Текст книги "Давший клятву"

Адолин медленно кивнул:

– Ага. Да, они важны.

– Так или иначе, Узор, сегодня вечером ты будешь нашей дуэньей.

Узор загудел:

– А что такое дуэнья?

– Тот, кто наблюдает за двумя молодыми людьми, когда они оказываются вместе, чтобы убедиться, что они не сделают чего-нибудь неуместного.

– Неуместного? – переспросил Узор. – Вроде… деления на ноль?

– Чего? – изумилась Шаллан и посмотрела на Адолина, который пожал плечами. – Послушай, просто приглядывай за нами. Этого хватит.

Узор загудел, растаял, превращаясь в свою двумерную форму, и обосновался на боку миски. Ему, похоже, там нравилось, словно кремлецу, который уютно устроился в какой-нибудь щели.

Не в силах больше ждать, Шаллан взялась за еду. Адолин уселся напротив и принялся за свою порцию. Некоторое время Шаллан игнорировала свою боль и наслаждалась моментом: хорошая еда, хорошая компания, заходящее солнце отбрасывает рубиновые и топазовые отблески на горы и комнату. Ей захотелось нарисовать эту сцену, но она знала, что такие моменты невозможно запечатлеть на бумаге. Дело было не в содержании или композиции, но в радости жизни.

Фокус со счастьем заключался не в том, чтобы замораживать каждое быстротечное удовольствие и цепляться за него, но в том, чтобы наполнить жизнь предчувствием множества будущих таких моментов.

Адолин – прикончив целую тарелку скрепунов, тушенных в раковинах, – выбрал несколько кусочков свинины из кремообразного красного карри, положил их на тарелку и протянул ей:

– Хочешь попробовать?

Шаллан издала сдавленное восклицание.

– Да ладно тебе, – настаивал он, покачивая тарелку. – Это вкусно.

– От этого у меня губы сгорят и отвалятся, Адолин Холин. Не думай, будто я не заметила, что ты выбрал самое пряное зелье из всех, что прислала Палона. Мужская еда ужасна. Как вы вообще различаете вкусы при таком количестве пряностей?

– Зато она не пресная, – не унимался Адолин. Он наколол один из кусочков и сунул в рот. – Тут нет никого, кроме нас. Можешь попробовать.

Она рассматривала предложенное, вспоминая, как ребенком украдкой пробовала мужскую еду – впрочем, не это конкретное блюдо.

Узор зажужжал:

– Это и есть та неуместная вещь, которую я должен не дать вам совершить?

– Нет, – ответила Шаллан, и Узор успокоился. «Наверное, – подумала она, – дуэнья, которая верит почти каждому моему слову, окажется не самой полезной».

И все-таки, вздохнув, взяла кусочек свинины и завернула в лепешку.

Она ведь, в конце концов, покинула Йа-Кевед в поисках новых впечатлений.

Откусив кусочек, мгновенно получила повод сожалеть о своем жизненном выборе.

С глазами, полными слез, Шаллан поспешно схватила чашку воды, которую невыносимый Адолин с готовностью ей протянул. Осушила одним глотком, но это как будто совсем не помогло. Вслед за этим вытерла язык салфеткой – самым женственным образом, разумеется.

– Ненавижу тебя, – сообщила она и вслед за этим выпила и его воду. Адолин тихонько рассмеялся.

– О! – внезапно сказал Узор и, оторвавшись от миски, завис в воздухе. – Так вы говорили о спаривании! Я должен убедиться, что вы случайно не спаритесь, поскольку спаривание запрещено человеческим обществом до выполнения соответствующих ритуалов! Да-да. Мм. Обычай диктует определенные закономерности, предваряющие совокупление. Я это изучал!

– О, Буреотец, – выдохнула Шаллан, прикрыв глаза свободной рукой. Несколько спренов стыда выглянули ненадолго и исчезли. Второй раз за неделю…

– Итак, вы двое, – провозгласил Узор. – Не спариваться. Ни в коем случае не спариваться!

Он прогудел что-то невнятное, как будто довольный собой, а потом примостился на одной из тарелок.

– Да, это было унизительно, – пробормотала Шаллан. – Может, поговорим о книгах, которые ты принес? Или о древней воринской теологии, или о стратегии подсчета песчинок? О чем угодно, кроме того что сейчас произошло? Пожалуйста?

Адолин тихонько рассмеялся, затем потянулся к тонкой тетради, которая лежала наверху стопки:

– Мэй Аладар послала людей, чтобы опросить родных и друзей Ведекара Переля. Они узнали, где он побывал до того, как умер, кто видел его последним, и записали все подозрительное. Я подумал, мы можем прочитать отчет.

– А остальные книги?

– Ты выглядела потерянной, когда отец спросил тебя о политике макабаки, – сообщил Адолин, наливая немного вина – всего лишь мягкого желтого. – Ну, я поспрашивал, и похоже, что кое-кто из ревнителей притащил сюда свои библиотеки целиком. Через одного слугу удалось разыскать для тебя несколько книг по макабаки, которые мне весьма понравились.

– Книги? – переспросила Шаллан. – Тебе?

– Я не все свое время провожу, тыкая в людей мечом. Ясна и тетушка Навани позаботились о том, чтобы моя юность была заполнена бесконечной учебой с ревнителями, которые читали мне лекции о политике и торговле. Кое-что застряло в моей голове, вопреки моим природным склонностям. Эти три книги – лучшее из того, что мне читали, хотя последняя в переиздании. Я подумал, они пригодятся.

– Это предусмотрительно, – призналась Шаллан. – В самом деле, Адолин. Спасибо.

– Я тут подумал, знаешь ли, если мы планируем продолжать это дело с обручением…

– А почему бы нет? – Шаллан внезапно запаниковала.

– Не знаю. Ты же Сияющая. В каком-то смысле полубожественное создание из мифологии. А я-то все это время думал, что мы даем тебе возможность выгодно вступить в брак. – Он встал и начал ходить из угла в угол. – Преисподняя. Я не хотел так говорить. Прости. Я просто… Я не перестаю переживать о том, что могу все это каким-то образом испортить.

– Ты переживаешь, что сам все испортишь? – Шаллан ощутила внутри теплоту, которая родилась не только благодаря вину.

– У меня не очень-то хорошо получается с отношениями.

– А такие люди вообще бывают? Я хочу сказать, существует ли на самом деле тот, кто может взглянуть на зарождающиеся отношения и подумать: «Чтоб все знали, у меня тут все схвачено»? Я вот лично думаю, что мы все – идиоты, когда дело касается таких вещей.

– Со мной все хуже.

– Адолин, дорогой, последний мужчина, к которому у меня появился романтический интерес, не просто был ревнителем – и ему перво-наперво запрещено было за мной ухаживать, – но еще и оказался наемным убийцей, который всего лишь пытался завоевать мое расположение, чтобы подобраться ближе к Ясне. Думаю, ты переоцениваешь способности других людей в этом плане.

Он перестал ходить туда-сюда:

– Наемный убийца?

– Именно так, – подтвердила Шаллан. – Он почти убил меня ломтем отравленного хлеба.

– Ух ты. Я должен услышать эту историю.

– К счастью, я только что рассказала ее тебе. Его звали Кабзал, и он был со мной так невероятно мил, что я почти прощаю его за попытку меня убить.

Адолин ухмыльнулся:

– Что ж, рад слышать, что мне не придется одолевать высокую планку, – я всего лишь должен тебя не отравить. Хотя не стоит рассказывать мне о прошлых возлюбленных. Я начну ревновать.

– О, умоляю! – воскликнула Шаллан, макая хлеб в остатки сладкого карри. Ее язык все еще не пришел в норму. – Ты ухаживал примерно за половиной военных лагерей.

– Не так уж все и плохо.

– Да неужели? Судя по тому, что я слышала, мне придется отправиться в Гердаз, чтобы найти годную женщину, за которой ты не ухлестывал. – Она протянула руку, и Адолин помог ей подняться.

– Насмехаешься над моими неудачами?

– Нет, я их восхваляю, – сказала Шаллан, вставая рядом с ним. – Видишь ли, дорогой Адолин, если бы ты не испортил все те предыдущие отношения, тебя бы не было здесь. Со мной. – Она прижалась к нему. – И потому на самом-то деле ты разбираешься в отношениях лучше кого бы то ни было. Ты испортил только неправильные, понимаешь?

Он наклонился. Его дыхание пахло пряностями, его униформа – хрустким, чистым крахмалом, как того требовал Далинар. Его губы соприкоснулись с ее губами, и сердце Шаллан затрепетало. Так тепло.

– Не спариваться!

Она вздрогнула, прервала поцелуй и отпрянула, чтобы обнаружить зависшего рядом с ними Узора, быстро чередующего формы.

Адолин расхохотался, и Шаллан не смогла не присоединиться к нему, до того нелепо все вышло. Она отступила от него на шаг, но руку не отпустила.

– Никто из нас этого не испортит, – заявила она молодому человеку, сжимая его пальцы. – Пусть время от времени и кажется, что мы изо всех сил пытаемся это сделать.

– Обещаешь?

– Обещаю. Давай посмотрим эту твою тетрадь и узнаем, что в ней говорится о нашем убийце.

14
Оруженосцы не берут в плен

В этих записях я ничего не скрываю. Стараюсь не уклоняться от сложных тем и не выставлять себя в нечестном героическом свете.

Из «Давшего клятву», предисловие

Каладин крался сквозь дождь. Он вымок до нитки, пробираясь через камни, пока не смог разглядеть сквозь деревья Приносящих пустоту. Ужасных монстров из мифического прошлого, врагов истины и добра. Разрушителей, которые бесчисленное количество раз уничтожали цивилизацию.

Они играли в карты.

«Клянусь глубинами Преисподней, что это?» – подумал Каладин. Приносящие пустоту выставили одного дозорного, но это существо просто сидело на пеньке, и обойти его было легко. Каладин предположил, что это приманка и настоящий дозорный наблюдает с высоты деревьев.

Но если там кто-то и скрывался, Каладин его не заметил – а он не заметил Каладина. Тусклый свет сослужил Кэлу хорошую службу, поскольку он смог устроиться среди какого-то кустарника прямо на краю лагеря Приносящих пустоту. Между деревьями они натянули брезентовые навесы, которые ужасно протекали. А в одном месте даже установили нормальную палатку, полностью закрытую стенами.

Укрытий не хватало, так что многие сидели под дождем. Каладин провел мучительные несколько минут, ожидая, что его заметят. Им нужно было всего лишь обратить внимание на то, что кусты втянули листья от его прикосновений.

К счастью, никто не смотрел в его сторону. Листья робко выглянули и скрыли его. Сил приземлилась на руку и принялась изучать Приносящих пустоту, уперев руки в бока. У одного из них был набор деревянных гердазийских карт, и он сидел на краю лагеря – прямо перед Каладином, – используя плоскую поверхность камня в качестве стола. Напротив него пристроилась женская особь.

Они выглядели не так, как Кэл ожидал. С одной стороны, кожа у них была другого оттенка – у многих паршунов здесь, в Алеткаре, была мраморная бело-красная кожа, а не черная с темно-красными разводами, как у Рлайна из Четвертого моста. Они не облеклись в боевую форму и не приобрели какую-нибудь иную – ужасную или могущественную. Хоть эти существа и были приземистыми и крепкими, их единственные панцири шли вдоль предплечий и выступали на висках, оставляя нетронутыми густые шевелюры.

Они до сих пор носили простые робы, перевязанные на талии шнуром. Никаких красных глаз. Может, это тоже менялось, как и его собственные глаза?

Самец – его можно было отличить по темно-красной бороде, чьи волоски были неестественно толстыми, – наконец положил на камень карту рядом с еще несколькими.

– А разве так можно? – спросила самка.

– По-моему, да.

– Ты говорил, оруженосцы не берут в плен.

– Если только другая моя карта не касается твоей, – объяснил самец и почесал бороду. – Вроде бы…

Каладин ощутил холод, как будто дождевая вода просачивалась через его кожу, проникала в кровь и омывала его целиком. Они говорили как алети. Ни намека на акцент. С закрытыми глазами он бы не смог отличить эти голоса от голосов обычных темноглазых обитателей Пода, не считая того, что у самки голос был ниже, чем у большинства женщин.

– Итак… – проговорила она. – Ты хочешь сказать, что все-таки не знаешь правил игры.

Самец начал собирать карты:

– Хен, я должен их знать. Сколько раз я смотрел, как они играют? Стоял там с подносом, полным напитков. Я должен быть знатоком этой игры, разве не так?

– Видимо, нет.

Самка встала и подошла к другой группе, которая без особого успеха пыталась соорудить костер под навесом. Чтобы разжечь огонь на открытом воздухе во время Плача, требовалось особое везение. Каладин, как и большинство солдат, привык жить в вечной сырости.

У них были украденные мешки с зерном – Каладин видел их сложенными под одним из навесов. Зерно набухло, несколько мешков лопнуло. Некоторые паршуны ели мокрое зерно горстями.

Каладин против собственной воли ощутил во рту эту пористую ужасную кашу. Ему давали вареный талью без специй много раз. Часто он считал это благословением.

Самец, который считал себя знатоком карточной игры, продолжал сидеть на своем камне, держа в руках деревянные пластины. Это был лакированный прочный набор. Каладину случалось видеть такие в армии. Солдаты месяцами откладывали деньги, чтобы купить их, поскольку они не коробились под дождем.

Паршун опустил плечи, уставился на свои карты и выглядел очень несчастным.

– Это неправильно, – прошептал Каладин, обращаясь к Сил. – Мы так ошибались…

Где были разрушители? Что произошло с красноглазыми чудовищами, которые попытались сокрушить армию Далинара? С ужасными зловещими существами, которых ему описал Четвертый мост?

«Мы думали, что понимаем, что должно случиться, – размышлял Каладин. – Я был так уверен…»

– Тревога! – внезапно крикнул чей-то пронзительный голос. – Тревога! Вы, дурачье!

Что-то промелькнуло в воздухе, светящаяся желтая лента, полоса света в тусклых вечерних сумерках.

– Он там, – продолжил пронзительный голос. – За вами следят! Из-под тех кустов!

Каладин вырвался из подлеска, готовый втянуть буресвет и улететь. Хотя буресвет в эти дни попадался в поселках реже и его запасы подходили к концу, у Каладина все-таки осталось немного.

Паршуны схватили дубинки, сделанные из веток или рукоятей метел. Они сбились в кучу и выставили свои палки, словно испуганные крестьяне – ни боевых стоек, ни контроля.

Каладин поколебался. «Я могу с ними расправиться в драке даже без буресвета».

Он много раз сталкивался с людьми, которые вот так держали оружие. Совсем недавно видел такое в ущельях, когда тренировал мостовиков.

Это не воины.

Сил подлетела к нему, готовая стать Клинком.

– Нет, – прошептал ей Каладин. Потом он развел руки в стороны и прибавил, повысив голос: – Я сдаюсь!

15
Светлость сияющая

Я буду говорить только неприкрытую, даже жестокую правду. Вы должны знать, какими были мои поступки и чего они мне стоили.

Из «Давшего клятву», предисловие

Тело светлорда Переля нашли примерно там же, где и тело Садеаса, – сказала Шаллан, вышагивая по своей комнате и одновременно перелистывая страницы отчета. – Это не может быть совпадением. Башня слишком большая. Итак, мы знаем, где бродит убийца.

– Да, наверное. – Адолин расслаблено прислонился к стене, расстегнул китель и подбрасывал кожаный мячик, наполненный сухим зерном, а потом ловил его. – Я просто думаю, что убийства могли быть совершены разными людьми.

– Почерк один и тот же, – возразила Шаллан. – Тела расположены одинаково.

– И больше их ничего не связывает, – не сдался Адолин. – Садеас был слизью, его все ненавидели, и обычно за ним повсюду следовали охранники. Перель был тихим, его любили, и он славился своей хозяйственностью. Он был скорее экономом, чем солдатом.

Солнце уже село, и они разложили на полу сферы для освещения. Остатки их ужина унес слуга, и Узор радостно гудел на стене, рядом с головой Адолина. Принц время от времени поглядывал на него, и ему явно было не по себе. Шаллан это прекрасно понимала. Она привыкла к Узору, но его линии и впрямь были странными.

«Погоди, пока Адолин увидит криптика в шейдсмарском облике, – подумала она, – с полным телом, но с головой из скручивающихся фигур».

Адолин подбросил мячик и поймал его правой рукой – той, которую Ренарин, удивительное дело, исцелил. Шаллан была не единственной, кто практиковался в использовании своих талантов. Она была несказанно рада, что у кого-то еще теперь был осколочный клинок. Когда Великие бури вернутся и им придется заняться Клятвенными вратами всерьез, у нее будет помощник.

– Эти донесения, – сказала Шаллан, постукивая тетрадкой по ладони, – одновременно содержательны и бесполезны. Ничто не объединяет Переля и Садеаса, не считая того, что оба были светлоглазыми, и той части башни, где обнаружили их тела. Может, убийца выбирал жертв случайным образом?

– Ты хочешь сказать, кто-то убил великого князя, – проговорил Адолин, – случайно? Как убивают… в темном переулке за пивнушкой?

– Возможно. Светлость Аладар в отчете предлагает, чтобы твой отец принял кое-какие правила по поводу походов в заброшенные помещения башни в одиночку.

– Я все-таки думаю, что убийц может быть двое. Ну, ты понимаешь… кто-то увидел Садеаса мертвым и решил, что можно убить кого-нибудь еще и свалить на первого парня.

«Ох, Адолин!» – мысленно воскликнула Шаллан. Он выдумал теорию, которая ему нравилась, и теперь не собирался от нее отказываться. Это была распространенная ошибка, о которой предупреждали в ее научных книгах.

Кое в чем Адолин все же был прав – вряд ли убийство великого князя оказалось простой случайностью. Нет признаков того, чтобы кто-то использовал осколочный клинок Садеаса, Клятвенник. Даже слухов – и тех нет.

«Может, вторая смерть – своего рода приманка? – подумала Шаллан, снова листая отчет. – Попытка выставить все случайным нападением?» Нет, это было слишком сложно – и у нее имелось не больше доказательств своей теории, чем у Адолина.

Это заставило ее задуматься. Может, все обратили внимание на эти две смерти, потому что убитые были важными светлоглазыми. Может, были и другие убийства, которых они не заметили, потому что несчастье приключилось с менее значимыми персонами? Если какого-нибудь нищего нашли в пресловутом переулке за пивной, разве кто-нибудь упомянул бы о таком? Даже если бы его убили ударом ножа в глаз?

«Нужно выбраться туда и поглядеть, что я смогу найти». Она только собралась сказать, что ей, наверное, пора лечь спать, как Адолин уже встал и потянулся.

– Думаю, мы сделали с этим все, что могли, – заявил он, кивком указывая на отчет. – По крайней мере, на сегодня.

– Ага, – согласилась Шаллан и притворилась, что зевает. – Наверное.

– Итак… – проговорил Адолин и перевел дух. – Есть… кое-что еще.

Шаллан нахмурилась. Что-то еще? Почему у него вдруг сделался такой вид, будто он приготовился к чему-то сложному?

«Он разорвет нашу помолвку!» – завопил внутренний голос, но Шаллан придушила его и засунула в дальний угол, где ему было самое место.

– Ладно, это нелегко, – пробормотал Адолин. – Шаллан, не хочу тебя обидеть. Но… помнишь, как я заставил тебя попробовать мужскую еду?

– Мм, да. Если в ближайшие дни мой язык будет особенно чувствителен к перцу, я стану винить тебя.

– Шаллан, есть кое-что похожее, что нам надо обсудить. Кое-что относительно тебя, что мы просто не можем игнорировать.

– Я…

«Я убила моих родителей. Я воткнула матери меч в грудь, а отца задушила, пока пела ему песню».

– Ты, – выговорил Адолин, – владеешь осколочным клинком.

«Я не хотела ее убивать. Мне пришлось. Мне пришлось!»

Адолин схватил ее за плечи, и она, вздрогнув, сосредоточилась на нем. Он… ухмылялся?

– Шаллан, у тебя есть осколочный клинок! Новый! Это невероятно. Я годами мечтал о том, чтобы заполучить собственный клинок. Множество мужчин мечтает об этом всю жизнь, и их мечтам не суждено сбыться. А у тебя он есть!

– Ну так это хорошо, да? – уточнила Шаллан. Адолин схватил ее так, что руки оказались плотно прижаты к телу.

– Конечно хорошо! – Адолин отпустил ее. – Но ты женщина.

– Тебе подсказал макияж или платье? А-а, все дело в груди, не так ли? Вечно она нас выдает.

– Шаллан, я серьезно.

– Знаю, – ответила она, успокаиваясь. – Да, Узор может превращаться в осколочный клинок. Я не понимаю, какое отношение это имеет к чему-то еще. Я не могу его отдать… Буреотец, ты хочешь научить меня пользоваться им, верно?

Он ухмыльнулся:

– Ты упомянула, что Ясна тоже была Сияющей. Женщины с осколочными клинками. Это странно, но мы не можем просто игнорировать такое. А как насчет доспеха? Он у тебя тоже где-то припрятан?

– По крайней мере, я о таком не знаю. – Сердце Шаллан колотилось, кожа похолодела, мышцы напряглись. Она боролась со своими ощущениями. – Я не знаю, откуда берутся доспехи.

– Я в курсе, что это не женственно, но кому какое дело? У тебя есть меч; ты должна знать, как им пользоваться, а традиции пускай идут в Преисподнюю. Вот, я это сказал. – Он перевел дух. – Я имею в виду, что у мостовичка есть клинок, а он ведь темноглазый. То есть был темноглазым. Так или иначе, большой разницы не вижу.

«Спасибо, – подумала Шаллан, – что приравнял всех женщин к крестьянам». Но она придержала язык. Момент явно был важным для Адолина, и он изо всех сил пытался быть человеком широких взглядов.

Но… думать о том, что она сделала, было больно. Держать оружие в руке будет хуже. Гораздо хуже.

Девушка хотела спрятаться. Но не могла. Эта правда отказалась покинуть ее разум. Может, попробовать объяснить?

– Да, ты прав, но…

– Отлично! – воскликнул Адолин. – Отлично. Я приготовил защиту для лезвия, чтобы мы друг друга не поранили. Я оставил их на посту охраны. Сейчас принесу.

Миг спустя он уже вышел. Шаллан протянула руку к нему, и возражения умерли у нее на губах. Она поджала пальцы и поднесла руку к груди, где грохотало сердце.

– Мм, – загудел Узор. – Это хорошо. Это надо сделать.

Шаллан медленно прошлась через комнату к зеркальцу, которое повесила на стену. Посмотрела на себя: глаза широко распахнуты, волосы в полнейшем беспорядке. Девушка начала дышать быстро и прерывисто.

– Я не могу… Узор, я не могу быть этим человеком. Я просто не могу орудовать мечом. Притворяться блистательной дамой-рыцарем на башне, за которой кто-то должен следовать.

Узор тихонько загудел в тональности, которую она привыкла считать смятением, растерянностью, охватывающей существо одного вида, когда оно пытается постичь разум другого.

По лицу Шаллан тек пот, и, пока она глядела на себя, по виску сбежала капля. Что она ожидала увидеть в зеркале? Мысль о том, что она может сорваться в присутствии Адолина, усилила ее напряжение. Все ее мышцы натянулись, а поле зрения стало сужаться. Девушка видела лишь то, что располагалось прямо перед нею, и хотелось убежать, куда-нибудь уйти. «Хочу оказаться далеко отсюда. Нет. Нет, просто хочу оказаться кем-то другим».

Она метнулась прочь от зеркала и трясущимися руками отыскала свой альбом. Шаллан вырывала страницы, чтобы добраться до чистой, а потом вцепилась в свой угольный карандаш.

Приблизился Узор – парящий шар из переменчивых линий, жужжащий от беспокойства.

– Шаллан? Что случилось?

«Я ведь могу спрятаться, – думала она, рисуя в лихорадочном темпе. – Шаллан может сбежать и оставить кое-кого вместо себя».

– Это потому, что ты меня ненавидишь, – мягко проговорил Узор. – Я могу умереть. Или уйти. К тебе пришлют кого-то другого для уз.

В комнате послышался нарастающий высокий вой, и Шаллан не сразу поняла, что рождается он в ее собственной глотке. Каждое слово Узора было ножом в бок. «Нет, пожалуйста. Просто рисуй».

Вуаль. Вуаль без проблем возьмет в руки меч. У нее нет сломленной души Шаллан, она не убивала своих родителей. Она справится с этим.

Нет. Что сделает Адолин, если вернется и обнаружит в этой комнате совершенно чужую женщину? Он не знает про Вуаль. Линии, которые она рисовала, неровные и лишенные изящества из-за того, что карандаш дрожал, быстро приняли облик ее собственного лица. Но с волосами, собранными в узел. Эта женщина вела себя с достоинством, она не была такой взбалмошной, как Шаллан, не совершала непреднамеренно глупых поступков.

Эту женщину никто не прятал от мира. Она была достаточно крепкой и сильной, чтобы владеть этим мечом. Она была… как Ясна.

Да, неуловимая улыбка Ясны, хладнокровие и уверенность в себе. Шаллан обрисовала собственное лицо этими идеалами, создав его чуть более жесткую версию. Сможет… сможет ли она стать этой женщиной?

«Мне придется», – подумала Шаллан, втягивая буресвет из сумки, а потом выдыхая его облаком вокруг себя. Когда перемена свершилась, она встала. Ее сердцебиение замедлилось, девушка вытерла пот со лба и, спокойно расстегнув безопасный рукав, отбросила в сторону дурацкий кошель, надетый на кисть руки, а потом закатала рукав, разоблачив эту самую кисть, все еще в перчатке.

Сойдет. Адолин ведь не ждет, что она переоденется в наряд для тренировочного боя. Она собрала волосы в узел и закрепила шпильками из сумки.

Когда Адолин вернулся в комнату миг спустя, он обнаружил женщину, которая держалась с достоинством, спокойно и была… не совсем Шаллан Давар. «Ее зовут светлость Сияющая, – подумала Шаллан. – Ее будут называть только по титулу».

Адолин принес два длинных тонких куска металла, которые каким-то образом могли сплавляться с передней частью осколочного клинка, делая его менее опасным для использования в учебном бою. Сияющая изучила их критическим взглядом, а потом отвела руку в сторону, призывая Узор. Возник клинок длиной почти с нее.

– Узор, – объяснила она, – может изменять форму и способен затупить свой край до такой степени, чтобы он стал безопасным. Мне не потребуется такое неуклюжее устройство.

И действительно, край Узора пошел рябью и потускнел.

– Клянусь бурей, это удобно. Но мне все же понадобится одна из этих штук. – Адолин призвал собственный клинок – ему на это понадобилось десять ударов сердца, во время которых он повернул голову и посмотрел на нее.

Шаллан проследила за его взглядом и поняла, что в новом облике увеличила свой бюст. Не для него, разумеется. Она просто сделала себя больше похожей на Ясну.

Наконец-то появился меч Адолина. У него было более толстое лезвие, чем у ее оружия, заостренная часть была извилистой, а тупую украшали изысканные кристаллические выступы. Он приладил защиту к острому краю меча.

Сияющая выставила одну ногу вперед, а клинок подняла на уровень головы, держа двумя руками.

– Ого! – воскликнул Адолин. – Неплохо.

– Шаллан не зря провела так много времени, рисуя вас всех.

Адолин задумчиво кивнул. Он подошел и потянулся к ней, выставив большой палец и еще два. Она думала, принц поправит захват, но вместо этого Адолин прижал пальцы к ее ключице и чуть толкнул.

Сияющая попятилась и едва не упала.

– Боевая стойка, – объяснил Адолин, – это не просто великолепный вид на поле боя. Она объединяет в себе положение ног, центр тяжести и контроль над боем.

– Учту. И как же мне ее улучшить?

– Я пытаюсь это определить. Все, с кем мне раньше приходилось работать, пользовались мечом с юных лет. Я спрашиваю себя, как бы Зайхель изменил мое обучение, если бы я даже не прикасался к оружию до него.

– Судя по тому, что я о нем слышала, – съязвила Сияющая, – все бы зависело от наличия поблизости годных крыш, с которых можно спрыгнуть.

– Так он обучает владельца доспеха, – возразил Адолин. – А это клинок. Стоит ли мне обучить тебя дуэльным приемам? Или я должен показать тебе, как сражаются в армии?

– Светлорд Холин, меня устроит знание того, как не отсечь себе какой-нибудь придаток.

– Светлорд Холин?!

«Слишком официально. Точно». Сияющей полагалось так себя вести, но она могла себе позволить некоторую фамильярность. Ясна так поступала.

– Я всего лишь, – пояснила Сияющая, – пыталась проявить должное уважение скромного ученика по отношению к учителю.

Адолин хмыкнул:

– Да ладно. Нам этого не надо. Но послушай, вот что мы можем сделать с этой боевой стойкой…

На протяжении следующего часа Адолин дюжину раз вносил изменения в положение ее кистей, ее ступней и плеч. Он выбрал для нее базовую боевую стойку, которую она могла в конечном счете изменить, превратив в несколько официальных стоек – вроде тех, что относились к стилю ветра, который, по словам Адолина, полагался не столько на силу или длину рук, сколько на подвижность и мастерство.

Она не совсем поняла, зачем он принес металлические тренировочные рукава, ведь они вдвоем даже не обменялись ударами. Помимо исправления ее стойки десять тысяч раз, принц поведал о дуэльном искусстве. О том, как обращаться с осколочным клинком, думать о противнике, демонстрировать уважение к институтам и традициям дуэли как таковой.

Кое-что из услышанного было весьма практичным. Осколочные клинки – опасное оружие, потому Адолин показал, как держать меч, ходить с ним или заботиться о том, чтобы не задеть человека или вещь при случайном повороте.

Отдельные части его выступления носили более… мистический характер.

– Клинок – это продолжение тебя, – растолковывал Адолин. – Меч – нечто большее, чем просто оружие; это твоя жизнь. Уважай его. Он тебя не подведет – если ты проиграешь, то потому, что сама подведешь свой меч.

Сияющая стояла в позе, которая казалась ей весьма напряженной, держа клинок перед собой обеими руками. Она всего лишь два или три раза поцарапала Узором потолок; к счастью, в большинстве комнат Уритиру были высокие потолки.

Адолин жестом велел ей выполнить простой удар, который они отрабатывали. Сияющая подняла руки, чуть наклонила меч, а потом шагнула вперед и одновременно опустила его. Весь угол движения не мог составить больше девяноста градусов – это едва ли могло называться ударом.

Адолин улыбнулся:

– У тебя начинает получаться. Еще несколько тысяч повторений, и движения начнут казаться естественными. Но вот над твоим дыханием придется поработать.

– Над моим дыханием?

Он рассеянно кивнул.

– Адолин, – проворчала Сияющая, – заверяю тебя, я дышу – и успешно – всю свою жизнь.

– Ага, – согласился он. – Вот потому-то тебе и надо будет разучиться делать это.

– Как я стою, думаю и дышу. Мне трудно различить, что на самом деле важно, а что – часть особой культуры мечников и их суеверия.

– Все важно, – отрезал Адолин.

– Включая поедание курятины перед схваткой?

Он ухмыльнулся:

– Ну, наверное, кое-что можно отнести к личным причудам. Но мечи действительно часть нас.

– Я знаю, что мой – часть меня. – Сияющая уперла клинок в пол рядом с собой и положила на него защищенную руку в перчатке. – Нас связывают узы. Подозреваю, отсюда и произрастают традиции осколочников.

– Так по-научному. – Адолин покачал головой. – Тебе надо все это почувствовать. Впустить в свою жизнь.

Для Шаллан такая задача была бы несложной. А вот Сияющая предпочитала не чувствовать вещи, которые она тщательно не обдумала заранее.

– Ты подумал о том, – заявила она, – что твой осколочный клинок когда-то был живым спреном и владел им один из Сияющих рыцарей? Разве это не меняет твое отношение к нему?

Адолин посмотрел на свой клинок с прикрепленными защитными ножнами и положил поверх ее одеял.

– Я в каком-то смысле всегда это знал. И не считал его живым. Это глупости. Мечи не живые. Речь о том, что в них есть что-то особенное. Мне кажется, это потому, что я постигаю дуэльное искусство. Мы все об этом знаем.