Книга: Повести и рассказы - Борис Шергин

Б. Шергин совершенно уникальный автор, со стилем которого нельзя сравнить ни одного ранее прочитанного писателя. Он пишет о Севере и об Архангельске, о поморах и самаах, о море, о природе, о большом и малом, о веселом и печальном - о жизни. И пишет так, как поёт песню.

Возможно, только мне так нравится этот стиль, этот текст, этот ритм, мелодия... Но когда ты стоишь на берегу Белого моря и знаешь, что впереди нет начала дорог, а только бесконечные морские пути, изведанные и не очень, то слышишь эту песню Севера и хочется крикнуть ей в ответ...

«К рукописной литературе Севера я никогда не подходил как историк-исследователь. Я не на том коне ехал. В юности выискивал в старой книге живой фабульный рассказ. Постепенно начал я замечать и ценить образность и оригинальность языка. В старых книгах замечал только картины живой жизни, старался увидеть живых людей. В силу такого моего умонастроения любое северное предание, слышанное из живых уст, запечатлевается во мне ярче и сильнее, чем любой письменный документ. Да и все мы, младшее поколение «морского сословия», любили больше устный пересказ, то есть предание, а не писание»

И вот в повествование вплетаются и причитания, и колыбельные поморских женщин, северные былины, песни и припевки, загадки, прибаутки и устные пересказы. Язык произведения очень легкий, простой, «устный» - певучий и игривый, лиричный:

«Веку мне – «сто лет в субботу». Песнями да баснями, гудками да волынками, присказками-сказками, радостью-весельем от старости отманиваюсь и людей от смерти-тоски отымаю».

И хотя рассказ ведется о суровых и опасных морских походах, но в нем столько красоты, поэзии:

«Дула праматерь морская – пособная поветерь. Наша лодья от Двины до Новой Земли добежала в пятеры сутки. Зверя в тот год выстала несосветимая сила. Целое лето били тюленя, моржа, стреляли оленя. Такой задор одолел – гусли мои паутиной заткало, без них весело!»

Но не только о поморах пишет Шергин. Тут и о мастерах русского севера – о художниках, умельцах деревянного зодчества, сказителях-былинниках. Народная мудрость предстает в коротеньких притчах – «Пословицы в рассказах». В главе «Древние памяти» Шергин собрал все легенды и сказания о русском Севере – тут о Софье Новгородской, о лопине и Феодорите Кольском, об Ингваре и Филипе Колычеве. Очень понравился рассказ «Старые старухи» из повести «У Архангельского города». В главе «Были» рассказываются истории разных жителей Архангельской и Карельской областей - о Матвее Корелянине из Сороки, история геройского спасения старушки из Карелии во время гражданской войны («Офенина бабушка») или сказ старушки в манере былины о подвиге Ивана Широкого из Корелы во время нашествия гитлероцев ( «Золотая сюрприза»). Сказки же Шергина очень известны – это и цикл сатирических сказок о Шише московском, сказка о волшебном кольце, о Пойге и лисе, о Мартынко и др.

«Неповторимости сказки Шергина, секрет ее красоты как раз и состоит в том, что она в его записи «не опускает свои лепестки». Его сказка сохраняет все особенности неповторимого национального колорита, обороты речи, красоту метких сравнений и остроумных образных словечек»( Ю. М. ШУЛЬМАН)

Сам человек, Борис Шергин, обладал умением видеть радость в жизни и людях, собирать ее и открыть ее в своих рассказах. Он сам так писал об этом:

«Может быть, я не вспомню по частностям тех фактов, которые сладко поражали мою впечатлительность. Очевидно, не факты, а сила радости, рождаемой фактами, неустанно клала свои печати на душе моей. А душа есть вещь непреходящая, нестареющая. Вот почему веселить может «воспоминание»»

…Чудное дело: вижу куст, дерево в черной воде, полоску снега в ложбинке, ступаю по хрупким листочкам льда, по застывшей глине у забора, бреду через лужу, которая развеличилась во весь перекресток, вижу нищих у церквицы, откуда доносится великопостное: «Иже в девятый час…» И ты скажешь: «Воспоминания детства как живые встают передо мной…» В том-то и дело, что не «воспоминания»! Воспоминания – это дымок от папироски, окурки. А я вот ясно вижу, чувствую, знаю, что радость, которая рождалась во мне тогда, в детстве, эта радость существует.

Ее сложно было найти, но мне улыбнулась удача : я нашел эту книгу на помойке. Позже я еще пару раз находил экземпляры этого сборника, в супермаркете и на полке ненужных книг в библиотеке и я их тоже себе взял, но не потому, что я жадный, просто я решил эти два экземпляра подарить своим знакомым. Это такое лирическое отступление. Теперь о книге.

Она впечатляет. Действительно, Шергин мог писать потрясающе красочно, увлекательно, упоительно, раскрывая перед современниками и будущими потомками все величие русского севера. Шергин, гениальный рассказчик, как баснописец, используя поморские сказки, были, истории, извлекает из небытия и забвения предания о поморах - русских людях, сильных духом, крепких верой, народом слова и дела. Они были непревзойденными, самобытными мореходами, доками в морской науке, обладающими уникальными знаниями в области судостроения и судоходства, водили суда в сложнейших арктических условиях. Жизнь поморов давно стала легендой, а истории, которые кажутся невероятными, были на самом деле. Воровство с целью самообогащения, шельмование, ростовщичество, которое столь почетно в современной России у Архангелогородцев, жителей побережья и островов Белого моря было немыслимо.

Если ты, не стерпев вдовьих и сиротских слез, будешь красть для этих сирот у богатого, то в этом нет греха. Поступок похвальный, но половину хвалы пусть получит и невольно пострадавший богач. Другое постановление: если горькие, нищие люди обокрадут богатого и он не только не подаст в суд, но даже не потужит об утере, то такое разумное поведение Христос зачтет богачу за добровольную милостыню.

Помор готов был с себя в мороз снять одежду, чтобы обрядить умершего, пред лицом смерти, в бушующем море на терпящем бедствие карбасе, шнеке или шкуне, они, сохраняя самообладание, шилом на обшивке чертили кому что надо заплатить по долгам, постились в долгих зимних походах, на случай смерти брали с собой погребальные наряды... Эта книга безусловная моя удачная находка, которая по праву займет место на полке рядом с книгами Пришвина, Паустовского, и многих других блестящих писателей, ныне позабытых нашим стремительно убегающим от корней обществом.