Текст книги "Прочный корпус. Записки подводника"

Контейнер

Люблю путешествовать! Иногда приезжаю в Севастополь – город воинской славы. Как приятно на скромной даче, в тени виноградной лозы с товарищем вспомнить небылицы – обыденные случаи из боевого прошлого.

Слава КГДУ (командир группы дистанционного управления, на атомоходе управляет ядерным реактором) получил лейтенантские погоны в само́й Голландии66
  Название Севастопольского Высшего Военно-Морского Инженерного училища (СВВМИУ), располагавшегося на восточном склоне балки Голландия.


[Закрыть].

Предписание – служить в Западной Лице, но контейнерной станции там нет, поэтому отправил контейнер со скарбом из Севастополя в Мурманск, указав воинскую часть, куда сообщить о прибытии личного имущества.

И радостный такой уехал к месту назначения. Служба в удовольствие – то, что надо для настоящего мужчины. Первый в 3-й дивизии подводных лодок сдал на допуск к самостоятельному управлению первичной должностью. Из морей не вылезает. Уже участвовал в эпическом походе, в котором и супостата уничтожили, и норвежского рыбака до кучи, скажем так, почти утопили.

Полгода служит лейтенант, вдруг его в дивизию вызывают:

– Что вы себе позволяете! Нас контейнерная завалила письмами, угрожают ВМФ разорить.

– А я и забыл совсем, – вспомнил Слава, – отправил барахло: железную кровать с металлическими пружинами, обшарпанный стол и четыре стула, один – без ножки. Зачем отправил? Ума не приложу.

– Значит так, поезжайте в Мурманск, заберите уже свой контейнер, там за хранение надо будет заплатить за полгода, сумма немалая накапала.

Пришёл в экипаж, поделился возникшей, как сейчас говорят, «логистической проблемой» со старшими товарищами:

– Что делать?

Проинструктировали и дали шила три литра, сопроводив доводом:

– Денег не плати – у тебя жидкая валюта.

Приехал в Мурманск на Нижнее Ростинское шоссе, на контейнерную, а там очередь. Генералы, полковники и подполковники своё барахлишко получают. Провёл разведку боем, нашёл работягу в фуфайке, налил полстакана шила, познакомился с профессионалом Петей:

– Петя, братишка, объясни мне, что к чему, как побыстрее контейнер свой получить? Тут очередь как в Мавзолей, а мне Родине служить, завтра выход в море на передовые рубежи. Времени вааще нету.

– Решим, – Пётр внимательно посмотрел документы, – пойду искать твой контейнер, а ты иди в управу в 204-й кабинет, от них виза нужна, что всё оплачено, – шмыгнул сопаткой, – потом ещё полстаканчика нальёшь.

Метнулся Слава по означенному адресу к барышням, удивился, конечно, таких больших размеров аппетитных попок никогда не видел.

Одна из обладательниц узкой специализации и широких возможностей провозглашает:

– Вам надо заплатить в трёхкратном размере за хранение.

С геройски важным видом предъявил документ за подписью помощника командира и печатью воинской части (старшие товарищи выдали железобетонную справку), где чёрным по белому написано: «Лейтенант Слава получить контейнер не имел физиологической и чудотворной возможности, был в секретном автономном подводном плавании».

Барышни симпатичных округлых форм и высших образований лишь посмеялись:

– Да вы хоть в космос летайте, за хранение контейнера необходимо заплатить.

Договорились за литр шила, что отдадутся бесплатно и контейнер до кучи выдадут. Любезные отправили на проходную выписать пропуск на машину, без которого контейнер не получить.

Бежит Слава рысью на проходную, а про себя думает: «Да услышат меня неопытные лейтенанты, никогда не отправляйте контейнер к месту службы, пока не дослужитесь до адмиралов».

На проходной за стакан жидкой валюты получает заветный пропуск – и дальше, на склад, с мыслями: «Боже, прости грешного. И зачем мне была нужна эта железная кровать?»

Находит на складе Петю, который никогда на работе не пьянеет, потому как человек ответственный. Пётр показал контейнер, а тот без замка и пломбы. Открывают и…

Слава кричит от счастья:

– О, провиденье! Меня творец услышал!

Контейнер оказался пустой! Слава понял: «Настал мой час, за вывернутого наизнанку папку девочкам несдобровать».

Неспешно радостный перекурил и, торжествуя, медленно двинулся в 204-й кабинет, ладно за подводников, а вот за космонавтов – точно ответят!

Добрые красавицы, румяные, как в русских народных сказках, долго оправдывались. Слава молча выслушал, потом выдал:

– Видите ли, в чём тут дело, уважаемые дамы, имущество контейнера, нажитое непосильным трудом, застраховано на пять тысяч советских рублей.

В то время – это ж целое состояние!

Румянец с лиц русских красавиц исчез. Догадались – теперь их удел решать проблему.

Достали из сейфа пять бутылок коньяка «Пять звёздочек»:

– Распишитесь, что контейнер получили, иначе нам до конца жизни не рассчитаться.

Слава пощадил русских красавиц и их очаровательные мягкие игрушки, расписался, где попросили, и убыл в Западную Лицу. Вернул старшим товарищам оставшееся шило, всё по-честному, и четыре бутылки коньяка – одну себе оставил. Не зря в Мурманск съездил!

Самое весёлое, что история с контейнером имела продолжение.

Через месяц Славу опять вызывают в штаб.

– Лейтенант, ты достал вконец и на конце! Когда контейнер заберёшь? Они пишут и пишут. Решай проблему!

Посоветовался со старшими товарищами, и те решили на контейнерную отправить письмо за подписью помощника командира и печатью воинской части такого содержания: «Уважаемая контейнерная станция г. Мурманска! У лейтенанта Славы нет физической возможности забрать контейнер. Он героически погиб, выполняя секретное государственное задание. Вечная память Герою!»

С той поры писем с контейнерной станции не поступало, даже об искреннем соболезновании. А Слава и сейчас живее всех живых в тенёчке под своим крымским виноградником.

Край летающих собак

Гремиха, как известно, «край летающих собак». Кто и когда негласно этот ярлык наклеил, никто не знает. Но, в принципе, определение точное. Рассказывали старожилы, что в начале славных дел натягивали канаты между домами, чтобы не уносило ветром при перемещении, а жёны моряков вязали «намордники». Глаза защищали мотоциклетными или горнолыжными очками от ожогов холодом и колючего снега в «чёрные метели».

Но вернёмся к нашим собакам! В новом посёлке Островном, что располагался близ причалов подводных кораблей, не припомню не то что летающих, а просто собак – может, прятались где, не знаю. А вот в старом посёлке Гремихе, куда приходил теплоход на плавпричал, встречались. Предполагаю, что зимой в подвалах обитали, а вот летом тепло и ветра не такие злые, дворянки появлялись, инстинкт размножения мощно их гнал на улицу.

Сижу как-то на «губе». За что и почему – это другая интересная история. Мирно беседую с сокамерниками возле ворот, на солнышке. Летнее солнце скупое и редко балует теплом и хорошей погодой. А тут – просто подарок судьбы. «Губа», по легенде, – мрачное место, где в гражданскую интервенты гноили пленных большевиков. Низкие потолки таких же приземистых домиков заставляли ощущать себя как в конуре. Едва можно подняться в полный рост, к тому же тут ещё и крысиный заповедник.

Начальник «губы», весёлый старлей из «пиджаков», историк по образованию, хороший знаток древних сказаний, замечательный рассказчик, заканчивал очередную лекцию:

– После Октябрьской революции и начала Интервенции в Йоканьге (в 1918—1920 годах) истинные сатрапы, бациллы демократии с человеческим лицом, англичане и французы построили бараки и землянки, таким образом, создали Йоканьгскую каторжную тюрьму, которая особо выделялась среди других тяжёлыми условиями содержания. Карцером была яма в гранитной скале под открытым небом. «Госпиталем» назывался ледяной морг, куда относили заболевших, чтобы они быстрее «отдали Богу душу и ушли в мир иной». Всего в Йоканьгской каторге содержалось более тысячи человек.

Мы вместе перекурили, помолчали, и начальник гауптвахты продолжил:

– Вы сидите на «губе», как у тёщи за пазухой, или у Творца на блинах, а каторжанам, жертвам интервенции, невыносимо тяжело пришлось. В ноябре 1927 года по проекту архитектора Давыдова на месте бараков каторжной тюрьмы воздвигнут памятник «Жертвам интервенции». Из огромных валунов сложили подобие тюрьмы с решетчатыми окнами. Установили мраморный обелиск с высеченными словами скорби и памяти на русском, английском, французском и немецком языках: «Жертвам интервенции вечная память. 1918—1920 год». По периметру памятника захоронения. Жуть, двести черепов погибших узников каторжной тюрьмы – концлагеря смерти.

Ещё долго потом стояли на солнышке, молча греясь, переживали и осмысливали рассказ. Старлей из «пиджаков» считался почти дружбаном. Всегда отпустит узника совести попариться в баньку – одноэтажное здание, похожее на барак, но пар отличный, и грязь с усталостью тела можно смыть. Плюс баня находится в двухстах шагах от «губы». Или попить свежего пивка на теплоходе «Вацлав Воровский». В этот день ни пива, ни бани как-то не намечалось, но душа требовала развлечений!

И мы его получили от лица коменданта Гремихи, приехал он осмотреть своё «губное» хозяйство и раздать всем «пряники».

На свою беду, отчаянные дворняги прямо перед главными воротами устроили собачью свадьбу. Одна течная сучка флиртовала с десятком кобелей размером от котёнка до овчарки в жажде любви. Устроили эротические танцы, не хватало лишь аккомпанемента «Собачий вальс». Не хотел любви только наш суровый комендант, полковник.

Увидев такую неприкрытую разнузданность, он остановил машину и заорал:

– Дежурный, ко мне!

Дежурный лейтенант шнурком метнулся к коменданту и встал по стойке смирно. Комендант ткнул пальцем в центр собачьей свадьбы.

Приказал:

– Стреляй!

– Куда? – недоумённо поинтересовался лейтенант.

– Сюда! – комендант еще раз махнул рукой.

– Зачем? – на всякий случай осведомился лейтенант.

– Ты приказ будешь выполнять? – полковник начал орать.

– Не могу!

– Почему?

– Мне патроны сдавать завтра поштучно.

– Стреляй, я сказал, патроны будут тебе из моего резерва!

– А оружие чистить кто будет? – явно растягивая время, канючил лейтенант, включив дурака и надеясь, что собачья свадьба свалит по историческим местам.

– Ночью и почистишь, пока бдеть будешь!

Лейтенант нехотя вытащил пистолет и, не целясь, выстрелил выше стаи несколько раз, раздался истошный визг, видимо, отчасти что-то срикошетило!

И здесь я реально увидел собак, летевших врассыпную из центра событий быстрее пули! Однако, презрев опасность, пользуясь моментом отсутствия трусливых конкурентов, за сучкой увязался самый настойчивый ухажёр размером с некрупного щенка, у которого сила любви отключила инстинкт самосохранения. Сладкая парочка умчалась куда-то в сопки, а комендант с лейтенантом и чувством выполненного долга пошли по своим служебным делам дальше защищать Отечество.

День удался! На солнышке погрелись, послушали историческую лекцию, увидели летающих собак и чуть-чуть о любви больше стали понимать – только бесстрашным покоряются моря и женщины.

Гремиха

Как много смысла в этих трёх слогах! Кто там никогда не был, тому сложно понять: Гремиха – это не просто любовь. Это непреходящая привязанность.

Хочется вернуться в знакомые места, пройти по улицам, поностальгировать там, где прошла молодость, становление моё. Лучше Гремихи нет города! Сурово, снежно, ветрено, кошмарно, ужасно – прекрасно! Любовь на всю жизнь! Оказаться в Гремихе и служить там, отдавая Родине долги за годы обучения, по мне так значимее и круче, чем болтаться в невесомости на Международной космической станции.

Ветер, ветер. Дует, дует. А нам – нипочём, только веселит и бодрит. Мы молоды, здоровы и веселы!

Зацепило заскорузлую память.

Стремимся на подводную лодку, объявлен сигнал «Дыня», на самом деле – «Ветер-1», «анониметр»77
  Шутливое название прибора для измерения скорости ветра анемометра.


[Закрыть] свистит на пределе, показывает 25 метров в секунду, бежим себе со штурманом Сашей Фэдом. Почему вместе – не помню, возможно, до утра играли в преферанс или по велению броуновского движения случайно чёрными точками пересеклись на самой крайней заснеженной белой сопке перед зоной радиационной безопасности усилиями инерциальной мысли. Ветер, мама с папой и внучатыми племянниками бабушки – не горюй! Летим под горку, а ветер, сук-к-ка, снежными зарядами стреляет, как доской с занозами по лицам советских офицеров дубасит, превращая мужественные фасады защитников отечества в красные пролетарские пельмени. Дует с моря, где у 19-го причала крепко-накрепко пришвартована наша красотка, горбатая подводная лодка. Какая же она милая и родная! Бежим, то задом наперёд, то передком.

Чувствую, сил перебороть стихию не хватит, сел на валун спиной к ветру, прошу пощады:

– Фэд, силы кончаются, дай передохну́ть пару минут.

Саша безмолвно достаёт из шинели слева. Нет, не сердце, как Данко, а существеннее – спасительную фляжку с жидким лекарством.

Утвердительно настаивает:

– Пару глоточков, и силы вернутся!

Глотнули целебной настойки на золотом корне (ещё называли родиола розовая) – и, действительно, случился прилив сил вместе с любовью к Родине. Побежали дальше.

Приятно вспомнить!

А разговор пойдёт о котах. Абсолютно не надуманный, а вот почему.

Кто ни разу не был в Гремихе, интересуется:

– Вот у вас там «страна летающих собак», а кошки как же?

Поясняю: в Гремихе даже дерзкие воробьи не прижились, кошек на улице тоже не встречал. В редких квартирах обитали, радуя своим присутствием лишь хозяев, а на улицу не выходили, поскольку живность умная. Окажись на улице, в лучшем случае сдует в Баренцево море, хуже, если контузит пролетающая мимо мамаша с ребёнком на поводке или, не дай бог, человек в форме раздавит. Либо собака мимо пролетит и ненароком от курса не уклонится, пришибёт с улыбкой на роже.

Ветер в Гремихе – яркое разнообразие полярной ночи, как у супостата «русские горки». То вдохнул от счастья, то очко напряг.

В квартирах популяции из отряда кошачьих обитали тоже в малых количествах. Служба Родине обрекала подводников на постоянные переезды. Автономка, отпуск или командировка в ремонт, а кот требует внимания, желает, чтобы за ухом хоть иногда почесали. И жрать хочет каждый день, читай – целый.

Как-то сидим вечером, пьём крепкий чай, вспоминаем былые времена.

Илья, минёр из 3-й дивизии, начал рассказ:

– Пошли на торпедные стрельбы на три дня, но всё пошло, как всегда, не так, как планировали. Послали обеспечивать атомоход с литером «БДР» из Гаджиево, ему срочно перед автономкой задачи сдавать, а лодка наша как раз только отстрелялась торпедами. Запрягли в удила. В итоге три недели морячили.

Когда пришли в Гремиху, механик, он же командир БЧ-5, обречённо в центральном посту произнёс:

– А кот мой, наверное, от голода умер. Жена в Питере, я ему только мисочку корма оставил.

На следующий день на подъёме Флага экипаж искренне сочувствует:

– Ну что? Кот жив?

Мех улыбается:

– Дверь открыл, а мимо меня, как чёрная стрела, кот в подъезд пролетел! Захожу в квартиру, не зная, чего и ждать, а там все кактусы объедены до корешков. Вечером котяра вернулся! Начал ластиться, накормил его, он мне издевательство голодом простил из мужской солидарности. Был бы кошкой – злобу затаил на всю оставшуюся жизнь.

Вот такие коты жили в Гремихе, тоже героические!

Вова Саидов поддержал тему:

– В 94-м на «К-447» под ёлочку уходили на боевую службу под командованием Юрия Петровича Крапивки, через полюс к Гренландии. Один мичман крепко умаялся перед выходом.

Подводный крейсер третьи сутки в море в подводном положении, а проспавшийся Шура на пятачок у центрального поста поднимается в шинели, с портфельчиком.

Вахтенный офицер ему:

– Далеко собрался?

– Домой, отдать кота друзьям в Гремиху и шильное-рыльное забрать, – на голубом глазу выдал Саня, поднимаясь по трапу в боевую рубку.

Кинулись к нему вахтенный офицер и командир БЧ-7. Стащили за брюки на пятачок, не дай бог начнёт открывать верхний рубочный люк в подводном положении. Долго объясняли, что уж третьи сутки автономки пошли. Он напрочь отказывался верить.

Когда горькое осознание, наконец, дошло:

– Ну всё, звиздец котёнку, – коротко подытожил Шура и ещё на неделю ушёл в астрал.

По возвращении в базу, а поход выдался славный – 86 суток, Шура в первых рядах поскакал домой, провожать кота в последний путь.

Гремиханцы знают, как трудно было добыть обойный клей – варили клейстер из натуральной муки. Плюс, учитывая то, что Шура был электриком, а не трюмным, на унитазе не было крышки на смывном бачке. Эти две случайности спасли коту жизнь. Была и вода, и что погрызть.

Короче, придя домой, Шура не обнаружил обоев, докуда только мог добраться кот, увидел разбросанные кругом колбаски из переработанной бумажной продукции, мало похожие на кошачьи.

Изрядно исхудавший котейка мирно спал на подушке, не выказывая радости пришельцу, впрочем, как и презрения. Кота звали Фаза, что неудивительно: Саша – электрик. Друзья собрали обои, у кого что было в остатках, и за день оклеили Шурину двушку. Получилось по-новаторски и модно. Каждая стена выделялась своим неповторимым узором. Вскоре Шура уволился и уехал на Украину вместе с Фазой. Мичманскому коту было что рассказать своим друзьям и подружкам на теплой Украине, о его трудной службе на самом Северном флоте России, о тяготах и лишениях выпавших на его, скорее всего, безгрешную кошачью душу. За кота не знаю, жив иль нет, а Шура – молодцом, растит внуков.

Выпили чая, поговорили о разном.

Вдруг Вова снова вернулся к теме:

– Парни, верите или нет, на моей памяти произошла история с котом на грани фантастики, и случилась она в Гаджиево…

Кот по имени Билл

Вова, уважаемый мичман, прошедший не одну автономку, если быть точным, двадцать одну, ветрами солёными и неспокойным Баренцевым морем занесённый в Гаджиево, начинал боевой опыт в Гремихе. Классный специалист – двадцать семь календарей в прочном корпусе, начиная со срочной службы, заслуживают как минимум уважения.

Начал свою загадочную историю:

– Вы не поверите, никому не рассказывал, сейчас, на гражданке могу поделиться.

– Почему только сейчас? – в унисон спрашиваем мы с Ильёй, похожие судьбами, начинающие лихолетье молодых лейтенантов-подводников в Гремихе.

– Расскажи я эту историю в своё время на службе, уволили бы через психушку. И пенсии не видать, только сиделку и таблетки с капельницей.

Коты – замечательные друзья и компаньоны. Особенно, когда человек одинок, это – общеизвестный факт. Маленькие шерстяные комочки как будто обладают телепатией и могут общаться без слов. Только подумай: «Иди сюда, я поглажу». Он бежит, подставляя ухо, чтобы почесали.

У Вовы был сложный период переезда корабля и экипажа с насиженных мест в Гремихе в полуразрушенное Гаджиево, сопровождаемый жутким чувством одиночества. Душу вроде греет, что служит на отличном корабле, причём подводном, с удивительным командиром и тактическим номером «К-447».

Но только окажешься дома после походов, как скука и грусть накатывают предательски. И общеизвестная поговорка «Накатила грусть – накати и ты» вкупе с одиночеством не представляется актуальной. Молодая жёнушка в Питере воспитывает красавицу дочку вместе с сыночком, работает в супермаркете старшим продавцом. Вова – человек состоявшийся и ответственный за семью, лишнего себе не позволял, включая временную боевую подругу. Зачем? Достаточно одной, зато любимой.

– Стою как-то на остановке в гарнизоне, вижу объявление: «Продаётся говорящий кот». И адрес. Заинтересовался. Может, продавец ошибся, – продолжал рассказчик. – Может, продаётся говорящий попугай? Интерес повёл меня по адресу, как магнитом притянул.

– Попугай, тоже нормально, – хором ответили мы, два заслуженных холостяка, любящие животных, птиц и красивых девушек, а попугай – почти что три в одном, при желании и женским наречием приласкать может.

– Даже если попугай, соображаю, будет хоть с кем полярной ночью поговорить.

Прихожу, скучающий мичман, по адресу. Открывается дверь.

Спрашиваю:

– Вы попугая продаёте?

Мужчина средних лет в очках, майке-алкоголичке и трениках с вытянутыми коленками, без вопросов приглашает:

– Проходите в комнату. Мне надо картошку помешать. Не попугая, а кота.

По внешнему виду хозяин – не иначе гражданский специалист. Работает, укрепляя оборону флота на ГТО или ГТН, возможно, на ТТБ. Те самые творческие люди, инженеры, которые имеют право бесцеремонно по посёлку ходить в фуфайке.

Прохожу, в кресле восседает кот, приветствует:

– Здравствуйте, уважаемый. Великодушно извините за беспорядок в квартире. Хозяин холостой и с незавидной периодичностью выпивает.

Вова онемел. Кот действительно говорящий. Ладно попугай, но кот!

– Не удивляйтесь, я такая же жертва социализма, как многие люди в нашей стране.

– Ничё себе! Кот разговаривает, удивительно! – кричит Вова, не скрывая ошеломления и пребывая в шоке, тем более «Мастера и Маргариту» Булгакова не читал к тому времени, позже, понятно, пришлось.

Кот тем временем рассказал свою историю.

В советские времена оказался жертвой эксперимента:

– Мы, коты, не кошки, обладаем телепатией и способностями читать мысли людей. Учёные решили меня ещё и разговаривать научить, я особо не сопротивлялся.

Научили быстро, и тут же отправили на спецзадание попутным сухогрузом в Америку. Мне удалось, поскольку прошёл полный курс разведподготовки по втиранию в доверие, оказаться в Белом Доме. Я стал отзываться на кличку Билл, и сам президент меня баловал, выдавая вкусняшки и поглаживая пузико. Таким образом я работал на российскую разведку, собирал компромат. Был свидетелем многих подковёрных интриг.

Тут кот выразительно спросил:

– Помните историю с Моникой Левински?

– Кто же не помнит? Громкая история, – отвечает Вова коту Биллу уже на автопилоте, понимая, что крыша, возможно, уже съехала.

Кот с гордостью докладывает:

– Я лично всё видел и книгу сам написал. Моника за большой гонорар от нашей страны согласилась поделиться событиями в Овальном кабинете. Издала мою книгу, лишь автограф свой поставила. Президенту светил импичмент, ему стало не до меня, да и подвиги мои стали Родине не нужны, вернулся, вот прибился к инженеру, спасибо хоть кормит, когда трезвый.

У бравого подводника башка свалилась на бок, из неё тут же вылетела птичка под названием кукуха. Прошёл на кухню, потрясённый, и говорит хозяину:

– Этот кот – мировая сенсация, ему цены нет!

Хозяин, дожарив картошку, бесстрастно отвечает:

– Покупай, заплати, сколько денег не жалко. Он меня достал своей философией.

– А что не так?

– Сил нет! Хуже сварливой жены шипит: «Хватить бухать!»

– Так завязывай!

Здесь инженер шёпотом на ухо, чтоб кот не слышал, произнёс:

– Мне кажется, что про спецзадания он звездит, как Троцкий в своё время.