вот тогда смелый становится. Но за Юрку он постоянно. Наверное, из-за того, что…

– Ну их на хрен! – Шагнув вперед, грузный обнял ее. – Пойдем в машину, – целуя ее в шею, прошептал он. – Парни погуляют. У меня там коньячок имеется, фрукты, конфеты твои любимые. Помнишь, я тебе последний раз привозил?

– Мне домой к трем надо, – учащенно дыша, прошептала Александра. – Роман ждать будет. Я же к Юрке в больницу ездила.

– Успеем, – кивнул Жора и впился ей в губы.

– Значит, что-то под колесо попало, – сказал сидевший возле кровати Юрия старший лейтенант милиции.

– Ага! – усмехнулся тот. – Если скажу, что мне под колеса какую-то хреновину с гвоздями бросили, ведь не поверишь?

– Устинов, – строго проговорил милиционер, – давайте не будем тыкать. В крови алкоголя у вас не обнаружено. В левом колесе обнаружен гвоздь. Он, видно, вошел раньше, чем колесо взорвалось. Так что с нашей стороны к вам претензий не имеется. Но вот что еще… вы дали письменные показания, что видели, как «Ниву» с трассы сбросил уходивший от столкновения с «КамАЗом» джип. Вы подтверждаете это?

– Конечно. Что видел, то и сказал. Потом трое или двое мужиков к «Ниве» из джипа пошли. Там еще «КамАЗ» этот, которому джип в лоб шел, остановился. Но сразу же уехал. Я притормозил, но увидел, как машины останавливаются, и дальше рванул. Боялся, молоко прокиснет. Жара сильная была. А до этого дождь лил, – вспомнил он. – Поэтому аж парило все. А чего ты… то есть вы спрашиваете?

– Ваши показания не совпадают с показаниями других очевидцев аварии, – нахмурился милиционер. – Я говорю о тех, кто там был.

– А там и были «КамАЗ», – начал перечислять Юрий, – «Нива», которую сбросили, и я, на выезде на трассу. Ну, джип, который сбил «Ниву». Потом уже какая-то легковушка остановилась. «Девятка», кажется. Номер тамбовский. Шестьдесят восемь. Я мимо медленно проезжал, эти с джипа около водителя «Нивы» стояли. Он вроде как вылезти хотел. Орал что-то, но я за молоко боялся, поэтому и проехал мимо.

– Значит, вы подтверждаете, – повторил милиционер, – то, что…

– А чего же не подтверждать? – усмехнулся Юрий. – Что видел, то и говорю. А этого с «Нивы» знать не знаю. Просто мужика сбили эти новые русские, сучары. Знаешь как летают? А джипы вообще приборзели. В лобовую ходят. А где этот, с «Нивы»? Его освободили или…

– У него в крови обнаружен алкоголь, – перебил старший лейтенант. – Он, правда, тоже говорит, что его сбросили с трассы, но как попал алкоголь в кровь, объяснить не может. А старую истину дорожно-транспортных происшествий вы, как водитель, должны знать. Кто пьян, тот и виновен.

– Не думаю, что он был бухнувши, – сказал Юрий. – Шел с прицепом. Значит, вез чего-то. Тем более, говорят, в тачке были жена его и пацан. Неужели баба дала бы ему пить? Вы вот все по закону рассуждаете. А по-человечески прикиньте, и другое дело будет. Где гарантия, что ему эти крутые, с джипа, – неожиданно предположил он, – в рот спиртного не влили? Он же в отрубоне был. Но орал. Значит, инстинктивно глотнул то, что ему в рот влили. Был бы без сознания, вообще захлебнулся бы.

– Суд разберется.

– Ага! – насмешливо согласился Юрий. – Впаяет мужику червончик, и привет. Поминай как звали. Ведь два трупа в машине. А тем более если вы ему пьянку шьете. Короче, кончился мужик как человек. – Он застонал и осторожно приложил ладонь к забинтованной голове. Закрыв глаза, шумно выдохнул.

– Врача позвать? – равнодушно спросил милиционер.

– А вот ты даже слушать не стал, – открыв глаза, посмотрел на него Юрий, – что я тебе про палку с гвоздями сказал. А зря, – усмехнулся он. – Например, я думаю, что это как раз из-за показаний, которые я насчет джипа и «Нивы» дал. Ко мне же в деревню приезжали, – добавил он. – Участковый знает и капитан Лапин. Он вроде как и…

– Ладно, – сказал старший лейтенант, – пойду. Тебе тетка передачку привезла. Я как раз шел, она дежурной медсестре отдавала.

– Ты думаешь, я башкой здорово треснулся, – криво улыбнулся Юрий, – вот и несу хреновину насчет палки с гвоздями под колеса? Я тебе правду говорю.

– Разберемся, – привычно сказал милиционер и вышел.

«Надо молчать про это, – решил про себя Устинов. – А то еще в дурдом упрячут. Но если меня из-за показаний в аварию пустили, значит, еще появятся. Но теперь я вас ждать буду. Из больнички, как только более-менее очухаюсь, сразу сквозану. Тех бы встретить, кто ко мне домой приезжал, они бы мне все сказали. А Сашка с чего такая добрая стала? – вспомнил он слова старшего лейтенанта. – Наверное, ее Роман ко мне отправил. И не зашла, кобыла. Я бы спросил: Роман был у меня после аварии или это те, кто молоковоз под откос отправил, навещали? Если они, то знают, что я жив. Значит, могут и сюда заявиться. Приходите, „духи“! – ухмыльнулся он. – Я вас в соседней палате положу».

– Думаешь, справятся? – спросил Вячеслава Хаджи.

– Это как бы разведка. Я чего прикинул: вдруг эта телка какая-нибудь денежная единица питерских и она им платит? Уж больно смело она влезла в это дело. Прочитала в газете и решила восстановить справедливость. Парни Кривого съездят, мы и выясним, что почем и с чем эту Орлову кушать можно. Если она так, спикуль на рынке, то они ей рот заткнут. Начнет выделываться, сами навестим. Если же у нее «крыша» имеется, узнаем – кто. Тамбов с Питером накрепко повязан. Сейчас там, в Питере, многие тамбовские у руля стоят. Тогда узнаем, кто именно, и будем договариваться. Если же кто-то из местных блатарей, Кривой, чтобы не уронить свое «я», сам с ними разберется.

– Кривой наверняка вломил нас Кости, – высказал свое мнение Медный. – И сейчас попытается нам помочь.

– Если он вломил нас, – сказал Филин, – то так, по слухам и по своим догадкам. Понял, что у нас какие-то нелады. А теперь будет знать точно. Надо было самим…

– Самим пока светиться нельзя, – отрезал Вячеслав. – Влипли в историю.

– Так есть из-за чего, – кивнул Хаджи. – Если уж началось, надо выкручиваться. Просто надо было тогда этому водиле башку проломить, и все дела. Но, – он пожал плечами, – надо исходить из того, что имеем. Договорились бы ребята Кривого с этой бабой.

* * *

– Ничего себе домик, – протянул Цыганок.

– Да, – согласился вышедший из «девятки» Корень. – Хорошо еще, на квартире сказали, как ее найти.

– Чего стоим? – спросил подошедший от остановившейся сзади иномарки рослый молодой мужчина в темных очках. – Место для работы классное, – окинул он взглядом двухэтажный дом, стоявший метрах в пятидесяти от неширокой речки.

– А эти? – Цыганок мотнул головой на несколько небольших частных домов.

– Эти? – презрительно переспросил рослый. – Они, кроме самогона, коров и огорода, ничего не знают и никуда не лезут. Конечно, если у них что-то взять, то с вилами бросятся. И то бросится только тот, у кого берут. Остальные радио на полную врубят и чай попивать будут. Пошли! – Он шагнул к калитке высокого железного забора.

– Чего надо? – спросил выглянувший в раскрытое окно первого этажа мордатый парень.

– Орлова здесь? – Рослый остановился около калитки.

– Кто такой? – задал второй вопрос мордатый.

– Тебе-то какое дело? – разозлился подошедший к рослому Цыганок. – Нам Орлова нужна. Где она?

Увидев вошедших во двор еще четверых, мордатый гораздо спокойнее спросил:

– А кто вы? Зачем…

– Где Орлова? – раздраженно спросил рослый. – Давай ее сюда. Разговор есть.

Мордатый исчез.

– Будем штурмовать? – усмехнулся Цыганок.

Ответить рослый не успел. Дверь парадного входа открылась, и из нее в сопровождении мордатого и еще двоих крепких парней вышла среднего роста миловидная стройная женщина в шортах и завязанной на животе безрукавке.

– Я Орлова, – спокойно проговорила она. – Вы от кого?

– Пусть твои кавалеры подождут внутри! – требовательно бросил рослый. – Нам с тобой побеседовать надо.

– Кто ты такой! – выступил вперед мордатый. – Чтобы…

– Умри! – рявкнул рослый. – Или в натуре крякнешь. Въехал?

– Слышь, Хриплый, – усмехнулся Цыганок. – По-моему, ребята нарываются.

– О чем вы хотите поговорить? – на удивление спокойно спросила Орлова и быстро спустилась с площадки по ступенькам. Повернувшись, махнула рукой: – Идите в дом.

– Но, Любовь Ивановна, – попытался возразить мордатый, – как же…

– Ваня, – строго перебила его она, – делайте, как я сказала.

Мордатый вместе с парнями, постоянно оглядываясь, нехотя вошли в дом.

– Зачем я вам понадобилась, молодые люди? – Орлова повернулась к Хриплому.

– Только затем, – ответил он, – чтобы ты поняла: не всегда нужно быть сознательной гражданкой. Я про аварию, около Мичуринска.

– Вот в чем дело, – протянула Люба. – Но я написала это только потому…

– Вот что, Любушка, – усмехнулся подошедший Корень, – прими добрый совет. Пока добрый! – угрожающе предупредил он. – Забудь, что ты видела. Даже если будут спрашивать, ничего не отвечай. Ясно?

– Не совсем, – покачала головой Люба.

– Забудь, что ты видела! – резко бросил Хриплый. – Если еще слово, тогда по-другому базарить будем. Покатили! – Не ожидая ответа, он направился к машине. Парни последовали за ним.

– Да, – остановился Корень. – Скажи своему толсторожему придурку, чтоб не попадался мне на улице. Сразу похудеет.

– Извините, – выйдя вслед за ним из калитки, обратилась Орлова к уже усевшемуся в «вольво» Хриплому. – Кто вас послал?

– Тебе-то какое дело? – усмехнулся водитель.

– Я не тебя спросила! – Она бросила на него сердитый взгляд.

– Он правильно ответил, – буркнул Хриплый.

– Ну что же, – кивнула она. – Тебя назвали Хриплым. Значит…

– Ты меня пугать вздумала, шалава?! – заорал он. – Да я тебя прямо сейчас около забора положу и хором отдерем. Сучка! – Он с силой хлопнул дверцей. Иномарка рванулась с места. Орлова, запомнив номер, повернулась к заурчавшей движком «девятке».

– Он тебя в натуре отодрать может, – усмехнулся Корень.

– Трогай! – хлопнул по плечу водителя Цыганок.

– Вы за это ответите, – прошептала вслед машинам Любовь Ивановна.

– Думаешь, молчать будет? – спросил Цыганка Корень.

– По-моему, ни хрена она не поняла. Наглая баба, вышла и еще спрашивает.

– Наглая телка, – согласился Корень. – Но по-моему, заткнется. Поняла, что не просто так…

– Не-а, – возразил Цыганок. – Ни хрена она не поняла. У нее, чувствуется, «крыша» имеется. И не на последнем месте тот, кто ее прикрывает. Впрочем, скоро узнаем, что за «крыша». Видел, она на номер тачки, на которой Хриплый уехал, смотрела. Да и наш запомнила. Так что скоро все узнаем.

– Ясно, – держа у уха сотовый телефон, кивнул Вячеслав. – Значит, думаешь, будет давать показания? – Выслушав, недовольно покачал головой. – Ну что же, значит, придется самим проведать мадам Орлову, – отключив телефон, пробормотал он.

– Что, – спросил Хаджи, – выпендривается? Значит, у нее действительно «крыша» имеется. Знать бы кто…

– Скоро выяснится, – усмехнулся Вячик. – Хриплый наехал на нее. Она номер его тачки запомнила. Корень с Цыганком это заметили. Так что тот, кто наедет на Хриплого, и есть «крыша» Любавы.

– Значит, будем ждать, – кивнул Хаджи.

– Не хотелось бы, – недовольно заметил Филин. – И так время потеряли. Пора бы и в столицу нарисоваться. Вот влипли!

– Да хорош вам! – вспылил Вячеслав. – Вы заколебали своим «влипли». На кой хрен тогда…

– Все путем, – перебил его Хаджи. – И действительно, – поочередно посмотрел он на Медного и Филина, – хорош про «влипли». Надо выпутаться из этого, и все. Для начала позвоним Кости и все объясним. Скажем как есть. Он должен понять. Если нет, то пошлем к чертовой матери и…

– Получим по сто баксов на похороны, – не дал ему договорить Медный. – Сейчас нужно самим все решить, а уж потом говорить с ним. Кость, конечно, психанет, но поймет, что мочить нас не за что. Потому что мы все замяли. Да и он уже наверняка все знает и ждет, пока мы сами все утрясем. Вмешиваться не станет. Мы все-таки не качки с улицы. Он на нас бабки тратил, которые потом окупил с лихвой. Не станет он нами бросаться. Конечно, если мы все здесь увяжем. А сейчас вот так катить в Москву – прежде надо гробы заказать. Кость хвостов, какими бы они ни были, не любит. Да и нам на хрен не упало гадать, как тут дела идут.

– Ты впервые все правильно сказал, – с невольным уважением посмотрел на него Вячик.

– А по-другому и не скажешь никак, – пожал плечами Медный. – Хочешь жить – умей мыслить и делай это правильно.

Хаджи рассмеялся.

– Ну ты и выдал, – посмеиваясь, проговорил он. – Оказывается, ты, Сашок, не совсем Медный.

– Да, тезка, – поддержал его Филин.

– Зачем звал? – войдя и подав привставшему с кресла Михайлову руку, спросил Саид.

– А где же хваленая восточная вежливость? – посмеиваясь, поинтересовался тот. – Ты должен был спросить…

– Не те мы люди, – улыбнулся Саид, – чтобы обмениваться любезностями. Итак? Надеюсь, ты передумал…

– Ты правильно надеешься, – кивнул Михайлов. – Я могу отдать тебе тридцать килограммов девяносто пятой пробы. Это высшая, только для украшений. И возьму недорого, сколько сам дашь.

– Я могу видеть товар? – быстро спросил Саид.

Михайлов, улыбнувшись, нажал кнопку. В кабинет вошел молодой мужчина. Подойдя к столику, осторожно поставил на него небольшой черный чемодан. Щелкнув замками, откинул крышку и отступил на три шага назад. Саид шагнул к столику и замер. Его узкие глаза восторженно расширились. Увидев его реакцию, довольно улыбнувшись, Константин Федорович жестом выпроводил принесшего чемодан человека и закурил. В чемодане, переливаясь тусклым красновато-желтым цветом от попадавших на них солнечных лучей, лежали разных размеров золотые слитки.

– Красота, – проговорил завороженный Саид. Тряхнув головой, взглянул на Михайлова. И тут же снова уставился на золото. – Сколько ты хочешь? – хрипло спросил он.

– Цену назначаешь ты, – тонко улыбнулся Михайлов.

– Так! – Снова тряхнув головой, Саид осторожно прикрыл крышку чемодана. – Пусть принесут коньяк и закуску. Необходимо отметить это. За мой счет. – Вздохнув, он погладил чемодан пухлой рукой. Михайлов засмеялся.