Текст книги "Черная мантия. Анатомия российского суда"

«Я думал, что это розыгрыш»
(Заседание четырнадцатое)

В суде – новый свидетель. Его не допрашивали ни на следствии, ни в прежних коллегиях присяжных. Хотя он, безусловно, того заслуживал, ведь это тот самый Швец, который в мартовские дни 2005 года возглавлял ЧОП «Вымпел-ТН», охранявший Чубайса. Тот самый Швец, который скомандовал звонившему ему под обстрелом Моргунову: «Не стрелять!», обрекая своих подчиненных пасть без сопротивления на поле брани. И вот теперь Сергей Константинович Швец стоял перед присяжными: «Утром в девять – начале десятого мне позвонил Моргунов Сергей и сказал, что их обстреливают на трассе из автоматического оружия. Он сказал: нападавшие уходят в сторону Минского шоссе, а мы укрылись за машиной. После этого я позвонил в Службу безопасности РАО «ЕЭС», поставил в известность их руководителя и в дальнейшем они предприняли собственные действия».

Прокурор: «Выдавалось ли вашим сотрудникам какое-либо оружие?»

Швец: «Пистолет Макарова – один на экипаж, согласно закону об охранных предприятиях. Да и зачем вооружать всех, у моих подчиненных цели и задачи совсем другие стояли».

Прокурор: «Какое отношение имел Ваш ЧОП к РАО «ЕЭС России»?

Швец: «У нас была функция охраны объектов, исследование трассы перед проездом охраняемого лица – нет ли взрывных устройств или еще чего подозрительного. Задачи сопровождения или охраны Чубайса на нас не возлагалось».

Прокурор: «Бывали случаи, когда Ваши сотрудники обнаруживали нежелательные объекты?»

Швец: «Бывали. Ну, брошенная машина стоит вся в снегу. Разыскивали и находили хозяина. Но, в основном, ничего не выявляли».

Шугаев: «Когда Вам Моргунов позвонил с места происшествия, Вы по телефону какие-либо звуки типа выстрелов слышали?»

Швец: «Я сперва подумал, что это розыгрыш. Как-то по-человечески растерялся. Это шутка? – спрашиваю Моргунова. – Нет, – он говорит, – нас обстреливают, надо перекрыть трассу, так как нападающие уходят в сторону Минского шоссе».

Подсудимый Квачков: «Гражданин Швец, Вы подписывали договор об охране Чубайса и его имущества?»

Швец утвердительно кивает: «Да».

Квачков: «В перечень услуг, оказываемых ЧОПом, входил пункт «защита жизни и здоровья охраняемого лица»?

Швец снова кивает, но уже не так энергично, а добавляет и вовсе неожиданное: «Мы подписывали это в договоре, но потом от этого ушли».

Квачков: «В договоре были обязательства обеспечить Чубайсу вооруженную охрану из трех человек?»

Швец с извиняющейся улыбкой: «В договоре можно все написать, но это же было невозможно по закону».

Квачков: «Если договором предусматривалось выделение охраняемому лицу трех вооруженных охранников, что послужило основанием для отмены этого пункта?»

Швец нервно затоптался: «У нас не было такого количества оружия. По закону об оружии мы имели всего один ствол на четверых».

Квачков настаивает: «Если Вы подписали договор о трех вооруженных охранниках для такого человека как Чубайс, то почему не выполняли его? Это было связано с отсутствием средств?»

Швец стоит на своем: «У меня не было столько стволов».

Квачков: «Тогда зачем договор подписывали?»

Швец просто взмолился: «На перспективу подписывали! Ну, записали мы три пистолета в договоре. Но договор этот не выполняли же!»

Квачков в ответ почти что примеряя мантию судьи: «Почему, – изрекает грозно, – подписав договор, Вы не выполняли свои обязанности?»

Судья, словно почувствовав, что мантия сползает с ее плеч, вопрос снимает. Но не тут-то было, Квачков уже вошел в образ: «Чем было вызвано то, что Вы не выполняли свои прямые обязанности по договору?»

Швец, заслышав начальственные нотки, насторожился, заметно вытянулся, чеканит: «Мы закупили транспорт, охрану объекта мы закрыли…».

Квачков: «А для чего охраннику выдавался пистолет?»

Швец: «Охранники возили документы, материальные ценности. И потом пистолет был нужен им для собственной безопасности, все-таки домой поздно ночью возвращаются».

Последнее ошеломило даже неприхотливых адвокатов Чубайса. Выдавать охраннику пистолет для того, чтобы не страшно было возвращаться домой по ночам, – такого в истории охраны еще не бывало.

Квачков уточняет: «Пистолет выдавался охранникам для стрельбы или просто так?»

Швец возмущен непонятливостью подсудимого: «Ни для какой стрельбы он не выдавался. Положен пистолет – охранник его получал».

Адвокат Першин: «Почему Вы брали на себя обязательства, которые не могли выполнять?»

Швец ухмыльнулся: «Заработать хотел».

Першин: «Зачем Вы запретили Моргунову стрелять в ответ на автоматный обстрел?»

Швец бойко: «Против автоматического оружия нельзя применять пистолет. Если бы они отстреливались, их бы подошли и добили. А так – не тронули и ушли».

Першин: «Значит, Вы запретили охранникам применять оружие?»

Швец завел глаза под потолок: «Я не помню».

Першин: «Вы сказали, что охранники проверяли, нет ли на трассе взрывных устройств. А как можно обнаружить на трассе взрывное устройство, растяжку, например, или фугас?»

«Визуально», – не моргнул глазом Швец.

Допрос перерастает в матч по настольному теннису: шарики вопросов мгновенно отлетают от генерального директора ЧОПа ответами, один круче другого.

Першин: «Теоретически Вы рассматривали вопрос о возможном нападении на Чубайса?»

Швец: «А как я его мог охранять?»

Першин: «Каковы были действия охраны в случае нападения на Чубайса?»

Швец: «А мы не охраняли Чубайса. Мы трассу проверяли».

Першин: «В каком документе отражены действия охранников в случае нападения на Чубайса?»

Швец: «Не было у нас таких документов».

Подсудимый Миронов: «Когда Моргунов звонил Вам с места происшествия, он что-либо говорил о БМВ, на котором предположительно уехал Чубайс?»

Швец: «Нет, не упоминал. Когда Моргунов позвонил, я думал, что это шутка. Моргунов только сказал, что по ним из леса ведется стрельба».

Миронов: «А как Вы координировались со Службой безопасности РАО «ЕЭС»?»

Швец: «Мы с ними особо не контактировали. Они сами по себе, мы сами по себе».

Миронов: «Но с кем-то Вы все-таки общались из Службы безопасности РАО «ЕЭС»?»

Швец нехотя: «С Камышниковым Александром Петровичем».

Миронов: «По ситуации 17 марта 2005 года Вами проводился «разбор полетов»?»

Швец смущенно бубнит: «Нет. Я сам был в шоковом состоянии, сотрудники были в шоковом состоянии».

Миронов: «После имитации покушения на Чубайса какие премиальные были выплачены охранникам со стороны РАО «ЕЭС»?»

Швец испуганно: «Какие премиальные?! Спасибо, что живы остались!»

Подсудимый Яшин: «Вам Моргунов по телефону говорил про стрельбу. А про взрыв Вы когда узнали?»

Швец: «Про взрыв – позже. Может, через полчаса, может, через час. Меня же на место происшествия не пропускали, все было перекрыто».

Подсудимый Найденов: «Вам дальнейшая судьба БМВ и Мицубиси-Ланцер известна?»

Швец: «Про БМВ не знаю. Мицубиси-Ланцер около года стоял под следствием как вещдок, его не разрешали двигать. Потом нам стало не хватать машин. Мы написали письмо в Генеральную прокуратуру, нам ее отдали, мы выставили ее на продажу, оценили и продали».

Котеночкина, адвокат Найденова: «Вы выполнили просьбу Моргунова перекрыть трассу?»

Швец: «Нет. Я позвонил в Службу безопасности РАО Камышникову и попросил его принять меры».

Котеночкина: «А почему Вы напрямую в милицию не позвонили?»

Швец: «Это не мои обязанности».

Котеночкина: «Но почему Вы все же позвонили не в милицию, а в Службу безопасности РАО, ведь обстреливали не Чубайса, а ваших охранников?»

Швец громко вздыхает: «Это была моя человеческая слабость…».

Бывший офицер ФСБ готов был представляться клоуном, недоумком, трусом, кем угодно, лишь бы не проговориться о чем-то очень сокровенном.

«Спасибо, что живы остались!»
(Заседание пятнадцатое)

Пятнадцатое заседание суда было кратким по причине неявки одного из адвокатов. Судья распрощалась с присяжными до понедельника. А у нас появилась возможность вернуться к событиям предыдущего заседания.

Всех присутствующих поразило тогда, как испуганно вскрикнул вдруг директор ЧОП Швец на вопрос: «Какие премиальные выплачены охранникам со стороны РАО «ЕЭС»?»: «Какие премиальные?! Спасибо, что живы остались!»

Странно, что РАО «ЕЭС России» никак не отблагодарило жертвовавших собой охранников, вот уже пять лет, по их свидетельствам, пребывавших в сильнейшем психологическом шоке. Но вырвавшееся откровение Швеца: «Спасибо, что живы остались!» зловещим отсветом легло на странную скоропостижную смерть Кутейникова, охранника из второго экипажа, существование которого выявилось лишь на этом суде.

В зал вошел необычайно бледный и очень худой человек – Ларюшин Анатолий Александрович. Лицо его говорило не столько о физическом, сколько о нервном истощении. Допрашивали его осторожно, очень бережно, как смертельно напуганного человека.

Прокурор: «Вы работали 17 марта 2005 года?»

Ларюшин: «Да».

Прокурор: «Что и откуда Вам известно о подрыве на Митькинском шоссе в этот день?»

Ларюшин: «От моих товарищей Моргунова, Клочкова, Хлебникова».

Прокурор: «Где Вы в это время находились?»

Ларюшин: «У РАО «ЕЭС» вместе с Кутейниковым».

Прокурор: «Как была организована ваша работа?»

Ларюшин: «Одна бригада сопровождения провожала машину Чубайса, а другая встречала у РАО «ЕЭС».

Прокурор: «Каковы были ваши задачи?»

Ларюшин: «Осмотр трассы, осмотр окружения, подозрительных предметов, автомашин, людей».

Прокурор: «Расскажите, что Вы видели 10 марта на станции Жаворонки?»

Ларюшин: «Это было утром. Мы приехали. От старшего смены Моргунова получили приказ обратить внимание на людей, стоявших на стоянке у станции. Посмотрели. Да, есть. Сказали: мы тоже видим. А потом группа села в машины и поехала».

Прокурор: «Марки автомашин Вы запомнили?»

Ларюшин: «СААБ темно-синего цвета и Хонда коричневого или серого цвета».

Прокурор: «А чем привлекла ваше внимание группа людей?»

Ларюшин пожал плечами: «Это наша работа – отслеживать группы людей в машинах, не в машинах».

К допросу приступила защита и сенсационные новости не замедлили посыпаться одна за другой.

Подсудимый Квачков: «Когда Вы узнали, что на Митькинском шоссе был взрыв?»

Ларюшин, не задумываясь: «Кутейникову кто-то позвонил. Но мы остались в РАО, так как Чубайс все равно направлялся на работу». И это следом за только что сказанным им прокурору, что о взрыве он узнал от Клочкова, Моргунова, Хлебникова!

Квачков: «В Ваши обязанности входило оказание помощи Чубайсу в чрезвычайных ситуациях?»

Ларюшин: «Да. Если мы находились рядом».

Квачков: «Ваше местопребывание в РАО «ЕЭС» в тот момент было вызвано отсутствием команды оказать помощь Чубайсу?»

Ларюшин с готовностью закивал: «Команды не было».

Но почему? Почему не последовала команда на выдвижение второй машины охраны? Кто и почему избегал лишних глаз?

Адвокат Першин: «Вы часто прибываете двумя экипажами к дому Чубайса?»

Ларюшин: «Всегда. Один экипаж осматривает место жительства, другой осматривает трассу».

Першин: «Откуда Вы знаете, по какому маршруту будет двигаться Чубайс?»

Ларюшин: «От смены, которая работала накануне».

Еще одна новость! Оказывается, маршрут движения Чубайса известен заранее, с вечера, и передается по смене, что предыдущие охранники-потерпевшие всячески отрицали.

Адвокат Михалкина: «Вы видели БМВ Чубайса? Опишите его».

Ларюшин: «Ну, бронированный, цвет черный, номера не помню, у него много номеров сменилось».

Михалкина тут же: «Сколько и какие номера сменились у БМВ Чубайса?»

Ларюшин понял, что вляпался, и растерянно мычит что-то нечленораздельное, на диктофоне не разобрать. Сторона обвинения многоголосо протестует против вопроса, судья его снимает.

Подсудимый Миронов: «С учетом того, что правительственный номер закрепляется не за автомашиной, а за ответственным лицом, сколько у Чубайса было правительственных номеров?»

Ларюшин уже успел осознать допущенный промах, выпутывается: «Один».

Миронов: «И Вы не помните буквы и цифры одного-единственного номера?»

Ларюшин упорно: «Не помню».

Подсудимый Яшин: «17 марта 2005 года ваш экипаж убывал на эвакуацию Чубайса?»

Ларюшин с мольбой в голосе: «Нет, мы были в РАО».

Яшин: «А самого Чубайса 17 марта видели?»

Ларюшин: «Нет!»

Адвокат Закалюжный: «17 марта 2005 года Вы видели поврежденный автомобиль Чубайса?»

Ларюшин нехотя и тихо: «Видел».

Закалюжный: «В какое время и в каком месте?»

Ларюшин: «В гараже, а в какой день – не могу сказать».

Закалюжный: «Стекла машины Чубайса были затонированные?»

Ларюшин: «Да».

Закалюжный: «Людей через них видно?»

Ларюшин: «Нет».

Закалюжный: «Почему же Вы считаете, что на этой машине передвигался именно Чубайс?»

Ларюшин с непонятной дрожью в голосе: «Номера – его, машина – его. Может, он вышел, конечно, и она одна поехала. Но об этом никто и знать не будет».

Найденов, подсудимый: «Вы кого-либо из подсудимых 10 марта 2005 года на станции Жаворонки видели?»

Ларюшин: «Нет, не видел».

Найденов: «Навыки обращения с огнестрельным оружием у Вас есть?»

Ларюшин осторожно, крадучись: «Служил, стрелял, но не воевал».

Найденов: «Навыки взрывного дела имеете?»

Ларюшин испуганно: «Нет-нет».

В допрос по второму кругу вновь вступает обвинение.

Шугаев: «Правда ли, что Вам преподавали азы взрывного дела?»

Ларюшин кивает: «Да».

Шугаев: «И в чем же эти азы? Как закладывать фугас или как его обезвреживать?»

Ларюшин: «И то, и это!»

До чего техника дошла
(Заседание шестнадцатое)

Прокурор Каверин, как всегда отутюженный и подтянутый доложил судье Пантелеевой о своих планах на текущее заседание суда: «Прошу исследовать информацию системы «Поток», которая снята с Голицынского поста ГАИ. Прошу выслушать специалиста Комарова Сергея Владимировича, старшего прокурора-криминалиста Главного управления Следственного комитета при Генеральной прокуратуре РФ».

Как только похожий на мальчика-переростка прокурор-криминалист Комаров появился в зале, адвокат Руслан Закалюжный спросил его: «Вы обладаете специальными познаниями в области системы «Поток»?

Комаров удивленно: «Это такая же программа, как и все компьютерные программы».

Закалюжный: «У Вас есть техническое образование?»

Комаров: «Нет, только юридическое».

Закалюжный: «Так Вы специально изучали систему «Поток»?

Комаров пожимает плечами: «Нет».

Закалюжный судье: «У меня заявление о недопустимости допроса перед присяжными данного специалиста, так как он не обладает специальными познаниями в области системы «Поток». Это человек с юридическим образованием, он не имеет технического образования».

Судья отметает резонные возражения адвоката: «Прокурор представляет прокурора-криминалиста не для допроса, а для воспроизводства записи системы «Поток».

Но Закалюжный стоит на своем: «Я заявляю отвод специалисту на основании статей 70 и 71 УПК. Данный специалист находится в служебной зависимости от Генеральной прокуратуры, и он засвидетельствовал свою некомпетентность».

Судья между тем вскрывает объемистый конверт, извлекает из него два компьютерных диска, обращается к Комарову: «Содержание дисков Вы сможете воспроизвести и на какой аппаратуре?»

Комаров с готовностью: «У меня с собой компьютер».

Адвокат Оксана Михалкина убеждает судью: «Специалист не является лицом компетентным, и допуск некомпетентного лица к вещественным доказательствам несет угрозу их уничтожения или изменения».

Пантелеева усмехается: «Вы так боитесь, что уничтожатся доказательства обвинения?» и отказывает защите в отводе специалиста Комарова.

«Прошу признать данное вещественное доказательство недопустимым, поскольку имело место несанкционированное вскрытие файла на диске вне процессуальных действий», – заявляет Квачков.

«Предоставьте доказательства», – требует судья.

«Чтобы предъявить доказательства, – отвечает ей защитник Квачкова Першин, – надо вскрыть диск без присяжных, посмотреть его свойства, дату его изменения и станет ясно, был ли он несанкционированно вскрыт». Но ходатайство Квачкова безапелляционно отклоняется судьей.

Тут не выдерживает Роберт Яшин: «22 марта 2005 года диски с записью системы «Поток» были изъяты, 18 мая того же года эти диски были исследованы, о чем существуют документальные свидетельства. Но 30 марта 2005 года эти диски были несанкционированно вскрыты, информация в них была скопирована и изменена. Это установлено на суде, в котором нас оправдали присяжные. Почему Вы не хотите слышать аргументы защиты, Ваша честь?»

В ответ угроза: «Суд предупреждает Яшина о некорректном отношении к суду».

Яшин: «Вы нарушаете мои права на защиту!»

«Самое неприятное, Ваша честь, – четко проговаривает свои аргументы Иван Миронов, – что мы даже не знаем, какие данные были изменены при несанкционированном вскрытии файла – время? номера машин? дата их прохождения через пост ГАИ? Но ведь изменения были, это доказанный в предыдущем суде факт!»

«В опечатанные вещественные доказательства, – настаивает на том же Александр Найденов, – несанкционированно проник некто. В результате чего в записи файла появились «дырки» за период 16 марта. Запись показывает, что тогда в течение 40 минут по Минскому шоссе вообще ничего не ездило, хотя этого быть не может!»

Судья равнодушно внимает яростным доводам защиты и признает диски допустимым доказательством. Входят присяжные заседатели, Комаров открывает свой ноутбук, вставляет диски в дисковод, копирует их на жесткий диск. У системы запросили данные по машине Квачкова СААБ и по машине Миронова Хонда за 10, 14 и 17 мая 2005 года. Чудо техники выдало, что автомашина Квачкова СААБ зафиксирована лишь однажды, а именно 17 марта 2005 года при въезде и выезде в Москву. Автомашина Миронова Хонда вообще не появлялась ни разу на этой дороге ни в один из запрошенных дней. Фотография СААБа, зафиксированная системой «Поток» 17 марта, красовалась на экране компьютера, присяжных просили внимательно ее рассмотреть. Этим воспользовалась защита.

«Прошу обратить внимание присяжных, – воззвал к народным судьям Квачков, – что номера автомашины СААБ читаются ясно, никакой грязи на них нет».

Действительно, номера смотрелись как свежевымытые, и если верить фотографии, то свидетель-гаишник Иванов бессовестно врал, когда утверждал, что машина была в грязи.

Квачков успевает задать Комарову самый важный вопрос: «Откройте свойства файла с записью системы «Поток». Когда был создан этот файл?»

Комаров: «Файл создан и изменен 30 марта 2005 года».

Вот и прозвучала четко, внятно дата несанкционированного внедрения в файл, которую так не хотел обнародовать прокурор, и о которой так пеклась защита.

Квачков немедленно повторяет сказанное Комаровым: «Прошу обратить внимание присяжных: файл создан и изменен 30 марта 2005 года!»

Судья спохватывается: «Уважаемые присяжные заседатели, оставьте без внимания этот выкрик Квачкова. С файлом работали, его открывали в этот день. Ну и что?»

Миронов тут же обращается к Комарову: «Скажите, пожалуйста, а сфальсифицировать данные видеоряда системы «Поток» можно?»

Прокурор-криминалист Комаров с честным видом развел руками: «Мне это неизвестно».

Оказалось, что с честным ответом он поспешил. Судья снимает вопрос Миронова.

Миронов не успокаивается: «Какая компания устанавливала и обслуживала систему «Поток»?

Судья снимает и этот вопрос, как не относящийся к делу.

Миронов настойчиво: «В свете ареста главы «Строймонтажсервиса», который фальсифицировал информацию по видео-потоку в Москве…».

Судья его резко перебивает и спешно выводит присяжных из зала, чтобы они ничего не услышали про фальсификаторов из скандальной фирмы, прогремевшей на всю страну неделю назад…

Миронов возмущен, что очень важный для дела вопрос ему не дали даже закончить. Судья возмущена не меньше: «Миронов, имейте уважение если не к суду, то к вашим соуч… собут… ну, к вашим товарищам!»

Таким образом судья установила товарищеский статус подсудимых, но не установленным остался вопрос, что хотело доказать обвинение, предоставляя запись системы «Поток»? Что Квачков 17 марта ездил по этой дороге? Так в той стороне его дача. Что Миронов по этой дороге не ездил с 4 по 19 марта? Так у него там дачи нет. О чем вообще может свидетельствовать проезд автомобиля по дороге, где ежедневно взад и вперед снуют десятки тысяч автомобилей? Но, главное, в суде засвидетельствовано, что техника дошла у нас до таких технических высот, что ее можно «поправить», если она что не так запишет, внести, так сказать, «корректировку» в случае ее расхождения с исходным сценарием события.

Прокурор показал фокус. С патронами
(Заседание семнадцатое)

Судья Пантелеева возвестила: «Сейчас, уважаемые присяжные заседатели, будут оглашены протоколы исследования гаража В. В. Квачкова от 17 марта 2005 года. Исследование проводилось с 22.00 до 23.40». Прокурор откашлялся: «Гараж грязно-желтого цвета, закрыт на замок. Гараж вскрывается. Там слева два деревянных ящика, установлены друг на друга. В ящиках находятся различные электрические лампочки, мотки проводов, антенны. Макет автомата АК-74 и магазин к нему. Пластиковая канистра зеленого цвета. Внутри нее патроны в количестве 805 штук. Далее у стены лыжи, ящик с дозиметром и подрывная машинка. Далее ящик, в нем полиэтиленовый пакет, в пакете поясная кобура коричневого цвета, внутри нее пистолет ПСМ. При нем два магазина. Кроме этого в материю завернуты сорок патронов к пистолету. Тут же патроны калибра 5.45 в количестве 5 штук. Далее среди ящиков находятся три черных бронежилета, две автомобильные покрышки и велосипед. Все объекты упакованы раздельно и опечатаны».

Присяжные заседатели внимательно изучают фотографии велосипеда и лыж на фоне бронежилетов и ящиков. А прокурор дает отмашку специально прикомандированным к боеприпасам посланцам из Генеральной прокуратуры – те вносят в зал огнестрельный груз.

Прокурор извлекает: «Магазин к автомату, черного цвета. 26 патронов образца 1943 года. Среди патронов есть пули, с кончиком, окрашенным в зеленый цвет, а другие – с красным кончиком. Вы знаете, для чего они?»

«Нет», – раздается робкий женский голос со скамьи присяжных.

«Зеленые пули – трассирующие», – начинает поучать прокурор, и тут до подсудимых доходит, что за цирк устроил прокурор с вещественными доказательствами.

«Прокурор перепутал! – поднял тревогу Роберт Яшин. – Это патроны не из гаража! Патроны, которые сейчас предъявляет прокурор, они с места происшествия! С Митькинского шоссе! Не из гаража!»

Прокурор ни мало не смутившись: «А я и не говорил, что это патроны из гаража».

Квачков возмущенно: «Прокурор только что показал присяжным патроны и магазин, найденные на Митькинском шоссе. Прокурор напрямую связал этот магазин с моим гаражом. Это неправомерно. Ваша честь, разъясните присяжным, что эти патроны не из моего гаража!»

Прокурор: «Это только Вы так утверждаете!»

Квачков с Яшиным поднимаются разом: «Как только мы?! Это мошенничество!»

Судья немедленно выводит присяжных заседателей из зала и начинает воспитывать Квачкова: «Подсудимый Квачков, Вы предупреждаетесь…».

Квачков: «Ваша честь, прокурор лжет. Какие мои должны быть действия? Соглашаться с фальсификацией?..».

Судья: «Квачков, Вы оскорбляете прокурора! Вы не обучены вежливости!» Израсходовав педагогические упреки, судья принимается разбираться в протоколах и экспертизах. Минут двадцать проходит в томительной тишине. Прокурор Каверин встает с заявлением: «Ваша честь, только что в присутствии присяжных заседателей Квачков назвал государственного обвинителя жуликом. Прошу удалить Квачкова до окончания судебных прений!»

Во исполнение распоряжения прокурора судья Пантелеева удаляет Квачкова из зала, возвращает присяжных и обращается к ним: «Суд доводит до присяжных заседателей, что Квачков удален из зала за оскорбление прокурора, которое Вы все слышали. Суд разъясняет присяжным заседателям, что для обозрения Вам представлены боеприпасы, которые изъяты в ходе расследования дела. Протокол осмотра места происшествия был оглашен ранее. Сегодня был оглашен протокол осмотра гаража Квачкова. А что и где изъято, вы должны сами запоминать из протоколов».

Можно посочувствовать присяжным. Упомнить вереницы цифр и букв, означающих годы выпуска, заводы-производители на маркировке патронов, найденных на месте происшествия и отличить их от патронов, найденных в гараже, – неподъемно. Прокурор тем временем перебирает патроны из гаражной канистры, звенит ими, как нищий собранной мелочью. Патронов, согласно описи, оказалось не 805, а 739.

«Объясните людям, куда остальные патроны делись», – попросил прокурора адвокат Першин.

«Откуда я знаю, куда они делись», – отмахнулся прокурор Каверин.

Судья Пантелеева начеку: «Адвокат Першин, Вам прекрасно известно, куда делись патроны».

Першин: «Так если прокурор не знает, откуда мне знать. Я только прошу присяжным объяснить».

Судьба пропавших патронов остается неизвестной.