Текст книги "Революция 1917 года"

Материалы к лекции

Книга Владимира Булдакова написана скорее в жанре эссеистики, чем как академическая работа. Однако за эпатажностью словесного воплощения стоит скрупулезное исследование. Булдаков стремится разобраться в психологии революции, опираясь на богатые и разнообразные источники. Они позволяют Булдакову описать формы революционного насилия, которое он считает порожденным прежде всего Первой мировой. В условиях распада патерналистской имперской системы маргинализированные массы (толпа, чернь, охлос) были одержимы политическим психозом, который, по мнению исследователя, создал «истероидную полифонию революции».

Именно революция с ее сломом ограничений позволяет раскрыться варварской природе человека, особенно человека толпы. В том, что во время черного передела, общинной революции в деревне, за запаханную полоску спорной земли вся семья убивала соседа вилами и топорами, автор видит «нравственный вывих растащиловки, типичной для психопатологии революции». Жестокие убийства офицеров в армии и на фронте, особенно многочисленные в первые дни Февраля, вполне могли иметь рациональную мотивацию: убивали за попытки сопротивления, нападали на обладателей немецких фамилий, в которых видели изменников. Но зачастую расправы, в которых участвовали толпы, переходили в проявления «массового исступления или уголовного куража».

«В сущности, природа смуты одна – психоз бунта, вызванный бытовой болезненностью ощущений несовершенства власти. Теперь методом жутких проб и ошибок отыскивался идеал, точнее, его видимость. При этом принять желаемое за действительное было тем легче, чем ощутимее были жертвы».

«Революцию нельзя понять без изучения политических символов эпохи», – утверждает профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Борис Колоницкий. И на множестве живых и ярких примеров из документов, писем, литературы, мемуаров и прессы показывает роль символических аспектов революции. Символы – «своеобразные ключи для интерпретации» политической культуры: иногда они отражали массовые настроения, иногда использовались как инструмент в борьбе за власть, а порой провоцировали политические конфликты.

Символы и сами формировали массовую политическую культуру. Они даже в большей степени, чем пропагандистские материалы, делали политику доступней. Имперские символы – герб с короной, гимн «Боже, царя храни!» и т. п. – однозначно отрицались революцией, свергнувшей династию Романовых. Восстановление Временным правительством старых символов, таких как военно-морской флаг, воспринималось «носителями революционной политической культуры» как реакционная деятельность. Приверженность «устаревшим» государственным символам могла провоцировать острые конфликты. Известны, к примеру, случаи убийств солдатами и матросами офицеров, которые не желали отказываться от погон. Эту стихийно возникшую борьбу вокруг символов зачастую использовали для мобилизации сторонников – так, выступления нижних чинов против «золотопогонников» были на руку войсковым комитетам и Советам.

На смену царским флагам и гимнам, названиям кораблей и наградам пришли не либерально-демократические символы, казалось бы, естественные для буржуазно-демократического Февраля, а символы революционного социалистического подполья – красные флаги, «Марсельеза», «Интернационал». Даже консервативно настроенные политики и военные, например военный министр Александр Гучков или генерал Лавр Корнилов, ходили с красными бантами. Эти символы говорили на языке классовой борьбы и гражданской войны, что не могло не отразиться на росте популярности крайне левых – большевики и другие сторонники революционного максимализма воспринимались как законные носители революционной культуры.

«В 1917 году политическая революция переплеталась с революцией религиозной. В этих условиях революционные символы, язык революции проникали в жизнь российской православной церкви и активно использовались во внутрицерковных конфликтах противоборствующими группировками. Оборотной стороной политизации религиозной жизни стала особая сакрализация политики, сакрализация революционных символов. Для многих сторонников революции, придерживавшихся разных политических взглядов, они становились священными символами. Но в то же время и для противников революции политическая борьба, и в частности борьба с революционной символикой, также приобретала глубокий революционный смысл».

Булдаков В. П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997.

Колоницкий Б. И. Символы власти и борьба за власть. К изучению политический культуры Российской революции 1917 года. СПб., 2012.

Виктор Булла. Солдаты и матросы, перешедшие на сторону восставших, в Екатерининском зале Таврического дворца (в центре – Михаил Родзянко). 1917 год

III
Лекция Бориса Колоницкого
Победа революции: солдаты и депутаты против царя

К 25 февраля власти огромной империи уже не контролировали главную улицу столицы Невский проспект. Его заполнили манифестанты, они пели революционные песни и выкрикивали антиправительственные лозунги. Почему, если полиция и казаки не справлялись, власти не использовали войска?

Российская империя много внимания уделяла безопасности. В мирное время было сложно устроить беспорядки, во всяком случае в Петербурге, где значительную часть гарнизона составляла российская императорская гвардия. В столице и ее пригородах находились несколько дивизий императорской гвардейской пехоты, две дивизии императорской гвардейской кавалерии плюс несколько полков гвардейских казаков, императорский конвой, гвардейские саперы, гвардейский экипаж, морской экипаж, гвардейская артиллерия, гвардейская конная артиллерия, батальоны стрелков императорской фамилии. Это была настоящая армия с артиллерией и вспомогательными войсками, главной задачей которой была защита императорской семьи.

Личный состав гвардии до войны подбирался особенно тщательно. Только крепкие парни, получившие должные характеристики полицейских властей, из крестьянских районов империи, не тронутых влиянием города, могли попасть в гвардию. О них заботились, их снабжали, кормили и обучали. В разные полки старались набирать похожих солдат: в один полк – рыжих, в другой – блондинов, в третий – брюнетов. Курносых ребят направляли в Павловский полк – в память об императоре Павле I.

Март

Революция

8 марта (23 февраля по старому стилю), в Международный день работниц, началась очередная забастовка, которая переросла во всеобщую. Рабочие с Выборгской стороны прорвались на Невский проспект, забастовка превратилась в политическую акцию. 11 марта (26 февраля) в результате столкновений погибли демонстранты, гвардейские полки стали переходить на сторону восставших, беспорядки погасить не удалось.

15 (2) марта в Пскове Николай II подписал акт об отречении, в Петрограде было сформировано Временное правительство во главе с лидером Земского союза князем Георгием Львовым.

Война

11 марта британские войска заняли Багдад, заставив отступить османскую армию. Великобритания взяла реванш за поражение при Эль-Куте в начале 1916 года, когда защитники крепости были вынуждены капитулировать после продолжительной осады. В январе 1917 года британские войска сначала отбили Эль-Кут, а затем продвинулись к северу, нанесли неожиданный удар османской армии и вошли в Багдад. Это позволило британцам закрепиться в Месопотамии, а Османская империя потеряла контроль еще над одной территорией.

Мир

7 марта в открытую продажу поступает первая коммерческая джазовая запись – сингл «Livery Stable Blues» белого оркестра Original Dixieland Jass Band. С выходом этой пластинки связывают взрыв популярности джаза. В 1917 году также появились на свет будущие джазовые музыканты Элла Фицджеральд (25 апреля), Телониус Монк (10 октября) и Диззи Гиллеспи (21 октября).

Специальным был и отбор в офицеры. В кавалерийских полках служили представители аристократии, а в первых кавалерийских полках – представители очень богатой аристократии. Очень часто в одном полку служили члены одной семьи: гвардеец мог сидеть на том же стуле, на котором когда-то сидел его дед, есть из той же тарелки, что и его отец, а напротив него мог сидеть его дядя-офицер.

Гвардейские полки соревновались в преданности императорской семье. И это сыграло немалую роль во время революции 1905 года – когда в декабре началось восстание в Москве, туда перебросили Семеновский полк, который действовал решительно и крайне жестоко. Противостоять этой силе было очень сложно. Почему же гвардию не использовали в дни Февральской революции? Просто этой силы уже не существовало.

Российскую императорскую гвардию двинули на фронт, многие солдаты и офицеры погибли на полях Польши и Галиции. В столице остались только запасные батальоны, главной задачей которых была подготовка солдат – их набирали в армию, направляли в гвардейские казармы в Петрограде, где они проходили начальный курс обучения, после чего отправляли на фронт. Из этих солдат формировались батальоны, но необычайно разбухшие: в каждом по несколько тысяч человек. Офицеров не хватало, к тому же это был уже не специально отобранный офицерский состав, а прапорщики военного времени, иногда из студентов, люди совсем другой культуры и с другими представлениями о военной дисциплине. Некоторые из них понимали, что вскоре их самих пошлют на фронт, и не уделяли должного внимания своим обязанностям командиров.

Солдаты часто находились не в лучших условиях. В казармах не хватало стекол, не всегда хорошо кормили. Многие солдаты болели и попадали в госпитали, не доехав до фронта. В таком виде императорская гвардия могла превратиться из опоры режима в толпу вооруженных людей, для режима опасных, – генералы побаивались использовать эту силу. Тем не менее они получили приказ от императора, который находился в это время в Ставке в Могилеве: он повелел прекратить беспорядки, совершенно недопустимые во время войны с Германией и Австро-Венгрией. Было решено использовать учебные команды гвардейских полков – солдат, готовившихся стать унтер-офицерами и проходивших специальную подготовку. О них лучше заботились, и они были более дисциплинированными.

26 февраля учебные команды запасных батальонов различных гвардейских полков расположились на улицах столицы. Подчиняясь приказу своих офицеров – пусть даже без особого энтузиазма, – они стреляли по толпе. Однако немедленного эффекта это не оказало. Эйфория предшествующих дней сменилась ожесточением. Толпы собирались после обстрелов вновь и вновь, люди оттаскивали убитых, раненых. На молодых солдат кричали, они оказались под мощным психологическим давлением.

В этот же день, 26 февраля, произошел первый бунт. Бунтовщиками стали ветераны Павловского полка, которые были выписаны из госпиталей и перед отправкой на фронт находились в своем батальоне. Они не хотели, чтобы их полк участвовал в полицейской акции, и бросились к Невскому проспекту, чтобы снять свою учебную команду и вернуть ее в казармы. Однако до Невского проспекта солдаты не добежали, они столкнулись с конным отрядом полиции и обстреляли его. Стало ясно, что это уже бунт с использованием силы, и запасной батальон Павловского полка забурлил. Во время выступления были убиты несколько офицеров, но восставшими солдатами никто не руководил и они не знали, что делать – некоторые даже сочли за лучшее попросту уйти. Ночью казарма Павловского полка была окружена надежными войсками. Зачинщиков или тех, кого считали зачинщиками, вывели на улицу и под конвоем отправили в Петропавловскую крепость. Это были последние узники старого режима, оказавшиеся в этой знаменитой тюрьме.

Казалось, первая попытка восстания была подавлена. Однако в это же время важные события происходили на другом конце города в огромном квартале гвардейских казарм, где был расположен запасной батальон Волынского полка. Унтер-офицеры учебной команды полка решили, что не будут участвовать в обстрелах и не станут подавлять движение на улицах, и договорились об этом с солдатами. Наутро, 27 февраля, когда перед солдатами начал выступать командир роты, они стали его перебивать криками «Ура!». Это была демонстрация неповиновения. Офицер попытался взять ситуацию под контроль, но ему не удалось, и он побежал. Вслед раздались выстрелы, офицер был убит. Для солдат пути назад не было: они не только восстали во время войны, но и убили своего командира. Они бросились на плац и стали выводить на улицы солдат других частей, находившихся рядом, – квартал гвардейских казарм, военный городок в центре города, был буквально набит солдатами. Не все хотели выходить на улицы, некоторых пришлось заставлять силой, кто-то убежал. Однако и тех, кто вышел, было очень много. У них не было командиров, к офицерам они относились с подозрением.

Среди солдат оказалось два оркестра, которые стали играть «Марсельезу», и толпа, как цунами, двинулась параллельными улицами по направлению к Литейному проспекту. Солдаты шли на Выборгскую сторону, которая в предшествующие дни была эпицентром протестного движения. Их пытались задержать на Литейном мосту, но этих неорганизованных, плохо дисциплинированных солдат было так много, что они буквально прорвали оцепление. Солдаты оказались на территории мятежного рабочего района, и этот момент стал точкой невозврата: две силы – бастующие рабочие и восставшие солдаты – соединились. Возникла мысль освободить заключенных из «Крестов», тюрьмы, которую называли так по форме корпусов. Стражу заставили открыть ворота и выпустить всех, кто был внутри. Вышли не только политические, но и уголовные преступники, те, кого обвиняли в шпионаже в пользу противника, финские сепаратисты.

Солдаты призывали, а иногда и заставляли присоединяться к ним всё новые воинские части. Впоследствии в эмиграции немало говорилось о том, что хватило бы одного дисциплинированного батальона, чтобы разогнать эти солдатские толпы. Но в условиях восстания обычная дисциплина и стандартная логика военного повиновения действуют не всегда. В эти дни в Петрограде оказался один очень решительный боевой гвардейский офицер – Александр Кутепов. Получив приказ противостоять восставшим, он повел сводный отряд по городу, наполненному революционными толпами манифестантов, и через некоторое время обнаружил, что никто за ним не идет. Как кусок сахара, брошенный в стакан с горячим чаем, его отряд просто растворился в толпе. Так что не было в городе тех, кто мог бы противостоять восставшим, проправительственные силы таяли и таяли.

Тем временем в Государственной думе, в Таврическом дворце, депутаты, получившие повеление императора о роспуске Думы, собрались на частное совещание. Нарушить царское повеление означало бросить открытый вызов власти, и депутаты обсуждали, как им поступить. Левые, прежде всего Керенский, призывали Думу к решительным действиям. Думское большинство было к ним не готово, но изменилась сама ситуация – толпы солдат и манифестантов подходили к Таврическому дворцу. В какой-то момент солдаты оказались в здании Думы. И депутаты приняли решение, пусть и не без колебаний, создать Временный комитет Государственной думы.

Сначала его задачи были сформулированы неопределенно. Фактически Дума действовала как протоправительство, как некий центр власти, который пытается взять ситуацию под контроль. Однако в тот же самый день в Государственной думе возник еще один центр власти, которым стал Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. Активисты-социалисты и радикальные интеллигенты, оказавшиеся в Думе, при поддержке Керенского и некоторых других депутатов выпустили обращение к рабочим. Они призывали рабочих избирать своих представителей и направлять их в здание Таврического дворца. Так сложилась сложная комбинация, которая вошла в историю как двоевластие.

Яков Штейнберг. Митинг у Таврического дворца. Февраль 1917 года

Государственная дума пользовалась авторитетом у многих людей, не только чиновников, офицеров, генералов – не будь Думы, вряд ли восстание смогло бы одерживать такие победы. Но и появление Петроградского совета было необычайно важным, оно подталкивало к более решительным действиям, и для людей, уже втянутых в противостояние на улицах в предшествующие дни, совет был достаточно авторитетным органом. Свой авторитет Петроградский совет укрепил 1 марта (14 марта по новому стилю), когда издал Приказ № 1. Это один из важнейших документов в истории Российской революции. Приказ был обращен к армии, в первую очередь к Петроградскому гарнизону: солдатам предоставлялись гражданские права, но главное – приказ требовал создания войсковых выборных комитетов в частях и подразделениях. Таким образом, армия тоже оказалась в ситуации двоевластия: с одной стороны, офицеры, власть которых ограничивалась, но не отменялась, с другой – структура военных комитетов.

Революция побеждала на улицах Петрограда, но положение в стране в целом оставалось непонятным, и в Таврическом дворце начались переговоры между представителями либеральных политических партий и социалистов о создании Временного правительства. Оно начало действовать 2 марта (15 марта по новому стилю). Возглавил его московский общественный деятель князь Георгий Львов, получивший широкую известность как лидер Земского союза – общественной организации, отвечавшей за снабжение армии в годы Первой мировой войны. Львов был необычайно популярен, его считали крепким хозяйственником и эффективным менеджером, способным навести порядок в стране.

Николай II, который понимал, что ему нужно быть ближе к столице, и беспокоился за судьбу своей семьи, решил покинуть Ставку Верховного командования в Могилеве. Однако комиссары Временного комитета Государственной думы уже контролировали железные дороги, пробиться в Петроград императору было достаточно сложно, и он оказался в Пскове, где находился Штаб Северного фронта. Фактически он был там заперт. В Пскове Николай II принял решение об отречении.

Предполагалось, что он отречется в пользу своего сына, царевича Алексея, но царь изменил свое решение и отрекся в пользу брата, великого князя Михаила. Впрочем, он не предполагал, что произойдет дальше: великий князь Михаил Александрович, находившийся в Петрограде, после совещания с представителями Государственной думы решил, что не сможет занять престол, и отказался. Таким образом, власть перешла к Временному правительству, которое должно было действовать вплоть до созыва Всероссийского учредительного собрания. Однако де-факто власть Временного правительства с самого начала была ограничена Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов.

Материалы к лекции

Автор

Василий Витальевич Шульгин (1878–1976) был одним из наиболее ярких деятелей националистического движения Российской империи. Сын редактора, пасынок следующего редактора и затем сам редактор крайне правой газеты «Киевлянин», в последние годы царизма Шульгин отошел от традиционных монархических организаций. В 1915 году созданная в Думе при его участии «Прогрессивная группа националистов» вошла в блок с либералами. После революции Шульгин участвовал в Белом движении. В 1944 году СМЕРШ[1]1
  СМЕРШ («Смерть шпионам!») – военная контрразведка, созданная в СССР в 1943 году и существовавшая независимо в армии, на флоте и в рамках НКВД. По разным данным, за годы Второй мировой СМЕРШ арестовал от нескольких сотен тысяч до нескольких миллионов человек.


[Закрыть] арестовал его в Югославии. Проведя 12 лет в заключении, Шульгин примирился с советской властью и участвовал в пропагандистской работе.

Обстоятельства написания

Оказавшись в 1920 году в эмиграции, Шульгин взялся за мемуары. Книга «Дни», в которой он рассказывает о Февральской революции, была впервые опубликована в эмигрантском журнале «Русская мысль» в 1922-м. Первое отдельное издание вышло в 1925 году в Белграде. Шульгин, в том же году тайно пробравшийся в СССР, смог купить советскую перепечатку своей книги.

Содержание

Описание истории Февраля Шульгин начинает издалека – с момента издания Октябрьского манифеста 1905 года, который он винит в разрушении традиционных отношений между монархией и подданными. Конституция «началась еврейским погромом и кончилась разгромом династии». Автор тогда защищал редакцию «Киевлянина» от революционной толпы и во главе взвода солдат подавлял погромы, которые, как он считал, были вызваны атакой евреев на царизм. Когда антиправительственная думская речь Шульгина в ноябре 1916 года была запрещена цензурой, он увидел в этом продолжение распада отношений между народом и самодержцем. Шульгин в поисках «какого-нибудь выхода» участвует в организации Временного комитета Государственной думы и приходит к выводу о необходимости отречения Николая II. Он нервно и мизантропично описывает толпы, проходящие сквозь Таврический дворец, аресты, политические совещания, сложные отношения думцев с лидерами Петроградского совета. Но в историю Шульгин вошел как монархист, который принял отречение последнего российского императора и затем – отречение его брата, великого князя Михаила.

Особенности

Многолетний опыт журналиста и парламентского оратора помог Шульгину в описании революционного хаоса. Впрочем, он признается в том, что воспоминания его иногда спутываются в «кошмарную кашу». Некоторые факты он и вовсе искажает: утверждает, что императрица Александра Федоровна была за «уступки» оппозиции, представляет великого князя Михаила Александровича «олицетворением хрупкости», хотя тот предпринимал активные усилия по спасению монархии. Современного читателя может шокировать зоологический антисемитизм Шульгина, хотя для своего времени он был достаточно умеренным – это скорее отвращение, чем активная ненависть. Публицист считал еврейские погромы вредными и выступал против фабрикации «дела Бейлиса»[2]2
  «Дело Бейлиса» – суд над евреем Менахемом Менделем Бейлисом, который обвинялся в ритуальном убийстве 12-летнего Андрея Ющинского. Процесс, который сопровождался активной антисемитской кампанией, с одной стороны, и протестами прогрессивной общественности в России и по всему миру – с другой, состоялся в Киеве осенью 1913 года. Бейлис был оправдан.


[Закрыть].

Цитата

«Я не знаю, как это случилось… Я не могу припомнить. Я помню уже то мгновение, когда черно-серая гуща, прессуясь в дверях, непрерывным врывающимся потоком затопляла Думу…

Солдаты, рабочие, студенты, интеллигенты, просто люди… Живым, вязким человеческим повидлом они залили растерянный Таврический дворец, залепили зал за залом, комнату за комнатой, помещение за помещением…

С первого же мгновения этого потопа отвращение залило мою душу, и с тех пор оно не оставляло меня во всю длительность „великой“ Русской революции.

Бесконечная, неисчерпаемая струя человеческого водопровода бросала в Думу все новые и новые лица… Но сколько их ни было – у всех было одно лицо: гнусно-животно-тупое или гнусно-дьявольски-злобное…

Боже, как это было гадко!.. Так гадко, что, стиснув зубы, я чувствовал в себе одно тоскующее, бессильное и потому еще более злобное бешенство…

Пулеметов!

Пулеметов – вот чего мне хотелось. Ибо я чувствовал, что только язык пулеметов доступен уличной толпе и что только он, свинец, может загнать обратно в его берлогу вырвавшегося на свободу страшного зверя…

Увы – этот зверь был… его величество русский народ…

То, чего мы так боялись, чего во что бы то ни стало хотели избежать, уже было фактом. Революция началась».