Текст книги "Владимир Мономах"

2

Владимир легко уговорил отца поменять Ростов Великий на Смоленск, не вдаваясь ни в какие подробности.

– Смоленск так Смоленск. Три дня на сборы. Ступай, занят я.

– Благодарю, батюшка.

Мономаху собраться было, что нищему подпоясаться. А потому он тут же вспомнил о сестрах и их веселых подружках. И сразу же прошел на женскую половину великокняжеского дворца.

Постучал в заветную дверь.

– Дозволишь, матушка моя?

– Входи, сын.

Вошел, преклонил колено, почтительно поцеловал материнскую руку.

– С чем пожаловал?

– Отец повелел в Смоленске княжить. Пора, говорит, тебе управлять учиться.

– Знаю. Говорил он мне об этом.

– А как учиться управлять, матушка?

– Как? – Великая княгиня усмехнулась. – А так, что коль в посконном платье не узнают в тебе князя, то какой же ты князь?

– Понял, матушка моя светлая! – радостно крикнул и засиял облегченно. Будто гора с плеч скатилась.

Византийская принцесса засмеялась, притянула его голову к себе и поцеловала в лоб.

– Правь, князь Смоленский!

Владимир вышел от нее сияющим. Даже постоял немного за дверью, чтобы в себя прийти.

А потом заглянул к сестренкам и их подружкам.

– Сестренки, поехали кататься. Я вам цветущую долину покажу.

Завизжали девчонки, запрыгали, засмеялись, в ладошки захлопали…

А сестренки Владимира мало интересовали. Его интересовали подружки сестренок. Особенно подружка младшей сестры. Ольга.

Выехали с заднего двора в коляске. Тайком. Добрынька правил лошадью, Мономах ехал на своем любимом жеребце впереди, а Ратибор гулко топал сзади с дубиной на плече. Добрынька весело болтал, девочки смеялись, но негромко и как-то скованно, настороженно поглядывая на Ратибора.

Спустились в низину, поднялись на вершину холма и остановились. Перед ними лежала цветущая долина, и девочки от восторга замерли. И долго молчали, не решаясь нарушить тишину.

Владимир поглядел на них, усмехнулся и начал неторопливо рассказывать о том, на что восхищенно смотрели сейчас широко распахнутые девичьи глаза. От шуйцы к деснице. Как учил его великий князь Всеволод.

– Это – полынь. Трава с сединой и горечью. Трава старости. А рядом с горечью – сладость для скотины. Копытник. Он не боится морозов и зимует под снегом. И лани, олени, косули, – Владимир почему-то вздохнул, – лошади дикие, которые торпанами называются, и другие травоядные копытами разгребают снег – копытят его – и переживают зимы. А если левее взять, то увидите множество степенных птиц, которых у нас называют дрофами…

Пока он рассказывал, Добрынька, ловко цепляясь за скалы, спустился вниз, нарвал добрый букет цветов и, поднявшись наверх, преподнес его сестре Мономаха княжне Елене.

– Это тебе, княжна…

Через три дня новый Смоленский князь отправился в Смоленск с княжеской стражей и личными телохранителями – спины и левой руки. Плыли неспешно на распашном княжеском струге под княжеским стягом: черный барс на алом полотнище. Добрынька вместе с гребцами безмятежно распевал песни, которые Ратибор изредка приправлял густым басистым рыком:

– Весело на нашей Руси живется! Ай, весело и звонко!..

Добрались, наконец, до древнего города, столицы кривичей. Он стоял на крутом берегу Днепра, был невелик, но от врагов обнесен земляным валом, укрепленным стоймя, с наклоном врытыми в землю дубовыми бревнами.

3

То были голодные, мутные, тяжкие, сиротливые и вязкие от крови времена. Бог был забыт, а с ним отринуты и забыты и все Божьи заповеди. Вместо них на бедных, обделенных спасительными благами землях сами собой возникали заповеди иные: грабеж соседей, убийства, разбой и бессмысленная жестокая беспощадность. Мужчин и старух, и всех беспомощных вырезали поголовно, женщин и детей продавали в рабство, города сжигали дотла. В европейских странах особенно свирепствовали норманны и даны, которых там называли викингами.

Когда-то и на Великую Киевскую Русь вторглись шведские варяги, но конунг русов Олег Вещий перехватил их воинственные ватаги. Разгромил в решающей битве возле Ильмень-озера, изгнал из Киева и рассеял в византийских землях. И Киев стал Матерью городов Русских.

Об этом рассказали Владимиру Мономаху люди именитые, которых он собрал сразу же по приезде в древний Смоленск, живописно раскинувшийся на крутых холмах правого берега Днепра.

– У Олега Вещего конница была!

– Из кочевых племен. Торков, берендеев…

– Так, может, и нам пора конницу возродить? – спросил Смоленский князь.

Чуть ли не хором закричали в ответ:

– Нет!

– Нет!..

– И не думай!..

– Ни одного коня!

Орали громко и яростно, не слыша и перебивая друг друга:

– Ишь чего захотел!

– Коня выходить надо!

– Да выкормить!

Новый Смоленский князь вдруг явственно услышал в этих криках улыбчивую усмешку.

– Да выездить!..

– Да к седлу приучить!..

Орали уже поодиночке, но пока еще озорно и весьма воодушевленно.

– Сена не напасешься!..

– Пошли отсюда!..

– Попробуйте, – усмехнулся Мономах.

У дверей стояли Ратибор с дубиной и Добрынька с обнаженным мечом.

Примолкли.

– Вече будете на площади устраивать, – негромко сказал Владимир. – Говорите по одному. Я готов заплатить за ваших коней.

Помолчали.

Встал князь кривичей Воислав.

– Мы богатые, князь, – степенно сказал он. – Нас Днепр-батюшка кормит. С озера Нево к нам торговые гости жалуют из дальних стран. Греки, армяне, евреи, арабы, сунны, персы, италийцы…

– Все торговые караваны через нас проходят, – подхватил кто-то из кривичей.

– А коли половцы Днепр перекроют? – осторожно нажимал Владимир.

– Византия их выгонит. Она Киеву веру в Господа Бога подарила.

«Вот!..» – вдруг мелькнуло в голове Смоленского князя. И сказал:

– Веру подарила, а вы всего одну жалкую церковку в городе построили.

– Нам и одной вполне достаточно, – ответил князь Воислав.

Говорил он спокойно, негромко, с достоинством. Остальные кривичи молчали.

– Собор надо закладывать, – сказал Владимир. – Собор во имя Господа Бога. И вы должны его построить. Вы, смоленское дворянство. А заложу его я, Смоленский князь Владимир Мономах.

Все молчали.

– Холм у вас очень уж приметный, – продолжал Мономах. – Собор издалека виден будет, как перст Божий.

Снова встал князь кривичей Воислав:

– У нас своя вера, князь Владимир, а для христиан вполне достаточно и малой церкви. В соборе они затеряются – раз, два, три да священник малой церковки. Но если желаешь, заложи первый камень в основу пустого храма, князь Смоленский.

– Честью почту.

Камень для закладки собора волок на холм Ратибор. Он выбрал огромную глыбу. Но дотащил ее и старательно уложил в указанное место.

Подоспевший священник местной церковки освятил будущий храм.

– Именем Господа Бога нашего…

Этим тогда все и ограничилось. Храм во имя Божьей Матери был воздвигнут через сто лет после закладки первого камня.

Но на пиру по поводу закладки первого камня гуляли широко. Ели смоленскую ветчину и смоленскую оленину. Пили меды ставленные и меды цеженые, а под черную брагу запели дружинные песни. За черной последовала брага хмельная; Добрынька в пляс пустился, выделывая коленца. А следом пошла и белая хмельная бражка под десять разборов. Разобрались и с разборами и спать наладились.

Сладко выспались на душистом сене. И головы с похмелья не болели.

А за утренней плотной закуской Владимир Мономах сказал кривичам:

– Вы доказали свою верность пред ликом Господа Бога нашего Иисуса Христа. Теперь докажите свою верность великому Киевскому князю Всеволоду и мне, его сыну и князю Смоленскому.

– Это опять насчет коней? – И снова зашумели.

– Тихо! – крикнул Мономах.

Замолчали.

– Коней своих никому не отдадим, – решительно заявил князь Воислав.

– Я коней не покупаю, – усмехнулся Смоленский князь. – Но плачу золотом за вашу доблесть и отвагу. Сами создайте конную дружину, сами отберите десятников, сотников и есаулов из наиболее отважных и опытных. Воеводы и подвоеводы будут моими только для согласования общих действий.

– Воюет Киев, а не мы, – насупившись, сказал князь Воислав. – С кем воюет, нам то неведомо. Мы лишь храним верховья торгового пути из варяг в греки.

Заворчали упрямые кривичи:

– Нам-то что ж воевать…

– Мы люди мирные…

– Ну сказал: коней!..

– Ну поворчите, поворчите. А я пока в Киев сплаваю да и упрошу батюшку моего, великого князя Всеволода, отменить потомственное дворянство – оставить только личное.

– А у нас, кривичей, и нет никакого дворянства, – спокойно ответил князь Воислав. – Мы не княжество, хотя меня и провозгласили князем.

– Это за что же такая честь? – спросил Смоленский князь.

– Провозгласили, потому что я ведун. И ведомо мне, что очень, очень скоро сорвутся с места норманнские викинги, а за ними последуют и шведские варяги. Так было издревле.

Все примолкли.

– Что молчите? – спросил Владимир.

– Да вот. – Князь Воислав вздохнул. – Никак нельзя нам сейчас на службу поступать даже за золото. Скоро купцы плохую весть принесут.

– И что за весть?

– Что варяги опять зашевелились. И нацелились они на Великий торговый путь. Великое Киевское княжение далёко, нам одним путь из варяг в греки придется защищать. Порушат торговлю, так и вся Русь вздрогнет. Сильно поколеблется вся Земля Русская. Вот где беда-то, князь Смоленский. Куда пострашнее всех половцев. Куда пострашнее и опаснее.

– Поможем, – сказал Мономах. – Киев к Ильмень-озеру дружины пошлет, как при прадеде моем великом князе Олеге Вещем.

Помолчали кривичи.

И вдруг согласно вздохнули, точно по единому приказу.

Глава третья

1

Вскоре очередной отчаянный и безрассудный конунг викингов Гильом, собрав ватагу столь же отчаянных и безрассудных головорезов, стайками и в одиночку бежавших от вечного голода в нищей Норвегии, провозгласил боевой поход. Неизвестно, правда, куда поход и против кого. И, как то водилось, запалил прощальный священный костер на берегу моря. Викинги – далеко не все, а лишь те, кто своевременно положил перед конунгом меч и щит, – собрались у костра. Это были самые бесстрашные, выразившие желание сражаться впереди всех голыми по пояс, за что им полагался выбор добычи и женщин. Их называли берсерками, и остальные воины их всегда побаивались и сторонились.

Берсерки кружили вокруг прощального пламени, глухо пели прощальную песню, отбивая ритм ударами мечей о щиты. Исполнив песню, они уселись вокруг костра, и конунг засыпал огонь охапками дикой конопли. Повалил густой дым, который с наслаждением вдыхала вся ватага берсерков. В конопле содержалось вещество, не только пробуждавшее невероятную ярость и бесстрашие, но и притуплявшее естественную осторожность воина. Берсерки были приучены вдыхать этот дым перед боем. Конопля давала им силу, неистовство и восторженное наслаждение в тяжелой сече.

Вскоре конунг повел норманнов в Данию. Они не собирались ее громить – разве что чуть пограбить на окраинах, так как даны были их ближайшими и весьма опасными соседями и никогда не простили бы разбоя.

Вот почему конунг не взял с собою в этот раз берсерков: в Дании они могли быть опасными. А остальных воинов сурово предупредил, что лично убьет каждого, кто совершит какое бы то ни было насилие над мирными жителями соседней страны.

– Городов не грабить! – предупредил он. – Женщин не обижать!

Переплыв гирло Балтийского моря на шнеках и ладьях, норманны вторглись в Данию. На их счастье, даны были в очередном набеге, оставленная стража почти не сопротивлялась. Казалось, разжившись продуктами и кое-каким скарбом, можно было спокойно двигаться дальше, но пришли хмурые представители местной власти, привели с собой двух женщин.

– Великий конунг, четверо твоих воинов обесчестили наших жен.

Конунг потемнел лицом.

– Командирам построить воинов в две шеренги. Быстро!

Приказание было тотчас исполнено.

– Будете смотреть в лица моим воинам, – сказал конунг представителям власти и женщинам. – Внимательно. Если никого не узнаете, зарежу за клевету. За мной.

И неторопливо пошел меж выстроенных шеренг. Понурые женщины и представитель власти шли за ним. Прошли всю первую шеренгу. Женщины никого не опознали.

– Здесь нет насильников.

– Смотрите в следующей.

Женщин подвели ко второму строю. И вот, дойдя до середины, одна из женщин остановилась.

– Вот, великий конунг. Двое.

Не решаясь показать рукой, она лишь дернула подбородком в сторону застывших перед ней воинов.

– Три шага вперед! – скомандовал конунг.

Два молодых воина дружно вышли из рядов.

– Эти?

– Да…

Конунг выхватил меч и поочередно вонзил его в животы провинившихся.

– Убрать за строй. Там – добить.

Молча пошли дальше.

– Вот они, – решительно сказала вторая женщина. – И тоже двое.

Еще два воина обреченно опустили свои головы.

– Они?

– Они, великий конунг. Я их до смертной минуты не забуду.

– Три шага вперед.

Шагнули.

Один не выдержал, упал на колени.

– Конунг, помилуй…

Сверкнул меч – и голова струсившего воина покатилась по земле.

Конунг вонзил меч и в живот второго.

– Справедливость восторжествовала?

– Да, великий конунг.

– Тогда – вперед!

И простер окровавленный меч свой в замершем воздухе.

2

Воровским ветерком промчавшись по Дании, норманны ворвались в спокойную, сытую и тихую Голландию. Старики, немощные и женщины с детьми попрятались в многочисленных крепостях и замках, послав для переговоров к вожаку морских разбойников трех мудрых старцев.

– Зачем проливать кровь? – спросили мудрецы у конунга. – Ты застрянешь здесь, увязнув в наших каналах, и потеряешь больше, чем приобретешь, великий вождь. У нас нет золота, у нас есть торговля и торговый флот. Спеши во Францию – там много золота и всякого добра, которое французы захватывают в Крестовых походах. Мы накормим твоих людей, викинг, и дадим вам еды в дорогу.

Голоса мудрецов звучали негромко и убедительно, но викинг уловил в их речах легкую усмешку.

Конунг не разгневался, а призадумался. «Так разговаривают с детьми. Так разговаривают с подростками, уже созревшими для убийства, но пока не понимающими, зачем и во имя чего им следует отнимать чужие жизни. Золото уплывает из рук куда быстрее, чем попадает в руки… Добыча без цели…»

Он встряхнулся и помотал головой.

– Добыча без цели!..

Кажется, он сказал эти слова вслух. Мудрецы, странно посмотрев на него, переглянулись меж собой.

– Какая цель, викинг?

– Должна быть цель, иначе все будет бессмысленным. Всё – решительно.

Мудрецы вновь недоуменно переглянулись.

– Цель! – воскликнул конунг.

И вновь старики промолчали. Только один повторил неуверенно:

– Какая цель?

– Я должен найти свою цель. Цель, ради которой не жаль и собственной жизни.

Конунг вздохнул и неожиданно низко поклонился мудрецам.

– Примите мою благодарность, мудрые старцы. Вы подсказали мне путь, по которому следует идти, чтобы достигнуть цели.

– Ты не идешь во Францию, викинг? – растерянно спросил один из мудрецов.

– Я иду за целью. Я найду ее, а потом поступлю так, как она укажет.

– И покинешь Нидерланды?

– Немедленно.

И викинг уговорил своих людей уйти из Голландии с миром. Несогласные тут же наткнулись на его меч.

Держась океанского берега, норманны вторглись в Северную Францию. Французские рыцари были в походе, освобождая Святой Господний крест и беспощадно грабя местное население. И конунг норманнской шайки Гильом решил выждать время, а заодно короноваться герцогской короной. То и свершилось. Вчерашний бандит возложил на себя корону и стал герцогом Вильгельмом.

Титул Завоевателя ему присвоит сама История.

Глава четвертая

1

Бежавшие с Запада монахи рассказывали о герцоге Норманнском Вильгельме, кровью затопившем Европу. О многих тысячах убитых и искалеченных, о жестоких мучительных пытках стариков, невинных женщин и детей. О поголовных грабежах и издевательствах солдат норманнской армии.

– Дьявол!

В ужас приходили бояре и дворяне, зачастую и ведать не ведавшие, где она находится, эта самая Европа, в которой всегда неспокойно. Хмурились мужчины, утирали слезы женщины…

Мягонько русское сердце, с болью оно воспринимает чужую беду. И пошли по Руси слезы и причитания – за чужое горе горькое.

– Несчастные дети, несчастные матери!.. – вопили женщины. – Дьявол! Сам Дьявол спустил с цепи своего кровавого пса!..

– То предрекали! – грозно возвещали священники, не обретшие собственных церквей. – Предрекали святые провидцы и святые пророчицы!

Шумели мужчины. Женщины царапали себе щеки, бились в истерике.

– Дети…

– Норманны!..

– Дети! Безвинные дети!..

Великий князь Киевский Всеволод принимал в великокняжеском дворце всех странствующих монахов и иных беглецов из Европы. Принимал в обязательном порядке. Ему не нужен был переводчик, так как он свободно владел шестью языками, обучив им и сына Владимира, и Владимир постоянно присутствовал при его беседах с европейскими беглецами.

– Норманны – это варяги, батюшка?

– Нет. Норманны – из Норвегии, их еще викингами зовут. А варяги – из Швеции. Норманны грабят европейские страны, а наши варяги – речные разбойники. Но речных пиратов больше нет. Ты не застал их, сын. Они ушли, разграбив наши приднепровские княжества.

– Куда ушли, батюшка?

– В Средиземное море, в Византию. А уж куда потом подевались, про то не ведаю. – И, помолчав, великий князь добавил: – А может, то даны ушли в Средиземное море, а не шведы, сын.

– Значит, из-за них смоленские дворяне попросили отсрочки, – задумчиво сказал Смоленский князь. – Значит, поступили честно: шведов не хотят пропускать на Киевскую Русь.

– Какой отсрочки, сын?

Сын помолчал немного, подумал. Сказал убежденно:

– Дворянскую честь не запятнали…

2

Купцы, странствующие монахи, вдовы и дети-сироты, беглецы из европейских стран, всё шли и шли, всё тянулись к Киеву, к гостеприимному великому князю Киевскому Всеволоду. После европейских потрясений здесь можно было отдохнуть, узнать новости, а то и просто отсидеться в спокойной стране.

Но и в Киеве всё чаще и тревожнее говорили об отчаянном конунге викингов, возложившем на себя герцогскую корону под именем Вильгельма.

– Нахально, самостоятельно…

– Я бы сказал: самостоятельно и нахально…

– Слухи шли, что законно. Кто-то из князей церкви благословил…

– Силой заставили…

– Золотом награбленным купил…

Беглецы часто говорили все сразу, вразнобой, перебивая друг друга. Но великий князь Киевский слушал их терпеливо.

– Куда он дальше-то?

– Может, и на восток…

– Ну, это вряд ли, – великий князь усмехнулся. – У нас снега да вьюги – не французские вина в тепле, ласке да уюте. Затопчется.

И – как в воду глядел.

3

Без особых трудов ворвавшись в Северную Францию, Вильгельм в полной растерянности так и застрял в ней, потому что рыцари-крестоносцы вернулись раньше предполагаемого срока. Не решился Вильгельм со своим случайным сбродом идти на юг, навстречу хорошо вооруженным и обладающим навыками боя рыцарям, и по-прежнему сидел в Нормандии, утратив цель, но все еще на что-то надеясь. То ли на то, что рыцари сами уйдут, то ли на то, что сам при нужде успеет унести ноги.

Словом, затоптался, как то и предполагал великий князь Киевский.

А не видя поживы, его ватага начала помаленьку расползаться. Отряды таяли с каждым днем, и конунг ничего уже не мог с этим поделать.

Оставалось одно: устремиться в Англию.

И, спасая свою на глазах исчезающую армию, конунг Вильгельм повелел готовиться к вторжению в не тронутую грабежами и насилиями Англию. Он силой забрал весь флот, какой только мог сыскать поблизости, посадил на него берсерков и приказал им завоевать восточное английское побережье.

– Там ждут вас богатство, безнаказанность, женщины и добыча!..

Теперь и об этом с ужасом рассказывали многочисленные беглецы из Европы – монахи, бродяги, люди, которым надоело сидеть на месте в ожидании чего-то необыкновенного: то ли всеобщей гибели, то ли нового пришествия Иисуса Христа.

– Селенья жгут!..

– Города разрушают!..

– Детей продают в рабство!..

– И женщин!..

– В турецкие гаремы!

– Селища сжигают дотла!..

И опять каждый рассказывал о своем, не слушая, а то и перебивая соседа, такого же бедолагу-беглеца. Но великий князь понимал, что его гостями правит пережитый ужас.

Переполненная слухами, один страшнее другого, Европа уж и не надеялась на собственные силы. Оставалась одна надежда: на собственные ноги. И вся эта перепуганная и многообразная людская масса оседала при дворе гостеприимного великого князя Киевского Всеволода. Здесь бурлили страсти, вспенившиеся на дрожжах общеевропейского горя, страха и ненависти.

– У короля Англии Харальда малая армия, да и та раздроблена на две части. Он не может снять войска с севера, где даны грабят его города и села, продавая женщин и детей в рабство.

– Это сам Дьявол!..

– Дьявол пришел!..

Владимир и теперь старался присутствовать на отцовских встречах с купцами, монахами, священниками да и со всеми ужаснувшимися, а уж тем паче наблюдательными беглецами из Европы. Тем более из прибрежных стран Европейского Запада.

Почему это так волновало его тогда, в молодости? Он потом часто вспоминал об этом…

А слухи росли, роились, множились, слоились, как дурной туман.

– Вильгельм разгромил южное войско…

– Вильгельм разослал убийц для королевской семьи, намереваясь занять королевский престол…

Даже перепуганные мужчины толкались словами, перебивая друг друга:

– Супруга английского короля тайком посадила принцессу Гиту Английскую на торговое судно, идущее в северные страны…

– Неправда!

– Почему говоришь так?

– Потому что супруга Английского короля умерла во время родов!.. Она родила двойню, но выжила только девочка – принцесса Гита!

– А где она, эта Гита?

– Любовницу Английского короля схватили подосланные Вильгельмом убийцы, но она и под пытками не выдала, где сейчас законная принцесса Гита…

– А ее пытали долго и жестоко…

– Она все снесла молча…

– Ради принцессы…

Женщины нагнетали истерию…

В последнее время новости приносили и беженцы из Англии. Все боялись новоявленного герцога, каждый был объят своим ужасом и общим страхом. И все это выплескивалось в Стольном Киеве:

– Вильгельм разослал убийц по всем европейским странам.

– Он ищет Гиту Английскую.

– Чтобы по праву занять английский престол.

– При живом-то короле?

Женщины перебивали всех:

– Пытают огнем и каленым железом…

– Страшнее, чем кто бы то ни было…

– Все это выплеснется на вас, великий князь Киева. На вас…

И всё – на грани бестолковой женской истерики, с визгом и падением на пол.

Однако, молча выслушивая всех странников, великий князь Всеволод никогда не забывал о судьбе Великого Киевского княжения. Торговля с западными странами резко сократилась, но северные государства Вильгельм Завоеватель пока не трогал, а даны сами ушли на юг. Там они с яростью вторглись в бассейн Средиземного моря, берега которого начали беспрепятственно грабить.

Об этом тоже рассказывали беженцы.

– Что ж, даны ушли, – отметил про себя великий Киевский князь. И сказал: – Готовь, сын, торговый караван.

– Куда, батюшка?

– В Данию…

Распахнулась дверь, и в великокняжеские покои вошел весьма озабоченный Свирид.

– Прости, великий князь, что я без зова в твои покои…

– С чем пришел?

Свирид молчал, глядя на Владимира.

– Выйди, сын.

Мономах нехотя вышел.

– Говори.

– С горькой вестью, великий князь.

– Что за весть?

– Король Харальд пал в бою.

– Это точно?

– Я казню смертью своих разведчиков, если они приносят недостоверные вести.

Великий князь вздохнул, склонил голову. Помолчав, перекрестился:

– Вечная память.

– Завтра-послезавтра об этом узнает Киев, – негромко сказал Свирид.

– Решетом воду не удержишь.

– Зато другой новостью можно смыть с языков все прежние слухи.

– Какой – другой?

– Например, той, что Гиту спрятали в Испании.

– В Испании?.. – с великим удивлением переспросил великий князь.

– Слухи надо подкармливать, – скупо усмехнулся Свирид.

В Киев пришла новость, которую ждали и которой давно боялись:

– Английский король Харальд пал в бою!

Весь вечер об этом толковали. Как да что. Все ненавидели норвежского викинга.

– Вот и престол освободился, – вздохнул великий Киевский князь. – Теперь Вильгельму осталось только усесться на английском троне.

– Не усядется, батюшка, – сказал Владимир. – Не усядется.

– И кто же ему помешает?

– Трон принадлежит Гите Английской.

– А где она, Гита Английская? – горько покачал головой великий Киевский князь.

– Узнаем, батюшка.

На другой день – другая новость появилась. Ее передавали тайком, с уха на ухо.

– Английская законная королева нашла приют у Испанского короля…

– Да не у Испанского! В Сардинии она.

– Не в Сардинии, а в Португалии!

Ругались. Яростно спорили.

– Так где же все-таки? – вздохнул великий Киевский князь.

– Найду, батюшка, – жестко сказал Владимир. – Ты в Данию велел торговый караван отправить? Ну так поручи мне его охрану.

– Не торговый караван, а посольство, – перебил сына великий Киевский князь. – Посольство с предложением заключения договора о мире и взаимной помощи. Так мы скорее о Гите Английской позаботимся, а заодно узнаем, где именно скрывается она.

– И привлечем к ней внимание подосланных Вильгельмом убийц, батюшка? Нет, не годится так, не годится.

– А что, по-твоему, годится?

– Пора тебе, батюшка, всех своих европейских разведчиков мне передать, – помолчав, твердо сказал сын. – Пора. Пусть разузнают, где спрятана Английская принцесса… – Владимир вдруг замолчал.

– Почему примолк? – спросил отец.

– Да что я?.. Где законная Английская королева Гита убежище нашла от беспощадных убийц Вильгельма? В Испании? В Сардинии? В Дании?

Великий князь промолчал.

– В Дании? – настойчиво повторил сын.

И вновь промолчал великий князь.

– Значит, в Дании, – Владимир улыбнулся. – Вот и вели своему датскому разведчику тайно разузнать и сообщить в Киев.

– В Менск, – нехотя сказал Всеволод. – Связь через Менск. Позови Свирида, а сам не входи, пока не позову.

– А Свирид тут при чем?

– Он чуть ли не с детских лет моей разведкой занимается. Память у него хорошая.

– Свирид?.. – Владимир прямо оторопел. Сонный Свирид, постоянно жующий миндаль с орехами?..

– Я повелел тебе выйти.

– Точно так, батюшка.

В дверях Мономах столкнулся со Свиридом. Кое-как разошлись: Владимир вышел, Свирид вошел.

– Звали, великий князь?

– Точно разузнай, где Гита Английская.

– Через десять дней доложу.

– Это – всё?

– Постараюсь через восемь.

– Ступай. Ко мне – Владимира.

Свирид вышел. И почти тотчас же вошел Владимир Мономах.

И прямо с порога:

– Посольская поездка тоже охраны обоза требует, батюшка. Английскую принцессу Гиту скорее отыщем. И в твое тихое княжение привезем, подальше от всяких герцогов!

– Через десять дней, сын. Ровно через десять дней – час в час – ты выедешь по дороге, которую укажет Свирид.

– Да что он нам укажет…

– Дорогу!

– Только Вильгельма на нее наведет, – вновь заупрямился Смоленский князь.

– У него свои тропы, по которым конные подставы, и его никто не знает. А ты, мой наследник Владимир Мономах, сразу наведешь на принцессу, потому что торчишь на всех встречах гостей из Европы. А Свирид не торчит, и его никто не знает.

Сын в сомнении покачал головой.

– Он Гите не поможет.

– Десять дней. Жди десять дней, а там посмотрим. Десять!.. – Всеволод помолчал, подумал. – Пока поезжай в Смоленск. Кривичи многое о норманнах знают.

– Время терять?

– Я сказал, сын.

– Повинуюсь, батюшка.