Текст книги "Битва за Коррин"

Нас учили сражаться мечами, силой и кровью. Но когда мыслящие машины насылают на нас невидимого врага, то как можем мы защитить себя и остальное человечество?

Мастер меча Истиан Госс

Когда Истиан Госс и Нар Триг прибыли на Икс, там уже не было машин, с которыми пришлось бы сражаться, а две трети населения вымерло. Поля и продуктовые склады были сожжены во время волнений, в водоемах кишели холерные бациллы, сильные ураганы разрушили множество домов, оставив и без того ослабленное население без крова. Многие из выживших превратились из-за последствий болезни в убогих хромых калек.

У человечества, если можно так выразиться, оказались подрезаны крылья. Дух его был подорван. Оно боролось за свое выживание и не имело сил для наступления на реального противника.

За те несколько месяцев, которые прошли после экспедиции на Хонру, два новых мастера меча только дважды схватились с роботами во время мелких стычек в космическом пространстве. Находясь вместе с Армией джихада, молодые воины участвовали в окружении и захвате двух огромных боевых кораблей роботов, которые люди решили отныне использовать для своих нужд. Но Бич Омниуса погубил очень много солдат, и многие запланированные военные операции пришлось свернуть, в связи с этим два наемника проводили большую часть времени в спасательных и восстановительных операциях.

К счастью, искусственно созданный ретровирус быстро поражал свои жертвы, но потом погибал и сам. Теперь, когда после того, как на Иксе был зарегистрирован последний случай инфекции, прошел целый месяц, и Истиан и Триг уже не рисковали заразиться. Тем более у них больше не осталось ни грамма меланжа.

В прежние дни команды, работавшие на Иксе, выкапывали огромные могилы с помощью мощных экскаваторов, хоронили там тела умерших, а ямы заваливали взрывами. Но с недавних пор фанатики-мартиристы восстали, возражая даже против применения тяжелых экскаваторов, обрушив свой гнев на эти мощные механизмы, как на болезненное напоминание о тех разрушениях, которые могут причинять мыслящие машины.

Когда Истиан высказал свое мнение о мартиристах как о неразумных и близоруких людях, Триг в ответ смерил его ледяным взглядом. Мощь джихада изначально была, по сути, эмоциональной, это была движущая сила, заставлявшая людей сражаться. Страсти играли даже войсковыми командирами, которые без стеснения ломали тщательно составленные высшими начальниками планы.

– Их вера перевешивает потребность в комфорте, – сказал Триг. – По-своему они очень сильны.

– Эти люди не более, чем толпа, причем толпа разозленная. – Истиан, подняв бронзовое от загара лицо к солнцу, посмотрел в небо, по которому ползли клубы дыма костров, разожженных иксианцами для очищения зараженных домов. В этих же кострах сжигали остатки машин. – Их невозможно контролировать. Может быть, лучше дать им разрядиться, и тогда, точно так же как эпидемия, их фанатичная ярость скоро стихнет.

Триг растерянно покачал головой.

– Я могу понять чаяния этих людей, но этому не учили ни одного мастера меча. Мы же не сиделки…

Позже, вечером того же дня, они наткнулись на группу мартиристов с остекленевшими глазами. Люди несли добытые неведомо где импульсные мечи и другое ручное оружие. Многие орудия выглядели испорченными и плохо ухоженными. Часть оружия явно не действовала, но фанатики прижимали его к себе, словно нежданно обретенное сокровище.

– Куда вы идете со всем этим? – спросил Истиан. – Это оружие придумано специально для прошедших особую тренировку мастеров меча Гинаца.

– Мы такие же мастера меча, как и вы, – провозгласил вожак группы. – Мы нашли это оружие среди наших мертвецов. К ним привела нас рука святой Серены.

– Но откуда вы? – спросил Истиан, решив не затрагивать религиозные вопросы. Очевидно, они были не прочь использовать технику, если с ее помощью можно было крушить машины.

– Здесь за прошедшие годы погибло много наемников, – заметил Триг. – Во время первого завоевания Икса, когда Йоол Норет уничтожил Омниуса, второй раз во время обороны, когда Квентин Батлер отогнал роботов, и теперь, во время насланной Омниусом эпидемии. Должно быть, здесь вообще осталось много невостребованного оружия погибших наемников.

– Мы востребовали его, – заявил вожак, – так как мы сами мастера меча.

Истиан нахмурился, не желая, чтобы эти оборванцы унижали звание его братьев по оружию.

– Кто учил вас владеть мечом, чтобы вы могли называться мастерами меча согласно строгим критериям Гинаца? Кто был вашим сэнсэем?

Вожак скривил презрительную гримасу и высокомерно взглянул на Истиана.

– Нас не тренировали прирученные мыслящие машины, если вы спрашиваете об этом. Мы следуем нашим видениям, и мы можем истреблять мыслящих машин не хуже, чем вы!

Триг удивил Истиана тем, что вполне серьезно воспринимал этот сброд.

– Мы не оспариваем и не ставим под сомнение вашу решимость.

– Речь идет только о вашем мастерстве, – резко добавил Истиан. Эти люди будут орудовать импульсными мечами как обычными дубинами или косами.

– Три Мученика вдохновляют и ведут нас, – прорычал вожак. – Мы знаем, куда должны отправиться. На Иксе больше не осталось этих демонов – машин, но на наших кораблях мы полетим на Коррин и сразимся с Главным Омниусом и его подручными роботами.

– Это невозможно! Коррин – это главная крепость мыслящих машин. Вас сразу убьют, и вы даже не успеете ничего сделать. Ваша гибель будет бесцельна. – Истиан вспомнил нападение мыслящих машин на колонию Перидот, родину Трига. После этого группа солдат джихада ослушалась приказа и высадилась на Коррине. Все они были немедленно убиты боевыми роботами.

– Вы можете присоединиться к нам, – сказал вожак, ошеломив Истиана этим предложением.

Прежде чем Истиан успел рассмеяться, не веря своим глазам, он увидел серьезный взгляд своего товарища.

– Даже не думай об этом, Нар, – сказал Истиан.

– Истинный мастер меча должен всегда искать возможность сразиться с реальным врагом.

– Тебя точно убьют, – предостерег друга Истиан.

На этот раз Триг не на шутку разозлился на друга.

– Все мы знаем, что когда-нибудь умрем. Я готов к этому с тех пор, как начал проходить подготовку на Гинаце. Впрочем, так же, как и ты. Если ты – носитель духа Йоола Норета, то почему так боишься опасных ситуаций?

– Это не просто опасная ситуация, Нар, – это самоубийство. Но даже не это заставляет меня отговаривать тебя от такого безумия, но нецелесообразность такого поступка. Да, возможно, ты убьешь десяток роботов, прежде чем они убьют тебя, но что в этом проку? Этим ты не принесешь никакой пользы человечеству, а Омниус быстро возместит потерю роботов. Через неделю не останется никаких следов вашего пребывания на Коррине.

– Это будет диверсионная вылазка, – настаивал на своем Триг. – Это лучше, чем прозябать здесь, слушая стенания уцелевших инвалидов, влачащих жалкое существование. Я не могу ничем им помочь, но зато я умею сражаться и наносить вред Омниусу.

Истиан только покачал головой. У вожака не убавилось ни безумия, ни решимости исполнить задуманное.

– Мы будем очень рады взять с собой мастера меча, а еще лучше двух. У нас есть космический корабль. Во время карантина здесь было задержано много кораблей, а их пилоты умерли. Нам запретили летать на незараженные планеты Лиги, но теперь этот приказ утратил силу и смысл.

Истиан не мог удержаться от колкости:

– Значит, вы хотите уничтожить все машины, кроме импульсных мечей и космических кораблей, потому что находите их полезными. Ваши планы – это просто сумасшедшая…

– Ты что, боишься лететь с нами, Истиан? – Триг и не думал скрывать своего разочарования.

– Нет, не боюсь, но я слишком благоразумен, чтобы следовать за вами. – Вместе с духом Йоола Норета в него вселилась не только храбрость, но и мудрость. – Это не мое призвание.

– Но зато это мое призвание, – упорствовал Триг, – и если роботы убьют меня, то мой дух станет сильнее и принесет пользу следующему поколению мастеров Гинаца. Мы можем не соглашаться с этими людьми, но они видят истину и знают путь, который ты не хочешь признавать.

Опечаленный Истиан смог лишь кивнуть в ответ.

– Наемники Гинаца воюют независимо. Мы всегда так поступали, и не мне говорить тебе, что ты должен делать, а что – нет.

Глядя на оборванных фанатиков, прижимающих к груди оружие, Истиан, как бы между прочим, посоветовал:

– Пока вы долетите до Коррина, научи их им пользоваться.

– Именно это я и намерен сделать. – Триг протянул руку и хлопнул друга по плечу. – Мы еще встретимся, если захочет святая Серена.

– Если захочет святая Серена, – ответил Истиан, в душе понимая, как мало надежды на их встречу. – Сражайся, и пусть твои враги будут повержены.

Испытав мгновенную неловкость, он крепко обнял старого друга, зная, что скорее всего никогда больше его не увидит.

Когда его товарищ, высоко подняв голову, повел за собой группу самозваных бойцов, Истиан, помедлив, окликнул его в последний раз:

– Я хочу спросить тебя об одной вещи! – При этих словах Триг обернулся и посмотрел на Истиана, как на незнакомца. – Я никогда прежде об этом не спрашивал, но скажи, как имя того бойца Гинаца, который вселился в тебя после своей смерти.

Триг поколебался – было похоже, что он очень давно перестал об этом думать, потом порылся в сумке на поясе и достал оттуда коралловый диск. Он показал его Истиану – на лицевой поверхности не было никакой надписи. Словно подбрасывая монету, Триг бросил другу диск, и Истиан поймал его на лету.

– У меня нет путеводного духа, – ответил Триг. – Я новый мастер меча, я принимаю свои решения сам и сам сделаю себе имя.

Эволюция – служанка смерти.

Наиб Исмаил. Парафраз дзенсуннитской сутры

Какое значение имело то, что мир вокруг изменился до неузнаваемости, – пустыня оставалась чистой и безмятежной, огромной, открытой и вечно непорочной. Но в эти дни казалось, что Исмаил все дальше и дальше уходил в глубь песков только ради того, чтобы обрести покой.

В течение многих столетий жестокий мир и удаленность Арракиса отпугивали контрабандистов и искателей приключений. И вот теперь из-за чумы всем потребовался меланж, и иноземцы не остались в стороне. Как Исмаил все это ненавидел!

Червь, которого он вызвал ритмичным стуком барабана, оказался маленьким, но Исмаил не стал вызывать другого. Он не собирался в дальнее путешествие. Ему просто надо было убежать от оглушительной иноземной музыки и кричащих пестрых одежд, в которых теперь щеголяли даже люди его племени. Исмаилу нужно было какое-то время, чтобы очистить сердце и разум.

Исмаил легко закрепил крючья и веревки и взобрался на червя – после десятилетий практики он делал это без малейших усилий. После того как он и его товарищи бежали из поритринского рабства, бесконечно терпеливая Марха научила его оседлывать червей, говоря, что это единственный путь к пониманию легенды о Селиме Укротителе Червей. Как он скучал по ней…

Теперь, в ярком и пестром свете восходящего солнца, Исмаил мчался вперед, держась за жесткие и шероховатые внешние кольца сильного зверя. Старик наслаждался кремнистым ветром, дувшим в лицо, шелестом песка под рвущимся вперед червем. Дюны, исполинская пустота, несколько скал, вечные и неизменные ветры, одинокие растения, дюны, переходящие в другие дюны, пески, сливающиеся с песками. Взметенный песок пыльным облаком закрывал восходящее на горизонте солнце.

Нисколько не заботясь о том, куда вывезет его червь, просто желая побыть в одиночестве, Исмаил позволил зверю мчаться куда ему заблагорассудится. Память о былом неотступно следовала за ним, в голове теснились мысли о многих десятилетиях трудностей и перемен… и о коротких мгновениях счастья. Исмаил несся на черве мимо скудных деталей унылого и жестокого ландшафта, и призраки памяти следовали за ним. В этих воспоминаниях не было ничего пугающего. Он смирился с потерей друзей и семьи, благодарно храня в памяти мгновения, когда был вместе с любимыми.

Он вспомнил деревню в болотах Хармонтепа, где он жил, будучи маленьким мальчиком, потом он рос в рабстве на Поритрине, работал на полях, потом в доме саванта Хольцмана и на верфи, откуда ему и его народу удалось бежать на Арракис. Два образа почти стерлись в его памяти, превратившись в призраков живших когда-то людей – его жены и младшей дочери, Оззы и Фалины. Он был вынужден оставить их в огне восстания рабов. Поселившись здесь, он со временем нашел другую жену… но и Марха умерла, покинув его. Глаза защипало от подступивших слез или от летящего в лицо песка. Он терпеть не мог так попусту терять влагу.

Исмаил накинул на голову защитный капюшон, прикрыв лицо, чтобы спастись от дневного зноя. Ему не нужна была карта – он покружит по пустыне и вернется домой. После стольких лет жизни в пустыне Исмаил целиком и полностью полагался на свои навыки.

В воздухе появился сильный запах специи, едкий коричный аромат ударил в ноздри, хотя они были закрыты защитными тампонами. Червь начал беспокойно извиваться, проходя по месту меланжевого выброса. Хотя Исмаил ездил на гигантских червях уже много лет, он не понимал этих животных, как, впрочем, не понимал их и никто другой. У Шай-Хулуда были свои мысли и неисповедимые пути, которые не дано было знать ни одному простому смертному. Да и как было спросить об этом у Шай-Хулуда?

Ближе к закату Исмаил подъехал к длинному скалистому отрогу, где решил сделать стоянку. Приблизившись к месту, он зло прищурил свои зоркие глаза и возмущенно втянул воздух – он заметил блеск металла и круглые конструкции палаточных опор – здесь построили поселок, которого не было, когда Исмаил проходил здесь последний раз.

Он сильным толчком всадил крюк глубже в плоть червя и развернул зверя, решив обогнуть гряду и остановиться на противоположном ее краю, в нескольких десятках километров от этого места. Из городка его могли увидеть в тускнеющем свете заходящего солнца, но это нисколько не волновало Исмаила. Истории о Селиме Укротителе Червей и его разбойниках до сих пор гуляли по пустыне, и люди часто видели отважных всадников, едущих на чудовище. Эти видения послужили источниками многочисленных суеверий, распространившихся среди чужеземных искателей приключений, ринувшихся на Арракис на запах меланжевой лихорадки.

Он соскочил с червя, и тот нырнул под мелкую дюну у дальнего конца гряды. Исмаил быстро отбежал от опасного места, пока червь, извиваясь, все глубже и глубже погружался в песок. Невзирая на возраст, Исмаил всегда чувствовал, что молодеет, нагружая себя тяжелой работой. Привычно развалистой, неровной походкой он добрался до скал и поднялся на них, оказавшись в безопасности.

Здесь Исмаил обнаружил несколько лишайников и колючек, что говорило о высочайшей сопротивляемости жизни самым тяжелым условиям. Он надеялся, что его народ останется таким же выносливым и неприхотливым и не станет слабым, несмотря на попытки Эльхайима соблазнить его и сбить с истинного пути.

Когда Исмаил нашел место для спального коврика и плоскую каменную плиту, на которой можно было приготовить пищу, он с раздражением понял, что и здесь недавно кто-то побывал. Следы были оставлены не опытным дзенсуннитом, сыном пустыни, но человеком, явно не знакомым с навыками выживания в пустыне. Нет, это был след бестолковых блужданий чужеземца, который ничего не знал об Арракисе.

Мгновение поколебавшись, он отправился по следам – глубоким отпечаткам шаркающих шагов человека, едва волочившего ноги. По дороге Исмаил натыкался на остатки дорогого оснащения, приобретенного у ловких торговцев в Арракис-Сити. Исмаил поднял компас – красивую блестящую игрушку, и был нисколько не удивлен, обнаружив, что он неисправен и не работает. Дальше валялись пустая канистра из-под воды, смятые упаковки из-под еды. Хотя пустыня со временем стирает все следы, Исмаилу было неприятно видеть, как чужеземцы захламляют и уродуют ее девственную чистоту. Вскоре он нашел остатки защитной одежды: это была паршивая фабричная работа, такая одежда не защищала ни от ветра, ни от беспощадного солнца.

Наконец Исмаил заметил и самого старателя, незадачливого искателя приключений, авантюриста. Этот человек спустился к подножию скалистой гряды и наткнулся на безбрежное море песка, откуда был виден край скалистой цепи, высившейся среди океана дюн. Вероятно, человек решил попытаться вернуться в виденный сегодня Исмаилом поселок, расположенный за много километров отсюда. Исмаил остановился над почти голым, обожженным солнцем человеком, который стонал и хрипло кашлял. Он был еще жив, но, вероятно, ненадолго – во всяком случае, если оставить его без помощи.

Незнакомец поднял темное, покрытое волдырями лицо, и при этом стали заметны заостренные черты и тесно посаженные глаза. Человек смотрел на Исмаила так, словно тот был либо демоном мщения… либо ангелом спасения. Исмаил отпрянул. Это был тлулакс, которого они с Эльхайимом встретили на рынке в Арракис-Сити. Вариф.

– Мне нужна вода, – прохрипел человек. – Помоги мне, прошу тебя.

Исмаил напрягся.

– Зачем мне это нужно? Почему я должен тебе помогать? Ты – тлулакс, работорговец. Твой народ искалечил мне жизнь…

Кажется, Вариф не слышал слов Исмаила.

– Помоги мне, помоги, хотя бы ради своей совести.

Конечно, у Исмаила были запасы воды и пищи. Он бы никогда не пустился в путешествие, как следует не подготовившись. Лишних запасов у него было немного, но он всегда мог раздобыть недостающее в любой дзенсуннитской деревне. Этот тлулакс, охотник за специей, привлеченный на Арракис посулами скорого и легкого обогащения, быстро потерял почву под ногами – даже не дойдя до самого сурового моря дюн!

Исмаил проклял свое любопытство. Останься он на своей стоянке, ему не пришлось бы иметь теперь дела с этим глупцом. Тлулакс бы умер, как он того и заслуживает, и поступил бы весьма мудро. Исмаил не должен отвечать за Варифа, нет у него перед этим тлулаксом никаких обязательств. Но теперь, когда по воле обстоятельств Исмаил столкнулся с беспомощным, находящимся в отчаянном положении человеком, он уже не мог спокойно уйти, оставив несчастного на произвол судьбы.

Со времен своего далекого детства помнил Исмаил сутры Корана, слышанные им от дедушки: «Человек должен обрести мир в себе, прежде чем искать его в окружающем мире». Была и еще одна: «Деяния человека суть мера его души». Не было ли это уроком, который стоило помнить и здесь?

Вздыхая и проклиная себя за неуместную доброту, Исмаил открыл мешок, достал оттуда флягу с водой и влил немного в потрескавшийся рот Варифа.

– Тебе повезло, что я не такое чудовище, как вы.

Обожженный солнцем человек жадно потянулся к фляге, но Исмаил убрал ее.

– Ты не получишь больше воды, чем нужно для того, чтобы ты просто выжил.

Этот неопытный старатель сбился с пути и попал в ловушку, расставленную ему пустыней. Тогда, на рынке Арракис-Сити, Вариф грубо отказался от услуг и советов, которые предлагал ему Эльхайим, и Исмаил знал, что при всех своих заблуждениях и ошибках его пасынок никогда не довел бы чужестранца до такого бедственного положения и не дал бы ему совершить такие глупые ошибки.

После того как Вариф все же получил еще один глоток воды, Исмаил дал ему вафлю со специей, чтобы у тлулакса прибавилось сил. Наконец Исмаил положил руку коротышки себе на плечо и поднял тлулакса на ноги.

– Я не могу нести тебя до поселка все эти километры. Ты должен помогать мне, тем более что в твоих несчастьях не виноват никто, кроме тебя самого.

Вариф споткнулся на первом же шаге.

– Доставь меня в поселок, и я отдам тебе все мое снаряжение. Мне оно уже не нужно.

– Мне тем более не нужны эти чужеземные побрякушки.

Они, шатаясь, двинулись вперед. Перед ними расстилался ночной пейзаж, освещенный сразу двумя лунами Арракиса. Любой здоровый человек мог бы проделать нужный путь в течение одного дня. Исмаил не испытывал ни малейшего желания вызывать червя, хотя это намного сократило бы время путешествия.

– Ты выживешь. В поселке компании есть врачи.

– Я обязан тебе жизнью, – сказал Вариф.

Исмаил презрительно сощурил глаза.

– Твоя жизнь так же не нужна мне, как и твое снаряжение. Но ты должен покинуть мой мир. Если ты не можешь позаботиться о себе в пустыне, тебе нечего делать на Арракисе.

Процесс мышления: где он начинается и где он заканчивается?

Эразм. Диалоги

Омниус был немало удивлен, когда на военный парад прибыл Эразм – в своем старом корпусе, со всей своей памятью и полностью сохраненной личностью. Независимый робот пришел посмотреть на ряды новых боевых машин и недавно построенных военных кораблей, словно ничего не произошло.

Намеренно имитируя пышную, чисто человеческую церемонию, Омниус приказал элитным роботам стоять на трибуне по стойке «смирно», пока мимо них маршировали, катились и летели боевые машины. Все это было частью приготовлений к великому покорению хретгиров. Парад проходил на улицах и в воздушном пространстве Коррина с его широкими бульварами и Центральным Шпилем. Показ превосходного вооружения казался экстравагантным, впечатляющим – и совершенно ненужным.

Эразм занял место в первом ряду трибун и принялся наблюдать. Где тысячи человеческих рабов, изображающих ликование толпы? Лучше бы он остался с Гильбертусом. Даже клон Серены Батлер был намного интереснее этого… спектакля.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Омниус. – Разве ты еще существуешь?

– Должен ли я из этого заключить, что вы прекратили постоянное слежение за моей виллой с помощью ваших наблюдательных камер? В противном случае вы были бы в курсе того, что произошло.

– Ты не ответил на мой вопрос.

Наблюдательные камеры загудели возле лица Эразма, как рой рассерженных шершней.

– Вы просили меня изучить суть безумия человеческих религий. Мне кажется, что я вернулся с того света, восстал из мертвых. Возможно, я мученик.

– Мученик? Кому придет в голову оплакивать какого-то независимого робота?

– Вероятно, это удивило бы вас.

Гильбертус был очень доволен тем способом, каким ему удалось решить сложную задачу. Сам Эразм пришел в неописуемый восторг, когда, придя в сознание, он увидел рядом с собой мускулистого мужчину, стоявшего перед ним среди цветов роскошного сада во дворе оранжереи.

– Что сделал Омниус? – Эразм выпрямился, глядя, как лицо Гильбертуса расплывается в широкой улыбке. – И что сделал ты, мой Ментат?

– Омниус скопировал ядро твоей памяти в базу своих данных, а закончив, уничтожил ее, как ты и предвидел.

Неподалеку стоял клон Серены. Женщина сорвала красную лилию, поднесла ее к лицу и шумно вдохнула аромат. Она не обращала ни малейшего внимания ни на робота, ни на Гильбертуса.

– Но почему я до сих пор здесь?

– Ты здесь, потому что я проявил инициативу, отец. – Не в силах больше сдерживать свои чувства, Гильбертус подбежал к роботу и обнял его. – Я отдал, как мне было приказано, запись твоей памяти Омниусу. Однако инструкции явным образом не запрещали мне предварительно снять копию.

– Это было великолепное решение, Гильбертус.

– Значит, твое воскрешение было просто ловким трюком, а не религиозным опытом. Я не могу расценить это как мученичество.

Наблюдательные камеры кружились вокруг головы Эразма. Парад приостановился.

– Стало быть, даже теперь, когда вся твоя память, вся твоя беспокойная личность находятся внутри изолированного сектора моей базы данных, ты все же продолжаешь существовать вовне. Мне кажется, что я не достиг своей цели.

Робот имитировал на лице улыбку, хотя демонстрация эмоций мало что значила для Омниуса. Правда, теперь, когда идентичность Эразма находилась в памяти всемирного разума, он, вероятно, смог бы оценить и улыбку.

– Будем надеяться, что ваша кампания против Лиги позволит добиться лучших результатов.

– После того как я изучил твою одержимость человеческими художественными талантами, я вижу, что в твоей работе есть что-то ценное. Поэтому пока я буду терпеть продолжение твоего существования.

– Я очень рад, что буду… жить дальше, Омниус.

Из наблюдательной камеры донесся звук, который Эразм не ожидал услышать от всемирного разума. Омниус саркастически фыркнул и произнес:

– Мученик!

К вящему удовольствию независимого робота, всемирный разум был сейчас полностью поглощен созерцанием великой армии уничтожения, собранной Омниусом со всех планет Синхронизированных Миров. Где это Омниус позаимствовал идею проведения этого спектакля? Где аудитория, на которую он рассчитан? Очевидно, Омниус скопировал обычай Армии джихада, посчитав его необходимой частью подготовки к завоевательному походу.

Эразм стряхнул пыль со своего полированного платинового корпуса. Его лицо из флоуметалла сияло в красном свете корринского солнца. Робот снова подумал о том, нет ли в программах главного всемирного разума какого-то неуловимого изъяна, характеристической ошибки, которую невозможно уловить при проведении стандартной диагностики ядерной памяти гель-сферы. Иногда Омниус совершал неоспоримые ошибки, а его поведение было странным и даже… бредовым. Теперь же, когда в его ядерной памяти хранилась изолированная отдельная личность, всемирный разум мог стать еще более опасным.

Над городом из невидимых динамиков загремел голос Омниуса:

– Люди ослаблены и разбиты, миллиарды погибли от насланной нами чумы. Уцелевшие озабочены лишь сохранением остатков своей цивилизации. Согласно данным, полученным с последним разведывательным кораблем, численность противника значительно сократилась, правительства планет стали неэффективными. В Армии джихада царит хаос. И сейчас я намерен завершить уничтожение людей.

Поскольку враг более не способен к наступательным действиям, я собрал огромные силы со всех планет Синхронизированных Миров, чтобы подготовить и осуществить решительное наступление. Вся наша промышленность была переведена на военные рельсы для изготовления усовершенствованного оружия большей мощности, боевых роботов и военных космических кораблей. Эти силы почти в полном составе находятся сейчас на околокорринской орбите. Этими силами я окончательно сокрушу человеческое правление и превращу Салузу Секундус в стерильное небесное тело.

Точно так же армада Лиги много столетий назад покидала Землю, подумал Эразм. У Омниуса, как всегда, не было ни одной оригинальной идеи.

– После того как остатки Лиги придут в полное расстройство, я легко наведу порядок. И только потом смогу я приступить к полному искоренению расы, внесшей столько ненужных возмущений в упорядоченность Вселенной.

Это заявление встревожило Эразма. Омниус понимал только одно: люди представляют опасность для него самого и его владычества; на этом основании всемирный разум пришел к выводу о необходимости полного уничтожения человечества как такового. Полностью и без исключения. Но люди были очень интересным генным пулом, они способны к проявлению широкого спектра эмоций и умственной деятельности, несмотря на удручающе малую продолжительность жизни.

Эразм надеялся, что не все люди будут уничтожены.

Взглянув в небо, он увидел, что там развернулось показательное сражение. Эскадра, игравшая противника, образовала боевой порядок над головами стоявших на земле роботов. Маневр был проведен блестяще, но концентрированным огнем с судов роботов условный противник был уничтожен. Обломки машин посыпались на поверхность Коррина.

Какое идиотское зрелище, думал Эразм.

На орбите шла заправка топливом и заканчивалось вооружение огромного флота, почти готового к отбытию в месячное путешествие до Салузы Секундус.