Текст книги "Сент-Женевьев-де-Буа. Русский погост в предместье Парижа"

БЕННИГСЕН АДАМ ПАВЛОВИЧ,

27.06.1882–16.11.1946

БЕННИГСЕН АЛЕКСАНДР АДАМОВИЧ,

Croix de guerre 1940–1945, médaillé de la Resistance,

20.03.1913–3.06.1988

Участник французского Сопротивления, награжденный Военным крестом и медалью Сопротивления, граф Александр Беннигсен закончил минувшую войну в чине капитана. Он родился в Петербурге, был увезен из Новороссийска в шестилетием возрасте отцом, графом Адамом Павловичем Беннигсеном, и матерью, графиней Феофанией Владимировной Беннигсен (урожд. Хвольсон), жил в Турции, потом в Эстонии и, наконец, во Франции. Был он историк, профессор, специалист по русско-тюркской истории и истории ислама, преподавал в Школе высших штудий в Париже, читал лекции в Чикагском университете, незадолго до смерти издал в Париже на русском языке книгу о мусульманах в СССР.

Отец проф. Беннигсена, граф Адам Павлович Беннигсен, жил в западном пригороде Парижа и принимал деятельное участие в добрых делах Аньерского прихода. В 1932 году граф был казначеем прихода и, как многие, подвергал себя «самообложению».

БЕНУА АЛЬБЕРТ АЛЕКСАНДРОВИЧ,

11.06.1888-13.08.1960

БЕНУА (ур. НОВИНСКАЯ) МАРГАРИТА АЛЕКСАНДРОВНА

(1891–1974)

А.А. Бенуа, архитектор, художник, родственник прославленного художника и искусствоведа Александра Бенуа, был автором проекта церкви Успения на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, о чем высокопреосвященнейший митрополит Евлогий сообщал так: «Самое дело построения храма… было поручено художнику-архитектору Альберту А. Бенуа, который построил храм-памятник на могилах русских воинов на кладбище в Saint-Hilaire-le-Grand (близ Мурмелона). Архитектор Бенуа – замечательный человек не только как художник, но и как нравственная личность: скромный до застенчивости, бескорыстный, самоотверженный труженик, он совершенно безвозмездно отдает св. Церкви свой огромный труд. Храм в S-te Genevieve он спроектировал в новгородском стиле XV и начала XVI века. Это было и очень красиво, и идейно связывало нас с Матерью Родиной – св. Русью.

…Роспись храма взял на себя тоже художник-архитектор А.А. Бенуа. Он начал свою работу в марте 1939 года и безвозмездно трудился над этим делом вместе со своей женою».

Супруги Бенуа похоронены в крипте храма Успения.

БИБИКОВ ВАЛЕРИАН НИКОЛАЕВИЧ,

5.08.1891–10.11.1950

Валериан Николаевич Бибиков был сыном кавалерийского генерала Николая Валериановича Бибикова. Сам он тоже был до революции офицером конной гвардии, а женат был на графине Софье Михайловне Толстой. Перечитывая интереснейший дневник, который на протяжении всей войны вела в Берлине княжна Мария (Мисси) Васильчикова (он издан и в России), я наткнулся на запись 1943 года: «Воскресенье, 10 октября. Большую часть дня ожидала звонка дяди Валериана Бибикова – пожилого родственника из Парижа, который в начале русской кампании пошел добровольцем в немецкий флот в качестве переводчика. Думал ли он тогда, во что ввязывается! Сейчас он едет к себе в Париж в отпуск. Я собиралась дать ему письма: одно для Джорджи, другое от Филиппа де Вандевра. Филипп настаивал, чтобы я прочла его письмо, а я вначале отказывалась. Но когда он ушел, я прочла. Какой ужас! Оказалось, что это подробный отчет, направляемый архиепископу Муленскому участником Сопротивления – священником, работающим в немецком концлагере. Я пережила ужасные муки совести: с одной стороны, нельзя подводить Филиппа, а с другой – понятно, чем это может кончиться для бедного Валериана…»

Комментарий к приведенной выше дневниковой записи был позднее дан братом княжны Васильчиковой Георгием (Джорджи): «Письмо благополучно достигло Джорджи, и тот переправил его адресату. Автор письма, аббат Жирардэ, погиб».

Послевоенной судьбе своего дяди Валериана Бибикова посвятила целую страницу другая его племянница-мемуаристка, Татьяна де Меттерних, в своей книге «Татьяна. Дама с пятью паспортами»: «Валериан Бибиков работал шофером туристического автобуса, и он нам рассказывал, как неприятно чувствовать, что тридцать пар глаз с недоверием сверлят твою спину. Летом он водил по Европе лимузин с туристами, и эта работа была ему больше по душе. Последними его клиентами в то лето была пара богатых нуворишей из Южной Америки. Доставив их в их отель в Австрии, он пошел повидаться с находившимся там испанским королем Альфонсом XIII, который был почетным командиром того самого гвардейского полка, в котором служил Бибиков. Случалось, что дядины клиенты тоже изъявляли желание принять участие в подобных встречах и даже обижались, что их не приглашают пойти. «Понимаешь, но они не из тех людей, с которыми интересно было бы встретиться», – говорил мне Валериан с чувством вины, потому что эти богачи были к нему добры и он вовсе не хотел их обидеть.

Он был лысый, на его выразительном лице легко было прочитать все его чувства и мысли. Его юмор и его острое чувство человечности не могли не оценить даже его товарищи-шоферы из коммунистического профсоюза СЖТ. Он пускался с ними в бурные политические споры, нисколько не думая о последствиях, которые могли быть для него неприятными. Но обычно все кончалось снисходительным и вполне дружелюбным возгласом: “Ох, уж этот старина Биби”…»

БОБРИКОВ НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ,

полковник лейб-гвардии Конного полка Генерального штаба,

2.08.1882–2.02.1956

БОБРИКОВА (ур. ФРОЛОВА) ЕКАТЕРИНА НИКОЛАЕВНА,

2.04.1885–4.06.1966

Думал ли полковник Генерального штаба H.H. Бобриков, чьи родственники гордо красуются на пышном полотне Репина «Торжественное заседание Государственного совета», думал ли он, что ему придется подписывать контракт с домом моды «Ланвен», да еще и не за себя, а за свою 17-летнюю дочь Катерину, чьим крестным отцом был сам государь император? Но делать было нечего, жить было в Париже не на что – подписал… Об этом эпизоде его жизни 70 лет спустя не без юмора рассказала историку моды Александру Васильеву дочь H. Н. Бобрикова Екатерина Бобрикова, знаменитая парижская манекенщица 20–30-х годов: «Я пошла искать работу через моего дядю Алексея Николаевича Фролова, бывшего в России губернатором. Его гувернер-француз стал в Париже директором магазина. Я пришла к нему, и он мне сказал: «Девочка моя, я знал Вашу маму в России» – и посоветовал пойти в maison de couture. В то время самыми лучшими домами моды считались «Ланвен» и «Вионне». Дом «Вионне» мне очень понравился. Мужем хозяйки был русский эмигрант Нечволодов, сын генерала… Но я пошла тогда в «Ланвен»… Когда я пришла в «Ланвен», то думала, что получу место приказчицы за 400 франков в месяц. Но одна из работниц спросила меня: «Почему бы Вам не попробовать стать манекеном?». Мне было тогда 17 лет, и я не знала, что это такое… В «Ланвен» мне сказали, что надо надеть платья в примерочной кабине и показать их на себе. А когда мне сказали, что зарплата у «манекенов» до 2000 франков в месяц, то я сразу решила примерить платье. Какая-то старушка, которая и была мадам Ланвен, посмотрела на меня и сказала: «Я Вас ангажирую с четверга».

Я вернулась домой и сказала родителям, что меня приняли в «Ланвен». Они сначала были рады, что я нашла место и начну работать, но когда узнали, что меня взяли «манекеном», то мама страшно разволновалась: «Тебе только 17 лет, как ты можешь? Ведь это неприлично!». И с этими словами она заперла меня в комнате на ключ. Но так как дома было нечего есть, она меня выпустила. Мой первый контракт с «Ланвен» от 6 мая 1927 года подписывал мой папа Николай Николаевич Бобриков (1882–1956), бывший полковник лейб-гвардии. У «Ланвен» было тогда 24 манекена, из них четверо русские… начальницей кабины манекенщиц работала одно время княгиня Тенишева…»

Гр. БОБРИНСКИЙ ПЕТР АНДРЕЕВИЧ,

15.11.1893–24.08.1962

До войны граф Бобринский участвовал в возникшем в 1923 году в эмиграции движении «Молодая Россия», переименованном в 1925 году в «Союз младороссов». Бобринские ведут свой род от любвеобильной императрицы Екатерины II и Григория Орлова, но граф Петр Андреевич был у «младороссов» не единственный аристократ из поколения «эмигрантских детей»: там были и Воронцовы-Вельяминовы, и Оболенские, и даже сын великого князя Андрея Владимировича и балерины Кшесинской (Вова). Да и сам младоросский «глава» Александр Казем-Бек был из обрусевшей аристократической семьи.

Над росписью Успенского храма безвозмездно работали художник-архитектор Альберт Бенуа и его жена

«Эмигрантские дети» бунтовали против «отсталых отцов», звали соединить монархию с Советами («Царь и Советы»), а в начале 30-х годов увлеклись идеями фашизма («глава» даже вел переговоры с русской нацистской партией РОНД в Германии, с итальянскими фашистами и национал-социалистами). Впоследствии «русские мальчики» сумели убедиться, что им не по пути ни с фашистами, ни с коммунистами, но иным для этого пришлось отведать немецких или советских лагерей. Было бы даже странно, если бы всемогущая советская разведка не попыталась этих новых поклонников Советов приставить к настоящему делу, так что в 1937 году «глава» Казем-Бек засветился на встрече с советским эмиссаром гр. Игнатьевым, и в эмигрантском Париже разразился скандал. Сам «глава» после долгого пребывания в Америке вполне загадочным путем переместился через Швейцарию в Москву и осел в недрах международного отдела Московской патриархии.

В 1938 году активный масон П. А. Бобринский входил в масонскую группу «Лицом к России», члены которой надеялись на свержение большевизма «демократическим путем». До старости П. А. Бобринский занимал офицерские должности в масонской ложе «Гамаюн», а после войны – пост великого командора Русского особого совета 33-й степени…

После смерти графа его вдова Мария Юрьевна Бобринская (урожденная княжна Трубецкая) издала сборник стихов Петра Андреевича с обложкой работы Александра Серебрякова и с предисловием самого влиятельного из тогдашних литературных критиков – Георгия Адамовича.

БОГАЕВСКИЙ АФРИКАН ПЕТРОВИЧ,

атаман В. В. Д., генерал-лейтенант,

27.12.1872–21.10.1934

Будущий генерал-лейтенант А. П. Богаевский родился в казачьей станице Каменской близ Ростова-на-Дону. В феврале 1918 года он был выбран атаманом казачьего Великого Войска Донского, а в 1920-м стал правителем Юга России. В том же году ему пришлось эмигрировать в Константинополь, откуда в 1922 году он перебрался в Белград, а в 1923-м – в Париж, где сотрудничал с Русским Обще-Воинским Союзом (РОВС). Умер он в 1934 году своей смертью, избежав судьбы таких руководителей РОВС, как генералы Кутепов и Миллер, похищенные и убитые ГПУ.

БОЙКО ФАДДЕЙ АНТОНОВИЧ,

капитан, 21.08.1894–1.06.1984

Капитан Бойко прошел с дроздовцами и генералом Дроздовским по полям Гражданской войны, потом, как многие, через Константинополь добрался до Парижа. Впереди у него было еще больше 60 лет жизни, и он щедро употребил их на дела добрые – на помощь собратьям-эмигрантам, эмигрантским детям, старикам, былым товарищам по оружию. Самое это кладбище Сент-Женевьев, на котором он похоронен, оборудовано было его трудами, как и старческий дом «Дрозды», да и за работами по реставрации русского кафедрального собора на рю Дарю наблюдал тоже Бойко Фаддей Антонович – в общем, не без пользы для ближнего прожил на свете свои 90 лет одесский курсант-артиллерист, потом штабс-капитан-дроздовец, позднее – константинопольский беженец и русский эмигрант – парижанин Фаддей Бойко.

БОРОВСКИЙ КОНСТАНТИН,

lieutenant 21е R. М. E. V. С. А., 22.05.1896 – Marne, 14.06.1940

Лейтенант Константин Константинович Боровский погиб на Марне, в Сент-Менегульде. Ему довелось воевать еще в Первую мировую войну в рядах лейб-гвардии Павловского полка, где он показал себя доблестным офицером. В начале Второй мировой войны он прошел экзамены во французской военной школе, был произведен в лейтенанты резерва и зачислен во второй батальон 21-го полка. Вот что сообщает о К. К. Боровском составленная Содружеством резервистов французской армии русская Памятка, которую подарил мне кавалер деголлевского ордена Освобождения князь Николай Васильевич Вырубов: «Во время пребывания на позиции он неизменно проявлял большую выдержку, спокойствие и заботу о людях… Атака немцев была отбита главным образом благодаря прекрасному действию его пулеметов. На рассвете 11 июня, когда запыхавшийся солдат связи прибежал и сообщил… что другие части уже ушли и что немцы окружают, Боровский отказался покинуть позицию впредь до получения письменного приказания… 14 июня, в бою под Сент-Менегульд, Боровский доблестно погиб на поле чести, пытаясь спасти свой пулемет от наседавших немцев. Награжден (посмертно) Военным крестом».

БОЛОТОВ ЕВГЕНИЙ ВЛАДИМИРОВИЧ,

3.12.1895–26.06.1956

БОЛОТОВА (урожд. княжна ОБОЛЕНСКАЯ,

в первом браке княгиня ШАХОВСКАЯ)

САЛОМИЯ АЛЕКСАНДРОВНА, 26.11.1902–17.10.1973

В прошлом капитан лейб-гвардии саперного полка, после Второй мировой войны Евгений Владимирович женился на прелестной княгине Саломии Александровне Шаховской (урожденной Оболенской).

Как и ее сестра Нина, юная Саломия (по-домашнему – Мия) Оболенская была в 20-е годы модной манекенщицей (тогда в моде были брюнетки), работала в доме «Поль Каре», а позднее – в доме «Шанталь». В 1923 году она вышла замуж за князя В. И. Шаховского, но не оставила карьеры манекенщицы. В 30-е же годы в моду в Европе снова вошли блондинки, и карьера двух брюнеток – сестер Оболенских, как сообщает историк моды А. Васильев, пошла на убыль. Мия разошлась с кн. Шаховским, а 46 лет от роду вышла замуж за Е. В. Болотова.

БОТКИНА (урожд. княжна ОБОЛЕНСКАЯ) ЕКАТЕРИНА

А., 1850–1929

Супруга знаменитого врача, Сергея Петровича Боткина, профессора Медицинской академии, личного медика императора Александра II и Александра III, Екатерина Боткина была родной сестрой Владимира Андреевича Оболенского.

БУЛГАКОВ НИКОЛАЙ АФАНАСЬЕВИЧ,

врач, 1898–1966

Доктор Булгаков родился в Киеве в семье профессора Духовной академии и жил на Андреевском спуске, в том самом доме, который в 60-е годы стал самым знаменитым среди приезжих москвичей домом украинской столицы, потому что и этот дом, и Николай Афанасьевич Булгаков (Николка) воскресли в ту пору для всех нас в романе «Белая гвардия», написанном еще до войны родным братом Н. А. Булгакова, писателем Михаилом Булгаковым. Сам Николай Афанасьевич после юнкерского инженерного училища воевал против большевиков в Белой армии, потом добрался через Крым в Югославию, учился в Загребе, занимался наукой, преподавал бактериологию в Мексике (читал лекции по-испански и по-французски). Потом он был врачом в Париже и, как и многие русские врачи, часто лечил своих бедных соотечественников бесплатно… Его брат-писатель очень хотел съездить во Францию, повидать брата и даже просил личного разрешения на это у поклонника своей драматургии диктатора Сталина. Но диктатор, несмотря на все клятвы Булгакова вернуться из-за границы домой, разрешения на поездку не дал, так как ясно понимал, что не всякий нормальный человек из такой поездки вернется. До «оттепельных» же времен, до своей международной славы и даже до смерти поклонника-тирана Михаил Афанасьевич не дожил – так что братья после гражданской войны больше не виделись…

Николаю Афанасьевичу пришлось побывать при немцах в лагере. После войны он работал в Пастеровском институте (где и до него немало трудилось русских ученых), считался видным бактериологом. У могилки его нередко стоят русские туристы. Самые грамотные читатели и театралы говорят: «Николка».

Я еще знаком был в приходской библиотеке Ниццы с Ниной Владимировной Гейтс, которая там выдавала книжки. Она была из тех Булгаковых. Ее отец был кузеном профессора Афанасия Булгакова.

БУЛГАКОВ СЕРГИЙ НИКОЛАЕВИЧ,

протоиерей,

16/28.07.1871–30.06/13.07.1944

…Мне вспомнилось, как вскоре после моего приезда во Францию Татьяна Алексеевна Осоргина-Бакунина показала мне только что выпущенную Славянским институтом «Библиографию трудов о. Сергия Булгакова». Том был внушительный, ибо над чем только не работал этот замечательный богослов, философ, экономист, искусствовед, литературный критик, проповедник, о чем он только не писал – начиная с первой своей книги «О рынках при капиталистическом производстве», которую молодой приват-доцент кафедры политэкономии и статистики Московского университета выпустил 26 лет от роду и которая заслужила похвалу некоего Ульянова (по кличке Ленин). Так ведь Сергей Булгаков был тогда и сам «легальный марксист», яростный поклонник Маркса, состоявший в «нежной переписке» с самим Плехановым.

Но развитие и эволюция Булгакова совершаются быстро, разочарование в Западе обращает его к неославянофильству, а главное, происходит его возвращение в православную церковь – теперь уж до конца его дней. Возвращение его идет через анализ русской литературы и мысли: Булгаков пишет о Герцене, о Достоевском, о Владимире Соловьеве, позднее о Чехове, о Льве Шестове, о Толстом, о Пушкине… Булгаков разрабатывает целую программу борьбы за гражданские свободы под знаменем христианства и в конце концов совместно с П. Б. Струве и другими формулирует это направление в названии общего собрания статей – «От марксизма к идеализму». Еще позднее он разрабатывает свою философскую и богословскую систему, пишет о философии хозяйства, о философии имени, о философии творчества, о Софии-Мудрости, о красоте…

Отец Сергий Булгаков был выслан из России вместе с мужем Татьяны Алексеевны писателем Осоргиным, вместе с философами Бердяевым, Франком, Вышеславцевым, Ильиным, Трубецким, вместе с экономистами, кооператорами, математиками, писателями… В 1922 году им был предложен выбор – смерть или вечное изгнание. Что еще было предложено в дополнение за бесценный дар жизни, угадать не трудно. Благодарность, просоветское влияние на эмиграцию, лояльность, иногда выступления… И все же дар жизни. Хотя и в рамках спецоперации. Так уплыли два философских парохода…

Позднее таким, как они, приговоренные к расстрелу, уже никакого выбора не предлагали: просто убивали в России всех, кто был выше, чище, талантливей, грамотнее…

Кладбище Сент-Женевьев – свидетель гигантской русской катастрофы, «интеллектуальных чисток», «генетической негативной селекции».

В эмиграции отец Сергий Булгаков (он принял сан священника еще в июне 1918 года) участвует в создании русского Богословского института, что на Сергиевском подворье в Париже, и на протяжении многих лет фактически возглавляет преподавание в нем. Он становится одним из организаторов Русского студенческого христианского движения, вдохновителем и воспитателем эмигрантской молодежи, ее наставником, духовником. Это была пора эмигрантского религиозного ренессанса и русского православия, освобожденного от государственного диктата, открытого благородным идеям мирового христианства, идеям всемирного христианского братства, свободного от келейности и провинциальной ксенофобии. Отец Сергий становится одним из первых русских деятелей экуменического движения…

БУНИН ИВАН АЛЕКСЕЕВИЧ,

1870–1953

Это могила замечательного русского прозаика, поэта и переводчика Ивана Бунина.

Многие десятилетия он думал о смерти, опасался, что сразу после смерти его забудут. Смерть пришла неотвратимо 9 ноября 1953 года, но забвение не наступает. Правда, слава его до сих пор в основном слава русская: даже во Франции, где он жил и творил, он почти не известен. Но в России Бунин еще и до революции обрел широкую известность, написал прекрасные стихи, повесть «Деревня», рассказ «Господин из Сан-Франциско», перевел «Песнь о Гайавате» Лонгфелло, дважды удостоился Пушкинской премии Петербургской академии наук, был избран в почетные члены этой Академии, объездил весь мир, встретил свою будущую жену Веру Муромцеву…

Как и многие тогда, он пророчил разлив «огненной реки» российской катастрофы, а в одесском дневнике 1918 года описал разгул новой власти, припечатав имя всему происходившему – «Окаянные дни».

В 1920 году Бунин эмигрировал во Францию, навсегда. Ему было 50, он был полон сил и новых надежд, полон воспоминаний… Он был беден, конечно, но кому ж было тогда и помогать, как не любимому русскому писателю, не академику Бунину. Ему помогали и чехи, и сербы, а больше всех – русские евреи-меценаты (Розенталь, «петербургский Нобель», друзья Цетлины, друг Фондаминский…).

Михаил Нестеров

Философы. 1917 г.

(Портрет Павла Флоренского и Сергия Булгакова на фоне окрестностей Сергиева Посада)

При всей своей бедности он жил, как прежде, по-усадебному, только меньше путешествовал. Пережил в 20–30-е годы новый творческий подъем, влюбившись в молодую даму Галину Кузнецову, которая поселилась с ним и его женой Верой на вилле в Приморских Альпах (началось со вполне традиционного «брак втроем», позднее конфигурация усложняется – вчетвером, впятером, да и все на виду).

Бунин создает в ривьерском Грасе (близ Канн) свою знаменитую «вымышленную автобиографию» (определение Ходасевича), роман «Жизнь Арсеньева», он пишет о былой России, о русском характере, о жизни, о смерти, о любви, о Боге. И при этом, судя по его дневнику, у него «чувство ясности, молодости, восприимчивости» «и такая сладость жизни». Жена Вера страдает от одиночества, но находит в себе силы принять этот «брак втроем». Зато приезд к Буниным еще одного «ученика», еще одного «секретаря» (еще одного наблюдателя) молодого Л. Зурова вносит в ее жизнь новое чувство. Зуров поселяется у Буниных до конца своих дней… Как заметила позднее сама Вера Николаевна, и приезд Гали, и визиты «друга» Н. Рощина в их семью были «от Лукавого». Думается, и Зурова тоже завез к «опасному» писателю «Лукавый».

9 ноября 1933 года Бунин узнает в Грасе, что ему (первому из русских писателей) присуждена Нобелевская премия «за правдивый артистический талант, с которым он воссоздал в литературной прозе русский характер». Вместе с Верой и Галиной он едет в Стокгольм за премией (часть которой жертвует собратьям – русским писателям). На обратном пути из Швеции он заезжает в гости к философу Ф. Степуну, сестра которого, певица Марга Степун, влюбляется в Галину и следует за ней в Париж и в Грас. Галина отвечает Марге взаимностью, и для Бунина наступают тяжелые дни и годы. Он еще долго живет в альпийском Грасе (где застает его новая война), пишет о Толстом, которому он поклоняется, о чувственной любви, о страсти – и все чаще думает о смерти…

Только весной 1945 года Бунины вернулись из Граса в Париж, но русский Париж был уже другим. Погибли или бежали меценаты-евреи, и русские эмигранты стали просоветскими и мечтают о возвращении в эту, по словам Бунина, «подлую изолгавшуюся страну», где правит тиран, которого Бунин всегда сравнивал с Гитлером. Под влиянием уже давно окруживших его «советизанов» Бунин навещает генерала Богомолова, принимает знаки любезности от эмиссара Москвы К. Симонова и даже выходит из Союза русских писателей и журналистов в знак солидарности с теми, кто взял советский паспорт. Эти жесты, не оправдавшие материальных надежд Бунина, отравили ему жизнь на годы, поссорили его с лучшими друзьями и щедрыми меценатами (Б. Зайцевым, М. Цетлиной).

Вдобавок все неотступней болезни, скудость, унижения слабости и бессонные ночи, в одну из которых он написал эти вот, едва ли не последние, свои стихи:

 
Золотой недвижный свет
До постели лег.
Никого в подлунной нет,
Только я да Бог.
Знает только он мою
Мертвую печаль,
Ту, что я от всех таю…
Холод, блеск, мистраль.
 

БУНИНА ВЕРА НИКОЛАЕВНА,

1881–1961

В.Н. Бунина (урожденная Муромцева), жена писателя Ивана Алексеевича Бунина, 47 лет прожившая с ним в браке (лишь последние тридцать – в официальном, ибо раньше обвенчаться они не могли, так как И.А. Бунин не был разведен с А.Цакни), – автор интересных мемуаров и дневников. Была преданной и терпеливой женой этому нелегкому человеку, с честью вышла из самых запутанных семейных ситуаций. Когда И.А. Бунин влюбился в молодую Галину Кузнецову и она поселилась с семьей Бунина, Вера Николаевна, смирив свои ревность и гордость, сумела по-доброму относиться к Галине… В самую трудную пору ее семейной драмы было послано Вере Николаевне утешение: молодой Леонид Зуров. Забота о муже и о Зурове ложится на плечи Веры Николаевны, и она с готовностью несет этот груз до последних дней. Она берет на себя и сбор средств среди меценатов для мужа, для Зурова и для других эмигрантских писателей (Тэффи, Зайцева, Яновского) или просто для тех, кто попал в нужду (вроде одинокой матери Е. Жировой).

Вышедший и в России дневник В.Н. Буниной представляет большой интерес для всех, кто интересуется жизнью эмиграции («Устами Буниных»). Увидела свет и книга В.Н. Буниной «Беседы с памятью».

Крест над могилой Буниных изготовлен был по рисунку Леонида Зурова, участвовавшего в этнографических экспедициях близ Малов и Изборска: нетрудно заметить его сходство со знаменитым «Труворовым крестом».

БУРЦЕВ ВЛАДИМИР ЛЬВОВИЧ,

17.11.1862–21.08.1942

Летом 1942 года умер в бедняцкой больнице Парижа человек, которого мой друг, писатель Ю. В. Давыдов, называл «бурный Бурцев»…

Родился Владимир Бурцев в далеком закаспийском форте, где его отец был штабс-капитаном. Окончив гимназию, он продолжал учебу в Казанском и Петербургском университетах, рано занялся политикой, двадцати лет от роду был арестован в первый раз, а потом уж – бессчетно. В 21 год он стал народовольцем, сторонником террора. Был сослан, бежал из сибирской ссылки в Швейцарию, потом жил во Франции, в Англии, занимался политической и исторической журналистикой, издавал сборник «Былое», «Историко-революционный альманах». В Англии он был арестован за подстрекательство к цареубийству, а в 1905 году вернулся в Россию. Громкая известность пришла к нему, когда он специализировался на разоблачении провокаторов и агентов, внедренных полицией в политические партии и кружки (1906 год).

Практически ни одна тайная организация не может избежать того, что в ней появятся агенты («провокаторы»). Скажем, на ленинских курсах в городке Лонжюмо (совсем неподалеку от этого кладбища) из десяти слушателей два были агентами полиции (в их числе Малиновский). Однако нет гарантии, что агент полиции не станет торговать и тайнами полиции. Именно таких продажных информаторов полиции нашел себе Бурцев, который напечатал в «Былом» список «Шпионы, предатели, провокаторы». В этом списке был и знаменитый Азеф, и некоторые другие звезды одновременно и сыска, и революционного терроризма. Вместе со славой Бурцев накликал на себя яростные нападки униженных лидеров и целых скомпрометированных партий. Ленин попытался оправдать полезного для партии шпика Малиновского, но Бурцев довел расследование до конца. А в 1917 году Бурцев обвинил большевиков в сотрудничестве с Германией, авторитетно сообщив, что «среди большевиков всегда играли и теперь продолжают огромную роль и провокаторы и немецкие агенты». Конечно, после Октябрьского переворота газету Бурцева закрыли, а его самого упрятали в крепость. В крепости «бурный Бурцев» вел себя совершенно по-бурцевски. Он немедленно стал выяснять, где тут сидит бывший директор департамента полиции Белецкий, и с радостью обнаружил, что Белецкий сидит в соседней камере. «… они ведут нескончаемые разговоры, – записала в свой дневник З.Гиппиус, – Бурцев хочет выудить у соседа все, что еще не знает о большевиках, особенно о Троцком».

В феврале 1918 года доктор И. И. Манухин вызволил Бурцева из крепости, а в мае Бурцев ушел через Финляндию в Стокгольм, выпустил там на трех языках брошюру с убедительным названием «Проклятие вам, большевики!», а вернувшись в знакомый ему Париж – сборник статей «В борьбе с большевиками и немцами». Бурцев возобновил издание газеты «Общее дело», написал мемуары, а десятилетие Октября отметил выпуском брошюры «Юбилей предателей и убийц. 1917–1927». Позднее он издал и брошюру о «московских процессах». Как знаток русской охранки он давал в 1934 году в Берне показания по поводу «Протоколов сионских мудрецов», сфабрикованных русской охранкой в Париже. Но писал он также и о тайнах, связанных с изданием пушкинского «Евгения Онегина»…

Бурцев был нищий фанатик, революционер и аскет, живший в мрачном, параноическом мире агентов, конспираторов, предательств. Он считал своим святым долгом разоблачать их, и, в конце концов, не он виноват в том, что тоталитарные системы опутали наш прекрасный мир паутиной предательства и доносов.

БУРЫШКИН-ВИЛЬЯМС ВОURYSCHKINE-WILLIAMS Val,

colonel, Medal of Freedom with Gold Palm, King George Medal for Meritorious Service, Croix de la guerre avec palme, Medaille de la Resistance, chevalier de la Legion d’Honneur, Medaille des Evades, 1913–1968

Герой Сопротивления и кавалер многих высоких наград (медали Свободы с золотой пальмой, Военного креста с пальмой, английской медали Короля Георга, ордена Почетного легиона, медали Беглеца и др.) полковник Бурышкин-Вильямс был сыном знаменитого московского промышленника Павла Афанасьевича Бурышкина, представителя промышленников при Временном правительстве, политического деятеля, близкого к левым кадетам, масона, министра финансов в правительстве Колчака. П.А. Бурышкин активно участвовал в политической жизни русского зарубежья, а в 1954 году издал в нью-йоркском издательстве им. Чехова воспоминания о купеческой Москве («Москва купеческая»), переизданные в 1991 году на родине.