Текст книги "Кухонная философия. Трактат о правильном жизнепроведении"

Борис Кригер
Кухонная философия. Трактат о правильном жизнепроведении

Mon évolution n’était jamais une course vers quelque chose, mais une évasion vers ailleurs.

Maurice Barrès

Мое развитие никогда не было стремлением лишь к рассмотрению какой-то конкретной вещи, а всегда распространялось за ее пределы.

Морис Баррес[1]1
  Морис Баррес (1862—1923) – французский писатель.


[Закрыть]

Что такое кухонная философия?
(Вместо предисловия)

Кухонной философией презрительно именуют умничание по кухням, дилетантские взгляды, высказываемые простыми представителями рода человеческого, ищущими ответов на вечные вопросы философии, религии, политики, искусства. Увы, никто не дает мне удовлетворительного ответа, как пить горький каждодневный напиток жизни, о чем думать, к чему стремиться, на что надеяться. Всякому мыслящему человеку рано или поздно приходится решать для себя эти вопросы. В этом сборнике эссе я пытаюсь искать ответы для себя. Это просто мои мысли – ничего более. Они не являются ни счастливыми откровениями, ни научными теориями, ни нравственными наставлениями. Боже упаси, я ни на что не претендую, не потому, что не считаю себя неправым, а потому, что не желаю тратить силы и время на пустые споры. Примите мои мысли как некоторую данность, если пожелаете; если не пожелаете, забудьте о моем существовании, как не знали о нем до того, как открыли эту книгу. Ибо, говоря словами Декарта: «Кто берется давать наставления, должен считать себя искуснее тех, кому он их дает; малейшая его оплошность заслуживает порицания <…> я надеюсь, что [это сочинение] кому-нибудь принесет пользу, никому не принося вреда, и что все будут признательны за мою искренность».[2]2
  Цитируется по французскому тексту: “Ceux qui se mêlent de donner des préceptes se doivent estimer plus habiles que ceux auxquels ils les donnent; et s’ils manquent en la moindre chose, ils en sont blâmables <…> j'espère qu'il sera utile a quelques uns sans être nuisible à personne, et que tous me sauront gré de ma franchise”. Rêné Decartes, “Discours De La Methode” [125]. Здесь и далее перевод мой.


[Закрыть]

Прощение как средство достижения свободы

Хотим мы того или нет, наша жизнь полна постоянными конфликтами, скрытыми и явными, вызванными объективными столкновениями интересов или вымышленными причинами. Жизнь сама по себе начинается с конфликта – наше рождение знаменуется криком новорожденного, личиком, сморщенным в гримасе неудовольствия, плача и протеста против той силы, которая выталкивает его наружу. В конфликтах протекает наша юность, зрелость и старость. Борьба есть вечный и неизменный спутник существования. Именно поэтому взрослый человек представляет собой опытного борца, тогда как главными его оппонентами становятся другие ему подобные борцы, называемые ближними.

Цикл борьбы включает бесконечное количество обменов ударами, пока противников не разводит судьба или пока они не находят себе, в результате опять же поворотов судьбы, новых партнеров по бою. Иногда людям удается уничтожать друг друга более радикально, например, убивать или сживать со свету. Но таким крайностям мы пока не уделяем свое внимание. Нас больше интересует само состояние бесконечной борьбы, в которой пребывает человек от своего первого дыхания до последнего. Человек борется не только с себе подобными, но и с неодушевленными предметами. Я, например, долгое время наделял предметы душой, проникнутой, в основном, злонамеренными свойствами. Стукнувшись о какой-нибудь предмет, мы стукаем его порой в наказание. Нередко мы разговариваем с вещами, спорим с ними, угрожаем им. Конечно, нечего и говорить, что мы постоянно конфликтуем со всеми представителями живого – растениями и животными, насекомыми – кусачими и не очень. Насекомые вообще являются для нас заповедной территорией законного каждодневного убийства. О, как мы конфликтуем с Господом Богом! Или «судьбой», или любым другим названием для всего того, что в нашем сознании объединяет силы, не зависящие от нас и так или иначе правящие миром и нами. Мы боремся с законами природы. Особенно мы ненавидим гравитацию: почему люди не летают, как птицы? Не любим термодинамику: отчего ж так холодно зимой? Сердимся и ненавидим погоду, электроприборы и смерть. Факт неминуемой смерти вообще просто выводит нас из себя. Долгий процесс эволюции от сине-зеленых водорослей до тех, кем мы стали, твердо вписал на века в нашу жесткую память, что проигрыш есть нестерпимая обида и в конечном итоге граничит со смертью, которая нами всегда и воспринимается как проигрыш наибольший и окончательный. Процесс борьбы чрезвычайно жаден до наших энергетических ресурсов, которые растрачиваются в этом бесконечном круговороте обид, расстройств, нападений и оборон, ушибов и потираний ушибленных мест. Эта борьба, которая ранее сводилась к борьбе за выживание, теперь хоть и трактуется подобным образом, но таковой более не является. Проигравших или не ввязавшихся в современные конфликты больше не убивают, и чаще всего они могут остаться жить и даже оставить потомство.

Итак, хотя бы частичный отказ от борьбы и участия в конфликтах в настоящее время необязательно обозначает неминуемую смерть, а посему у человека появляется уникальная возможность уделить хотя бы часть своей энергии созерцанию и отражению в себе вселенной, как раз тому, для чего и работала вся предыдущая эволюция от звезд, создающих тяжелые элементы, из которых мы состоим, до нас самих, которые, возможно, продолжим эту эволюцию далее, пусть не в биологическом, так в кибернетическом смысле.

Свобода есть возможность выбора, и отказ от участия в конфликте есть неотъемлемая часть свободы. Прощение обидчика, будь он стол, больно стукнувший вас ящиком, или ближний, в очередной раз предавший и обокравший вас, прощение врага есть путь к освобождению своей энергии на лучшие затеи. Борьба и ненависть, всегда сопровождающая эту борьбу, чрезвычайно разрушительны для духа и сознания. Даже если не принимать во внимание подход любви ко всему нас окружающему, который, наоборот, заряжает нас положительной энергией, борьба в некоторых случаях является нерациональной, поскольку чаще всего не может привести к окончательному уничтожению противника. Я пытался опровергнуть себя, как и во всех прочих выводах и убеждениях, и наконец от противного убедился в истинности своего предположения. Прощение наиболее выгодно прощающему во всех отношениях, ибо прощающий всегда более свободен, чем прощенный, поскольку прощающий выбирает сам, прощать ему или нет, а прощенный всегда остается в роли объекта.

Невозможность познания добра и зла

Как и всё, что мы можем наблюдать, осознавать и ощущать, добро и зло есть вещи относительные и взаимоисключающие. То, что наблюдает себя как получающее добро, весьма возможно, получает это добро за счет другого, который в сем ничего, кроме зла, не видит.

Всяческое рассуждение на эту тему всегда вызывает некоторое беспокойство, поскольку обычно завершается такими выводами, которые неизбежно причиняют кому-нибудь зло.

Мы не будем останавливаться на весьма доказанном различии морали разных народов, времен и даже возрастов. Кантовский моральный закон внутри, которым, как и звездным небом, он не переставал восхищаться, может быть вовсе аморальным, вынеси его на поверку какому-нибудь аборигену или, может быть, даже мне.

Сократовское настойчивое стремление опровергать любые определения вообще делает проблематичным определять что бы то ни было.

Просто быть агностиком, отрицающим вообще какую-либо возможность познания истины. Но это низводит куда-то туда, в лепестковое существование, с дуновениями ветра как единственной опцией эстетического наслаждения.

Формулировки типа утверждения Блаженного Августина о времени (когда не спрашивают, что это, – то знаю, а когда спрашивают – то не знаю) тоже могут внести мало ясности в суть вопроса.

Зачем нам, людям, так важно разделение всего на добро и зло? Мы, конечно, допускаем и полутени. Что-то для нас – немного добренькое зло, а что-то – самую малость злобненькое, но добро. Однако всё равно подходим мы ко всему с этим мерилом. Конечно, как и практически всё, что у нас есть, мы унаследовали это деление на добро и зло у животных. Возьмите рыб – холодные, казалось бы, совсем безмозглые твари, а ведь тоже хитрят. Забросишь удочку, а они стоят, как небольшой эскадрон, плоские в прозрачной воде, и не решаются – то ли схватить приманку (то бишь добро), то ли это западня (то бишь зло). И не пишут об этом записок, видимо, только потому, что в воде бумага размокает.

Значит, моральный закон Канта, который умер вместе с ним в его груди, имеет своим корнем пользу и вред на животном, биологическом уровне. То есть тварь, не различающая добро и зло, в простейшем его понимании, обречена на гибель.

Конечно, с человеческой моралью всё кажется сложнее, хотя только кажется. Самопожертвование встречается и в животном мире – тогда, когда на кон ставятся польза и непольза для рода, стаи, потомства. Самопожертвование во имя идеи, по модели а-ля Джордано Бруно, конечно, менее объяснимо на уровне животной простоты. Но признаемся, что что-то многих из нас отталкивает в подобном поступке. Чувствуем мы его противоестественность и, скорее, можем отнести к суицидальным отклонениям, которые в той или иной степени посещают каждого.

Существуют ли добро и зло с точки зрения Вселенной? Взрыв сверхновой: что это – добро или зло? Это явление. Явление, которое мы или любая другая форма живой материи можем оценить по шкале пользы и вреда.

Мы полагаем Бога, каким бы определением мы его ни наделяли, неким термометром добра и зла, с инструментами поощрения и наказания. Может ли быть Рай без Бога? А Бог без Рая? А черт без Ада? А Ад без черта? Нет, в той лубочной картинке мироздания, которую мы наследуем из века в век, всё идет лишь в полном наборе. Да и атеисты лишь подменили названия да сузили понятия, но от этого вовсе не отказались от деления на добро и зло. Царство зла кажется вовсе даже наоборот царством добра – для того, кто в нем царствует.

Опять же, я повторюсь – сии рассуждения вовсе не для того, чтобы заключить, что ни добра, ни зла нет и что всё – теперь можно обижать котят и детишек (хотя если детишки являются детишками змеи, то они являются змеенышами с весьма сомнительным статусом). Рассуждения эти для того, чтобы определиться, чтобы ввести правило, что «добро» или «зло» не должны употребляться как безотносительные понятия. Их употребление без упоминания того, для кого, или по чьему мнению, или относительно чьего и какого внутреннего морального закона они употребляются, влечет за собой огромный вред, ибо позволяет лицу, оперирующему понятием «добра» и «зла» в чистом, «абсолютном» виде, творить как раз то самое зло по отношению к другим, а подчас и к себе самому.

Давайте разберемся, что мы понимаем под муками совести. Это – когда мы совершаем что-то, что считаем злом, или не совершаем чего-то, что считаем добром? Но как отличить муки совести как истинное сравнение со своим моральным законом от страха перед наказанием тем, что сильнее нас и имеет иной моральный закон, чем внутри нас (общество, Бог)? Может ли внутри нас быть иной моральный закон, чем внутри Бога? Да. Хоть Бог и включает нас, как свою составную часть, мы вполне можем нести частицу, отличную по свойствам от общего.

Пожалуй, спорно утверждение, что раз определение Бога есть абсолют, то мы, являясь частью этого абсолюта, не можем быть его «плохой» частью. Можем. Как убийцы и грабители являются частью общества, но не несут часто в себе того же морального закона, как остальные части общества, или его усредненного морального закона.

Мы знаем, что существуют два вида мук совести, Один – когда мы страдаем от того, что, по сути, ожидаем возмездия. И второй – когда нам плохо самим по себе. Эти два вида легко отличить. Если ты спросишь себя (свой моральный закон) – сделал бы я опять то же, не угрожай мне никакое земное или небесное возмездие, – и если ответ «да», – то это первый вид «мук совести», каковыми они на самом деле и не являются. Второй же вид даст ответ «нет», не сделал бы. Вот он-то и является настоящими муками совести.

Но проблема-то в том, что и сам моральный закон внутри нас претерпевает определенные постоянные изменения, особенно под воздействием внешней среды. Это и есть то, что мы называем «чистосердечным раскаяньем», то есть не для выгоды, под страхом наказания, а для того, чтобы привести свои поступки в соответствие со своим измененным под воздействием внешней среды и самого себя моральным законом внутри.

Что же касается звездного неба над головами, почему же Кант провел такую параллель? Что он имел в виду? Неизменность, фундаментальность, даже «вечность» звезд? Эстетику (красоту) блеклых точечек на черном фоне? Иллюзорность звездного света, отмечающего места на небе, где в данный момент, пока этот свет до нас долетел, давно уже нет сместившихся источников этого света?

Моральный закон внутри нас гибок и подвижен. Голод легко оправдывает кражу; опасность – агрессию и даже убийство. Нет морального закона зрелого или незрелого. Он меняется, как под дуновениями ветерка, любыми позывами плоти, давлениями извне. Наша слабая память дает нашему моральному закону простор для существования в качестве предмета постоянного ваяния.

Удобно принять за точку отсчета мой моральный закон, сиюминутный слепок, и судить относительно его о добре и зле внутри и снаружи. Но какой же это закон и какая же это мораль, если нет ничего более непостоянного, чем подобная переменность?

Удобно полагать, что закон сей есть закон, и тем самым дает право на суждение и осуждение…

Удобно полагать, что Бог судит нас по тому, насколько мы сами соответствуем своей совести, и заключать, что грешник, не страдающий муками совести, вовсе и не грешник, поскольку он не погрешил перед своей совестью, поступал по совести, а следовательно, тем и хорош…

Увы. Хотя я и против лубочного определения воздаяния и кары, это звучит нелогично. Выходит, разбойник по горло в крови, революционер, террорист есть не грешник, раз он поступает по своей совести. Следовательно, зло оказывается добром, и вообще теряет какой-либо смысл определять эти понятия.

Христианская мораль наиболее совершенна из всего, до чего дошли человеческие души (если, конечно, отбросить религиозно-свечную мишуру). Она утверждает, что лучше раскаявшийся грешник, чем просто праведник. Вообще, конечно, лучше один грешник, чем два праведника, особенно если он и вправду раскаялся. Значит, на одного грешника меньше…

Итак, выходит, мораль ценит не факт существования морального закона внутри, пусть хорошего, а факт поиска и нахождения нового морального закона. То есть наиболее ценно не само добро или отсутствие зла, а процесс поиска.

Природа вообще, будучи весьма консервативной дамой, страшно не любит догмы и отсутствие движения или какого-либо другого проявления материи. Ведь если материя, понятие, идея, что угодно, себя никак не проявляет, оно не существует или никак не отличимо от несуществующего. Природа же сама по себе за существование, поскольку, как всякая вещь, для того, чтобы существовать, тоже должна себя проявлять.

Итак, процесс изменения морального закона есть процесс природный. Безусловно, в любом изменении необходима стадия фиксации, стабилизирования, более медленного движения. Свет, который движется слишком быстро, вообще не имеет массы… Возможно, эта аллегория не имеет смысла в физическом плане, но в философском весьма интересна.

То, что мы обозначаем «познанием добра и зла», есть не результат, а процесс. То есть познать нельзя, но познавать можно. Доехать нельзя, но ехать можно. Кто поспорит со мной, что в лунную ночь я, подпрыгнув на месте, не начинаю полет на Луну? Пусть даже не имея такого намерения. Ну давайте представим прибор, непредвзятый, как все несломанные приборы, и спросим его: что это было за движение, когда я подпрыгнул? Он скажет правду: объект начал движение по направлению к Луне. Потом добавит: “Mission aborted”, в момент, когда родимая гравитация верно и надежно плюхнет меня обратно на Землю.

Как процесс полета к Луне возможен, хоть и долететь невозможно, именно так же возможен процесс познания добра и зла, именно как процесс, но не результат.

Эволюция Вселенной в направлении любви

Любовь – это искренний интерес в каком-либо объекте или явлении. А также это отражение объекта или явления в себе. Можно определить любовь как признание наивысшей ценности отражаемого в себе объекта, осознание его уникальности и непревзойденности.

Простое отражение известно и в неживой природе. Однако нельзя сказать, что гладь озера, отражающая свет звезды, любит этот свет или влюблена в эту звезду. Возможно, сие подходит для поэзии, но не для предмета нашего обсуждения.

Итак, любовь обязательно включает в себя акт осознания и возвышения через это осознание, поглощение объекта или явления без его разрушения в виде отражения.

Любовь вовсе не подразумевает под собой некий контакт с предметом или явлением. Она даже необязательно предполагает материальное существование предмета любви. Достаточен один лишь его образ, воспоминание, предчувствие или идея. То, что человек может испытывать по отношению к объектам или явлениям в повседневной жизни, есть лишь частичное обозначение того, что можно назвать любовью.

Вселенная не проводит жестких границ между живой и неживой материей. Мы можем проследить судьбу каждого составляющего нас атома от момента его сотворения в ядрах звезд, в вспышках сверхновых. То есть в результате эволюции Вселенной с постепенным накоплением всё более тяжелых, а следовательно, более сложных элементов происходит образование основы для более сложных конгломератов материи с уникальными свойствами, которых не было у составных частей, из которых эти формы материи образовались. В сущности, движение этой эволюции идет по направлению усложнения систем организации материи. Грандиозные звезды, как бы они ни были несопоставимы с нами, ничтожными, по размерам и длительности существования, всё же являются гораздо более простой формой существования материи. Всё равно что сравнить печку и компьютерную микросхему. Несопоставимость энергетических ресурсов и потребностей только подчеркивает тот факт, что сложность системы является неоспоримым мерилом эволюционной иерархии.

Жизнь, как мы ее знаем, нашла уникальное средство против неизбежной энтропии системы (распыления энергии в пространстве). Живые формы материи не сопротивляются энтропии. Они являются открытыми системами, для которых важна сама концепция их организации, а не конкретные составные элементы, которые могут постоянно заменяться. Это делает живые системы практически бессмертными. Жизнь на Земле не прерывалась ни на мгновение с момента ее появления, поскольку жизнь постоянно порождала новые живые объекты, разрушая старые.

Таким образом, если воспринимать биосферу как единый объект живой материи, она стара почти так же, как сама Земля, если не старше, принимая во внимание возможность верности теории того, что жизнь была занесена на Землю извне.

Итак, живая материя, отказавшаяся от привязки к материальной, конкретной основе конкретных, определенных атомов, является субстанцией, принципиально стоящей на более высоком уровне прогресса эволюции Вселенной. Ее принципиальный отказ от конкретной материальной основы позволяет жизни существовать вне рамок материального существования Вселенной.

Такой, казалось бы, гораздо более вечноживущий предмет, как скала, всегда состоит из одних и тех же атомов, которые порой несколько миллиардов лет назад застыли в единую форму и с тех пор не покидали этого объекта. Но стоит разрушить эту скалу, и более не будет данного объекта как материальной единицы. Жизнь, не противясь разрушению, не удерживает в своих объектах одни и те же атомы и, тем самым, – более долговечная и практически неистребимая форма существования.

Конечно, разрушить конкретный живой объект, если только он не очень быстро бегает, гораздо легче, чем разрушить скалу, однако концепцию самого живого объекта разрушить невозможно. В другом уголке Вселенной расположи подобные атомы в подобном порядке, помести их в среду подобных атомов – и вот и побежал живой объект, запрыгал кролик, зазеленел листик. Разрушенную скалу восстановить в другом уголке Вселенной из других, пусть и подобных атомов невозможно, поскольку это будет уже другая скала.

Утверждать, что это тоже будет другой кролик, нельзя, поскольку кролик полностью сменяет набор своих атомов каждые несколько месяцев, и это то же самое, что утверждать, что кролик А каждую секунду становится кроликом В, как только из него исходит какой-нибудь очередной выделившийся атом.

Итак, жизнь начала новую страницу истории Вселенной, когда объекты и системы перестали зависеть от конкретной материи, но, однако, продолжают зависеть от какой-либо материи вообще, потому что если на другом конце Вселенной не найдется полного набора тех же атомов, – кролик не побежит…

С возникновением сознания жизнь сделала следующий шаг в своей эволюции – теперь человеческое сознание может произвести образ кролика, который может быть воспроизведен на другом конце Вселенной без необходимости использования тех же элементов материи.

Существует бесконечное количество способов кодирования образа кролика. Есть немало способов и для передачи этого образа на расстоянии. Жизнь, произведя сознание, теперь не зависит не только от конкретных элементов материи, но и от самой Вселенной вообще.

Какую бы другую вселенную вы ни вообразили, – хоть без материи и без энергии, – но если всё, чем бы эта другая, гипотетическая вселенная ни определялась, можно выразить сочетаниями символов 0 и 1, вы сможете воспроизвести не только образ кролика, но и любой образ вообще.

Создав человека, Вселенная, по сути, создала новую вселенную, которая только начинает зарождаться. Человеческое творение – компьютеры являются еще одной формой организации материи в нашей Вселенной. Не так ли? Они состоят, так же, как и мы, из атомов, образующихся в ядрах звезд. Однако именно они, компьютеры, начинают образовывать новую вселенную, в которой основой материи и энергии являются символы 0-1, символы двоичного кода. Эта вновь образующаяся вселенная не подчинена нашим законам физики и термодинамики. В ней нет проблемы направления скорости течения времени. Я, безусловно, имею в виду виртуальную реальность, образуемую компьютерами. Тот факт, что эта реальность напоминает нашу, объясняется лишь тем, что мы используем компьютеры для наших насущных целей, однако это вовсе не умаляет тот факт, что открытие подобной возможности является новой ступенью именно в эволюции Вселенной.

Вообще мне не понятен термин «другая вселенная».

Если «вселенной» обозначать всё существующее, могущее существовать и не могущее существовать, – другой вселенной быть не может, и это определение как раз и может быть легко перенесено на Бога. Поскольку, как не может ничего находиться за пределами всего, включающего и это ничто, так и не может быть уголка Вселенной, не входящей в состав Бога, поскольку, по определению Бога, он должен включать в себя всё. Не может быть и части Бога вне Вселенной, поскольку если Вселенная включает всё, то она не может не включать чего-то еще.

Итак, объединив понятие Вселенной и Бога, мы можем сказать, что эволюция их обоих привела к возникновению новой формы существования, которая независима от них, от материи и пространства, а поскольку это противоречит нашему определению Бога и Вселенной, следует сказать, что как только такой акт созидания происходит, его продукт немедленно становится частью Вселенной-Бога, поскольку, по определению, ничто не может быть вовне всеобъемлющего Всего.

Теперь займемся самим понятием «эволюция». Можно ли воспринимать эволюцию в отрыве от понятия времени? Безусловно, нет. Развитие, движение – все эти понятия неразрывны с понятием времени.

Давайте примем время как частный случай нашего восприятия или, если хотите, частный случай существования материи. Как мы можем определить время по отношению к нашему определению Вселенной-Бога? Входит ли всё прошлое во Вселенную-Бога? Безусловно, да, иначе бы это противоречило нашему определению. А будущее – входит ли оно в наше определение Вселенной-Бога? Безусловно, да. Мы ведь сказали: всё существующее, могущее существовать и не могущее существовать. Как раз в не могущее существовать и входит прошлое, не могущее существовать сейчас, будущее, тоже не могущее существовать сейчас, а также какое бы то ни было параллельное время, тоже не могущее существовать, но входящее в наше определение Вселенной-Бога.

Итак, в рамках определения Вселенной-Бога понятие эволюции бессмысленно, как для нас бессмысленно понятие эволюции чайника по направлению от носика к донцу.

Поскольку же мы можем мыслить лишь доступными нам пока категориями, можно осмелиться заявить, что Вселенная эволюционирует на наших глазах.

В каком же направлении? От носика чайника к донцу, или же обратно? Это-то нам и предстоит сейчас определить.

Мы заключили, что, во-первых, эволюция Вселенной существует. Мы не являемся распыленной формой энергии. Каким-то образом образовавшиеся атомы материи всё-таки сливаются в образовании всё более и более сложных форм материи. Мы также определили, что эта эволюция протекает в направлении всё большей независимости от самой материи. В первой фазе объекты/системы зависят от конкретных атомов, из которых они состоят. Во второй фазе – жизненных объектов – появляется независимость от конкретных атомов материи, но остается зависимость от атомов вообще.

Третья фаза – возникновения сознания – создает возможность образовывать и передавать образы без привязки к каким-либо атомам вещества, а, наконец, четвертая фаза развития Вселенной, сделанная нашими, а может, и еще каких-нибудь существ зелененькими ручками, – кибернетическая фаза, – не нуждается вообще ни в каких материальных принципах, и в каком бы своде физических законов вы ни пожелали воссоздать определенный образ, всё, что вам потребовалось бы, – это наличие чего бы то ни было и его отсутствие.

О, этот код гораздо совершеннее любых кодов ДНК, зависящих от огромного числа атомов.

Возможно, в своей основе, до которой мы никак не можем добраться, наша Вселенная и является результатом подобного 0-1 принципа. В конечном итоге, если упрощать до конца принципы нашей Вселенной, можно утверждать, что всё, что в ней есть, есть сама она, однородная Вселенная, с участками сгущения и разрежения, которые можно обозначить символами 1 и 0. Далее можно провести дальнейшие линии кодирования элементарных частиц; скажем, электрон: 100111010110111010101110110111100101011011…

Нейтрино: 001100000111100110010100111011…

Или фотон: 0101100110000011110101000100…

Так что же, Бог есть огромное, бесконечное множество единичек и ноликов?

Человек – единственное известное мне явление во Вселенной, которое, встав не с той ноги поутру, может одним словом обложить всю эту вселенную: «Пропади всё пропадом!», – и понесутся во мрак небытия звезды с планетами, шаровые скопления, галактики, метагалактики, еще более супергалактики, и еще более супер-супер-супер…

А потом человек зевнет, выпьет кофе и скажет: «Ладно, хрен с ним, пущай будет…» – и понесутся обратно, причем под ручку с ядреным овощем, а точнее, с корнем хреном, опять супер-супер-супергалактики обратно в бытие, поскольку человек может то, чего не могут все эти супергалактики, – создавать образы сознания, не зависящие от материи.

Этот факт вовсе не значит, что обозначение Бога в 0-1 эквиваленте как-либо оскорбительно для него или для самого человека. Гораздо сложнее с кодом, состоящим из одних только нулей…

Итак, почему же Вселенная эволюционирует в направлении любви?

Потому, что по нашему определению любви как искреннего интереса и осознанного отражения какого-либо объекта в себе, мы с нашими новоявленными компьютерами и являемся наивысшим нам известным субъектом во Вселенной, отражающим в себе саму эту Вселенную и испытывающим к ней неподдельный интерес.