Текст книги "Секретные архивы ВЧК–ОГПУ"

Император Михаил II

Что бы ни говорили скептики, но последним русским императором был не Николай II, а Михаил II. Другой вопрос, сколько он им был: сутки или до самой смерти в июне 1918 года. Мы к этому вопросу еще вернемся, а пока – об этом незаурядном человеке.

Михаил был младшим сыном Александра III, и, как это часто бывает в семьях, раз младший, то, значит, самый любимый и самый избалованный ребенок. Он мог себе позволить то, о чем даже не мечтали его братья и сестры. Скажем, после того, как грозный отец, шутя, облил Михаила из шланга, он подкараулил императора у окна и с верхнего этажа окатил его из ведра. И – ничего! Посмеялись и разошлись.

В шестнадцатилетнем возрасте Михаил потерял отца, и на престол взошел его старший брат Николай. Спустя пять лет, когда умер великий князь Георгий, который по старшинству был следующим за Николаем, престолонаследником, разумеется, до появления у императора сына, стал Михаил. И хотя «милого Мишу», как его звали в семье, никто всерьез не воспринимал, престолонаследник есть престолонаследник.

Пришлось достать из заветной шкатулки «Завещание Александра III наследнику». Этот документ мало известен, он написан более ста лет назад, но вот что удивительно: некоторые предвидения императора сбылись один к одному, а к его советам имеет смысл прислушаться и сейчас.

Вчитайтесь в эти строки, и вы поймете, как много потеряла Россия с уходом этого человека. Обращаясь к наследнику, а им мог стать любой из трех его сыновей, Александр III говорит самое главное, выстраданное бессонными ночами, делится тем, что, по его мнению, может сделать Россию счастливой, сильной и процветающей:

«Тебе предстоит взять с плеч моих тяжкий груз государственной власти и нести его до могилы так же, как нес его я и как несли наши предки. Тебе царство, Богом мне врученное. Я принял его тринадцать лет тому назад от истекшего кровью Отца. Твой дед с высоты престола провел много важных реформ, направленных на благо русского народа. В награду за все это Он получил от русских революционеров бомбу и смерть.

В тот трагический день встал передо мной вопрос: какой дорогой идти? Той ли, на которую меня толкало так называемое “передовое общество”, зараженное либеральными идеями Запада, или той, которую подсказывали мне мое собственное убеждение, мой высший священный долг Государя и моя совесть. Я избрал мой путь.

Либералы окрестили меня реакционером. Меня интересовало только благо моего народа и величие России. Я стремился дать внутренний и внешний мир, чтобы государство могло свободно и спокойно развиваться, нормально крепнуть, богатеть и благоденствовать.

Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним и Россия рухнет. Падение исконно русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц.

Я завещаю Тебе любить все, что служит ко благу, чести и достоинству России.

Охраняй самодержавие, памятуя притом, что Ты несешь ответственность за судьбу Твоих подданных пред Престолом Всевышнего. Будь тверд и мужествен, не проявляй никогда слабости. Выслушивай всех, в этом нет ничего позорного, но слушайся только Самого Себя и Своей совести.

В политике внешней – держись независимой позиции. Помни – у России нет друзей. Нашей огромности боятся. Избегай войн.

В политике внутренней – прежде всего, покровительствуй Церкви. Она не раз спасала Россию в годины бед. Укрепляй семью, потому что она основа всякого государства».

Если со службой у Михаила все было нормально – он стал командиром cиних гусар, то с семейной жизнью не заладилось. То он без памяти влюбился в двоюродную сестру, но жениться им, естественно, запретили. То пал к ногам фрейлины своей сестры Ольги и склонял девушку к побегу. То в открытую начал волочиться за женой своего непосредственного подчиненного Владимира Вульферта, которая до него успела побывать замужем.

Женщину звали Наташей. Как она говорила позже, ей было очень любопытно совратить брата императора, что она и сделала. Михаил окончательно потерял голову! Он не отходил от Натальи ни на шаг и, в конце концов, сделал ей предложение. Он понимал, на что идет, ведь в случае оформления брака с дважды разведенной женщиной он мог потерять право на престолонаследие. У Николая II в это время еще не было сына, сам он серьезно заболел, и в случае его смерти корона могла повиснуть в воздухе.

Скандал! Больше того, легкомыслие, тянущее на государственное преступление! Когда Михаилу попытались объяснить ситуацию, он послал всех куда подальше и обратился к императору за официальным разрешением на брак.

«Я никогда не дам согласия!» – ответил пошедший на поправку Николай II.

Надо отдать должное и Наталье, ее мимолетное увлечение переросло в искреннюю и глубокую любовь. Женщина она была незаурядная, умная и необычайно красивая, да к тому еще смелая и решительная.

Чтобы замять скандал, влюбленные решили, что Наташе надо на некоторое время уехать за границу. Сначала она жила в Австрии, а потом в Швейцарии. Телефона тогда не было, письма шли долго, но хорошо работал телеграф. За какой-то месяц она отправила Михаилу 377 телеграмм! Он отвечал тем же. А потом ухитрился обвести родственников вокруг пальца и вырвался из России. Двенадцать дней счастья в Копенгагене – и Михаила буквально водворили в ненавистный Петербург.

Уже с дороги он ей написал: «Моя дорогая, прекрасная Наташа! Нет таких слов, которыми я мог бы поблагодарить тебя за все, что ты даешь мне. Наше пребывание здесь всегда будет самым ярким воспоминанием в моей жизни. Не печалься, с помощью Господа Бога мы очень скоро встретимся. Пожалуйста, всегда верь мне, и в мою самую нежную любовь к тебе, моя дорогая, самая дорогая звездочка, которую я никогда, никогда не брошу.

Я обнимаю тебя и целую всю, всю… Пожалуйста, поверь мне, я весь твой.

Миша».

Какая женщина усидит на месте, получив такое письмо?! Наталья быстро упаковала свои нехитрые пожитки и ринулась в Россию. Она сняла небольшой домик в Москве, Михаил вырвался к ней, и влюбленные провели вместе рождественские праздники. Именно тогда Наталья сделала Михаилу такой подарок, о котором он не смел и мечтать: Наташа призналась, что она беременна. Михаил плакал от счастья и клялся, что уж теперь-то добьется у брата разрешения на брак.

Но даже после рождения ребенка, которого назвали Георгием, император был неумолим. Вульферт оказался более сговорчивым: получив 100 тысяч рублей отступного, он согласился на развод. По закону, сын Михаила считался сыном Вульферта, и это создавало еще более двусмысленную ситуацию, но, получив хорошую мзду, Вульферт отказался и от сына.

После этого, наплевав на все императорские запреты, а заодно и на маячивший в перспективе трон, Михаил рванул в Вену. Вскоре туда же подъехала Наталья, и они, наконец, обвенчались в маленькой сербской церкви.

Как ни старались Романовы сохранить этот брак в тайне, о нем все же стало известно, и Николай II, желая сохранить хорошую мину, даровал Наталье титул графини Брасовой – по названию личного имения Михаила. Титул-то он даровал, но жить в России запретил. Лишь в начале мировой войны император простил брата, и они с Натальей вернулись в Россию. Михаил тут же пошел в армию и стал командовать хорошо известной Дикой дивизией, сформированной из кавказцев.

Дивизия дралась храбро, командир был всегда впереди, его авторитет рос на глазах, и Михаил стал необычайно популярен. И это – на фоне бездарнейшего руководства армией его старшим братом Николаем II. Надо сказать, что к началу 1917-го царская армия стала уже совсем не той, какой была в 1914 году. Боевые потери составили более 10 миллионов человек, личный состав в полках менялся по девять-десять раз. Когда царь прибыл в один из полков и попросил выйти из строя старослужащих солдат, то есть тех, которые начинали войну, вышло по два-три человека на роту, а кое-где – никто.

Еще хуже обстояло дело с офицерами: в полках осталось по пять-шесть кадровых офицеров, остальные – бывшие приказчики, студенты, конторские служащие, выходцы из отличившихся солдат. Иначе говоря, дворянско-офицерской касты практически уже не было, как не было и солдат в силу многолетней выучки верных царю и Отечеству.

Пришедшие из тыла разночинцы и мобилизованные рабочие принесли в армию социал-демократические идеи единства пролетариев всего мира, необходимости конституции и, самое главное, разлагающие солдат лозунги: «За что воюем?» и «Долой войну!». Результат этой пропаганды был ужасающий: осенью 1916 года в войсках произошло несколько крупных восстаний, охвативших более десяти тысяч человек.

Звонок – более чем серьезный! Но ни Ставка, ни Зимний дворец не придали этому никакого значения. Не насторожил их и массовый рост стачек, в том числе на оборонных заводах. 440 стачек за год, в которых участвовало 220 тысяч рабочих, – это ли не повод для принятия адекватных мер?!

А вот в германском генеральном штабе не дремали. Будучи хорошо информированными о положении российской армии и о ситуации в тылу, немецкие генералы разработали план действий на 1917 год, причем на всех фронтах. Что касается Англии, то ее решили вывести из строя беспощадной подводной войной, а Францию и Россию взорвать изнутри.

17 февраля германский рейхсбанк сообщил своим представителям в Швеции об ассигновании средств на революцию в России. Немало денег ушло и во Францию, достаточно сказать, что военные бунты охватили 28 дивизий. Но генерал Петэн приказал расстрелять зачинщиков – и на этом французская революция закончилась.

В России обстановка была куда более благоприятной. 23 февраля на улицы Петрограда вышло 128 тысяч забастовщиков, в основном женщин. Потом к ним присоединились солдаты запасного пехотного полка, потом был разгромлен арсенал, разогнана полиция, выпущены из тюрем арестанты, в том числе и уголовники.

После захвата Зимнего дворца и Петропавловской крепости был избран Совет рабочих и солдатских депутатов. Короче говоря, революция свершилась! Знаменательно, что именно в эти дни немецкий генерал Людендорф записал в своем дневнике следующее: «Я часто мечтал об этой революции, которая должна была облегчить тяготы нашей войны. Вечная химера! Но сегодня мечта вдруг исполнилась непредвиденно».

И как на все это реагировал российский самодержец? Да никак. Его не смутила ни полная тревоги телеграмма супруги, ни взволнованное обращение председателя Государственной думы Родзянко: «Надо принять немедленные меры, ибо завтра будет уже поздно. Настал последний час, когда решается судьба Родины и династии».

Но царя это не интересовало, его беспокоила лишь судьба семьи, и он поехал в Царское Село. Дальше Вишеры его не пустили, и пришлось повернуть на Псков, в штаб Северного фронта. Именно там царь принял решение о создании так называемого ответственного министерства, но Родзянко сообщил, что решение запоздало и умиротворить страну может только отречении государя от престола. К этой просьбе присоединились и командующие фронтами и флотами.

Все эти дни великий князь Михаил Александрович находился рядом с братом. Он не лез к нему с советами, не давал непрошеных рекомендаций. Михаил понимал, какая ответственность лежит на плечах императора: принять то или иное решение он может, лишь следуя завещанию отца, то есть слушаясь только самого себя и своей совести.

Император принял решение, которое одни от него ждали, а другие, понимая, чем это чревато, пришли в ужас.

Вечером император пригласил приехавших в Псков известных думцев Гучкова и Шульгина и объявил:

– Я вчера и сегодня целый день обдумывал и принял решение отречься от престола. До трех часов дня я готов был пойти на отречение в пользу моего сына, но затем понял, что расстаться со своим сыном не способен. Вы это, надеюсь, поймете? Поэтому я решил отречься в пользу моего брата.

Отречение было подписано 2 марта 1917 года в 23 часа 40 минут. В тот же миг великий князь Михаил Александрович стал императором России Михаилом II. Судя по всему, у него была договоренность с руководителями Думы о том, что его правление должно быть более легитимным и скипетр он должен получить не из рук брата, а из рук полномочных представителей народа. Именно поэтому буквально на следующий день Михаил подписал манифест о своем отречении от престола. Текст этого документа весьма любопытен, поэтому стоит привести его полностью:

«Тяжкое бремя возложено на меня волею брата моего, передавшего мне императорский всероссийский престол в годину беспримерной войны и волнений народа. Одушевленный со всем народом мыслью, что выше всего благо родины нашей, принял я твердое решение в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием через представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и новые основные законы государства Российского.

Михаил».

На некоторое время Михаила оставили в покое, и он жил в Гатчине, не принимая никакого участия в политической жизни страны. После Октябрьского переворота Михаил по собственной инициативе явился в Смольный и обратился с просьбой к правительству узаконить его положение в новой России. Управляющий делами Совета Народных Комиссаров Бонч-Бруевич тут же оформил разрешение о «свободном проживании» Михаила Александровича как рядового гражданина республики.

А чуть позже, не иначе как находясь в своеобразном демократическом угаре, Михаил Александрович обратился с просьбой о перемене фамилии: он решил взять фамилию жены и стать гражданином Брасовым. Его просьба дошла до Ленина, но он этим вопросом заниматься не стал.

Так продолжалось до 7 марта 1918 года, когда Гатчинский совдеп решил арестовать бывшего великого князя и доставить в Петроград. Туда же привезли и его секретаря гражданина Великобритании Брайана Джонсона. Несколько позже к ним добавили графа Зубова и полковника Знамеровского. Все они оказались в руках Моисея Урицкого. Видимо, решив подстраховаться, Урицкий не стал брать на себя ответственность за судьбу Михаила и обратился с запиской к Ленину, предложив рассмотреть этот вопрос на заседании Совнаркома.

9 марта 1918 года вопрос был рассмотрен и Ленин подписал соответствующее решение: «Бывшего великого князя Михаила Александровича и его секретаря Джонсона выслать в Пермскую губернию вплоть до особого распоряжения. Место жительства в Пермской губернии определяется Советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, причем Джонсон должен быть поселен не в одном городе с бывшим великим князем Михаилом Романовым».

Уже через неделю Михаил Александрович, его секретарь, а также шофер и камердинер были в Перми. Местные власти, наплевав на сидящего в Москве вождя, тут же бросили гостей в камеры-одиночки. Лишь после вмешательства Бонч-Бруевича заложников выпустили, указав в правительственной телеграмме, что они «имеют право быть на свободе под надзором местной советской власти».

Провинциальные вожди решению Москвы подчинились и поселили Михаила Александровича в так называемых Королевских номерах – так называлась местная гостиница. Поселить-то поселили, но обязали каждый день являться в ЧК. В остальном особых ограничений в жизни Михаила Александровича не было, а если учесть, что он привез с собой автомобиль, то нетрудно представить, сколько он доставлял хлопот местным чекистам: его «роллс-ройс» легко уходил от их допотопных колымаг.

Независимый образ жизни бывшего великого князя страшно бесил местных большевиков. Их злоба росла пропорционально корректности Михаила Александровича: за все время ссылки он не нарушил ни одного установленного для него правила жизни. А тут еще успехи колчаковцев и белочехов, за каких-то несколько дней красные потеряли Челябинск, а за ним и Омск!

Звериная злоба взбесившихся выкормышей марксизма-ленинизма нашла выход в кровавом заговоре местечковых вождей. Инициатором стал некто Иванченко, который был членом Мотовилихинского совдепа, комиссаром Перми и начальником городской милиции одновременно. Что за тараканы поселились в его плебейских мозгах, нам никогда не понять, но этот большевик решил тайно ликвидировать Михаила Александровича. Своим замыслом он поделился с заместителем начальника Пермской ГубЧК Мясниковым – и нашел в нем горячего единомышленника.

Самое удивительное, эта нелюдь, а иначе их не назовешь, не стеснялась предавать гласности свои кровожадные размышления, или, проще говоря, философию большевика-убийцы. Хотите верьте, хотите нет, но этот самый Мясников написал воспоминания, за которые его не посадили в тюрьму, а, напротив, повысили в должности. Брошюрку же опубликовали массовым тиражом. И знаете, как называется книжица этого идейного палача: «Философия убийства, или Почему я убил Михаила».

Вчитайтесь в небольшой отрывок из откровений верного сына партии, и вы поймете, какую мерзость вынесла на поверхность большевистская революция:

«С Михаилом все ясно, его надо убить. Но что я буду делать с этими двенадцатью, что охраняют Михаила? Ведь они наши. Ничего не буду делать. Пусть все считают, что Михаил бежал. ЧК их арестует и за содействие побегу расстреляет. Значит, я провоцирую ЧК на расстрел? А как же иначе?! Иного выхода нет.

Выходит так, что я убиваю не одного Михаила, а еще и Джонсона, 12 апостолов и двух женщин – какие-то княжны или графини, и, несомненно, жандармский полковник Знамеровский. Выходит, 17 человек. Многовато. Но иначе не выйдет. Только так может выйти. Собирался убить одного, потом двух, а теперь готов убить семнадцать!

Да, готов. Или семнадцать, или реки рабоче-крестьянской крови. Революция – это не бал, не развлечение. Думаю, даже больше, что если все сойдет гладко, то это послужит сигналом к уничтожению всех Романовых, которые еще живы и находятся в руках Советской власти».

На этом я, пожалуй, остановлюсь, так как читать эти изуверские строки без зубовного скрежета просто невозможно. Но фамилии убийц назову, назову всех, кто принимал участие в этой подлой акции. Кроме уже упомянутых Иванченко и Мясникова, в похищении Михаила Александровича и его трусливом убийстве участвовали: Марков, Жужгов, Малков, Дрокин, Колпащиков, Плешков и Новоселов. За редким исключением, все они большевики с дореволюционным стажем, боевики, чекисты или красногвардейцы.

А теперь – о гнусной акции, организованной девятью большевиками.

Похищение великого князя состоялось в ночь с 12 на 13 июня 1918 года. Перед этим Жужгов раздобыл два крытых фаэтона с хорошими лошадьми. Фаэтоны поставили во дворе управления пермской городской милиции. Тогда же к заговору подключили некоего Дрокина, который должен был дежурить у телефона начальника милиции и в случае, если милицейская конница начнет преследовать фаэтоны, направить ее в другую сторону.

Михаила Александровича решили вывезти из гостиницы под видом ареста, для чего Малков составил соответствующий документ, поставил подпись и скрепил ее печатью ГубЧК. Предъявить ордер на арест поручили Жужгову. Когда тот вошел в комнату Михаила Александровича, тот уже ложился спать. Документ ему показался подозрительным, и Михаил Александрович потребовал, чтобы ему разрешили позвонить Малкову.

Звонить ему не разрешили, но к телефону прорвался личный шофер великого князя. Поднялся шум, назревал скандал, Михаил Александрович отказывался куда-либо идти. Короче говоря, операция по похищению великого князя была поставлена под угрозу срыва.

Тогда в комнату ворвались вооруженные с ног до головы Марков и Колпащиков, силой заставили Михаила Александровича одеться и вытолкали его на улицу вместе с Брайаном Джонсоном. Великого князя посадили в первый фаэтон, его секретаря – во второй. Была кромешная ночь, лил сильный дождь, и, никем не замеченные, фаэтоны помчались в сторону Мотовилихи.

Тем временем всполошился швейцар и дозвонился до милиции, но там сидел свой человек, который, как и было задумано, преследователей отправил в другую сторону.

В семи километрах от Мотовилихи фаэтоны свернули в лес и остановились. Михаила Александровича и Джонсона вывели наружу. Первым грязное дело начал Марков: он сразу же выстрелил Джонсону в висок. Жужгов бабахнул в Михаила Александровича, но не убил, а только ранил. Второй патрон заклинило. И тогда в упавшего на траву великого князя начали палить все.

Когда стало светать, утомившиеся палачи забросали трупы хворостом и разъехались по домам. Отдохнув, выспавшись и обмыв удачную операцию, на следующую ночь убийцы вернулись к месту расправы. Трупы они закопали, а все, что было в карманах своих жертв, чисто по-бандитски поделили между собой.

Но гнусный сценарий Иванченко и его подельников на этом не закончился. Сделав вид, что им ничего не известно об исчезновении великого князя и его секретаря, они возбудили дело об организации побега Михаила Александровича и Брайана Джонсона. Как и было задумано, в организации побега Пермская ЧК обвинила полковника Знамеровского, его жену Веру Михайловну, шофера Борунова, камердинера Челышева и сотрудницу секретариата Серафиму Лебедеву. Всех их незамедлительно арестовали и без всякого суда и следствия расстреляли.

Так не стало последнего русского царя Михаила II. Он не сидел на троне, не правил страной, для своих подданных не успел сделать ни хорошего, ни плохого, но заплатил своей жизнью за неведомые грехи своих венценосных предков.