Текст книги "Лесной гарнизон"

Борис Давиденко
Лесной гарнизон

Борис Иванович Давиденко родился в 1940 г. на Украине в городе Катайске в офицерской семье. Детство и юность его связаны с городом Люберцы.

После десятилетки окончил военное училище, потом, в 1968 г. Ленинградскую Академию связи. Был членом ЛИТО «На боевом посту», печатался в окружной газете, выступал на радио. Рекомендован Ленинградским Союзом писателей для участия в семинаре молодых писателей в г. Севастополе.

После окончания Академии служил в Московском округе ПВО, майор, жил в Москве, был одним из почитаемых поэтов в ЛИТО им. Дмитрия Кедрина.

Умер в 1985 г. на 45-м году жизни.

Сын своего века

Вспоминаю Бориса Давиденко по его стихам, которые и за тридцать, а то и более лет не выветрились из памяти. Первая строчка вытягивает за собой вторую, та – третью, четвёртую. И за ними встаёт приятный сердцу облик давнего товарища.

Его лукавинка на добродушном лице, чёткая передача интонации и ритма, а за всем этим – уважение к стихам и их слушателям.

 
Приведёт тоска по дому
К Подмосковью голубому,
Пролистает детства повесть
Голубой электропоезд.
 

В том полюбившемся мне стихотворении Бориса, в самой концовке – по-молодому неожиданный образ, передающий сразу и движение, и слияние со Вселенной:

 
Родина! Влетают звёзды
В приоткрытое окно.
И тревожит долго ноздри
Это звёздное вино.
 

Семидесятые годы, начало восьмидесятых мне представляются лучшим периодом в долгой уже истории Мытищинского литобъединения, втягивавшего на орбиту и некоторых москвичей. Тогда погоду в ЛИТО имени Дмитрия Кедрина определяла большая группа молодых ещё поэтов, творчески активных, лёгких на подъём.

В те годы мы выступали со своими стихами много и в самых разных местах: в библиотеках и клубах, в школах и вузах, в воинских частях и на агитплощадках.

Далеко не обо всём писалось в районной газете «За коммунизм». Но если была хоть небольшая заметка, то в перечне выступавших Борис Давиденко никогда не попадал в категорию «и другие». Его стихам любая аудитория внимала тогда с несомненным интересом, что объяснялось не только талантливостью строк, но и личностью автора.

Борис был и цельным, и целенаправленным человеком. Причём его целенаправленность была совсем не декларативной, она присутствовала даже не в выборе тем, а где-то в подтексте. И лишь теперь, спустя многие годы, стало очевидно, что он оставил нам стихи, целиком укладывавшиеся в такое понятие как советский образ жизни.

Да, Борис Давиденко был верным сыном своего века. Его жизнь полностью разместилась в пределах красного периода нашей истории, когда после военного лихолетья всё у нас шло только на подъём, а если после замедления, то всё равно шагов вспять не было. Наш товарищ даже про Горбачёва-Иуду узнать не успел.

Любимые поэты Бориса – Пушкин и Маяковский, любимый корабль – «Аврора», любимые цвета – зелёный и красный – цвета Весны и Победы. Он гордится тем, что тогда полчеловечества гордо шло под красным полотнищем. В те годы и мысли не было, что Украина (малая родина Бориса) станет чужой страной, что людей перестанут ценить за труд, что будет опошлен даже эпитет «голубой», которым смело пользовался молодой поэт. Он воспевал естественную, светлую любовь:

 
Однажды ты взглянула на меня,
И мне все звёзды показались выше.
 

Отсюда шло оптимистическое восприятие бытия:

 
Какая может быть печаль!
Когда дана нам жизни радость,
Когда легка твоя рука,
Когда бегут над автострадой
Такие чудо-облака.
 

При этом военный человек, майор Борис Давиденко не забывал и о грозовых тучах на горизонте, помнил, что у России есть ещё враги. Он ясно представлял, что шинель Корчагина ещё нужна, ещё нужны людям образцы героизма и самоотверженности.

Совсем не случайно в стихи Давиденко вошёл образ горьковского Данко. Всмотритесь, – имя легендарного героя полностью представлено в фамилии нашего товарища – ДА – виде – НКО. Это я разглядел только теперь. Такое «видится на расстоянии».

Юрий Петрунин, руководитель ЛИТО имени Дмитрия Кедрина, Член Союза писателей России.

Стихи Бориса Давиденко

Когда на одном из занятий литобъединения Борис Давиденко читал свою «Кибернетическую элегию», само название которой уже будоражило мысль, мы все ощутили, что молодой поэт наделён важным качеством – чувством времени.

Борис начал читать другие стихотворения и доказал, что и чувство слова ему присуще. Он умеет организовать пейзаж созвучно теме («ласточки пикируют на дот»), Ему удаётся находить верные детали. Строка у него идёт за строкой, не отставая и не сбиваясь с шага.

Нам нравятся стихи Давиденко о детстве и товарищах. Нам близок мужественный и остро мыслящий герой его лирики.

Поэзией этот наш новый товарищ – не коренной, но крепко укоренившийся мытищинец – увлёкся уже давно. Он успешно участвовал в конкурсе «Комсомольской правды», его стихотворение о поэтах фронтового поколения было напечатано в одном из ленинградских «Дней поэзии». А мы представляем его мытищинцам.

Юрий Петрунин, Газета «За коммунизм» 1973 г.

Мой незабвенный друг

Борис Давиденко – мой незабвенный друг, потомственный советский офицер, поэт, прискорбно ушедший от нас в самом расцвете профессиональных и творческих сил.

Наше знакомство состоялось в далёком шестьдесят четвёртом году прошлого века. Написал «прошлого», и душа моя вдруг споткнулась и заныла. Не верится, что время так неумолимо!

Кажется, что всё, связанное с Борисом, этим подвижным толстячком и вдумчивым поэтом было только вчера, что мы расстались до следующей среды и обязательно встретимся на очередном заседании Мытищенского литературного объединения имени Дмитрия Кедрина или в ближайшее воскресенье он приедет ко мне в гости, и мы будем читать друг другу стихи и с теплотой вспоминать о нашем литкружке в нашей альма-матер – Ленинградской военной академии связи, о несравненном старосте нашего литкружка Константине Соболевском, истинном связисте, все долгие годы войны, защищавшего любимый город в тяжёлых боях на Карельском перешейке и дошедшем до Калининграда.

Борис – сын боевого офицера с детства познал и полюбил армейские гарнизоны, полигоны и стрельбища, своими глазами видел тяжёлый ратный труд солдат и офицеров, был просто влюблён в армейскую жизнь и, по достижению призывного возраста, не колеблясь, пошёл по стопам отца – поступил в военное училище и в последствии закончил Военную академию.

Именно в Академии, в которую я поступил на год позже Бориса, возникла наша дружба на почве любви к поэзии и сочинительства стихов. Наш малочисленный академический литкружок, руководимый поэтессой Ириной Маляровой, стал нашим поэтическим дебютом.

Дебют был стремительным и плодотворным: четыре коллективных сборника стихов, выступления в воинских частях, звучанием наших стихов по радио на «Невской волне», горячими спорами при встречах с поэтами других литобъединений, появлением наших первых стихов в окружной газете «На страже Родины», при которой существовало большое литобъединение, руководимое поэтами Всеволодом Азаровым и Леонидом Хаустовым. Занятия проходили в Петропавловской крепости – царском каземате для декабристов и поэтов, который и нас, посещавших это Литобъединение, ответственно заставлял задуматься о предназначении Поэта и Гражданина в жизни нашей многострадальной Родины.

Наконец, посылкой нас двоих по рекомендации Ленинградского Союза писателей и Ленинградского Военного округа на семинар молодых писателей, пишущих на военно-патриотическую тему, в город морской славы Севастополь в августе 1968-го года.

К сожалению, на семинар я поехал один, у Бориса это время было занято защитой диплома.

По окончании Академии Борис получил назначение в Московский округ ПВО, а я через год вослед за ним был направлен в военный НИИ в город Мытищи, где я стал посещать ЛИТО имени Дмитрия Кедрина и потянул за собой Давиденко. В этом ЛИТО, руководимым поэтом и журналистом Юрием Петруниным, в то время были сильные поэты Анатолий Головков, Степан Курлов, Григорий Кружков, Александр Сытин, Вячеслав Макаров и другие. Мы с Борисом, как мне кажется, достойно пополнили их ряды.

Борис всегда стремился стать настоящим поэтом и поступил в Литературный институт на заочное отделение. К большому сожалению, преждевременная кончина не позволила его закончить.

Борис Давиденко был из нас многих настоящим армейским поэтом, восславляющих ратные подвиги наших дедов и отцов. Большая часть его стихов и статей посвящена именно нашей Армии. Что касается чисто лирических стихов Бориса Давиденко, то и в них звучат строки любви к природе, к женщине, к нашей прекрасной Родине и к её защитникам.

Юрий Саваровский, член Союза писателей России

О Давиденко Борисе

Помнится, я попал на занятие литературного объединения при ЦДСА как раз в тот момент, когда звучали строки «…Я видел: жаворонок юркий скользит по лезвию луча»…

Стихи читал молодой симпатичный офицер в новеньком мундире с майорскими звёздочками на погонах. Стихи показались мне великолепными, может быть, ещё от того, как они были преподнесены.

Потом был ликующий голос читающего: «Папка жив! Папка жив! Папка жив!»

Взволнованным был и проводящий занятия поэт Александр Филатов, известный своими поэмами о матери и сёстрах Сергея Есенина. Он сказал: – «Я принял бы в Союз писателей по одному этому стихотворению, как в своё время был принят я».

Но Борис Давиденко (а это был он) не подавал заявления в Союз писателей. Он просто делился воспоминаниями мальчишки, чьё детство было опалено войной, надеждой и ожиданием встречи с отцом.

Я воспринимал Бориса Давиденко как человека, обстоятельного во всём: в походке, в разговоре, в отношении к поэзии. Он считал, как мне кажется, обязательным неразрывную связь поэзии и жизни. И потому до чтения стихотворения или после чтения он рассказывал, когда и где, при каких обстоятельствах возникла идея написать именно это стихотворение, и как оно писалось. Так было и при чтении по кругу на занятиях нашего литобъединения имени Дмитрия Кедрина. Этим он отличался от других «кедринцев».

Александр Сытин, член Союза писателей России

Из лирического цикла

Время

 
Оно – в работе, не в гостях,
Оно – всю жизнь на скоростях,
Оно безжалостней свинца
Меняет профиль у лица.
Как я им в юности сорил!
С тем погулял, с тем поострил,
Минута – там, минута – тут.
Но я ведь соткан из минут!
«Не время медлить!» – слышу я,
Со мной бессонница моя,
Я, с ней сверяя каждый шаг,
Вращаю стрелки на часах.
На час – вперёд, чтобы спешить,
На час – назад, чтобы внушить
Себе, что слишком рано спать,
Что время двигается вспять.
 

«Пойду бродить по тишине…»

 
Пойду бродить по тишине
Туда, где жаворонок тает,
Где звон, висящий в вышине,
Моим раздумьям не мешает.
 
 
Пойду пространство покорять,
Веслом нащупывая мели,
И, как молитву повторять,
Слова, которые созрели.
 
 
Пойду за облаком парить,
Делиться с травами тоскою.
Лесной покой боготворить
И обходить жильё людское.
 
 
Пойду раздумывать в тиши,
С планетой медленно вращаться,
Искать гармонию души
И никогда не возвращаться.
 

«Найди мою звезду…»

 
Найди мою звезду,
На небосклоне, с краю,
Когда же я уйду
Или, как снег, растаю,
Зажги звезду мою,
Упавшую на землю.
Такую смерть пою,
Такую жизнь приемлю.
Я остаюсь один,
Не умерев, не канув,
С загадками вершин,
С молчанием курганов.
Не надо всё уметь:
Вся наша жизнь – мгновенье,
Но надо всем иметь
Высокое уменье:
Уменье обличать
Недобрые поступки,
Умение молчать
И совести зарубки
В молчании хранить,
Считать обыкновенным
Уменье говорить
О самом сокровенном.
 

«Спасибо вам, деревья, за молчанье…»

 
Спасибо вам, деревья, за молчанье,
За ваше величавое качанье,
За то, что мне понятны и близки
Осенние дрожащие листки.
 
 
Спасибо вам, деревья, за участье,
За то, что вы даруете мне счастье,
За то, что среди ёлок и осин
Я очень часто остаюсь один.
 
 
Спасибо вам, деревья, за минуты,
Когда с верхушек ваших листья сдуты.
Порхает лист осеннего литья
И утверждает радость бытия.
А красные рябины, как рубины,
Просвечены до самой сердцевины.
 

«Краснеют листья, словно вишни…»

 
Краснеют листья, словно вишни,
На небе облаков шитьё,
Как будто это бабы вышли
Под вечер полоскать бельё.
 
 
Уже в предчувствии мороза,
Ещё красива и пряма,
Грустит, как женщина, берёза
О том, что впереди зима.
 
 
Бьёт сквозь листву полоска света.
Трубят разлуку журавли.
А ей всё снится бабье лето —
Пора грибов, пора любви.
 

«Лишь август – лосёнок в глубь леса метнётся…»

 
Лишь август – лосёнок в глубь леса метнётся,
Ища от лесного пожара спасенье.
Вернётся ко мне моя осень, вернется,
Сплошная удача, сплошное везенье.
 
 
Сентябрь-палач топором замахнётся,
Его за убийство никто не осудит,
И сердце проснётся, и ливнем прольётся,
И листьям пощады не будет, не будет.
 
 
Они при падении немного инертны.
Ну, что ж, на то и канун листопада.
Что листья? Деревья – и те не бессмертны,
Но только об этом не надо, не надо.
 

«Снег выглядел усталым…»

 
Снег выглядел усталым,
Он падал с высоты
На белые каналы,
На белые мосты.
 
 
Снег долго не кончался,
Снег был зимы концом.
Он пацану казался
Дешёвым леденцом.
 
 
А двум иногородним,
Сидящим взаперти,
Казался новогодним
Летящим конфетти.
 

«Отпустила тебя мама…»

 
Отпустила тебя мама
Из-под стражи на два дня.
В этих дебрях Валаама
Ты под стражей у меня.
 
 
Говорит экскурсовод
Про монашеские скиты.
Он не врёт, он воду льёт,
Но привстала на носки ты.
 
 
Над церквями – самолёт,
Над колоколами – спутник.
Говорит экскурсовод
О монашенках распутных.
 
 
Говорит не первый год
О погоде, о погосте…
Кто – назад, на теплоход,
Ну, а мы – к монахам в гости.
 
 
Ну, а мы – на Валаам,
Ну, а мы – в хрустальный терем,
Ну, а мы с тобою делим
Синеостров пополам.
 

Дождь

 
Его игрой поныне
Потрясены дворы.
Он – юный Паганини,
Рождённый для игры.
 
 
В нём добрый дух таланта,
Хотя он слеп и глух,
В нём сердце музыканта
И абсолютный слух.
 
 
Его туда – на волю
Безудержно влечёт,
Где сосны канифолят
Порхающий смычок.
 
 
Смешались дождь и ветер,
Стеная, как в бреду.
И ты уже не веришь,
Что я к тебе приду.
 
 
Не веришь, Дождь стихает,
Прервав свою игру,
Он капелькой стекает
Бессильно по стеклу.
 
 
Опять тебе не спится
И чудится опять,
Что улетают птицы
Наш август догонять.
 
 
Но нечего ручаться,
Что я лишь виноват,
Как нечего стучаться
И звать любовь назад.
 
 
Ты ждёшь меня наверно,
К стеклу припав плечом,
Но не при чём тут верность
И дождь тут не при чём.
 

Горы

 
Лишь только поманят вершины,
Лишь только поманит простор —
Цепочкой уходят мужчины
В седое молчание гор.
Там ни человека, ни сакли,
Снега да снега впереди,
Там горное солнце по капле
Вбирают и носят в груди.
И если мне выпадет горе,
Петь буду обугленным ртом:
«Ой, горы! Вы, синие горы,
Вершины, покрытые льдом.»
 

«Ты мне дорог, мой край…»

 
Ты мне дорог, мой край,
Серой дымкой туманов,
Соловьиной частушкой
В зелёном саду,
Богатырской красою
Дубов-великанов,
Ивой, жадно прильнувшей
Губами к пруду.
Облаками,
Плывущими шапкой мохнатой,
В океане безбрежной,
Родной синевы,
И луною, застывшей
Над чьей-нибудь хатой
В шутовском колпаке,
Что поверх головы.
Ты мне дорог, мой край,
Без корысти, без лести,
Только разве расскажешь
Словами о том.
Может быть, оттого
Наши русские песни
Рассыпаются звонким,
Шальным серебром.
А случится:
Замолкнет на время тальянка,
И нахмурится небо,
Почуяв грозу —
Вырву сердце своё
И, как горьковский Данко,
Высоко, высоко
Над тобой понесу.
 

«Душа моя, как чайка, стонет…»

 
Душа моя, как чайка, стонет.
Я думал, что любовь – мечта…
Любовь – корабль, который тонет,
Когда пробоин до черта.
Над нами реют альбатросы
Бессмысленно, красиво так,
Лишь наши встречи, как матросы,
Все остаются на местах.
Нет, никогда не смоет море
В моём придуманном раю
Следы твои на косогоре,
Походку лёгкую твою.
 

Первая любовь

 
Есть теплота у звёздного огня,
Когда луна цепляется за крыши.
Однажды ты взглянула на меня
И мне все звёзды показались выше.
Мне показалось: катится река
И ждёт с притоком долгожданной встречи,
А белые, как руки, облака
Торжественно берут меня за плечи.
Над нами Млечный путь летел, пыля,
И шар земной не уставал вращаться.
Мы были рядом – небо и земля,
Которым суждено не разлучаться.
Ты на меня взглянула только раз,
Но как-то по-особому взглянула,
В глазах твоих та молния сверкнула,
Что навсегда соединила нас.
 

«Ветер с моря! Бей в волну…»

 
Ветер с моря! Бей в волну,
Волны – в сушу.
Сердце-парус разверну
И – не струшу.
Чтоб водой не отодрать
Соль на коже,
Чтоб смелее сразу стать
И моложе,
Чтобы облаков полки
Нависали,
Чтобы молнии стихи
Написали.
 

Возвращение

 
Приведёт тоска по дому
К Подмосковью голубому,
Пролистает детства повесть
Голубой электропоезд.
 
 
Просвистит, как пролистает…
Вздрогнет сердце по привычке,
Если рядом пролетают
Голубые электрички.
 
 
Окон частое мельканье,
Где судачат или тужат.
Налетят воспоминанья,
В голове моей закружат.
 
 
Выйдет девушка из бора,
Чуть скосит глаза-озёра
Вслед ушедшей электричке.
Я спрошу у подмосквички:
«Как погода, как здоровье,
Как проехать в Подмосковье?
А она с испуга. – Ах!
Подмосковье – в двух шагах.
 
 
Я себя за шутку где-то
В глубине души корю
И, как заяц, без билета
Еду в тамбуре, курю.
 
 
И, как прежде, запах дома
Перемешан с болью резкой,
Если поезд незнакомый,
Пассажирский, люберецкий.
 
 
Родина! Влетают звёзды
В приоткрытое окно,
И тревожит долго ноздри
Это звёздное вино.
 

Жаворонок

 
Я шёл зелёным переулком…
Почти у самого плеча
Я видел: жаворонок юркий
Скользил по лезвию луча.
 
 
Ему был круг привычный тесен,
Он покидал земной предел.
Мне как-то было не до песен,
А он, захлёбываясь, пел.
 
 
Боялся – что-нибудь забудет,
Боялся – могут не понять,
Боялся – сколько дней не будет,
Чтоб песню новую начать.
 
 
Я думал – трудная работа
Лежит на совести его:
Всё время солнечную ноту
Тянуть из сердца своего.
 
 
Я полем шёл, и мне казалось
Земля, как песня, горяча.
Он пел, и песня не кончалась
На остром кончике луча.
 

Белая ночь

 
Как мало чаек в синеве
Когда мосты разводятся,
И долго-долго на Неве
Влюблённые расходятся.
 
 
И невозможно глаз сомкнуть
И скрыть своё смятение,
И невозможно где-нибудь
Найти уединение.
 
 
И ночь – ни ночь,
И день – ни день.
И птица в небе носится,
А ночь, как белая сирень
Ко мне в окошко просится.
 

К. Соболевскому

 
Как неожиданно весной
Природы спящей превращенье,
Когда любой листок лесной
Готов отметить день рожденья.
 
 
О, эти праздники весны,
Всегда лишённые бравады.
Где удивительно нежны
У женщин скромные наряды.
 
 
Река и леса окоём.
Весь этот мир, лежащий немо,
Ждёт удивленья. За окном
Насквозь распахнутое небо.
 

Кольцевая дорога

 
Судьба-злодейка кочевая,
Да ветер, дующий в лицо…
Блестит дорога кольцевая,
Как обручальное кольцо.
Как будто всё ещё в начале —
Такая солнечная даль!
И что мне дело до печали,
Какая может быть печаль!
Когда дана нам жизни радость,
Когда легка твоя рука,
Когда бегут над автострадой
Такие чудо – облака,
Когда дана нам в довершенье
Такая скорость, что держись!
Нет торможенья, есть движенье,
Определяющее жизнь!
Всё в мире движется любовью,
И это вовсе не слова. Спешим.
А слева – Подмосковье,
А справа – матушка Москва
Мы от движения немеем,
А пешеход ещё немей,
И не беда, что не имеем
Машины собственной своей.
О, не поддайся же испугу,
Видавший виды человек,
Шофёру улыбнись, как другу,
Он парень свой —
Двадцатый век!
Остановись!
Ведь век не вечен,
Вдохни мгновенье глубоко.
До свадьбы золотой далече,
До медной тоже далеко.
Мы не в ущербе, не в уроне,
Мы в сердце песенной Руси,
Где, словно свадебные кони,
Летят полночные такси.
 

«Когда-нибудь, ветрами битый…»

 
Когда-нибудь, ветрами битый,
Вернусь к тебе.
Ну, а пока щекой небритой
Тянусь к тебе…
Равниной, вёрстами пропахший,
Вернусь, как без вести пропавший.
Ты неприступней высоты,
Глаза твои, как сны заставы.
Я навожу к тебе мосты
И падаю у переправы.
 

Я – сын России, Украины сын

Две матери

 
Хочу связать,
хотя бы мало-мальски,
Свою судьбу
с народною судьбой.
Откуда я?
Из города Катайска,
Где детство
перечёркнуто войной.
Но, если спросят
наши полонины,
Где в полдень пьют
прохладу соловьи:
Откуда ты?
Отвечу: с Украины!
Там деды все
и прадеды мои.
Я полюбил
степные спозаранки,
Но не забыл
неистовый пожар —
В моей степи
хозяйничали танки
И шли страшней,
чем полчища татар.
Ведь в той степи
украинской, просторной,
Где, как палач,
орудовал огонь,
Летел в Катайск
отцовский треугольник
И голубем садился на ладонь.
Мне долго жить
светло и безмятежно,
Но, если глаз моих
поблекнет синь,
Две матери меня
обнимут нежно:
Я – сын России,
Украины сын.
Две матери.
Которая нежнее?
Которой душу
выплеснуть до дна…
Две Родины
с тех пор меня лелеют,
Две матери,
а в сущности – одна.
 

Родина

 
Нет, на карте не сыщешь подобного места,
Где, как море, шумит золотой листопад.
Ты зимой в белом платье, как будто невеста,
А теперь на тебе разноцветный наряд.
 
 
Я в озёра твои не могу наглядеться,
Мне понятна их радость и лёгкая грусть,
Эти тропы лесные, знакомые с детства,
Я запомнил, как школьник стихи, наизусть.
 
 
Выйду в поле. Моторы урчат до заката,
Здесь людей по-особому ценят за труд.
Задушевно поют молодые девчата,
О своих вечерах подмосковных поют.